| Между тем, Пантелеймон, подойдя к слепцу и прикоснувшись к глазам его, сказал ему: «во имя Господа моего Иисуса Христа говорю тебе: прозри!» И немедленно ослепший прозрел. Вместе с тем духовно прозрел и Евсторгий... и, поражённый чудом, уверовал во Христа, также как и получивший исцеление слепой, и обоих их повёл Пантелеймон к пресвитеру Ермолаю, который, научив их истинам веры, совершил над ними св. крещение. По обращении своём Евсторгий скоро и мирно скончался. Пантелеймон сделался наследником богатого имения его; он стал пользоваться им, как истинный христианин, т. е. щедрой рукой употреблял его в пользу нуждающихся и прежде всего отпустил на волю рабов. Помогая деньгами бедным, вдовам и сиротам, посещая заключённых в темницы, он сверх того ещё и безвозмездно лечил больных и исцелял их не столько лекарствами, сколько призыванием имени Иисуса Христа. Весь народ узнал «всемилостивого», безвозмездного врача и стал обращаться к нему особенно с тех пор, как распространился слух об исцелении им слепого. Такая славная известность молодого врача возбудила зависть в других врачах. Наблюдая за его действиями, чтобы найти в них что-нибудь предосудительное, они узнали, что он действует именем Христа и распространяет веру во Христа, которую так строго преследовало в то время правительство; это было совершенно достаточной причиной, чтобы погубить любимца народа, и враги Пантолеона поспешили донести на него императору, предостерегая его, что если он не примет мер против этого хулителя богов, который сам верует в какого-то распятого Христа и Ему приписывает всю славу своих исцелений, то он успеет многих отвратить от истинного богопочитания. В доказательство своих показаний они указали на слепца, уверовавшего в Того Христа, именем Которого он получил исцеление. Призванный прозревший слепец засвидетельствовал истину своего исцеления именем Христа, после того как ни один из врачей не принёс ему никакой пользы, засвидетельствовал также свою веру в исцелившего его единого истинного Бога и, отказавшись отречься от Него и поклониться богам, был осуждён на смертную казнь. |
| Позиция сочувственного отношения Ермолая к крестьянству тесно связана с идеей гуманности, проводимой им в других произведениях. Сочетание темы милосердия и христианской любви одновременно с осуждением и неприязненным отношением к вельможам и боярам прослеживается в его сочинениях назидательного содержания. Эти идеи, глубоко волновавшие Ермолая, нашли свое полное и гармоничное выражение в «Повести о Петре и Февронии Муромских». Видимо, в связи с соборами 1547 и 1549 гг. от лица митрополита Макария Ермолаю было сделано предложение написать агиографические сочинения, посвященные муромским святым. Действительно, Петр и Феврония, канонизированные на соборе 1547 г., в заглавии повести названы «новыми чудотворцами». Содержание «Повести о рязанском епископе Василии», написанной тоже Ермолаем, было использовано в житии муромского князя Константина и его сыновей, канонизированных на соборе 1549 г. Источниками для этих двух произведений Ермолая послужили муромские легенды. «Повесть о епископе Василии» написана предельно сжато, сюжет в ней изложен четко, но детали его не разработаны. Совершенства в разработке сюжета (ясность в передаче главной мысли, конкретность деталей, четкость диалогов, имеющих большое значение в развитии сюжета, композиционная завершенность) Ермолай-Еразм достиг в «Повести о Петре и Февронии». Определяющим в разработке сюжета оказалось воздействие устного источника, более всего связанного с жанром новеллистической сказки. На Ермолая-Еразма такое сильное влияние оказало народное предание о муромском князе и его жене, что он, хорошо образованный церковный писатель, перед которым была поставлена цель дать жизнеописание святых, создал произведение, по существу не имеющее ничего общего с житийным жанром. Этот факт выглядит особенно поразительным на фоне той житийной литературы, которая в это же время создавалась в писательском кругу митрополита Макария, к которому, собственно, принадлежал и Ермолай-Еразм. «Повесть о Петре и Февронии» резко отличается от житий, написанных в это время и включенных в Великие Минеи Четьи, она выделяется на их фоне и не имеет ничего общего с их стилем. К ней, скорее, можно найти параллели в повествовательной литературе второй половины XV b., построенной на новеллистических сюжетах («Повесть о Дмитрии Басарге», «Повесть о Дракуле»). |
