| Толпа, узнав о чуде, восславила Бога ради святого Симеона. Благословив народ, праведник отпустил его в мире. У змеи сделался большой нарыв, и она кричала от боли так, что было слышно за милю. Сожительствующий с ней змей, соболезнуя ее страданию, повел свою подругу к владыке Симеону. И, дойдя до столпа, они разлучились. Ведь змея, не смея показаться праведнику, ушла на половину женщин, а змей вошел в ограду вместе с толпой мужчин и поклонился столпу, то поднимая вверх, то опуская вниз голову и моля праведника. Люди, увидя огромного змея, убежали, а святой Симеон сказал им: «Не бегите, братья, ибо подлинно он пришел сюда с мольбой. Ведь змея, его подруга, больная тяжким недугом, ожидает на женской половине». А потом говорит змею: «Подыми прах с земли и положи на жену твою, а потом подуй, и этим ее уврачуешь». Змей поднял прах с земли и пошел к своей подруге. Народ, увидев это, последовал за ним, чтобы посмотреть, что он станет делать. И вот видят за оградой святого стоящую на хвосте змею с большим нарывом на теле; змей кладет на нее прах и, подув, при глазах всех исцеляет змею и уходит вместе с ней. Увидев чудо, толпы восславили Бога. Другое чудо случилось во дни его. Всю вселенную взыскала великая угроза ужасов, и к святому стекался весь Восток и Антиохия, моля о заступничестве перед Богом. Ибо приключались трусы и великие моры, и даже праведный со своим столпом был колеблем ветром, словно тростник. Плача вместе со всеми, святой говорил толпам: «Братья, все совратились с пути и до единого негодны. Вы не слушаете меня, но если кто кого превосходит, так это в блудодеянии и в несправедливости – их-то в излишке. Подлинно говорю вам, братья: легче мне говорить с Господом, чем с вами, неверными». И велев прекратить моления, он сотворил молитву, но землетрясение снова продолжало им грозить. Святой велел взывать: «Господи, помилуй», и они часами взывали: «Даруй нам мир». Святой сотворил великую молитву и, исполнив ее, сказал народу: «Подлинно говорю вам, братья: из всего множества один единственный услышан. Чтобы вы поверили, вот я заставлю его выйти на середину». И, велев ему выйти вперед, святой перед всеми спрашивает его и говорит ему: «Брат, веруй моим словам – ты один услышан. Но удовлетвори всех и скажи, чем ты угодил Богу». А тот не хотел, говоря: «Я грешник, уволь меня». Долго его уговаривали, пока с неба не раздался глас: «Услышана молитва твоя». И тогда поселянин, стоя посреди народа, начал рассказывать: «Я – земледелец, и таково мое правило: что наработаю за день, делю на три части; сперва откладываю долю для нищих, затем – подать казне, и долю на свои нужды. Так я делал до сих пор». Все, приветствуя его, пали ниц и теснили этого мужа, ибо всякий неистово хотел взглянуть на него. |
| Впрочем, не всегда отношения между владельцем и крепостными сводились только к взысканиям и платежам. Агиография отмечает и факты иного порядка, свидетельствующие о том, что помещики являлись для крестьян также и естественными помощниками во время нужды или бедствий. Например, когда одному из крестьян кипрской епископии понадобился для пашни вол, то он отправился за ним к епископу Димитриану, и последний распорядился купить вола и ссудить крестьянину 1173 . В житии пр. Луки Столпника рассказывается о значительной помощи со стороны помещика крестьянам, во время голода, хлебом и фуражом 1174 . Житие пр. Давида, Симеона и Георгия Митиленских повествует о некоем благочестивом и добром патрикии, который имел обычай ежегодно устраивать в своём имении угощение беднейшим жителям села 1175 . Вполне естественно, что отношения крестьян к подобным владельцам было самым лучшим. Крестьяне привязывались к своим господам, и делили их радости и горе. В житии пр. Симеона Дивногорца, есть характерный рассказ о том, как один из крестьян, живший на земле богача – «Эллина», осуждённого за нечестие на сожжение, прибегает к святому, и добивается заступничества последнего перед магистратами 1176 . Так, постепенно переходя от одного известия агиографии к другому, комбинируя их, то между собою, то с показаниями других источников, мы понемногу обозрели жизнь византийского села, в двух его главных типах. Теперь, чтобы покончить с картиной вне городских поселений, и вне городской, деревенской жизни Византии, нам следует воспользоваться известиями агиографической литературы относительно византийской крупной собственности, и сказать несколько слов о крупных имениях или поместьях имперской знати. Начнём с того, что земельные домены, земельная недвижимость, составляли главную долю в богатстве византийской знати. Денежный капитал вне крупной торговли был и слишком редок, а главное слишком трудно сберегаем, при отсутствии каких-либо учреждений, подобных нашим банкам. Земельные угодья являлись наиболее удобным помещением приобретённого богатства, и оттого, в сущности, мы не знаем византийских богачей, которые бы, прежде всего, не были крупными земельными собственниками. |
