| —77— те правила, которые Макарий формулировал на своих соборах, было бы несправедливо и что действительные представления о нем должны быть иные. На вопрос: с согласия или без согласия митрополитов епископы наши канонизовали святых к местному епархиальному празднованию, автор отвечает, что без согласия, и ссылается – во-первых, на молчание житий об испрашивании епископами у митрополитов этого согласия, – во-вторых, на пример церкви греческой (стр. 142 fin). Но едва ли можно признать положительный ответ автора, хотя, по отсутствию свидетельств, нельзя дать положительного ответа и в противоположном смысле. Об установлении местного празднования епископом говорит и всего одно житие (Леонтия Ростовского) и его молчание об испрошении епископом согласия у митрополита легко может быть изъяснено, как легко могло бы быть изъяснено молчание и нескольких или многих житий: испрошение согласия могло быть принимаемо за такое обычное дело, что было находимо странным и не нужным упоминать о нём, как и в настоящее время не упоминают о том, что само собой предполагается. Что касается до примера церкви греческой, то у автора в данном случае тот circulus curiosus, о котором мы говорили выше: он ссылается на пример церкви греческой, но пример этот создан им как заключение от примера церкви русской (стр. 54). Между тем допустить или предполагать, чтобы епископы не испрашивали дозволения у митрополита, представляется весьма маловероятным. Правило каноническое предписывает, чтобы епископы ничего важного не делали без ведома митрополита (Антиох. Соб. Пр. 9); канонизация святых, несомненно, принадлежит к числу дел важных. Почему же бы епископы наши совершали её без испрошения согласия у митрополита? В заключение замечаний о разбираемой второй главе сочинения должно быть сказано, что, изображая церковную обособленность русских областей одной от другой, чем условливалась местная, епархиальная, канонизация святых (стр. 146 sqq.), автор впадает в некоторое преувеличение. Обращаюсь к главе третьей, посвященной Макарьевским собором 1547 и 1549 годов. |
| Мы уже знаем из речи Грозного цель и побуждения этого обыска. Нам теперь следует обратить внимание на следующие вопросы: в чем состоял последний и как он производился? Епархиальные обыски состояли в том, что святители в порученных им епархиях „собирали каноны и жития и чудеса“ святых, которые необходимы были для их канонизации. Относительно второго вопроса – как производились эти обыски, мы находим в той же речи царя, что местные епископы собирали в этом случае каноны, жития и чудеса «по свидетельству тамо сущих жителей от священнического и иноческого чину и от боярска и от княжеска роду и всех богобоязнивых мужей и жен, где которой святой прославился и просиял добрыми делы и чюдесы.“ Черты, которыми в царской речи характеризуются эти обыски, как видим, выражаются очень общими словами, чтобы по ним можно представить полную и оживленную картину этих епархиальных обысков и выяснить их значение для канонизации. Но, на основании некоторых черт, которые дает нам речь Грозного, все-таки можно сделать заключение об этом их значении. Прежде всего, на основании указания Стоглава, можно сделать заключение, что обыск производился в очень широких размерах. К участию в нем были призваны все местные жители, которые могли сообщить те или другие сведения о святом. В своей речи к архиереям первого собора Грозный прямо говорит, чтобы они в своих епархиях собрали сведения о святых, подтвержденные „священными соборы и игумены и священно-иноки и ином и пустынники и князьми и боляры и богобоязнивыми люди». Затем, эти обыски не ограничивались только одним собиранием агиобиографических данных, но все собранное проверялось, или, по тогдашнему выражению, „свидетельствовалось». Каждый из святителей, говорится далее в речи царя, собирал „жития, каноны и чудеса тех великих святых новых чудотворцев по свидетельству тамо сущих жителей от священнического и иноческого чину и от боярска и от княжеска роду и всех богобоязнивых мужей и жен 448 . В чем же именно состояло это свидетельствование собранного агиобиографического материала „от тамо сущих жителей от священнического и иноческого чину и от боярска и княжеска роду», и как оно производилось? |
