| Слава Тебе за то, что Ты окружил нас тысячами Твоих созданий; Слава Тебе за глубину Твоего разума, отпечатленного во всем мире; Слава Тебе, благоговейно целую следы Твоей незримой стопы; Слава Тебе, зажегшему впереди яркий свет вечной жизни; Слава Тебе за надежду бессмертной идеальной нетленной красоты; Слава Тебе, Боже, во веки. Кондак 4 Как Ты услаждаешь думающих о Тебе, как животворно святое Слово Твое, мягче елея и сладостнее сот беседа с Тобой. Окрыляет и живит молитва к Тебе; каким трепетом тогда наполняется сердце, и как величава и разумна становится тогда природа и вся жизнь! Где нет Тебя — там пустота. Где Ты — там богатство души, там живым потоком изливается песнь: Аллилуия! Икос 4 Когда на землю сходит закат, когда воцаряется покой вечного сна и тишина угасающего дня, я вижу Твой чертог под образом сияющих палат и облачных сеней зари. Огонь и пурпур, золото и лазурь пророчески говорят о неизреченной красоте Твоих селений, торжественно зовут: пойдем к Отцу! Слава Тебе в тихий час вечера; Слава Тебе, излившему миру великий покой; Слава Тебе за прощальный луч заходящего солнца; Слава Тебе за отдых благодатного сна; Слава Тебе за Твою благость во мраке, когда далек весь мир; Слава Тебе за умиленные молитвы растроганной души; Слава Тебе за обещанное пробуждение к радости вечного невечернего дня; Слава Тебе, Боже, во веки. Кондак 5 Не страшны бури житейские тому, у кого в сердце сияет светильник Твоего огня. Кругом непогода и тьма, ужас и завывание ветра. А в душе у него тишина и свет: там Христос! И сердце поет: Аллилуия! Икос 5 Я вижу небо Твое, сияющее звездами. О, как Ты богат, сколько у Тебя света! Лучами далеких светил смотрит на меня вечность, я так мал и ничтожен, но со мною Господь, Его любящая десница хранит меня. Слава Тебе за непрестанные заботы обо мне; Слава Тебе за промыслительные встречи с людьми; Слава Тебе за любовь родных, за преданность друзей; Слава Тебе за кротость животных, служащих мне; Слава Тебе за светлые минуты моей жизни; |
| Радуйся, селение Бога и Слова. Радуйся, святая святых большая. Радуйся, ковчеже, позлащенный Духом. Радуйся, сокровище живота неистощимое. Радуйся, честный венче царей благочестивых. Радуйся, честная похвало иереев благоговейных. Радуйся, Церкве непоколебимый столпе. Радуйся, Царствия нерушимая стено. Радуйся, Еюже воздвижутся победы. Радуйся, Еюже низпадают врази. Радуйся, тела моего врачевание. Радуйся, души моея спасение. Радуйся, Мати Молебнице, Милостивая о нас пред Богом Предстательнице. Кондак 13 О Всепетая Мати, Госпоже Дево Богородице, рождшая всех святых Святейшее Слово! Приими милостиво сие малое приношение наше и Сыну Твоему принеси, да избавит нас от всех бед и напастей и будущия измет муки, о Тебе вопиющих Ему: Аллилуиа. [Сей кондак глаголется трижды.] [Далее повторяем 1е икос и кондак:] Икос 1 Ангел множество и вся Силы Небесныя Тебе, честнейшую Херувим и славнейшую без сравнения Серафим, небесными гласы непрестанно величают. Мы же, грешнии, ангельстей песни подражати дерзающе, со умилением поем Ти: Радуйся, Еюже радость возсияет. Радуйся, Еюже клятва изчезнет. Радуйся, падшаго Адама воззвание. Радуйся, слез Евиных избавление. Радуйся, высото неудобовосходимая человеческими помыслы. Радуйся, глубино неудобозримая и ангельскима очима. Радуйся, яко еси Царево седалище. Радуйся, яко носиши Носящаго вся. Радуйся, Звездо, являющая Солнце. Радуйся, утробо Божественнаго воплощения. Радуйся, Еюже обновляется тварь. Радуйся, Еюже покланяемся Творцу. Радуйся, Мати Молебнице, Милостивая о нас пред Богом Предстательнице. Кондак 1 Взбранной Воеводе Владычице нашей Богородице, милостиво икону Свою пречудную нам даровавшей и вся верныя чада Церкве просветившей, благодарственное приносим пение. Ты же, о Царице небесе и земли, Сына Твоего о нас умоли и от всяких бед избави, да с