| Разделы портала «Азбука веры» ( 10 голосов: 4.1 из 5) Оглавление Вальдес Маленькая повесть 1 Их было на курсе три обалдуя: Никита, Виля и Анастас. В институте они ничего не делали. Иногда появлялись загорелые, шумные, а потом уносились снова. Как учились, никто не знал. Зачем учились — тем более. Институт стоял посреди Москвы и был тихий, девичий и сонный, как провинциальный городок. Готовил учительниц для области. Мальчиков туда принимали за одно то, что мальчики, и по той же причине не выгоняли. К тому же мальчики были видные. Туристы-водники. Ходили в походы. Карелия, Урал, Алтай, Саяны, Тянь-Шань. Когда изредка появлялись на занятиях, собирали вокруг девок, показывали фотографии и рассказывали страсти про бочки и пороги. Еще Виля любил Брежнева передразнивать. Очень смешно получалось. Всерьез к ним никто не относился, но любили их и все шалости им прощали. А на третьем курсе лафа у мальчиков кончилась. Началась марксистско-ленинская философия, которую вела член большого парткома, профессор Варвара Петровна Сучкова, низенькая широкозадая дама неопределенного возраста, с круглым лицом и тонкими яркими губами. Говорила Сучкова тихо и вкрадчиво, лекции не читала, а надиктовывала. В поточной аудитории сотня с лишним девиц склоняла над партами аккуратные головки и записывала, а потом по лекциям отвечала. Учебников Варвара Петровна не признавала — лишь свои лекции да подробные конспекты классиков марксизма. Работала она в институте давно, иные из ее студентов становились преподавателями, другие разъезжались по областным школам от Зарайска до Лотошина, нежные девичьи голоса делались хриплыми, а Варвара Петровна все мурлыкала да мурлыкала. Но за каждое пропущенное занятие требовала справку, и из поколения в поколение передавалось, что с Сучковой лучше не связываться. В январе туристы-водники, обыкновенно сдававшие сессии легко и просто, остались без зачета по диамату и без стипендии. В феврале — марте ничего не происходило, они клеили байдарки, шили палатки и спальные мешки, а в апреле их вызвали на деканат. В просторной светлой комнате с портретом умного лобастого человека все молчали и слушали Варвару Петровну, которая говорила о том, что страна в кризисе и революцию свою может проиграть, в народе беспечность и тяга к буржуазности и что не надо бояться друзей, не надо бояться врагов, а надо бояться равнодушных. Высмеивающих дефекты речи старого, больного человека. |
| Вагончик, поднимающийся снизу, равняется с ними, потом уползает вверх и становится маленьким, как игрушечный. А черные, тоже все в масле, колеса, по которым бежал трос, все еще крутятся и крутятся, будто торопятся за ним вдогонку. Смотреть вниз и правда немного жутко. К подножию крутого косогора сбегают сверкающие рельсы, а вокруг вздымаются высоченные деревья. Их вершины тянутся к вагончику, и, если не смотреть на землю, кажется, что он не катится по рельсам, а плывет между деревьями по воздуху, еще немножко и он оборвет трос, перемахнет через нижнюю станцию, дома Подола , да так и понесется поверху через Днепр к синеющему вдалеке лесу. Однако трос не обрывается, вагончик никуда не плывет, а плавно останавливается у ступенек. Костя, мама и Лелька торопливо бегут по ним, потом по гулкому бетонному коридору, пересекают душную улицу, и вот наконец пристань. За деревянным зданием вокзала раздается густой хриплый рев. Лелька испуганно вздрагивает и обеими руками хватается за Костю. Костя тоже начинает беспокоиться, ему кажется, что они идут слишком медленно и обязательно опоздают. Они проходят через здание речного вокзала, спускаются по лестнице к пристани — большой барже, на которой высится постройка вроде дома. Из-за этой постройки совсем не видно парохода — торчит одна толстая черная труба с красной каемкой да мачта с фонарями, подвешенными один над другим. Впритык к барже