| Князь как раз и отправлялся в полюдье за сбором дани. В той же Лаврентьевской летописи, на которую ссылается И. Я. Фроянов, под 1158 г. говорится о пожаловании Андреем Боголюбским великокняжеской церкви Богородицы купленных слобод «з даньми " ». 1547 Доводы Л. В. Даниловой нас не убеждают, и мы продолжаем настаивать на своей «трактовке летописного сообщения под 1190 г.». Летопись не дает никаких оснований утверждать, будто «князь отправлялся в полюдье за сбором дани». Связывая полюдье с данью, исследователь вносит в летописный рассказ свой собственный домысел уже потому, что в этом рассказе о дани нет ни слова. Нельзя, конечно, отрицать сбор князем дани «в пределах своего княжества». Вопрос только в том, кто давал дань. Для нас не подлежит сомнению тот факт, что свободные общинники («люди») данью не облагались. На них возлагали кормления, они платили виры, продажи и, разумеется, полюдье. Дань же собиралась с несвободных, в частности со смердов, не принадлежащих «к главенствующей общности». 1548 Летописное известие о купленных Андреем Боголюбским слободах «з даньми» является ярким подтверждением уплаты дани зависимым людом. О крайней степени зависимости (близкой к рабству, либо рабской) населения слобод можно судить по тому, что эти слободы куплены. Допуская наличие данников в пределах Ростово-Суздальской земли, необходимо помнить, что отнюдь не дани были основным внутренним источником поступлений в княжескую казну и «скотницы» дружинников. «Седящема Ростиславичема в княженьи земля Ростовьскыя, роздаяла бяста по городом посадничьство Русьскым дедьцким, они же многу тяготу людем сим створиша продажами и вирами», – сообщает летописец. 1549 Значит, виры и продажи – вот что отягощало «людей» Ростовской земли. Сходные ситуации возникали и в других древнерусских землях. Одной из причин оскудения Киевской земли в конце XI в. были «возлагаемые» на людей продажи. 1550 «Творимые виры и продажи» стали Приметой времени для составителя Начального свода. 1551 Возвращаясь к полюдью, отметим, что в древнерусских источниках XII в. |
| В 1890-м году он выступил с рядом доказательств того положения, что автор диалогов о св. Троице, приписываемых в рукописях то св. Афанасию Александрийскому , то св. Максиму Исповеднику , есть никто другой, как тот же Аполлинарий Лаодикийский 1544 . – Диалоги, о которых идет речь, впервые были изданы Ф. Безой в 1573-м году в числе пяти: два первых из них направляются против аномеев, один против македониан и два против аполлинаристов 1545 . Впоследствии к этим пяти диалогам были присоединены еще два, направленные против македониан и заимствованные из числа Sermonum s. Athanasii contra diversas haereses 1546 . Если проследить судьбу этих семи диалогов в различных изданиях, то можно видеть, что в то время, как первые три неизменно, во всех изданиях, занимают первое место и предлагаются читателю в одном и и том же порядке, последние четыре находятся далеко не во всех изданиях и занимают не одно и тоже место. Так, в изданиях творений Афанасия Стефана Генриха и бенедиктинском 1547 совсем нет двух диалогов против македониан, впервые присоединенных Гарнье; в издании же творений Феодорита Кирского 1548 два последних диалога против македониан помещаются там, где в упомянутых изданиях св. Афанасия стоят диалоги против аполлинаристов, причем в издании Стефана совершенно нет первого диалога против аполлинаристов. Это явление Дрэзеке находит неслучайным: по его мнению, оно указывает на историю этих диалогов, свидетельствует о том, что первые три диалога служили „зерном», к которому в различные времена и в различном порядке присоединялись однородные им сочинения 1549 . Это „внешнее основание» для выделения трех первых диалогов в особое сочинение он подкрепляет следующими наблюдениями: 1) православный, который в 6-м и 7-м диалогах вооружается против аполлинаристов, совершенно иной, чем тот, который действует в первых трех; 2) манера автора 4 и 5 диалогов против македониан совершенно иная по сравнению с первыми тремя. В то время как в последних всё изследование начинается, продолжается и оканчивается в форме живого, непрерывного разговора, диалог 4-й открывается такою речью: πεστελαμεν τ σ συνσει τ παρν σνταγμα πρ το ναγνντα σε δοκιμσαι κα τ παρ τν αρετικν, τ τν Μακεδονου φρονοντων ερημνα κα τ παρ’ μν ντιθντα· τ μν ον π’ κενων τεθντα ν τ σχεδαρ τατ εσιν; затем, следуют десять глав, которые не могут быть названы диалогом в собственном смысле, и только с главы автор обращается к своей задаче и ведет разсуждение в диалогической форме. |