радостию зовем Ти: Радуйся, Мати Молебнице, Милостивая о нас пред Богом Предстательнице. Молитва О Пречистая Госпоже Владычице Богородице, Надеждо нашего спасения! Воззри милостивно на предстоящия с верою и любовию и покланяющияся пречистому образу Твоему: приими наше хвалебное пение сие и пролей теплую Твою молитву о нас, грешных, ко Господу, да, презрев вся наша согрешения, спасет и помилует нас. О Предивная Владычице! Покажи на нас чудныя милости Твоя. Молим Тя умиленно: избави нас от всякия скорби, настави на путь всякия добродетели и благостыни, спаси от искушений, бед и болезней, изми от нас оклеветания и ссоры, сохрани от молниеноснаго грома, от запаления огненнаго, от глада, труса, потопа и смертоносныя язвы: подай нам Свою милостивную помощь на пути, в мори и на суше, да не погибнем люте. О Всемилостивая Мати, с твердым упованием возсылаем к Тебе нашу смиренную молитву! Не отрини наших слез и воздыханий, не забуди нас во вся дни живота нашего, но всегда пребывай с нами и Твоим заступлением и ходатайством у Господа подаждь нам отраду, утешение, защиту и помощь, да выну славим и величаем преблагословенное и всепетое имя Твое. Аминь. Рекомендуем молитвы |
| Не люблю читать надгробных надписей; вечно то же. На плите подле меня лежал недоеденный бутерброд: глупо и не к месту. Скинул его на землю, так как это не хлеб, а лишь бутерброд. Впрочем, на землю хлеб крошить, кажется, не грешно; это на пол грешно. Справиться в календаре Суворина. Надо полагать, что я долго сидел, даже слишком; то есть даже прилег на длинном камне в виде мраморного гроба. И как это так случилось, что вдруг начал слышать разные вещи? Не обратил сначала внимания и отнесся с презрением. Но, однако, разговор продолжался. Слышу — звуки глухие, как будто рты закрыты подушками; и при всем том внятные и очень близкие. Очнулся, присел и стал внимательно вслушиваться. — Ваше превосходительство, это просто никак невозможно-с. Вы объявили в червях, я вистую, и вдруг у вас семь в бубнах. Надо было условиться заранее насчет бубен-с. — Что же, значит, играть наизусть? Где же привлекательность? — Нельзя, ваше превосходительство, без гарантии никак нельзя. Надо непременно с болваном, и чтоб была одна темная сдача. — Ну, болвана здесь не достанешь. Какие заносчивые, однако, слова! И странно и неожиданно. Один такой веский и солидный голос, другой как бы мягко услащенный; не поверил бы, если б не слышал сам. На литии я, кажется, не был. И, однако, как же это здесь в преферанс, и какой такой генерал? Что раздавалось из-под могил, в том не было и сомнения. Я нагнулся и прочел надпись на памятнике: «Здесь покоится тело генерал-майора Первоедова… таких-то и таких орденов кавалера». Гм. «Скончался в августе сего года… пятидесяти семи… Покойся, милый прах, до радостного утра! » Гм, черт, в самом деле генерал! На другой могилке, откуда шел льстивый голос, еще не было памятника; была только плитка; должно быть, из новичков. По голосу надворный советник . — Ох-хо-хо-хо! — послышался совсем уже новый голос, саженях в пяти от генеральского места и уже совсем из-под свежей могилки, — голос мужской и простонародный, но расслабленный на благоговейно-умиленный манер. — Ох-хо-хо-хо! — Ax, опять он икает! — раздался вдруг брезгливый и высокомерный голос раздраженной дамы, как бы высшего света. — Наказание мне подле этого лавочника! — Ничего я не икал, да и пищи не принимал, а одно лишь это мое естество. |
