| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла АРУТЮНОВА-ФИДАНЯН Виада Артуровна (род. 30.09.1937, Москва), российский византинист и арменовед. В 1960 г. окончила классическое отд-ние филологического фак-та МГУ. Защитила канд. дис. на тему «Типик Григория Пакуриана» (1968, исторический фак-т Ереванского гос. ун-та), докт. дис. посвящена исследованию армяно-визант. контактной зоны (1991, ИРИ РАН). До 1978 г. работала в Ереване в Ин-те истории АН Арм. ССР, затем в Москве в академических Ин-тах всеобщей истории и российской истории. А.-Ф.- автор 4 монографий и неск. десятков научных статей, посвященных экономической и политической истории, просопографии, исторической картографии, социально-адм. строю Византийской империи. Основное место в исследованиях занимает изучение правосл. арм. общин ( армян-халкидонитов ) в странах визант. культурного круга. Этой теме посвящены монографии А. Ф., многочисленные статьи. В отдельных работах особое внимание уделено проблемам русско-арм. отношений («Византийские и армянские историки о Руси и русах», «Культ Григория Армянского в Новгороде», «Православные армяне в Северо-Восточной Руси»). К оригинальным разработкам исследовательницы помимо концепции арм. правосл. общины VI-XI вв. можно отнести гипотезу о существовании новой общественной модели в лимитрофных областях Византии, обозначенной термином «контактная зона», а также введение в научный оборот термина «вторичный эпос» - явление, существующее на пересечении устной и письменной традиции. Работы А.-Ф. публиковались в Болгарии, Франции, Греции, Австрии и Армении. Соч.: Типик Григория Пакуриана: Текст, введ., пер., и коммент. Ереван, 1978; Армяно-халкидониты на восточных границах Византийской империи (XI в.). Ереван, 1980; Образ Византии в армянской историографии Х в.//ВВ. 1991. Т. 52. С. 112-135; Армяно-византийская контактная зона (X-XI вв.): Результаты взаимодействия культур. М., 1994; Образ Византии в армянской средневековой историографии XI в. (Аристакес Ластивертци)//ВВ. 1994. Т. 55. С. 146-151; Православные армяне в контексте борьбы за унию церквей на Христианском Востоке//Традиции и наследие Христианского Востока: Мат-лы междунар. конф. М., 1996. С. 23-62; Методы создания позитивного образа Византийской империи в армянской историографии (период экспансии)//Чужое: опыты преодоления: Очерки из истории культуры Средиземноморья. М., 1999. С. 277-309; Реликвии в системе армяно-византийских отношений: религиозно-политические аспекты//Реликвии в искусстве и культуре восточнохристианского мира/Ред.-сост. А. М. Лидов. М., 2000. С. 50-52; «Повествование о делах армянских» (в печати). Е. Д. Джагацпанян Рубрики: Ключевые слова: БАНК Алиса Владимировна (1906-1984), д-р истор. наук, специалист в области культуры и искусства Византии КУРБАТОВ Георгий Львович (1929-2003), советский и российский историк, д-р исторических наук, специалист в области византиноведения |
| Итак, позиция, постулирующая возможность однозначного понимания смысла текста, обусловленная исконными перспективами протестантизма, для актуальной западной теологии превратилась в род теоретической фикции, придерживаться которой стало проблематично. Если кто-то из герменевтически ориентированных ученых сейчас пытается отстаивать парадигму однозначно данного смысла текста, то он тем самым неизбежно ставит вопрос о референтном поле этого смысла и, выражаясь словами У. Кертнера, оказывается лицом к лицу с «давней проблемой теологии, поставленной еще в постпросветительском модерне» . Подробнее см.: Jung M. Hermeneutik zur Einführung. Hamburg: Junius, 2001. S. 20-22. «Трудно дать однозначное определение герменевтике, целесообразнее привести наиболее характерные ее трактовки. Герменевтика рассматривается как прикладная техника и методология истолкования текстов; как филологическая, историческая и философская теории истолкования текстов; как методология общественных наук вообще; как универсальное философское учение, способное служить методологической и мировоззренческой основой понимания действительности». – Бабушкин В.