| 31 . Посмотри теперь на того истинного Еврея 1547 , Толкователя не сна, а истины и ясного видения. Кто из полноты Божества 1548 , из свободы небесной благодати пришел в эту телесную темницу 1549 , Кого не смогло изменить прельщение этого мира, не смог поколебать никакой подкуп земного наслаждения, Кто устоял, будучи искушаем 1550 , не угрожал, подвергшись нападкам; наконец, будучи схвачен прелюбодейной рукой Синагоги за одежду тела, совлекся плоти и восстал свободным от смерти. Блудница 1551 , не сумев удержать, оклеветала Его. Его не устрашила темница, не удержала преисподняя! Более того, Он Сам спустился туда, будто заслуживающий наказания, и освободил других; где с Него спали оковы смерти, там Он Сам снял оковы с умерших. 32 . Посмотри же на этого еврея, как он говорит начальнику евнухов, который впал в немилость у царя и которого Иосиф восстановил в его служении: Вспомни ты сам, когда хорошо тебе будет, и ты сотворишь мне милость, и напомнишь обо мне (Быт. 40. 14). Он повторил второй раз, потому что знал: тот не вспомнит, какого наказания он избежал, снова приняв власть. Напомнил дважды, потому что дважды избавил его 1552 , и если бы он не запомнил первого благодеяния, подумал хотя бы о последующем и не презрел бы своего спасителя, не оскорбил вероломной изменой. Но при благоприятных обстоятельствах быстро приходит забвение о благодеянии. Вернувшись к своей должности, он не вспомнил об истолкователе, но забыл его 1553 . Однако, хотя он забывал, Христос не забывал, но говорил ему, и через молодого раба 1554 говорил ему: «Вспомни ты сам…» – то есть: «Хотя бы путем рассмотрения своей должности вспомни, что ты тогда услышал. Но хотя теперь ты и забыл, вспомнишь обо мне позднее, чтобы избежать опасности, — ты, который забыл благодеяние». Однако, надмеваясь собственной властью, он не вспоминал. Да и что за власть такая — распоряжаться вином! Вот откуда все хвастовство: он был начальником евнухов, которые разливали вино в царские чаши. 33 . И случилось через два года (Быт. 41. 1). Может, я ошибаюсь относительно этого срока нашего евнуха, однако и время совпадает, ведь, после того как он вновь принял служение, в течение двух лет он и не вспомнил, но ему напомнили. Ибо тот, кто не поверил своему сну, понял, что и само царство в этом мире было сном; узнал, что и цари видят сны и власть царей не вечна. Но пусть скорбь быстро минует это место, чтобы не усилиться ей самим упоминанием: мне не нравится вспоминать ни о своей речи, что излилась тогда по причине скорби и вырвалась из–за поношения, причиненного Церкви 1555 . |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла ГАРДИНЕР [англ. Gardiner] Стефан (ок. 1483, Бери-Сент-Эдмундс, Вост. Англия - 12.11.1555, Лондон), еп. Уинчестерский, гос. и церковный деятель. В 1511-1520 гг. учился в Кембриджском ун-те (в Тринити-Холл). Получил степень доктора гражданского (1520) и канонического (1521) права. Был приглашен учителем к сыну герц. Норфолкского, а в 1524 г. стал секретарем кард. Томаса Уолси и сопровождал его в дипломатических миссиях к кор. Франции Франциску I (1527) и папе Клименту VII (1528-1533). Секретные переговоры касались расторжения брака кор. Генриха VIII и Екатерины Арагонской. Был архидиаконом в Тонтоне, Норфолке (с 1529), в Лестере (1531), королевским секретарем; в нояб. 1531 г. стал епископом Уинчестерским. В 1531-1532 гг. продолжал выполнять дипломатические поручения Генриха VIII. Присутствовал при объявлении аннулирования брака Генриха VIII с Екатериной Арагонской (май 1533), участвовал в коронации Анны Болейн (июль 1533). Однако, когда король провозгласил себя духовным главой Церкви, Г. выразил несогласие и оставил пост секретаря, удалившись в свой диоцез. Он был вызван в суд, но после того как формально признал незаконность папских притязаний на власть над Церковью Англии (февр. 1535) и опубликовал кн. «Об истинном послушании» (De vera obedientia. L., 1535), где обосновал право королей и князей быть главами национальных Церквей, дело было прекращено. Г. вернул себе расположение кор. Генриха VIII и постарался отговорить его от создания союза с монархами-протестантами. Г. стремился сохранить в Церкви Англии католич. вероучение. Он был инициатором создания т. н. Шести статей - документа, в к-ром сохранялись учение о транссубстанциации , причастие под одним видом, целибат священников и тайная исповедь. Г. никогда не прерывал связей с Кембриджем: в 1525-1549 и в 1553-1555 гг. он был главой колледжа Тринити-Холл. В 1540 г. избирался также канцлером Кембриджского ун-та. После смерти Генриха VIII и восшествия на престол кор. Эдуарда VI (1547) Г. был выведен из членов Гос. совета и получил разрешение вернуться в свой диоцез. Эдуард VI пошел по пути радикальной реформации, и Г., отказавшийся изменить свои взгляды, в 1548 г. был заключен в Тауэр. В дек. 1550 г. он предстал перед судом, в февр. следующего года был лишен сана епископа и снова отправлен в Тауэр, где и пребывал до смерти Эдуарда VI в 1553 г. Одновременно с ним в Тауэре находились герц. Норфолкский и дочь Генриха VIII от Екатерины Арагонской Мария Тюдор , буд. королева. |