| Сия бо мне жезл и палица, поддержащая иго скорби моея, сия действова и действует и воздействует благодатная о мне. Сия мне в печали утешение, в скорбех прохлаждение, во унынии сладость, в темнице свет, во тесноте пространство, от враг забрало 1351 , от стрел щит, в болезнех души и телеси пластырь и вкупе столп крепости от лица вражия. И верую и уповаю, яко и из самыя глубины ада может мя свободити. Отсюду аще во юзилищи, аще на суде, аще во испытании не есмь един, но молитва отец моих со мною, еюже умоляем, милост Господь да не отимет благодати своея от Мене в начало испытанна, в среду подвиг, в конец совершения, но да предстанет, поможет, избавит от всех видимых и невидимых враг и спасет милости ради своея пребогатыя, яко благ и милосерд, за славу имене святаго своего, за свят молитв отец моих и братии. Вас же, о, святейшее отеческое собрание и братское преподобное сочленение и христорадных сирот благоговейное совокупление, всекрасное пустынное украшение, всечистое целомудрия блистание, всекрасный девства цвет, мироблаговонное чистоты приятелище 1352 , сладкоуханное добродетелей сокровище, одушевленный Божия саждения рай. Киима очима воззрю, киима ноздрема обьюхаю 1353 , которыма устнама целую, которыма рукама обиму, кия теплыя слезы пролию, кия сладостнейшия умиленныя глаголы провещаю, которая коленокланяния усугублю! Всеми сими всякаго – и обще всех, и единого когождо – целую, поклоняюся, удвояю и утрояю и от сладости не насыщаюся и насытится не могу. Теплоизлиянием слез краткость (за маловременство) слова замыкаю. На землю пад, свят стопы вашя, персть носящую, пустыню вмещающую, горы, холми и удолия 1354 целую и премножественне поклоняяся, челом бья, глаголю: «Добре домове твои, Иякове, и кущи твои, благословени вы Господеви, сотворшему небо и землю, да будет Господь благословен отныне и до века. Молю ваше отеческое преподобие, присных моих сих благодетелей и в нуж неоскудных питатель, в странновитании 1355 призрите милост ради Владыки и нашего ради непотреб прош . Отеч благослов и молит и прощ со слез прося, непотребный и окаянный юз до лиц зем всем поклан , премнож паки чел бью. Июня. 3 |
| Но великое светило – первоначальный чистый ум, омраченный облаком лести от духа тьмы, и затемненный отпадением от Бога, в настоящем состоянии уже не имеет такой чистоты света, чтобы мог непогрешительно все знамения Божественной истины познавать, и по оным безошибочно прямой путь жизни показывать, ни столько силы, чтобы мог располагать волю к выполнению как внутреннего, первоначально напечатленного, в сердце закона Божия, так и внешнего, в положительных заповедях состоящего. Меньшее светило – чувства, воображение и чувственное воззрение ныне восхищают власть над разумом, отвлекая от горнего, пригвождают помышления его к дольнему миру и делают мрачным, блуждающим светилом по стихиям мира, а не путеуказателем правого пути жизни по закону Божию. При взгляде на творение 5-го дня, в который сотворены рыбы, птицы и все, плавающее в воде и летающие в воздухе, довольно заметить, что как вода есть первообразная, плодотворная стихия ( 2Пет.9:5 ), своею тонкостью и прозрачностью имеет большее сходство с воздухом, нежели с землею: то она, по творческому слову, и служит наперед производительною стихией собственно водных животных, рыб и других морских чудовищ, воздушных птиц и имеющих крылья насекомых, равно способных жить в той и другой стихии земноводных животных. Поскольку вода в 3-й день отделена от земли, как особая самостоятельная, постоянная стихия, по утверждению землеописателей, втрое превосходящая пространством землю: то по особому свойству обитающих в ней существ, приспособленных образом жительства и употребления пищи к свойству воды, они в производительном действии и составляют особый предмет творения 5-го дня. Конечно малый мир, человек, как отдельное, ограниченное в составе, свойствах и силах существо, совершенно не исчерпывает беспредельного разнообразия существ, наполняющих не только небо, но и воды и землю; поэтому и нравственное применение дел творения к человеку близко и сообразно может быть только отчасти, в одном каком-либо отношении. Так – при воззрении на дела творения 5-го дня, в который Бог сотворил в воздухе птиц, в водах