У. Феноменологическая философия науки: критический анализ. М.: Наука, 1985. С.150. Богданов Е.В. Философская герменевтика: история и современность. СПб.: Санкт-Петербургский государственный университет аэрокосмического приборостроения, 2002. С. 4. Юшманова Т.Н. Некоторые проблемы критики герменевтики как метода философско-эстетических интерпретаций культуры (критический анализ идеалистических герменевтических концепций Г. Шпета и П. Рикера). Диссертация на соискание ученой степени кандидата философских наук. М., 1984. С. 8. См.: Дубровский Д.И. Существует ли внесловесная мысль//Вопросы философии. М. 1977, 9. С. 104. См.: Ahrens R. Hermeneutik//Metzler Lexikon Literaturund Kulturtheorie. Ansätze, Personen, Grundbegriffe. Stuttgart-Weimar: J.B. Metzler, 2001. S. 244. Strecker G., Schnelle U. Einführung in die neutestamentliche Exegese. 3., durchgeseheneund ergänzte Auflage. Göttingen: Vandenhoeck & Ruprecht, 1989. S. 159. |
| — Вы работаете в какой-то глухомани, живете в «райцентре» — городе Альбукерке, столице штата Нью-Мексико. Вы сельский врач? — Отчасти так. Альбукерке — полумиллионный город с университетом, с научными лабораториями, с довольно небольшой, но очень интересной русской общиной, в которой большую часть составляют профессора математики и физики. Но работаю я в трех часах от него, совсем уж на краю Ойкумены, и в больнице у нас мало специалистов. По всей Америке большая нехватка врачей, они живут в городах вдоль побережья, никто не рвется в глубинку. Приходится много чего делать самому, и в этом есть своя прелесть, потому что это делает жизнь врача интересной. — Может, лучше, не интересная, но спокойная? — Я бы сказал, интересная в разумных пределах. Как только мне становится скучно, я начинаю дергаться и куда-то рваться. Это у меня и в личной жизни, и в профессиональной. Такое патологическое бродяжничество, род болезни, которая имеет даже научное название — дромомания. Это началось еще при Брежневе в 1984 году. Баку, Набережные Челны (в тот момент он назывался Брежнев). Не знаю, куда бы еще меня занесло на просторах Советского Союза, но, к счастью, он вовремя развалился, и я уехал в Израиль, а оттуда — в Америку. Честно говоря, я уже за себя опасаюсь, поэтому решил, что уже никуда больше не поеду и буду поддерживать интерес на уровне, совместимом с жизнью. Иосиф Раскин — Удивительно, но вы по-русски говорите с акцентом. — Я на всех языках так говорю — по-русски, по-английски, на иврите. Много лет назад, в 70-е годы, я позвонил своей тетке, которая работала психиатром в Киеве. Ее позвали к телефону и сказали: «Инна, вам звонит иностранец с кавказским акцентом». «Я выучил туберкулез — и мне стало скучно» — Вы из медицинской семьи? — Мой дед был скорее организатором здравоохранения, он всю жизнь работал главврачом в разных местах, в том числе командовал полевым госпиталем на Белорусском фронте с 1941 по 1945-й. Одна из моих бабушек была врачом-лаборантом. Ну а родители — инженеры. |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла НИКОЛАЕВА Татьяна Васильевна (25.01.1921, с. Нелидовка Бельского у. Смоленской губ. (ныне г. Нелидово Тверской обл.) - 30.04.1984, Москва), историк, археолог, искусствовед, исследователь в области рус. средневек. искусства; доктор исторических наук, старший научный сотрудник Ин-та археологии АН СССР (ныне РАН), награждена медалью «800 лет Москвы». Род. в семье служащего. В 1944 г. окончила исторический фак-т МГУ им. М. В. Ломоносова, в 1948 г.- аспирантуру Ин-та истории материальной культуры АН СССР. С 1948 по 1966 г. работала в Загорском (ныне Сергиево-Посадском) гос. историко-художественном музее-заповеднике, с 1950 г.- в должности заведующей историко-художественным отделом, с 1966 г.- в Ин-те археологии АН СССР. В 1963 г. защитила канд. дис. на тему «Произведения древнерусской мелкой пластики XIII-XVII вв. в собрании Загорского музея», в 1974 г.