| И это для него была истина именно духовная. Это и были годы его все более углубленного внимания к самому себе, к тем мотивам, которыми он руководствовался Священник Н. Чернышов: После его отпевания Наталья Дмитриевна высказала, думаю, верную мысль, что сейчас два сценария возможны. Одни силы будут стараться всячески замолчать роль и значение Александра Исаевича. Что уже пришлось ему пережить, чего он тоже не ожидал, оказаться в последние годы во многом невостребованным. Гораздо тяжелее вот этот скептицизм, ирония, недоверие, глухота, и ему пришлось испить и это. Или же будут попытки всяческого искажения его значения для нас. И нечего этим смущаться и пугаться этого. Хотя и не будем определять его великим библейским понятием пророк. Но с высоты своего опыта и дарования он многое провидел. А что касается стремления перетянуть его на свою сторону, в свой лагерь: " Это наш или наоборот это не наш, это не из нашего лагеря, не из нашего круга, другого духа " . Страшны вот такие разделения, продолжают они отравлять нашу страну, наш народ. Это тоже одна из болей, которая мучила Александра Исаевича. Вот такие духовные разделения, которые трудно было предположить, когда казалось, что все зло только из большевизма и стоит его свергнуть, как восстановится нормальное течение жизни. Оказывается вот этой отравы стало слишком много, о чем говорил немало Александр Исаевич. И когда опять же не так давно его спросили, как он относится к тем переменам, какие проходят в стране, к той свободе, за которую он так боролся. Он ответил так: " Свободы много, правды мало " . И здесь речь о тех подменах, которые сейчас на каждом шагу, и которые преодолевать нам предстоит еще очень и очень долго. Возможность для этого дана, свобода дана. Он и за рубежом об этом говорил, и отворачивались от него многие западные общественные деятели, когда он и западный мир начинал обличать в том же самом, что неверно он свою свободу использует. А что касается его семейной жизни, да, и здесь именно исполнение им самим того, что он провозглашал. На вечере памяти Александра Исаевича столько слов благодарности было высказано его супруге Наталье Дмитриеве, его сыновьям Степану, Игнату, Ермолаю, которые каждый на своем месте живут по-настоящему христианской жизнью. Знаете чем закончился день отпевания. Так угодно было Богу, никто так не планировал, поверьте, но это получилось совершенно неожиданно, что в тот вечер мне Господь судил крестить внука Александра Исаевича. Мы заранее договаривались, что в конце августа предстоит это событие. Вся семья без исключения - и малые дети, и внуки, среди них и младенец Андрей в коляске - были на отпевании. А потом на вечере памяти, когда мы стали обсуждать конкретно, в какой же день совершить таинство крещения, не складывалось то у его родителей Игната и Натальи, то у меня. И потом удивительно всем пришла мысль, а почему бы сейчас не поехать и именно этим таинством не завершить день такой.... |