рыб, на земле земноводных животных и пресмыкающихся, и преисполнил воздух и воды бесчисленными родами и видами животных, применяя это творение к малому миру существа нашего, можем разуметь и чувствовать, что и в нашем существе есть земноводное, пресмыкающееся, – это земные помышления, плотские расположения, чувственные желания и действия, влекущие нас к земле и к жизни земной, дольней; но есть в нас пернатые, – особенно из водной стихии умиленных слез, очищенного чувства и благоговейного созерцания порождаемые, – это выспренние, духовные помыслы о Боге, о существе и делах Божиих, о духовном существе, свойствах и назначении души, о стяжении мудрости, благочестия и добродетели для спасения своего и ближних. |
| При таком случае происходит у них замена одного дела другим. Такие религиозные эстеты обычно уходят из храма во время богослужения, если просто действует священнослужитель, если не поет любимый ими хор, если хор не исполняет нравящихся им мотивов. Здесь мы таким образом встречаемся с вопросом: неужели эстетика и искусство не соединимы с молитвой? Ригористы протестанты так и признают, что они не соединимы. Но что искусство и красота допустимы в христианском богослужении и молитве, это с древних времен утвердительно показала нам церковная практика, и так же утвердительно решил седьмой вселенский собор. Сам Спаситель есть красен добротою паче сынов человеческих ( Пс. 44:3 ). Псалмопевец говорит о себе, что он одного просит у Господа: именно, чтобы ему постоянно пребывать во святом храме и созерцать красоту Господню ( Пс. 26:4 ). Прекрасное много содействует рождению высоких мыслей и добрых чувств. Однако, что искусство в богослужении должно иметь свои границы, это также определенно выражено церковною практикой и собором. Красота и искусство допустимы в молитве постольку, поскольку они не мешают, а помогают существу молитвенного дела. Если у священнослужителя выразительная красота его возглашений выходит просто, естественно, означая собою наличные его душевные состояния, если участник молитвы, умиленный красотою богослужения, с благоговейным смирением чувствует при этом присутствие Божие, то оба они находятся у цели. Искренность и простота составляют собою более существенную принадлежность молитвы, чем красота в каком бы то ни было виде, и потому известнейшие своим молитвенным духом архипастыри и пастыри наши более являют собою бесхитростной простоты, чем художественной красоты. В деле своего религиозно-нравственного совершенствования человек входит, с одной стороны, в соприкосновение с миром, и с другой стороны – в общение с Богом. При таких соотношениях у человека, пекущегося о своем спасении, обнаружиться должны, с одной стороны, добродетельная чистота совести, а с другой стороны – дерзновенная молитва . |
| Учитель, впрочем, вовсе не скрывает этих шипов. Он часто Сам говорит об узком пути, по которому должны пройти Его последователи к вратам Царства. Он говорит, что Царство это достигается усилием; только употребляющие усилие его восхищают. Он открыто предвещает Своим последователям страдания, много страданий... Он даже часто упоминает о страшном, позорном и отвратительном орудии пытки и смерти – кресте для Своих учеников, и им по временам кажется, что слова эти больше, чем просто сравнение. Наконец, Он прямо требует от тех, кто идет за Ним, чтобы они возненавидели своих отцов, матерей, жен и детей, а главное и самое страшное – самую жизнь свою. И Иуда знает, что требование это – не просто слова, потому что Учитель никогда не говорит только для того, чтобы говорить, и все слушающие знают, что каждое Его слово должно стать делом и в Его, и в их жизни. И оттого каждое слово звучит радостно и страшно... И чем менее грубо, чем утонченнее и духовнее понимает Иуда эти слова о ненависти, тем страшнее они ему кажутся... Иуда наблюдал за лицом