- докторскую диссертацию, посвященную художественному ремеслу (прикладному искусству) Московской Руси. Круг интересов Н. как сотрудницы Загорского музея охватывал все виды профессиональной музейной деятельности: она вела научно-исследовательскую, выставочную, собирательскую, просветительскую работу, участвовала в хранении памятников. Под ее руководством были подготовлены и созданы музейные экспозиции: «Древнерусское искусство XIV-XVII вв.» (1958), «История Троице-Сергиевой лавры» (1963). Она осуществляла археологический надзор за строительными и земляными работами на территории Троице-Сергиевой лавры (опубликовала ряд статей по материалам раскопок), принимала участие в археологических исследованиях Белгорода, Александрова, Ст. Рязани. Н. возглавляла музейные экспедиции в различные районы Московской, Калужской, Калининской (Тверской), Костромской областей по обследованию церквей, выявлению, сохранению и сбору памятников истории и культуры, произведений рус. искусства. В результате экспедиций музейное собрание пополнилось редкими памятниками иконописи, шитья, предметов малых форм, рукописей и старопечатных книг. Благодаря ей были исследованы, атрибутированы и опубликованы малоизвестные и недавно обнаруженные произведения. О степени научной активности Н. свидетельствует в частности то, что более половины объема музейных сборников занимали именно ее статьи. |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла ДАГРОН [франц. Dagron] Жильбер (род. 26.01.1932, Париж), франц. византинист. В 1953-1956 гг. обучался в Высшей педагогической школе (École Normale Supérieure) по специальности «классическая литература». В 1956-1957 гг. преподавал в лицее в Лане. С 1960 г. сотрудник дирекции по культуре и технике МИД Франции. В 1962-1964 гг. атташе по культуре посольства Франции в Москве. С 1969 г. доцент (maitre-assistant) истории средних веков в ун-те Сорбонна. В 1972 г. получил ученую степень д-ра филологии и гуманитарных наук. С 1975 г. профессор истории и цивилизации визант. мира в Коллеж де Франс. C 1994 г. ординарный член франц. Академии надписей и изящной словесности. В 1997-2000 гг. администратор Коллеж де Франс, президент ассамблеи профессоров. Президент Академии надписей и изящной словесности (2003). Кавалер ордена Почетного легиона, командор ордена «Palmes academiques». Член Афинской академии, Национальной академии деи Линчеи (Рим), Американской академии искусств и наук, почетный доктор Афинского ун-та, член франц. научных ассоциаций поздней античности, медиевистики. Д. является специалистом в самых разных областях византиноведения преимущественно времени ранней и средней Византии. Крупнейшие работы Д. посвящены истории и культуре К-поля, становлению визант. столицы в IV-V вв. как нового центра эллинистической и рим. культуры (Naissance d " une capitale: Constantinople et ses institutions de 330 à 451. P., 1974), а также восприятию К-поля и его прошлого самими византийцами, жителями города, для к-рых историческая действительность всегда выступала в слиянии с множеством легенд (Constantinople imaginaire: Études sur le recueil des «Patria». P., 1984). Сферой интересов Д. неизменно остаются различные аспекты религиозности в Византии, сформированные традицией поведенческие стереотипы, ментальность средневек. правосл. общества, положение различных религ. общин в империи, взаимоотношения византийской традиции с Востоком и Западом. Вкладом Д. в византиноведение являются публикации архива актов мон-ря вмч. Пантелеимона на Афоне, житий св. Феклы и т. д. В кн. «Император и священник» (Empereur et prêtre: Étude sur le «césaropapisme» byzantin. P., 1996) рассматривается история взаимоотношений светской и церковной властей в Византии и более широкая проблема соотношения духовного и мирского в культуре Византии, а также в античной, западноевроп. и рус. общественно-политических традициях. |