стоит пароход. Между ними совсем не видно воды, и можно даже не прыгать, а шагнуть прямо с причала на пароход, но дорогу преграждает толстый брус. Остается лишь узкий проход на сходни огражденные перилами две доски с прибитыми поперек планками У сходни стоят два моряка. Костя знает, что они не моряки, а водники моряки бывают на море, а не на реке, — но они совсем как моряки: в синих кителях с блестящими пуговицами и белых фуражках. На фуражках у них “крабы” — золотые якоря, окруженные золотыми листиками. Водники так беззаботно разговаривают и смеются, что Костя ужасается своей торопливости и начинает шагать нарочито медленно, вразвалку, так что матери приходится дернуть его за рукав: |
| Иеромонах о.С. подвизается здесь вот уже восемь лет. Начал с послушника и вот уже два года, как был рукоположен в священный сан. Настоящий монах, молитвенник. Его духовная глубина нас, новоначальных, просто потрясла. Нам было полезно увидеть, что мы такие сильные, умные и благополучные, на самом деле недалеко ушли от простейшей инфузории – туфельки. Даже отстали от неё в главном – в отличие от нас она не имеет гордыни, тщеславия, сребролюбия ит.д. – всего того, чем мы обогатились выше крыши. Протоиерей о. А. – живая легенда. Альпинист. Создал детский дом, и много лет вёл расхристанные детские души через экстрим горных и других походов, через привитие навыков к сх труду в огромном подсобном хозяйстве детдома, к Богу. Год назад впервые промыслительно попав на Афон, понял, что его место здесь, и, передав всю свою мирскую и духовную деятельность в надёжные руки, ожидает здесь пострига. Андрей. Альпинист, программер, светлая голова. Милостью Божией в миру ведёт активную миссионерскую деятельность, тактично и ненавязчиво помогая новоначальным и никаким задуматься о смысле жизни. Ведь очень важен первый шаг навстречу Богу, ну а там Господь уж Сам управит. На Афоне уже в шестой раз, и это заметно… Георгий. Известный водник. Его группа совершила, в своё время, массу первопрохождений. Ну а потом, внезапно, мужику пришла в голову «блажь» - пройти СевМорПуть на яхте. А где ж её взять простому советскому человеку? Через полтора года на дачном участке, вместо того чтобы выращивать картошку и помидоры, его группа эту яхту построила, спустила на воду… Ну и тут же пришла следующая идея – кругосветка в меридианальном направлении. Построили океанскую яхту ледового класса и ушли в Антарктиду. «Кто в море не плавал, тот Богу не маливался» - здесь впервые и задумался о смысле человеческой жизни. Более того – о смысле жизни русского человека. Затем две автономных экспедиции на Северный Полюс, и, по благословению Патриарха Aлekcuя-II, Крестный ход вокруг России. ОЛЕГ. Бард. Кандидат в мастера спорта по альпинизму и спортивному ориентированию. Участвовал в восхождениях на пик Хан-Тентри, пик Е.Корженевской, пик Коммунизма, пик Ленина, Мак-Кинли (Аляска, США), пик Гapшepбpyм-II. Тренировал и вёл команду инвалидов-колясочников на штурм вершины Мак-Кинли на Аляске, высотой 6194 метра. Ведёт активную изыскательскую и социальную деятельность. Из его рассказов видно как Господь сопровождает его по жизни. Думаю, что он и сам это поймёт, по крайней мере, сегодня у него уже состоялась первая исповедь. |
| Когда дверь открылась, я чудом удержалась от того, чтобы не пустить своё оружие в ход. На пороге стояли продрогшие и лязгающие зубами мои бродяги-геологи. Они заблудились и плутали. Такое бывает в тайге даже с опытными людьми. Помню, как шеф медленно, почти на цыпочках подошёл ко мне. Он ласково уговаривал меня: «Леночка, солнышко, ты ракетницу-то отдай! Ну, отдай, а? Давай сюда ракетницу, тебе говорю!» А я бы рада отдать, но рука вцепилась в неё намертво. И бедному шефу пришлось разгибать мне пальцы по одному, чтобы достать оружие из ладони. Потом, согревшись и наевшись, после третьей