| Свойствен Ермолаю и интерес к социальным проблемам. Сохранилось его нравственно-богословское размышление под названием «Слово о рассуждении любви и правде и о побеждении вражде и лже» 838 , в котором автор высказывает свою точку зрения на социальное неравенство в московском обществе 50-х гг. XVI в. Московские верхи, «вельмож», он обвиняет в недостатке христианской любви; их достояние умножается ценой нужды других, действительно трудящихся слоев народа, главным образом тех, которые поддерживают свое скудное существование тяжелым ежедневным трудом. Эти утверждения Ермолая-Еразма напоминают нам замечания князя-инока Вассиана о социальном неравенстве в московском обществе и слова митрополита Иоасафа о податном бремени, которое угнетало крестьянство середины XVI в. 839 Еще характернее его «Послание к царю» Ивану, а также трактат о хозяйственном значении крестьянского сословия, который он преподнес царю. Здесь он излагает программу неотложных земельных реформ, которые благодаря справедливому распределению земли и снижению податей (до 15 урожая!) могли бы улучшить положение крестьян и за счет этого укрепить их производительные силы. В результате, считает Еразм, повысится общее благосостояние царства и исполнены будут христианские заповеди справедливости и любви, к вящей славе царя. Попутно автор высказывает некоторые замечания о состоянии торговли и предлагает различные улучшения 840 . Сочинения этого своеобразного «специалиста» в монашеском клобуке характерны, может быть, не столько для монашества, сколько для общей картины эпохи, – эпохи не меньшего исторического напряжения, чем время петровских реформ, и не меньшего значения для судеб России. Когда историк пытается обнаружить в реформах Петра причины и корни различных явлений русской истории – политической, социальной, хозяйственной и церковно-политической, – он приходит к выводу, что корни эти лежат намного глубже, что они восходят к XVI в., главным образом к 1-й половине столетия. Хотя, возможно, по меркам и представлениям нынешнего времени все эти деятели, выступившие на церковно-политической и культурной сцене, лишены особой значительности, но для своей эпохи, для ее культурной и церковно-политической атмосферы, они были фигурами крупными и характерными. 7. Литература XVII века |
| Оно одуховорено и традиционной для христианства параллелью человеческого слова со Словом божественным, Сыном, который также есть «сияние Отчее»; а ум, слово и душа в человеке выступают, по Ермолаю, который активно опирается в своем трактате на византийских авторов, устойчивым образом троичности божества. Книгам, полагает он, «достоит веровати», ибо они написаны наитием Святого Духа и наставляют людей на «добродетельное житие» (61). Поэтому настоящим «книгочием» может быть назван не тот, кто только скользит взглядом по поверхности слов, а прежде всего тот, кто читает умом, осмысливая глубинный смысл прочитанного. «Несть се книгочий, -пишет он, -не единым бо очным зрением или языка соглаголанием книгочий, но пространьством ума, еже мысльми разумными сведети глубины» (85). Ермолай-Еразм, пожалуй, наиболее точно и ясно среди русских книжников сумел выразить средневековое понимание самого акта чтения как некоего почти сакрального проникновения всем «пространством ума» в бесконечные духовные глубины словесного текста, созданного усилиями отнюдь не только человеческого разума. Отсюда и дерзкая попытка русского книжника выразить словами (хотя и «в притче») умонепостигаемую идею троичности Бога. Страх и ужас охватывают его от этого замысла: «…душею содрогну и телом утерпаю, страх бо мног и лют объят мя, трепетну душу и ужасно сердце сотворыпе, прежасает бо ся ум, не могуще смети вместити слова о пребезначальнем свете» (2–3). И тем не менее Ермолай, уповая на божественную помощь, берется за это почти невыполнимое дело. Столь великими виделись ему сила и могущество книжного слова. Эти представления о высокой значимости слова русичи использовали не только в прямом смысле-для возвышения самой словесности, но и в качестве своеобразного приема оценки других феноменов. В частности, понятие невыразимости в слове служит им для эстетической оценки тех или иных явлений. Тот же Ермолай-Еразм, стремясь подчеркнуть красоту и совершенство человеческого тела, утверждает, что он останавливается перед ним в изумлении, не зная, где обрести необходимые слова для адекватного описания этого творения божественной премудрости. |