| столпники допускали такое отношение к женщинам вообще в видах усмирения жара внутренних своих страстей; они старались отсекать мерзкую похоть и плотскую страсть даже в самомалейших её проявлениях, а потому, чтобы не соблазниться мысленно при виде женщины, а тем более глядя ей в лицо, они решительно избегали встреч с ними. Преп. Исаак Сирин говорит; «в борьбе с блудом почитай для себя крепким и непреодолимым оружием удаляться от лицезрения женщин, так как противник не может произвести в нас того, что в состоянии сделать природа своею силою, ибо не думай, что природа забывает о том, что всеяно в нее Богом для чадородия и для испытания пребывающих в сем подвиге. Но удаление от предметов вожделения умерщвляет в членах похоть, производит забвение о ней и истребляет ее» 1010 . Родственные чувства подавлялись св. столпниками не из ненависти их к женщинам, а из желания в точности осуществить евангелие 1011 , а может быть и по другим, каким-либо причинам, известным св. столпникам, но не нам. Быть может мать, посетившая св. Симеона I-ro, могла соблазнительно подействовать на него своими рассказами о мире, быть может она пробудила бы загасшие чувства и пр. и пр. Напротив, св. Дивногорец заботится о своей матери и строит ей на некотором расстоянии от своего столпа келлию 1012 . Св. Алипий постригает свою мать в монахини, и она, «облечена бывши, нача подвизатися, труды к трудам прилагающи» 1013 . Таким образом, в отношении к женщинам св. столпники руководились чисто личными своими соображениями. Одно только можно сказать общее о их отношениях к женщинам, – общение с ними прямо бы противодействовали их созерцательному направлению. Наконец, все аскетические само-лишения св. столпников были следствием их созерцания и поста. Так, изнемогая под тяжестью постоянно носимых некоторыми св. столпниками 1014 вериг, они надеялись на то. что с изнеможением плоти утихнут и уничтожатся плотские страсти. Когда с св. Симеона I-ro сняли вериги, то он попросил игумена: «пустите меня яко пса смердящего, достоин бо есмь грехов ради моих». |
| Приучив себя к постоянному бодрствованию над собою в затворе, к сохранению молитвенного духа, к ограждению себя смирением, св. столпники в пламенной любви к вечной жизни и свету увлекались высшими подвигами и стремились увеличивать свои труды, и вот они покидают затвор и восходят на столпы, причем, кстати сказать, сооружают некоторые там, где раньше были идольские капища и места служения идолам заменяют служением истинному Богу. Глава III. Безмолвие и молчание, как средства, подготавливающие св. столпников к созерцанию. Таким образом, после подготовительных подвигов самоумерщвления и затворничества святые подвижники, уже испытавшие себя в самоотвержении и терпении, восходят на столпы, сооружая их в замен идольских капищ. Но от чего и как родилась у них мысль о «столпничестве»? Раньше мы высказали свои соображения об этом (1-я глава), а теперь познакомимся с мнением дееписателей о св. столпниках. Мысль о «столпничестве» св. Симеону I-мy внушил особенный случай. Кротостью своего характера и строгостью жизни, еще в отроческих летах, св. Симеон возбуждал к себе внимание и удивление многих. Но, когда, удалившись на гору близ селения Таланисса в затвор и там усугубивши подвиги самоумерщвления, он начал исцелять приходивших к нему, тогда слава его подвигов и чудотворений разнеслась далеко, так что начали стекаться к нему все, не только вблизи живущие, но и от стран далеких. При необыкновенном стечении и усердии народа к св. подвижнику, происходил беспорядок: каждый из приходивших хотел ближе видеть св. Симеона, прикоснуться к нему и скорее получить от него благословение и помощь. Народ, стесняясь сам, теснил св. Симеона, возмущал его душевное спокойствие и препятствовал его деятельности. Что же должен был сделать св. Симеон в таком затруднительном положении? скрыться от людей? но, с одной стороны, это было и невозможно: народ с воплем последовал бы за ним всюду, что случилось с св. Симеоном Дивногорцем, после того как он ушел на Дивную гору 905 ; а с другой – может быть праведник считал такое уклонение от народа не позволительным. |