Учителя. Выражение его менялось. Иуда видел его строгим, спокойным, внимательным, нежным, задумчивым, грустным, страшным, гневным, видел, как по нему текли слезы... Но никогда, никогда не видел Иуда Учителя смеющимся. И даже никогда не заметил улыбки у краев прекрасных, тонких, ярко очерченных губ... Иуда заметил, что не он один где-то в самой своей сокровенной глубине изменился в своем отношении к Учителю. Он видел, что многие, кто шел за Учителем, теперь уже не ходят, другие, прежде такие восторженные, отдавшиеся Учителю сполна, хотя по-прежнему сочувственны и даже благоговейны, но гораздо сдержаннее, осторожнее, точно боятся восторгаться, и боятся не кого-нибудь извне, а боятся как будто самих себя. Иуда любит посещать вместе с Учителем дома, в которые их приглашают. Ему нравится этот розовый, ясный свет, который Учитель вносит с Собою в каждую горницу и от которого все кругом загорается и розовеет. Его волнуют и бесконечно трогают эти восторженные и умиленные лица растерявшихся от радости хозяев, эти простые слова и эта простая вера... |
| Икос 10 Стена еси крепкая обители Твоей, якоже и всему миру, ограждающая нас от врагов досаждения, верою и любовию чтущих Тя, честному образу Твоему покланяющихся и приносящих тепле благодарения таковая: Радуйся, чистоты девства и целомудрия сердца ревнителей в любовь Своего сердца приемшая; радуйся, печаль и обиду от мира в небесную радость по вере преложшая. Радуйся, вдов и сирот заступление, радуйся, домашних церквей охранение. Радуйся, сласти земныя презирати нас научающая; радуйся преходящая блага мира греховнаго ни во чтоже вменяти побуждающая. Радуйся, скорая Утешительнице и Целительнице, любовь Свою и милосердие нам являющая. Кондак 11 Пение архангельское умиленно приносим Ти, Богородице Дево: «Радуйся, Благодатная Марие, Господь с Тобою, благословенна Ты в женах!» – обаче и тако величия славы Твоея объяти не мним, высота бо еси неудобовосходимая человеческому помыслу и глубина неудобозримая и ангельскому очеси. Кий язык восхвалит Тя, кое слово возвеличит, познавая убо таковыя немощи наша? Темже трепетно вопием рожденному от Тебе Божественному Слову: Аллилуиа. Икос 11 Яко светоносная свеща, явися святая икона Твоя, Владычице и Мати Света, свет благодати небесныя всем излиявшая, пред неюже мы благоговейне предстояще взываем Ти: Избави грады и веси, домы и нивы наша от всякаго вреда и зла, да со благодарением непрестанно воспоем Ти: Радуйся, удары грома и молнии от нас отводящая; радуйся, от сухости, глада, червя и иныя пагубы вертограды и нивы наша спасающая. Радуйся, от огненнаго запаления и зловредных поветрий нас орошающая; радуйся, от глада и смерти напрасныя нас свобождающая. Радуйся, путешествующим по суше и морю вспоможение крепкое; радуйся, язв душевредных и болезней телесных врачевание верное. Радуйся, скорая Утешительнице и Целительнице, любовь Свою и милосердие нам являющая. Кондак 12 Благодать Твою свыше подаждь нам, Богоблагодатная Дево; до последних дней мира святую обитель Твою сохрани; восхотевшим в ней жити путь добр к небеси укажи; любовь и терпение со страхом Господним стяжати, в сердцах умудри, да со ангелы и всеми святыми воспоют Предвечному Богу: Аллилуиа. |
| Когда Господь предлагал мне милость, я, безрассудный, не хотел слушать Его, и вот совершенно справедливо Он отвращается от меня. Тогда со гневом скажут мне Ангелы: теперь уже не время покаянию, о несчастный! Теперь время воздаяния: утешение ныне уже не имеет силы, бесполезны и слезы покаянные, только слезы от мучения ныне льются потоком; не слышно здесь умиленных воздыханий обращения, а слышны одни рыдания бесконечные… Иди же, получай горькое и тяжкое воздаяние за дела свои, горя в пламени, как вещество нечистое, служи пищею геенны неугасимой и червия неусыпающего! Наслаждайся, как сын тьмы, тьмою вечною, которую