| Город этот был основан и назван в честь Августа царем Капиадокии, Архелаем, получившим от Августа в 20 году горную Киликию 207 . Город Севаста скоро перебросился на берег, но на острове Элеуссе находились цитадель и дворец; в средние века они были заброшены, и остров опустел. По показанию Стефана Византийского (по К. Крумбахеру V века) между Севастой и Элеуссой в его время успел уже образоваться перешеек 208 , и Элеусса превратилась из острова в недалеко вдающийся в море возвышенный мысок, соединенный с материком низкой песчаной седловиной; такой вид он сохраняет и поныне 209 . Стефан Византийский, как известно, дошел до нас в извлечении Ермолая; извлечение это посвящено императору Юстиниану (Свида), то-есть, оно составлено или в VI, или в нач. VΠΙ века; итак, принадлежит ли заметка Стефану или Ермолаю, во всяком случае к 750 году Элеусса была уже мысом при г. Севасте; из λοκοσσα τ νησδιον она превратилась в δρος τν λαιν. Севаста лежала в типичной горной местности, к западу от пограничного потока Ламоса; мыс находился у самого города, и на о. Кипр отсюда рукой подать. Насколько не трудны и обычны были сношения между Кипром и Киликией, видно из того, что по Киперту самое население Киликии, именно местности Ketis, близко родственно кипрским семитам киттийцам (а также сирийским хеттейцам, еврейско-финикийское киттим). Бежать отсюда в Сирию, морем или чрез соседнюю низменную Киликию, тоже не трудно. Мы сказали, что имели сказать в пользу Элеуссы; а вот что говорит против нее. Во-первых, не доказано, что островок став мысом сохранил свое название «Масличного». В периплах Средиземного моря (passim у Muller’a, Geographi graeci minores) этого имени нет, весь полуостров вместе с городом зовется обыкновенно Σεβαστ. Впрочем, этот мыс, по своей незначительности, не представлял для судов ни удобств, ни опасности, и потому, вероятно, периплы говорят не о нем, а о соседнем портовом городе. Затем, мы видели, что в 698 г. соседнем Севасте Корик был византийским; но по Табари в 93 году гиджры (19 окт. |
| Пантелеймон был с детства воспитан в христианской вере, ибо мать его была христианка; она объясняла ребенку Заповеди Господни и старалась внушить ему отвращение от язычества. Но, к сожалению, благочестивая мать умерла, когда Пантелеймон был еще ребенком, а отец его был усердный язычник. Он стал заниматься сыном, водил его в идольский храм, и уроки доброй матери, по-видимому, изгладились из памяти дитяти. Отец Пантелеймона, Евсторгий, отдал сына в школу, а потом поручил его знаменитому врачу Евфросину, чтобы он от него научился врачебному искусству. Юноша был очень умен и понятлив, и учитель вскоре так полюбил его, что брал всюду с собою. Он с ним посещал и дворец, ибо Евфросин был царским врачом. Императору Максимиану понравился красивый и умный юноша, и он повелел Евфросину заняться им со всевозможным старанием, потому что он желал иметь впоследствии Пантелеймона при себе. Под руководством славного учителя юноша оказывал быстрые успехи в науке и в скором времени превзошел всех товарищей своих. Пантелеймон ходил каждый день к учителю своему; дорога его шла мимо бедного домика, в котором жил престарелый христианский священник, по имени Ермолай. С ним жили и некоторые другие христиане, скрываясь от язычников, потому что в это время христиан преследовали. Св. старцу полюбился Пантелеймон, и Господь вложил ему в сердце благое желание просветить юношу светом истинной веры. Он однажды пригласил его войти к себе в дом и тут вступил с ним в разговор. В первой беседе с Пантелеймоном св. Ермолай передал ему кратко учение христианское, возбудил в нем в то же время воспоминание детства, как то же