| Блаженный Феодорит Кирский добавляет, что Симеон дважды в день увещевает приходящих, услаждает их слух наставлениями, потому что говорит очень ласково. Он отвечает на вопросы любого: будь то ремесленник, нищий или земледелец. Суть его учения заключалась в том, что он склонял слушающих «устремлять взор к небу, удаляться от земных сует, представлять ожидающее нас Царство и страшиться угрозы геенской, презирая земное и чая будущее» . Кроме того, святой обличает «нечестие язычников», «сокрушает дерзость иудеев», «рассеивает сборище еретиков», пишет послания об этом царю, «иногда убеждает и самих пастырей Церкви, чтобы они проявляли больше заботы о своей пастве» . В отношении арабов Симеон выступает как апостол. Житие сообщает о множестве арабов, которые приходили к нему «с пылкой верой, и он заставлял их сокрушаться в страхе Божием» . Некий арабский вождь ловит падающего с тела Симеона червяка, превращающегося в жемчужину и становящегося благословением святого. Араб воспринимает его как бесценный дар, через который его просвещает Сам Господь . Помогает святой и некоей арабской царице избавиться от бесплодия . Блаженный Феодорит Кирский сообщает ещё более обширные сведения о том, что к столпнику устремлялись не только жители Византии, но и измаильтяне (арабы-кочевники), персы, армяне, иверийцы (грузины), гомериты (жители юго-западной Аравии), испанцы, британцы, галаты (галлы). В Риме же Симеон пользовался такой славой, что на вратах мастерских прибивали его небольшие изображения в расчёте на его молитвенную помощь . В «Житии св. Женевьевы» (датирующемся приблизительно 500 г.) сохранились смутные следы паломничеств западных христиан к преп. Симеону . Результатом проповеди Симеона было обращение в христианство множества арабов, которые приходили к нему толпами по двести, триста, а иногда и по тысяче: «Они торжественно отрекались от отеческого заблуждения, сокрушая пред великим светочем боготворимые ими раньше кумиры и отвергаясь от безумных оргий Афродиты (ибо издавна они почитали этого беса). Принимая Божественные Таинства, они подчинялись правилам, которые заповедовали им священные уста старца и, простившись навсегда с отеческими обычаями, отказывались от употребления в пищу диких ослов и верблюдов» . |
| Те же, кто слышал о нем и чудесах его, собирались и славили его. VI. Тогда злобный диавол принял вид ангела и явился в сиянии на огненном коне. И около столпа, где стоял блаженный Симеон, появилась огненная колесница и явился диавол в блеске и сиянии, словно ангел света. И произнес тут диавол такие ласковые слова: “Послушай же, Симеон, то, что велел передать тебе Господь. Послал Он меня, ангела Своего, в колеснице и на коне огненном, дабы вознес я тебя, как вознес Илию (4 Цар 2). Ибо пришло время твое. Вознесись же со мной на колеснице, ибо послал ее Повелитель неба и земли. Взойди же со мной на небеса, дабы узрели тебя ангелы и архангелы с Марией, Матерью Божией, с апостолами и мучениками, исповедники и пророки, дабы возрадовались они, видя тебя, молящего Господа, сотворившего тебя по образу Своему. Вот и говорю я тебе, пойдем, не мешкая”. Выслушав речь до конца, Симеон вопросил: “Господи, желаешь ли Ты восхитить меня грешным на небо?”. И, подняв правую ногу, чтобы взобраться на повозку, поднял он и правую руку, и сотворил крестное знамение. Как только он осенил себя знаком креста, диавол более не мог оставаться в сем месте и исчез он вместе со всеми своими уговорами, словно пыль пред лицом ветра. Тогда-то и понял Симеон, что все это — ухищрения диавольские. IX. Много времени утекло, и вот до матери Симеона долетела слава о подвигах его, и она пришла увидеть его. Но ей этого не дозволили, ибо место то было закрыто для женщин. Когда же блаженный Симеон услышал голос матери своей, сказал он ей: “Подожди, мама, еще немного времени и, если Бог пожелает, мы вскоре увидимся”. Она же, услыхав подобное, начала плакать и просить, чтобы ей дали увидеть его, и, распустив волосы, воскликнула, обращаясь к нему: “Почему ты так делаешь, сынок? Чреву, что выносило тебя, причиняешь ты боль; вместо молока, коим тебя я питала, ты дал мне слезы; вместо радости целовавших тебя губ ты дал мне горькую тоску сердечную; вместо боли и трудов, что я претерпела, ты приговорил меня к еще более тяжким испытаниям”. |