| Х. Кокс еще в 1984 году задавался вопросом возможно ли «постмодернистское» или «демодернизированное» христианство? Сам теолог отвечал на этот вопрос утвердительно, уточняя, что будущее христианство будет способно внести свой вклад в строительство новой цивилизации лишь радикально преобразившись. Постмодернизм сегодня активно пытается преобразить западное христианство, идя по пути своих предшественников. Заявляя, что мы живем в мире интерпретаций, порождаемых культурными и прочими различиями, выступающими своего род фильтрами нашего восприятия, постмодернисты разрушают устойчивую картину мира, пытаясь раздробить ее на отдельные части. Бог же в ней, по выражению Д. Ваттимо, становится «как орнамент». Множественность мнений, не претендующих на истинность (во имя всеобщего мира и согласия), порождает, как представляется, не возрождение христианства, а его окончательное затухание в рамках западной цивилизации. Все одинаково правы и не правы одновременно: в такой ситуации моральный закон перестает работать. В то же время, попытки постмодернизма навязать некий «постметафизический» дискурс чреваты окончательным исходом сакрального из европейского пространства. Превращение Бога из Абсолюта в орнамент рассыплет элементы этого орнамента, которые вскоре окажутся растоптанными и окончательно позабытыми. По сути, будет уничтожена сама идея Бога, а отсутствие идеи автоматически выводит из пределов Бытия и само явление, которое это идея выражала. Чего, по сути, требуют постмодернисты и новые теологи, озвучивая те настроения, которые существуют в современном европейском обществе? Они требуют деконструкции Бога, а затем Его новой сборки, но уже с иным наполнением, соответствующим окружающей реальности. Им не нужен христианский Бог, им нужен свой, новый Бог. При этом их совершенно не волнует, что тем самым они, фактически, перечеркивают двухтысячилетнюю историю Христианства, подрывая основы европейской цивилизации. Можно привести сравнение из политической области с условным демократом, который, заявляя о своей приверженности к демократическим ценностям, говорит, что он не против применения пыток к инакомыслящим, отмены выборов и запрета свободы слова. |
| М. приводит вариативные конструкции: фиксирует вариативность выражения субъекта в пассивных конструкциях: + род. пад.//твор. пад.//дат. пад.: « »; инфинитивных конструкций с и без « - » и др. (Л. 221, 226-226 об.). Обосновывая свои решения, М. прибегает к сопоставлению с греч. языком. Однако факт сходства церковнославянской и греческой конструкций может быть аргументом противоположных нормативных оценок М. Для кодификации синтаксических норм в Грамматике М. характерны следующие черты: «1) опора на авторитетные письменные церковнослав. источники; 2) сохранение специфических церковнослав. конструкций, отсутствующих в «простой мове»; сохранение достаточно искусственных и архаических церковнослав. оборотов; 3) утверждение своеобразия строя церковнослав. языка по отношению к греческому и латинскому языкам; 4) предпочтение конструкций с более отчетливой выраженностью синтаксических связей; 5) стремление выявить экспрессивно-стилистические различия между синтаксическими синонимами» ( Мечковская. 1984. С. 112). Иными словами, грамматическая кодификация М. была призвана максимально усложнить структуру церковнослав. языка и дистанцировать его от разговорного. Грамматика М. была ориентирована на обучение активному владению слав. языком (ср. « » - Л. 2, 5). Именно такой тип знания лит. языка культивировался в ученых кругах Юго-Зап. Руси и внедрялся в практику школьного образования. М. адресует свою книгу в первую очередь учителям школ. Непосредственное указание на адресата Грамматики содержится в авторском предисловии, под названием « ». Предисловие к Грамматике содержит указания, определяющие цель обучения, метод обучения, содержание курса и последовательность прохождения материала. Замечания и комментарии в основном тексте Грамматики также адресованы обучающим (« » - Л. 146). Труд М. оказал огромное влияние на последующее развитие грамматических знаний, в первую очередь в России. В 1648 г. на Московском Печатном дворе было осуществлено 2-е издание Грамматики М., подготовленное Михаилом Роговым и Иоанном Наседкой . Призванное служить теоретической основой и инструментом для решения задач книжной справы , московское издание Грамматики отличалось от 1-го как на концептуальном, так и на формальном уровне. Справщики устранили имя М. как отступника от Православия, принявшего униатство, подвергли Грамматику существенным изменениям текстологического и собственно языкового характера (их детальный анализ см.: Кузьминова. 