самое некогда говорила ему умершая мать его, бывшая христианка, и как она часто молилась и призывала Христа. Пантелеймон с этого дня каждодневно заходил к Ермолаю наслаждаться его богодухновенными беседами. Идя однажды от своего духовного учителя, Пантелеймон увидел на пути лежащее дитя, от укушения ехидной умершее, и самую ехидну близ лежащую. Пантелеймон воззвал к Иисусу Христу с молитвою, да явит Он силу Свою – и дитя тотчас ожило, а ехидна сделалась мертвою. Этим явлением силы Божией Пантелеймон окончательно утвердился в вере христианской и тотчас же св. Ермолаем был крещен и приобщен св. Таин. По принятии св. крещения Пантелеймон пробыл у Ермолая семь дней. Когда он пришел домой, и родитель спрашивал его, где он столько времени находился, Пантелеймон сказал ему, что он был в царской палате и там вместе с учителем они врачевали одного больного, любимого царем, и не хотели оставить его, пока он не выздоровел. Это св. Пантелеймон говорил иносказательно, разумея свое пребывание в доме св. Ермолая для уврачевания души своей, которая многоценна пред Богом, небесным Царем. Подобным же образом объяснил он свое отсутствие и учителю своему. |
| Благодарю Господа за чудный промысел в воздаянии за даяние мое. Пришел ко мне священник, обратившийся из раскола и имеющий миссию обращать раскольников: он предложил мне помочь чем-либо на сооружение церкви: я подписал пять рублей, думал подписать три, но передумал для такого батюшки подписать больше; несколько пожалел было, но молил Господа, да без всякого сожаления принесу эту жертву на алтарь Церкви Его Святой Соборной и Апостольской – и успокоился. Прихожу ко всенощной вчера – не в очередь, а из усердия; приходит судовщик с тремя рабочими, просит их привести к присяге, привожу и получаю от него нечаянно пять рублей, едва веря глазам своим и удивляясь дивному промышлению Божию и верности слова Божия: «давайте, и дастся вам» [ Лк.6:38 ]; и: «Благотворящий бедному дает взаймы Господу, и Он воздаст ему за благодеяние его» [ Притч.19:17 ]. Славлю Господа. 27. Благодарю Господа за силы, явленные Им во мне многократно нынешний день в избавлении от грехов и коварств невидимых врагов, от тесноты и скорби и в даровании мира, свободы, дерзновения и помощи при совершении молебнов и Таинства Крещения. Благодарю Господа благопослушливого, благоуветливого и благопременительного, во вся дни сущего с нами, милующего и спасающего нас. Аминь. Благодарю за дерзновение в служении. Даруй, Господи, вся яже ко спасению прошения рабам Твоим Ермолаю, Марфе, Гавриилу и проч, чадам их; Андрею и Параскеве и всем прочим, да паки прославим Тебя, Бодрого. 28. Среда. Благодарю Господа, и ныне удивившего на мне милость Свою в избавлении от скорбей и теснот греховных, по молитве покаяния моего. И все эти тесноты постигают меня из-за житейских пристрастий, из-за человекоугодия и человекобоязни. Так меня постигла теснота при совершении крещения у господина Бойля при восприемниках [Георгии Романовиче] Бойле и Петре Аф.Чебышеве: я смутился особенно после того, когда ребенок София не вошла в купель, то есть я не мог ее погрузить за величиною ее и малостью воды (впредь надо предварительно смотреть); при чтении молитв недоговаривал окончания молитв и славословий. Прошения на великой ектении не все произнес, словословие «Велий ecu, Господи!» – [однажды] сказал; молитвы некоторые опустил, ектению сугубую скрал; отпуст не выговорил. Много долгов моих, Господи! Каюсь: прости меня. |