| Центром лютеран. оппозиции интериму стал Магдебург, где публиковались многочисленные критиковавшие его памфлеты и собирались оппозиционно настроенные лютеран. проповедники. Меланхтон, после смерти Лютера в 1546 г. являвшийся неформальным лидером виттенбергских лютеран. теологов и проповедников Саксонии, был готов пойти на уступки в обрядовых вопросах, однако считал недопустимым компромисс в сфере вероучения. Заручившись поддержкой Морица Саксонского, который принял Аугсбургский интерим лично, но не стал принуждать к его принятию своих подданных, Меланхтон составил в качестве альтернативы Аугсбургскому интериму Лейпцигский интерим, в к-ром вероучительные положения были изложены в строго лютеран. духе, а во мн. обрядовых вопросах предлагалось вернуться к прежним католич. практикам. В 1549 г. этот документ получил силу закона на территории Саксонии, однако и у него было значительное число противников среди лютеран. теологов, упрекавших Меланхтона в измене религ. идеалам Лютера. В ходе развернувшейся религ. полемики сторонники Меланхтона стали называться «филиппистами», а противники - «гнесиолютеранами», т. е. подлинными лютеранами. Раскол среди лютеран, начавшийся со споров вокруг интеримов, был преодолен лишь после принятия Формулы Согласия в 1577 г. Следствием попыток имп. Карла V насильственными методами добиться подписания интерима на территории Германии стала новая консолидация лютеран. оппозиции. Мориц Саксонский постепенно отдалялся от императора; в 1551-1552 гг. он заключил направленные против Карла V военные союзы с несколькими северогерм. князьями и с кор. Франции Генрихом II (1547-1559). Весной 1552 г. объединенная армия протестант. князей изгнала имп. войска из Юж. Германии и дошла до Тироля. В июне 1522 г. имп. Карл V был вынужден согласиться на заключение с лютеран. князьями Пассауского договора: в обмен на прекращение военных действий и расторжение их союза с Францией он обещал освободить курфюрста Иоганна Фридриха и ландграфа Филиппа, отменить Аугсбургский интерим, предоставить лютеран. |
| Эти три направления, как и все вообще явления культурной жизни общества, должны быть поставлены в теснейшую связь с общими условиями исторической жизни русского общества, среди которых, на ряду с моментами чужеземного культурного влияния, должны занять свое место и причины политического характера. С последними особенно приходится иметь дело, говоря о первом из этих направлений – стремлений консервативного характера. Стремление это имело своею причиною политическое объединение всей Руси вокруг Москвы. Объединение это, как известно, почти закончилось к XVI веку, и Москва явилась центром общерусской государственной жизни. Этот факт нашей истории В. О. Ключевский формулирует так: «завершение территориального собирания северо-восточной Руси Москвой превратило Московское княжество в национальное великорусское государство и таким образом сообщило великому князю московскому значение национального великорусского государя». 592 Результатом этого политического объединения русских областей было, во-первых, национальное самовозвеличение московских политиков, выразившееся в ряде соответствующих фактов: 593 во-вторых, – стремление продлить объединение и подальше внешних, политических отношений отдельных областей, ныне связанных в единое государственное целое, – продлить это объединение и на другие стороны культурной жизни: право, религию, быт, литературу. И вот начинаются попытки такого полного объединения русской земли: в области права уже в конце XVI века (1497 г.) появился Судебник Uoahha III , имевший целью установление обязательных общерусских правовых норм; в 1550 г., при Иоанне IV, этот Судебник пересматривается вновь. В области религии предпринимается канонизация русских святых: соборы 1547 и 1549 гг., рассмотрев данные о жизни святых в разных местах Руси, установили общерусское поклонение для большинства их, оставив местное поклонение лишь очень немногим. 594 Мера эта имела далеко не только узкое церковное значение: канонизация показала, что Москва относится со вниманием к духовной жизни составляющих её областей, что их лучшие предания находят у неё сочувственные отклики. Соборы, правда, осторожно отнеслись к составлению канона русских святых: «свидетельствовали» все сведения о жизни, деятельности и чудесах местных святых и лишь после такой проверки утверждали всероссийское поклонение отдельным местным святым. Таким образом, акт канонизации был укреплением отдельных местных религиозных традиций, приданием им общегосударственной важности и вместе с тем как бы подведением итогов религиозной жизни Руси в период раздробления и обособления составных её частей. |