кружки чая, все начали смеяться. — Лен, у тебя такой вид был угрожающий, дескать, враг не пройдёт. Если бы медведь сюда зашёл, он бы точно сразу развернулся обратно. Тут такая тройка: непобедимые Кидус, Карус и Лена с оружием в руках! И я наконец тоже начала смеяться. А наутро—тайга, омытая грозой, и ручей, который стал речкой. И прозрачная хрустальная вода в нём. И оживший лес. И кружка черники со сгущёнкой. Хорошо! Приключения Сердце перехватывает от приключений. Много лет спустя я напишу: «Есть на Урале река Чусовая. Холодная река, северная. Течёт себе мимо береговых скал, отвесно обрывающихся в воду. Такие скалы называют бойцами. Течёт Чусовая среди горнотаёжных лесов. Радуют глаз тёмно-зелёные ели и сосны, пихты и лиственницы, а среди них лёгкие осинки и берёзки. А под ними кустарники: жимолость, малина, шиповник. На полянках ждут вас в летнюю пору и брусника, и голубика с клюквой, и морошка с черникой. А в лесах живут огромные лоси, маленькие белочки и бурундучки, зайцы, барсуки. Можно встретить и героев русских сказок: серого волка и рыжую лису. Мишка косолапый редко, но пройдёт, протопает по тайге. Множество птиц и крохотных птичек поют свои песни над берегами Чусовой, от огромного беркута с двухметровым размахом крыльев до крохотного, меньше стрекозы, желтоголового королька. Ползают по травке ужи, медянки, ящерицы». А тогда, в годы юности, я стала дружить с туристами-водниками. И мы сплавлялись по рекам Урала. Первой рекой была Чусовая. И я увидела своими глазами всю красоту этой дивной уральской реки. Позднее были Вильва, Койва, Вижай, Сылва и другие реки. Коренные жители этих мест называют воду — «ва», отсюда названия рек: тихая вода, прозрачная вода, бурная вода и так далее. Позднее я буду жить в городе, в названии которого тоже будет «ва». |
| Это были удивительные сплавы. Чувство дружбы, единой команды, взаимопомощи и взаимовыручки. Рыцарское отношение юношей к девушкам. Чудесная таёжная природа. В первом походе я была летописцем и записывала в свою летопись день за днём сплава, чтобы после похода, на «самоваре», за чашкой чая, прочитать вслух все наши приключения и забавные случаи. Были случаи и не очень забавные. Сплавлялись мы на катамаранах и на байдарках. На майские празднике на бурной после весеннего половодья Вильве наша байдарка с другом-туристом Витей перевернулась. Там был мост, под которым обычно проплывали туристы-водники. Но уровень воды этой весной так повысился, что проплыть можно было только под одним пролётом. А мост появился из-за поворота реки внезапно, и мы не успели сориентироваться. По реке шёл лёд, и температура воды была соответствующей. Мой напарник очень хорошо плавал и, оказавшись по другую сторону байдарки, выплыл на другой берег. А я думала, что его затянуло под байдарку, и отчаянно кричала: «Витька! Витька!» Обычно мы надевали такие прорезиненные фартуки-юбки, которые со всех сторон крепились к лодке, чтобы ледяная вода волнами не заливалась в неё, и, когда байдарка перевернулась, отцепить этот фартук, чтобы не остаться сидеть в лодке под водой, требовались время и сноровка. Позднее Витя говорил, что тоже кричал мне, чтоб я плыла к берегу, но я его криков не слышала. Драгоценное время я потеряла на безуспешные попытки докричаться и найти друга. Затем поняла, что Витю мне не спасти самой и отпустила байдарку. Попыталась выгрести на берег, но не могла справиться с быстрым течением. И меня понесло по Вильве. Год спустя так погиб наш однокурсник. Он не смог выплыть на берег, а его друзья не успели быстро сориентироваться. И потом его тело достали километрах в двадцати ниже по течению, потому что при температуре весенней воды человек теряет сознание минут через пятнадцать-двадцать. На мне был спасжилет, и меня просто несло по течению вдоль берегов реки. Хорошо, что ребята быстро сообразили, и меня догнала байдарка наших мальчишек. Это было непросто, потому что на реке все находятся на разном расстоянии друг от друга, и нужно время, чтобы понять, что случилось. Нужно было на высокой скорости течения суметь выгрести под единственный проходимый пролёт моста и догнать человека, которого быстро несёт течение. |