| С этих пор Пантелеймон стал всякий день заходить к Ермолаю и с наслаждением слушал то, что открывал ему Боговдохновляемый служитель Божий о Иисусе Христе. Точно что-то родное вливалось в чистую душу юноши – этот готовый храм для принятия Духа Святого. Он окончательно утвердился в вере христианской, когда, идя однажды от своего учителя и увидев на дороге дитя, умершее от укушения ехидны, которая лежала тут же, воззвал к Иисусу Христу с глубокой верой, да явит Он силу Свою и воскресит дитя, – и дитя ожило, а ехидна испустила дыхание... Это чудо всемогущества и благости Христа было для Пантелеймона благодатным и полным просвещением, и он немедленно принял св. крещение от Ермолая. Приняв после того и св. Тайны, он провёл в доме пресвитера ещё несколько дней. Сделавшись обладателем истинного сокровища, Пантелеимон желал разделить его с отцом своим. И Бог помог ему убедить отца принять христианство. Это совершилось по следующему поводу: когда Пантелеймон получил уже некоторую известность, как хороший врач, то к нему привели однажды слепого, который рассказал, что он уже обращался у ко всем врачам, но никто из них не мог помочь ему. – Всё почти имение моё я растратил на лечение, – жаловался больной, – но никто не возвратил мне зрения... И теперь я готов отдать всё остальное моё имущество тому, кто излечит меня от слепоты... – Свет глазам твоим возвратит Отец света, Бог истинный, – сказал Пантелеймон; – мною, недостойным рабом Своим, совершит Он твоё исцеление! – прибавил он, вдохновляемый пламенной верой... – Всё же, чем ты обещаешь пожертвовать, раздай бедным. – Сын мой, – сказал Пантелеймону бывший при этом отец его, встревоженный его словами, – зачем ты обещаешь то, чего не можешь исполнить? Каким образом ты надеешься исцелить больного, которого все другие врачи признали неисцелимым? – Те врачи не могли исцелить его, потому что великая разница между их учителями и моим Учителем... – Но ведь и сам Евфросин не имел успеха в лечении этого ослепшего, – возразил Евсторгий, думая, что его сын говорит о знаменитом своём учителе. |
| Да и весь мультфильм получился какой-то очень легкий (несмотря на обильные происки злой силы – очень активного персонажа), добрый и светлый. После таких просмотров выходишь из кинозала с тихой улыбкой и радостью от того, что время потрачено не зря. Поговорить о зле… Для тех, кто только собирается посмотреть мультфильм, сразу скажу – это не экранизация жития Муромских чудотворцев. Не литературные вариации на тему их благочестивой жизни. Это даже не «Повесть о Петре и Февронии Муромских», которую митрополит Макарий поручил после канонизации святых написать Ермолаю (Еразму) Прегрешному, известному в то время русскому писателю, чтобы литературно оформить устное народное предание о Петре и Февронии. Это именно сказ, порой переходящий просто в сказку. Но, как известно, «сказка ложь, да в ней намек, добрым молодцам урок». И, на мой взгляд, самый полезный и добрый урок из фильма может быть извлечен, если серьезно поговорить с детьми о том, что такое искушение. Ведь для этого разговора мультфильм предлагает множество ярких иллюстраций. Кто из читателей не становился свидетелем такого диалога? Малыш отказывается делиться с мамой и папой (братьями и сестрами) конфетами. «Разве ты жадина?» – восклицают родители. «Я – жадина, не дам», – отвечает юный прагматик. Реальная конфета для него важнее абстрактных определений. Повзрослев, дети лучше понимают «что такое хорошо, а что такое плохо» и так откровенно не отвечают. Но как часто «хорошо» остается для них простой абстракцией, а «плохо» – способом получить желанные блага. Вот муромская княгиня Анна, жена князя Павла, просто захотела красивое ожерелье. Что в этом плохого? Тем более что и денег платить не надо: ожерелье – подарок иноземного купца. Но слышит княгиня от мужа: «Что бояре подумают? Княгиня от соблазна удержаться не может. Скромность – вот твое лучшее украшение». Диалог довольно жизненный, кто-то и посочувствует невинному вроде бы желанию женщины. Но за отказом – обида, а где обида, там и ропот – на мужа, на его доброту к бедным и невнимание к жене. А тут и змий, который является княгине в образе мужа и дарит желанное ожерелье. Только становится оно не украшением, а цепью, лишающей княгиню свободы. |
|
|