| И наконец, – что должно было относиться не в одному только его правлению, но составлять обновление земли и на всё последующее время, – приказал исправить судебник своего деда и написать великие заповеди (относительно устройства суда), чтобы этот суд был праведен и безпосулен во всяких делах 1589 . Государь несколько замедлил с этим празднеством своего рода новолетия, как нужно думать, потому, что, с одной стороны, предложение митрополита принять царский венец застало его врасплох, так что он не сразу мог собрать свои силы, чтобы на деле осуществить своё намерение стать новым человеком. А с другой стороны – потому, что он желал явиться перед представителями народа окружённый ореолом военной славы, для чего предпринял два похода под Казань (с 11 Декабря 1547 по 7 Марта 1548 года и с 20 Ноября 1549 по 25 Марта 1550 года, оба окончившиеся, впрочем, неудачно). Помышлял было государь и об ином обновлении России, именно – о вещественном обновления её промышленного быта через вызов из западной Европы всякого рода мастеров и ремесленников. Но эти его помышления остались не осуществлёнными 1590 . Итак, митрополит Макарий, не имевший возможности быть воспитателем Ивана Васильевича, оказал государству величайшую услугу тем, что совершил нравственное исправление Ивана IV, подействовав на его благородное честолюбие. Что он возложил царский венец на Ивана Васильевича, само по себе это не составляет его особенной заслуги, ибо венец этот государи наши возложили бы на себя и без него; но что он поспешил возложить его на Ивана Васильевича, в намерении благодетельно подействовать на последнего, в чём и не обманулся, это должно быть признаваемо за несомненную и очень важную заслугу 1591 . Возлагая царский венец на Ивана Васильевича, Макарий помышлял в отношении к государству о том, чтобы совершить нравственное исправление государя. Но вместе с этим царским венцом у него соединены были и чрезвычайно важные помыслы церковные. Судьбами Божьими нашему русскому государству предназначена была высокая роль стать третьим православно-христианским царством. |
| Интересно также мнение, сформулированное профессором A B. Карташевым: «При отсутствии книгопечатания – это драгоценное «собрание», конечно, не могло иметь прикладного утилитарного значения. Это была библиотека-уникум, доступная лишь очень небольшому привилегированному кругу лиц, живущих в столице» 86 . Но, думается, такую задачу и не ставили в середине XVI в. 87 Памятники письменности, собранные в Минеях, уже бытовали на Руси, а если ощущался недостаток в русских агиографических памятниках, то он восполнялся традиционным для того времени рукописным способом. Великие Макарьевские Четьи-Минеи и Макарьевские Соборы 1547, 1549 гг., на которых были канонизированы русские святые, взаимосвязаны между собой; это –аккумуляция письменности и толчок к её последующему развитию. В это время создается множество житий русских святых или их новых редакций, служб, похвальных слов 88 , появляется типологически новая по своему содержанию книга, сверстница Великих Миней – Книга новых чудотворцев (так тогда называли новоканонизированных и вообще всех русских святых) в ней содержатся службы, жития, похвальные слова русским святым. Подобные сборники, начиная с середины XVI в., получают широкое распространение в древнерусской книжности 89 . Памятями русских святых в это время пополняется Пролог 90 . Высокий культурный подъём, который наблюдается в это время в русской письменности, иконописи, архитектуре и т.д., позволяет говорить о сопоставимости духовно-культурных процессов на Руси времени митрополита Макария и в Болгарии времени патриарха Евфимия 91 . Исследователи сравнивают митрополита Макария с византийским писателем X в. Симеоном Метафрастом , перелагателем житий святых. Современники святителя сравнивали его с египетским царем Птоломеем Филадельфом, при котором была переведена Библия с еврейского языка на греческий, а его усердие – с трудолюбием пчелы. Говоря о влиянии и значении Великих Миней, следует отметить, что духовное собирание Русской земли, начатое через работу над Минеями, имело продолжение. «Макарьево стремление снабдить Русское государство историческими материалами не закончилось составлением Великих Миней. В последние годы жизни Макарий создал и другое, более компилятивное произведение – Степенную книгу царского родословия» 92 . |
|
|