2012. С. 112-270). Третье издание Грамматики (М., 1721), подготовленное Ф. П. Поликарповым-Орловым , было значительно приближено к 1-му изданию. |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла ЗАВОЛОКО Иван Никифорович (17.12.1897, г. Режица Витебской губ., ныне Резекне, Латвия - 8.03.1984, там же), деятель федосеевского согласия (см. Федосеевцы ), историк старообрядчества, собиратель, педагог. Род. в семье старообрядца-федосеевца Н. М. Заволоко, служившего в Режице железнодорожным сторожем. До 8 лет З. воспитывался в Двинске (ныне Даугавпилс) у бабушки, обучившей его церковнослав. грамоте, затем вместе с матерью переехал в Ригу, жил в Задвинье и посещал уч-ще при рижской Гребенщиковской старообрядческой общине (РГСО) - центре беспоповцев Прибалтики. В 1908 г. З. поступил в Рижское реальное уч-ще Петра I, окончил его в 1917 г. в Таганроге, куда уч-ще было эвакуировано в годы первой мировой войны. С сент. 1917 по апр. 1918 г. был действительным студентом сельскохозяйственного отделения Рижского политехнического ин-та, в 1918-1919 гг. учился в московской Петровско-Разумовской сельскохозяйственной академии (ныне МСХА им. К. А. Тимирязева), затем вернулся в Ригу. В качестве председателя Об-ва рус. студенчества в Латвии З. был делегирован в Прагу с целью сбора информации о положении рус. студентов-эмигрантов в Чехословакии. В апр. 1922 г. был принят на фак-т естественных наук пражского Карлова ун-та, в следующем году перешел на русский юридический фак-т (образован в 1922), который окончил в 1927 г. со степенью кандидата права. На рус. юридическом фак-те Карлова ун-та в нач. 20-х гг. преподавали Г. В. Вернадский, С. Н. Булгаков , А. А. Кизеветтер . Годы пребывания в Праге стали для З. не только временем учебы и формирования общественных взглядов, но и временем приобщения к научной школе Н. П. Кондакова . С 1925 г. З. посещал Seminarium Kondakovianum (1925-1938), на к-ром обсуждались проблемы археологии, византиноведения, древнерус. культуры, истории искусств. В рамках семинара оформился интерес З. к изучению и собиранию исторического наследия. В Праге З. познакомился со сложившимся к 1923 г. Русским студенческим христианским движением (РСХД). Благодаря контактам с лидерами РСХД Г. В. Флоровским , В. В. Зеньковским и др. З. после возвращения в Латвию до 1930 г. продолжал общаться с членами латв. отделения РСХД, в качестве гостя присутствовал на съезде РСХД в Прибалтике (1928). В Праге З. также имел контакты с рус. эмигрантами - последователями евразийства . |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла А. Г. Мурачёв. Фотография. 2000 г. Афанасий Герасимович (1916, дер. Каначак (ныне Турочакского р-на Алтайского края) - 12.09.2008, Енисейский р-н Красноярского края), старообрядец часовенного согласия , крестьянский писатель, полемист. М. род. в многодетной семье зажиточного сибирского крестьянина-старообрядца часовенного согласия, с раннего детства занимался крестьянским трудом. В 1929 г. семья, опасаясь раскулачивания, уехала из деревни, переселилась в края, более суровые, чем Алтай: в поселок на р. Чичкаюл (ныне Тегульдетского р-на Томской обл.). Привлекла глухая тайга, вскоре, однако, ставшая местом водворения спецпереселенцев. Семья еще не раз переселялась, избегая записи в колхоз. В 1940 г. М., уже один, перешел на притоки Енисея, долго скитался, терпя нужду и голод. В 1947 г. он поселился как мирянин в одном из Дубчесских скитов, основанных в кон. 30-х гг. XX в. Симеоном (Лаптевым) . В скиту М. стал учеником о. Симеона, овладевал сокровищами древнерус. книжности, что заложило основу его писательского мастерства. При разгроме скита в 1951 г. М. вместе с др. насельниками был