| Этих девчонок и мальчишек с нашего двора, с которыми прошло моё босоногое детство, всех помню в лицо, часто вижу во сне и никогда не хотела бы с ними расставаться. Я их запомнила на всю жизнь. К сожалению, многие из них погибли в войну. Наша семья жила в деревянном доме на втором этаже в большой комнате, которая была проходной. Вместе снами жили две женщины, одинокие вдовы – сёстры. Они ходили в свою комнату через нашу. Хотя сёстры были нам чужие, но мы жили как одна семья. Папа работал кочегаром на фабрике. Как она называлась – не помню. Сейчас на её месте стоит большой жилой дом, рядом – улицы Балтийская и проспект Стачек. У папы были золотые руки – сам мог делать всё: шил сапоги, делал мебель – комоды, шкафы, играл на нескольких музыкальных инструментах. Мне с сестрой купил гитару, а у самого была любимая гармошка. Работа кочегара – тяжёлая, бывало, придёт усталый с работы, ему бы полежать и отдохнуть, а он возьмёт гармонь и играет потихоньку. Мама работала в три смены ткачихой на ткацкой фабрике имени Лебедева, что на улице Розенштейна. Бывало, придёт с работы домой усталая, немножко полежит, поспит, проснётся и вскрикнет: – Ой, детки, я проспала! Сразу начинаем вместе готовить обед, растапливать плиту, мы с Таней приносим дрова, чистим картошку. А когда мама работала в дневную смену, мы сами подогревали еду на керогазе или керосинке и ждали маму с работы. Она всё время была занята, поздно приходила домой, была стахановкой. В 1939 году мне пошёл семнадцатый год, я поступила на фабрику «Красный водник» и работала там в Финскую войну и до июля 1941 года. Меня уволили по сокращению штата, так как в начале войны с Германией производство на фабрике значительно сократилось: многие работники-мужчины были призваны в военкомат и отправились на фронт, а другие ушли в народное ополчение. Наша семья, как и все рабочие семьи, жила сегодняшним днём, запаса продуктов у нас не было. До сентября 1941 года мы ещё не испытывали голода и не представляли, что будем голодать. Но вот ввели продовольственные карточки, папе и маме дали рабочие, а нам с сестрой – иждивенческие. На рабочую карточку получали 250 грамм хлеба, а на иждивенческую – 125 грамм. Сразу мы стали голодать, особенно в период с сентября по декабрь. |
| А еще – в поселке не стало работы. Вовкино строительное управление закрылось. У Минея, в порту, – та же песня. Нет работы. Лишь две баржи стоят: черный металл да «люминь» с медью принимают для заграницы. Рабочих уволили. Еще жива была тетка Фая, мать Генки. Она к моим приходила, жаловалась: – Ходит-ходит, ищет-ищет, нигде нет работы. Дружков повстречает, напьется с горя. Потом она умерла. Без матери Генка долго не выдержал. Помаленьку стал продавать за гроши холодильник, телевизор, стиральную машину, оправдываясь: «А чего в нем держать, в холодильнике? И в телевизоре нечего глядеть!» И вот уже нет ни наглаженных светлых брюк, рубашек и, тем более, шляпы. Вместо них – заношенное тряпье да опорки. На лице появились морщины, седина густо пробилась, глаза словно выцвели. День за днем одна песня: «Петрович, ты не выручишь?..» Володя Грибанов держался дольше. Его знали как хорошего сварщика. Приезжали домой, нанимали. Он работал день, другой и неделю. А потом гулеванил. Хомута прежнего нет: с восьми часов до пяти, с перерывом на обед. Дешевого пойла вокруг – хоть залейся. А после долгой гулянки какая работа?.. Заказчик приедет, поглядит на Володю и лишь рукой махнет. – Устроился я к водникам, в больницу, – глаголет пьяненький