| О нем подробно рассказывает Палладий (Лавсаик, гл. XVII), говорит Руфин, еще Сократ и Созомен. Известно отдельное житие его в коптской и сирийской редакциях. Однако, никто из этих древних авторов не упоминает о творениях преподобного... Великий старец жил замкнуто, с двумя учениками, которые и принимали посетителей. Как выражается Палладий, он жил точно странник на этой земле, мертвый для мира и земных забот, весь в созерцании и в беседе с Богом... Только Геннадий Массилийский говорит о его творениях, но называет при этом " одно только послание, " - imam таптит ad juniores professionis suae soripsit epismolam... Вероятно, это и есть известное нам " духовное " послание " к чадам, " ad filios (сохранилось в латинском переводе)... Это полное отсутствие упоминаний о сборнике " бесед " вызывает недоумение. Особенно странно молчание Палладия. Он был близок с Евагрием, учеником Макария, и не мог не знать о творениях преподобного... Невольно возникает сомнение, принадлежат ли в действительности эти беседы или " гомилии " великому Макарию... На надписание рукописей полагаться трудно. И к тому же отдельные беседы встречаются и под другими именами, - преподобного Ефрема Сирина, чаще блаженного Марка Пустынника. В арабском переводе весь сборник (21 беседа) надписан именем Симеона Столпника... Во всяком случае, изданный текст " Бесед " вряд ли исправен. В нем чувствуется позднейшая обработка. Вероятно, и самое разделение на " беседы " следует приписать позднейшему метафрасту; недавно издано еще семь бесед (продолжение сборника). Отдельные беседы слишком различны по объему, иные имеют скорее характер писем, в тексте нередки дословные повторения. Нужно прибавить, редакторская работа над " Беседами " продолжалась и позже. В рукописях известны " семь слов " Макария под разными заглавиями ( " О хранении сердца " и т. под.) " в переложении " Симеона Логофета (или Метафраста). Можно думать, что и основной, известный нам, текст бесед есть уже результат обработки... Гораздо важнее наблюдения над содержанием бесед. |
| Если бы нужно было в краткой формуле выразить сущность их подвига, то мы не могли бы сделать этого лучше, чем словами их житий. Для Геновефы словами ее духовного отца, Германа Оссерского: «Будь мужественна, и во что веришь сердцем, что исповедуешь устами, докажи делом». Для Симеона словами Феодорита: «Он стремился улететь в небо и убежать от земной жизни». И однако, вот: Симеон благословляет Геновефу, просит ее молитв. Трудно думать, что им самим или их современникам, осталось неясным различие их путей. Это благословение надо понять, как благословенье чужого пути. Много путей к Отцу, потому, что в дому Отца Моего обителей много». Если бы только этот урок извлекли мы из жеста великого ревнителя, и это было бы уже много, чрезвычайно много для нашего ревнивого и исключительного времени. Но нам хочется продолжить анализ, точнее определить на живом опыте условия схождения всех христианских путей. Признаемся: контраст двух образов в нашем изложении более резок, чем в действительности; мы умышленно оставили до сих пор в тени сближающие их черты. И св. Геновефа не вся вместилась в дело служения человечеству. И ей была дана благодать молитвы «gratia orande». И она «молилась без перерыва», и она познала аскезу. Хотя ее аскеза не может идти в сравнение с нечеловеческим самоумерщвлением Симеона, но для ее, как и для нашей верховной среды и эта аскеза кажется чрезмерной. «С 15 до 50 лет она прерывала пост два раза в неделю, в четверг и воскресенье. Пищею ей служили ячменный хлеб и бобы»... После же 50 лет епископы, «которым грешно противоречить», убедили ее есть и рыбу и молоко». (Епископы и в Галлии, как в Сирии, умеряют, гуманизируют аскезу). И Геновефе были не чужды видения, о которых глухо говорит ее биограф. «Людям духовным она свидетельствовала, что многое ей было открыто в духе, о чем нет надобности рассказывать». Другие редакции жития более детальны. «Свидетельствовала она, что в духе водил ее ангел в места покоя праведных (и мучения грешных), и там видела она награды, уготованные любящим Бога». Вспомним далее, что общественное служение Геновефы начинается около 30 лет от роду – в том, приблизительно, возрасте, когда Симеон, после долгой аскетической школы, поднимается на столп. Первые 15 лет после своего обета святая ведет уединенную, затворническую жизнь, главное содержание которой составляет молитва . В эти годы сограждане не оценили, скорее презирали ее, но именно тогда св. Герман показал им пол ее кельи, «мокрый от слез». Созерцание и для нее предшествует деятельности. Наконец и самая деятельность эта, в изображении биографа, чудотворна, т. е. связана с изобилием благодатных сил. Эти дары не даются даром. Они свидетельствуют о духовной полноте, о неослабевающем молитвенном напряжении. |