арестован, сумел бежать, когда партию захваченных скитских жителей переправляли в центр пересылки - с. Ярцево (Енисейского р-на). После мн. скитаний М. поселился в одной из деревень на Н. Енисее, стал наставником местной общины. Вся его жизнь была связана с книгами. Он много переписывал, великолепно переплетал книги в кожу и, главное, активно работал в разных лит. жанрах. Важнейшими своими сочинениями он считал эсхатологические: «О временах» (1969-1970), «О останке Израилевом» (1982), «Предатомные предвестии» (1983), «Наука и техника - природе убийца» (1984), «О конце света» (1994). В них он развивал идеи о. Симеона о «порче» мира через достижения науки и техники и об антихристе . Много места в творчестве М. занимала полемика. В жанре древнерус. диалога написан «Пример ко лжедуховномудреникам» - спор о «чувственном» и «духовном» представлении об антихристе. По этому вопросу М. не раз вступал в «письменную перестрелку» с писателем-беспоповцем А. К. Килиным . Килин обличал М. за «чувственное» понимание антихриста, М. опровергал взгляды «духовномудрствующих», в первую очередь Килина. В сер. 90-х гг. М. вступил в ожесточенную полемику по вопросам эсхатологии уже с центром часовенного согласия - нижнеенисейскими скитами. Он написал соч. «О начертании», в котором обрушился на новые представления о признаках конца света, появившиеся у енисейских часовенных и взятые на вооружение скитами. Речь идет о толковании товарного штрихкода как антихристовой печати, разработанном в среде зап. протестант. конфессий и распространившемся в 90-х гг. XX в. в России, в т. ч. у нижнеенисейских скитников. М. называл эту новацию «баптистскими выдумками». |
| Вот почему натуралистам не помогут заявления о том, что они-де не обязаны принимать что-либо (например, божественную волю) как совершенно или в конечном счете простой, элементарный факт, не подлежащий дальнейшему объяснению, но лишь соглашаются, что в каждый данный момент обнаруживается нечто до сих пор не объясненное, к объяснению чего нас, однако, способны привести более глубокие исследования. После любых мыслимых успехов в нашем научном познании деталей корреляций ментального и физического как существование ментальных реальностей, так и их законосообразные корреляции с физическими реальностями останутся для натуралиста совершенно тем же, чем являются они ныне – абсолютно простыми, не поддающимися дальнейшему объяснению фактами. Но Сёрл в полемике с Нагелем использует еще одну линию защиты: даже если мы соглашаемся с тезисом Нагеля об отсутствии причинной необходимости в случае ментальное/физическое, отсюда не следует ровным счетом ничего. Почему? Потому, что в случае воды и свойства быть жидкостью мы можем представить отношение между ними таким образом, чтобы причинная необходимость стала естественной частью данной картины. А так как сознание непредставимо и невообразимо, то мы не способны представить себе тот же тип причинной необходимости. Но это вовсе не означает, что ее здесь нет. В данном случае Сёрл попросту повторяет свой прежний тезис, а именно: коль скоро дан натурализм, то наше замешательство перед фактом возникновения сознания из лишенных его частей материи объясняется нашими попытками сознание вообразить. Мне же кажется, что данный тезис ложен, и даже вопиющим образом ложен. Что до меня, то я никогда не чувствовал искушения представить себе сознание. Другие натуралисты прямо указывают на реальную трудность, касающуюся возникновения сознания. Пол Черчленд пишет: Важная особенность стандартной эволюционной трактовки состоит в том, что весь человеческий род и все его характерные черты представляют собой всецело физический результат чисто физического процесса... Если это – правильное описание нашего происхождения, то, похоже, нам нет необходимости, и у нас не остается возможности вводить в наше теоретическое представление о самих себе какие-либо нефизические сущности или свойства. Мы – творения материи, и нам следует научиться жить с ясным сознанием этого факта (Churchland 1984, р. 21). |
|
|