Вовка. – Делов много, а делать нечем. Труб нет, кислорода нет, электродов и тех нет. Иди, говорят, пока отдыхай. Отдыхаем с Минеем… Ты не займешь?.. Я – как штык, с получки… – Какая у тебя, родный, получка?.. – Ну, може… В поселок, в наш старый дом я приезжаю лишь в теплую пору, летом. А время, словно под гору, быстро катит. Вроде вчера еще Вовка Грибанов по улице с внучкой шел, весело сообщая: – В магазин! Ей – шоколадку, а мне – пивка. Для рывка! Генка Миней, принаряженный, с пробором в светлых густых волосах, шепотом сообщает: – У женщины день рождения. На подарок… С получки отдам… И вот уже – ни внучки, ни жены, ни женщины с днем рождения. – Петрович, ты понимаешь… Ну хоть на пиво дай. – Это Вовка. Сосед его Генка объясняет детально: – Петрович, работаю у Комиссарова. Ты знаешь его. В субботу обещал заплатить. |
| – Можете одеваться. «Ордер на арест выписывает», – думал, одеваясь, Олег, и какое-то оцепенение нашло на него – все равно до всего стало в эту минуту. Следователь обратился к нему снова: – Скажите, гражданин Казаринов, лежали вы в больнице Водников в феврале этого года? – спросил следователь. – Нет, – мгновенно настораживаясь, ответил Олег. – Предупреждаю, что врать вам смысла не имеет, так как мы пошлем в больницу запрос. – Запрашивайте сколько хотите, – ответил Олег и уже хотел прибавить: «Лежал в больнице Жертв революции», но неясное чувство удержало его. «Чем меньше о себе сообщать, тем лучше! К тому же есть еще неясная мне связь между моею болезнью и вопросом о больнице», – подумал он. – Скажите еще, каковы у вас отношения с гражданкой Бычковой? – опять спросил следователь. – Никаких отношений нет, мы живем в одной квартире и только. – Нет у нее каких-нибудь оснований быть недовольной вами? – Сколько мне известно – никаких, – сухо ответил Олег и почувствовал, что даже нависшая опасность не может заставить его изменить тем джентельменским правилам, в которых он был воспитан. – Подойдите сюда и подпишите свои показания, – сказал следователь. Олег внимательно прочел протокол: записано было более или менее точно. Он подписал. Следователь отпустил врача и стал ходить по кабинету, скрипя ботфортами. – Вот что, Казаринов, – сказал он, останавливаясь перед Олегом. – В вопросе о гибели Дмитрия Дашкова есть странные противоречия. Вы здесь чего-то не договариваете. Вы у меня на подозрении, и положение ваше очень шаткое. Вполне возможно, что вы не пролетарий и не рядовой, а такой же гвардеец, как и Дашков, а может быть, даже… – Он остановился. – Весьма странно! – сказал Олег. – Такие документы, как у меня, никто бы не стал добровольно выдавать за свои! Наведите справки в Соловецком концлагере, где я был – нас там проверяли и фотографировали сотни раз. Вам пришлют самые точные сведения, что то был я собственной персоной. – Это все ничего не значит, – ответил следователь, закуривая. – Это будут сведения, начиная с двадцать второго года, а я говорю о том, что было до этого. |
| Да, это была Йовин. Мерри вспомнил взгляд молодого воина, когда они покидали Дунхарг - взгляд без надежды, взгляд человека, готового встретить гибель. Сердце хоббита наполнилось жалостью и восхищением, и в нем проснулась медленно разгоревшаяся отвага его племени. Он приподнялся и, стиснув руки, прошептал: – Она не умрет! Такая прекрасная, такая печальная… По крайней мере, она умрет не одна! Черный Всадник не замечал его, а Мерри все не решался двинуться, боясь привлечь к себе губительный взгляд. Потом, очень медленно, начал отползать в сторону. Но Вождь-Призрак все думал о женщине, стоявшей перед ним, и о древнем предсказании. Вдруг крылатое чудовище взмахнуло своими зловонными крыльями, прянуло в воздух и ринулось на Йовин, крича и стараясь ударить ее клювом. Йовин не дрогнула: она была истинной дочерью Рохана, тонкой, как стальной клинок, и такой же гибкой. Ее