| По внешнему виду ничем не отличались они от мертвецов (там же). В этой крайности ясно просматриваются традиции восточных изуверских культов, долго сохранявшиеся в среде восточного монашества, хотя и не пользовавшиеся особой популярностью. Крайняя аскеза, варварское уничтожение своей Золоти, не получившие широкого распространения на практике, стали важным мотивом византийской агиографии. Изображая стоическое терпение своих добро-, вольных мучеников, натуралистически описывая их разлагающуюся еще при жизни плоть, писатели-агиографы стремились таким способом выразить духовно-нравственную чистоту своих героев, их преданность Богу, высоту их аскетического подвига. Для этой цели многие из агиографов прибегают даже к определенной эстетизации антиэстетических по своей природе явлений. Они с любованием описывают сцены пыток мучеников, гноящиеся, смердящие, кишащие червями раны, культивируемые подвижниками. Так, агиограф Симеона Столпника с умилением сообщает, что его подвижник плотно обмотал свое тело веревкой и ходил так более года; «веревка въелась в мясо и глубоко ушла в загнившую плоть праведника. И от злосмрадия веревки никто не мог стать рядом… Постель же Симеона кишела червями». Гниющая плоть аскетов и черви, копошащиеся в ней, представлялись византийским агиографам украшениями более прекрасными, чем благородные металлы и драгоценные камни, цвет гноя ассоциировался у них с позолотой. Эстетизация этих, казалось бы предельно антиэстетических явлений, предстанет нам не такой уж абсурдной, если мы вспомним, что она осуществлялась византийскими этнографами в культуре глобального символизма и антиномизма, когда вещи, по природе своей во всем противоположные друг другу, могли быть символами и знаками друг друга, когда сходство и родство усматривались в принципиальном неподобии и несходстве, когда предельная униженность выступала знаком божественной возвышенности. В этой культуре и гноящиеся язвы подвижников вполне логично воспринимались как символы духовной стойкости и неописуемого совершенства (традиция, идущая еще от автора книги Иова), а поэтому представлялись прекрасными. |
| – Его зовут Симеон! – ответила Евдокия. – Здравствуй, сыночек. Я с тобой, – прошептала она, боясь пошевелиться. – Имячко-то какое редкое, – Клавдия Петровна ловко обмывала малыша, внимательно его осматривая, – не иначе, как в честь Симеона столпника назвали? Хотя, что это я? Ведь через три дня праздник Симеона Богоприимца! Понятно, кто у вашего сынка заступником будет! Ну, держи, Евдокиюшка, свое чадушко! Дуня неловко приложила сына к груди. – Ай, какой молодец-удалец, – залюбовалась акушерка на прекрасную картину. Симеон, вяло пососав, сомкнул глазки и уснул. Когда сына унесли, Евдокия перешла в отдельную палату – подарок Ивана Андреевича, который оплатил и роды, и комфортное пребывание. Не успела она дойти до палаты, как раздался звонок Ильи: – Солнышко мое! Поздравляю! – кричал он в трубку, – я тут, внизу, но меня к тебе не пускают. Как там наш сынок? – Илюша, любимый. Все хорошо. Я тебе позже перезвоню. Устала очень. – Хоть к окну подойди. Посмотрев в окно, Дуня увидела Илью с плакатом, приколоченным на лопату для уборки снега. «Я вас очень люблю и жду!» – было написано на нем аршинными красными буквами. Евдокия уснула с улыбкой на губах. Через пару часов ее разбудил громкий голос главного врача отделения. – Евдокия Николаевна, – просыпайтесь. – У нас для вас новость и, кажется, не совсем приятная. – Что случилось? Что-то сыном? – Дуня резко села и с ужасом уставилась на врача. За его спиной стояла медсестра. В палате запахло валерьянкой. – Да вы так не пугайтесь. Сынок ваш жив. Только надо сделать один анализ. Кстати, вы перинатальную диагностику делали? – Вроде, делала. – Евдокия наморщила лоб, – точно делала вместе с другими анализами, когда с гриппом в больнице лежала. Все анализы были хорошие. – Вполне возможно. Результаты этой диагностики не всегда точны. Теперь анализ на кариотип надо сделать ребенку. – А что случилось, доктор? – Похоже, что у вашего малыша синдром Дауна. Евдокия помертвела. – Что? – пересохшими губами переспросила она. – Трисомия. Одна лишняя хромосома. |
|
|