ты сам возлюбил, веселись, глядя на мрачные образы демонов, за то, что ты сам отвратился от Света Присносущного! Вот там-то будет плач нескончаемый, будет болезненный скрежет зубов! Горе мне, горе мне, душа моя. Ты воззришь на Судию неподкупного, когда Архангелы будут предстоять Ему в благоговейном страхе слуг Божиих, когда люди будут стоять в трепете пред Страшным Судилищем Создателя всех, и будет тогда Суд без милости — не сотворившим здесь милости! Что тогда скажу я в свое оправдание, душа моя, когда буду рыдать и ни в ком не найду себе защитника! Видишь свои грехи, видишь долги неоплатные, — подумай же о грядущем Суде! Пока еще есть время, воздыхай, плачь, чтобы получить прощение своих согрешений, дабы не застал тебя последний час неготового, в нераскаянности, в служении страстям! Что мне сказать тогда, душа моя, когда я буду рыдать, в отчаянии поверженный на земле, когда приидут за тобою Ангелы, и овладеет тобою страх и трепет несказанный, и будешь ты горько воздыхать, помышляя о том, что ты делала, а оправдаться в делах своих будешь не в состоянии! И увидишь ты бесчисленное множество Ангелов, и приступит к тебе несчетное множество демонов; с одной стороны человеколюбивые Ангелы Божии, с другой — человеконенавистные демоны, и будешь ты часто обращать взоры туда и сюда, и не будет никого, кто мог бы тогда защитить тебя и избавить от демонов… Покайся же, не медли, спеши, пока не настал для тебя оный грозный час, — сбрось с себя бремя греховное! Приди в сокрушение сердечное, душа моя, брось служение страстям и постарайся проводить жизнь в покаянии, дабы не похитила тебя внезапно, как лев рыкающий, смерть безжалостная!.. |
| Не помешают ли ходатайству Ея наши внутренняя нужды, наши греховные слабости, наши преткновения и падения, нестроения и преступления? Бывши посреди нас, Она все видела, видела не только наружные наши поступки и действия, но зрела и тайные наши мысли и расположения. А каково это в нас? Нечего таить: неправо, нечисто, растленно, преступно. Как же благодатной Посетительнице ходатайствовать за преступников? Разве не привнесет ли что к ходатайству о нас Пречистой препровождение нами времени в видимое присутствие Ее среди нас? Что видела, что слышала, что обретала Пречистая в это время пред Собою и окрест Себя? Видела непрестанно молящихся, слышала их молитвы, молитвенное служение, песнопение, воздыхание, зрела Себя непрестанно окруженною усердствующими и усердием преносимою из места в место, из дома в дом, из жилища в жилище, преносимою для благословения, для освящения, для благодатного приосенения. Все это истинно: во все время пребывания у нас Пречистой, мы непрестанно чествовали, прославляли, величали Владычицу: чествовали приношениями, прославляли песнопением, величали коленопреклонением и благоговейным лобзанием. О! если бы все это было достойно Царицы небесной: тогда все было бы благоволительно Ею принесено в ходатайственную о нас жертву пред Престолом Триипостасного. Но все ли это совершаемо было достойно ублажения Той, Которую воспевают лики Ангелов? Ведаем ли мы, что наше пение большею частию есть только пение языка без чувства, наше моление движение уст без сердца, наше поклонение преклонение колен без умиления, наши дары суть внешнее приношение без сокрушения духа, без решимости принести самих себя в жертву Богу? Мы молимся, припадаем, даже горько воздыхаем и сетуем о непрестанно содееваемых нами греховных слабостях, и все по-прежнему остаемся в тех же слабостях. Что же Царице небесной в таком нашем хвалении, молении, приношении? Не отметает Она и внешнее наше моление и ублажение, когда все это растворяется молением умиленного сердца, ублажением сокрушенного духа, приношением богоугодных дел Царице небесной, Святой и пречистой, всего более приятна правота нашего сердца, чистота души, непорочность тела. |
|
|