удар был молниеносным и смертельным: он обрушился на вытянутую шею и голова упала, как камень. Йовин отскочила назад и обезглавленное чудовище, растянув огромные крылья, рухнуло на землю. В тот же миг мрак исчез и волосы Йовин заблестели на солнце. Но Черный Водник уже стоял перед нею, огромный и грозный. Со злобным криком, нестерпимым для слуха, он нанес удар палицей. Щит Йовин разлетелся, рука, державшая его, переломилась, а сама она зашаталась и упала на колени. Тогда Всадник навис над ней как туча и вновь взмахнул палицей, чтобы нанести последний удар… Но вдруг он отпрянул, вскрикнув от страшной боли, и удар палицы, не повредив Йовин, обрушился на землю. Это Мерри вонзил в него сзади свой клинок из Упокоища, пробив черный плащ и невидимое тело ниже панциря. В тот же миг Йовин, привстав, последним усилием вонзила меч в пустоту между плащом и короной. Меч разлетелся вдребезги. Корона покатилась со звоном. Йовин упала на поверженного врага. Но плащ и панцирь были пусты и лежали на земле, смятые и бесформенные, а в воздухе пронесся, замирая, бесплотный жалобный голос, и навеки затих в поднебесье. Мерри стоял среди тел, мигая как сова днем, слезы ослепляли его. Словно в тумане видел он золотые волосы Йовин, распростертой неподвижно, и лицо Теодена, погибшего в час своей славы. Хоббит наклонился и взял его руку, чтобы поцеловать. Глаза Теодена открылись. |
| Устав предписывал также ежедневно присутствовать при совершении мессы, посещать праздничные богослужения, и по крайней мере раз в месяц очищать себя покаянием и приобщаться. Входить в сношения с посторонними лицами воспитанники могут только с ведома и разрешения ректора и являться к ним с назначенным для этого про- водником. К ректору воспитанники обязаны относиться с великим почтением и на его внушения взирать не как человеческие, а как божественные вразумления, они должны верить, что ректор есть прямое орудие, посредством которого действует сам Бог (!); они должны послушно нести возлагаемые на них наказания (die Bussen) за небольшие проступки. Что же касается больших проступков, то устав не считает нужными и говорить о них, так как не предполагает возможным, чтобы они находили себе место в таком святом общежитии. Причем устав прибавляет: если же, однако ж подобные случаи встретятся (от чего да хранит Бог!), то виновный немедленно должен быть изгнан из дома, как овца паршивая. – Содержание воспитанников должно быть хорошее; им не следует предписывать никаких особливых постов, и никто из них не может допускать никаких прибавлений к обычным постам без разрешения ректора. – Одежда должна быть приличная и целесообразная, все должны носить шляпу, принятую в духовенстве и плащи (Talar) по образцу, утвержденному попечителями. Интересно узнать, что когда потом в среде кардиналов-попечителей зашла речь о цвете одежды коллегиантов, то они определили, чтобы одежда этих последних была красного цвета. Когда же они в такого цвета одежде стали появляться на улицах вечного города, то на них посыпались насмешки и остроты, что приводило в отчаяние коллегиантов. О печали воспитанников по этому случаю ректор вошел с докладом к попечителям, которые могли посоветовать только – одно: терпение, ибо цвет одежды был выбран Лойолой; красную одежду питомцы этой коллегии носят еще и в наши дни. – Устав возлагает на ректора заботу о том, чтобы воспитанники постоянно упражнялись в чем-нибудь полезном: в писании, в диспутировании, в сказывании примерных уроков и таких же проповедей. Устав не забывает и развлечений для питомцев, указывая такие, которые служат к телесному укреплению и душевному освежению. Деньги воспитанники обязывались вручать ректору и без его позволения ничего не могли покупать, даже книги. – Уставь коллегии в этой именно форме просуществовал 20 лет, а потом в него внесены изменения, |
|
|
