| Фет Афанасий Афанасьевич (1820–1892) – поэт. Лучшие свои стихотворения, ставшие шедеврами русской лирики и романсов («На заре ты ее не буди…», «Я пришел к тебе с приветом…»), он опубликовал в «Москвитянине» в 1842 и 1843 годах, еще будучи студентом Московского университета. Готовясь к поступлению в университет, он жил в «пансионате» издателя «Москвитянина» и университетского профессора истории М.П. Погодина, а затем переехал во флигель дома своего однокурсника Аполлона Григорьева на Малой Полянке, где и прожил почти весь студенческий период. Оба они, по словам Фета, успели к этому времени «заразиться страстью к стихотворству». По свидетельству еще одного их сокурсника Якова Полонского (он тоже, как Фет и Аполлон Григорьев, свои первые стихи опубликовал в погодинском «Москвитянине»), «Григорьев верил в поэтический талант своего приятеля, завидовал ему и приходил в восторг от лирических его стихотворений». После окончания университета их жизненные пути разойдутся, но через много лет Аполлон Григорьев напишет Фету из Италии: «…Дело в том, что ты меня понимаешь и я тебя понимаю, и что ни годы, ни мыканье по разным направлениям, ни жизнь, положительно-мечтательная у тебя, метеорски-мечтательная у меня, не истребили душевного единства между нами». Фет действительно не испытал мыканья по разным направлениям, которое, по сути, сгубило самого Аполлона Григорьева, побывавшего даже в масонах. В середине 50х годов несколько стихотворений Фета появилось в некрасовском «Современнике», но затем, по выражению современника, «он бросился из литературы в фермерство», весьма преуспев на этом новом поприще. Владимир Соловьев писал о своем литературном наставнике: «А.А. Фет, которого исключительное дарование как лирика было по справедливости оценено в начале его литературного пути, подвергся затем продолжительному гонению и глумлению по причинам, не имеющим никакого отношения к поэзии». Причины эти известны. В 1861 году он попытался обобщить свой практический фермерский опыт, опубликовав в катковском «Русском Слове» цикл статей о сельском хозяйстве. О последовавших глумлениях можно судить по фельетонному отзыву Салтыкова-Щедрина: «Вместе с людьми, спрятавшимися в земные расселины, и Фет скрылся в деревне. Там, на досуге, он отчасти пишет романсы, отчасти человеконенавистничает; сперва напишет романс, потом почеловеконенавистничает, и все это для тиснения направит в «Русский Вестник». Как это ни парадоксально, но Салтыков-Щедрин оказался почти прав. Не по отношению к человеконенавистничанию Фета, описывавшего реальные проблемы, с которыми столкнулись русские фермеры после освобождения крестьян, а по отношению к романсам. Упомянутые земные расселины спасали в древности крестьян от военных нашествий. Романсы, не подвергшиеся идеологизации, оказались подобным же спасением для русской поэзии, став отдушиной, глотком чистого воздуха как для поэтов, так и для композиторов. |
| Фет Афанасий Афанасьевич (1820–1892) – поэт. Лучшие свои стихотворения, ставшие шедеврами русской лирики и романсов («На заре ты ее не буди...», «Я пришел к тебе с приветом...»), он опубликовал в «Москвитянине» в 1842 и 1843 годах, еще будучи студентом Московского университета. Готовясь к поступлению в университет, он жил в «пансионате» издателя «Москвитянина» и университетского профессора истории М.П. Погодина, а затем переехал во флигель дома своего однокурсника Аполлона Григорьева на Малой Полянке, где и прожил почти весь студенческий период. Оба они, по словам Фета, успели к этому времени «заразиться страстью к стихотворству». По свидетельству еще одного их сокурсника Якова Полонского (он тоже, как Фет и Аполлон Григорьев, свои первые стихи опубликовал в погодинском «Москвитянине»), «Григорьев верил в поэтический талант своего приятеля, завидовал ему и приходил в восторг от лирических его стихотворений». После окончания университета их жизненные пути разойдутся, но через много лет Аполлон Григорьев напишет Фету из Италии: «...Дело в том, что ты меня понимаешь и я тебя понимаю, и что ни годы, ни мыканье по разным направлениям, ни жизнь, положительно-мечтательная у тебя, метеорски-мечтательная у меня, не истребили душевного единства между нами». Фет действительно не испытал мыканья по разным направлениям, которое, по сути, сгубило самого Аполлона Григорьева, побывавшего даже в масонах. В середине 50-х годов несколько стихотворений Фета появилось в некрасовском «Современнике», но затем, по выражению современника, «он бросился из литературы в фермерство», весьма преуспев на этом новом поприще. Владимир Соловьев писал о своем литературном наставнике: «А.А. Фет, которого исключительное дарование как лирика было по справедливости оценено в начале его литературного пути, подвергся затем продолжительному гонению и глумлению по причинам, не имеющим никакого отношения к поэзии». Причины эти известны. В 1861 году он попытался обобщить свой практический фермерский опыт, опубликовав в катковском «Русском Слове» цикл статей о сельском хозяйстве. О последовавших глумлениях можно судить по фельетонному отзыву Салтыкова-Щедрина: «Вместе с людьми, спрятавшимися в земные расселины, и Фет скрылся в деревне. Там, на досуге, он отчасти пишет романсы, отчасти человеконенавистничает; сперва напишет романс, потом почеловеконенавистничает, и все это для тиснения направит в «Русский Вестник». Как это ни парадоксально, но Салтыков-Щедрин оказался почти прав. Не по отношению к человеконенавистничанию Фета, описывавшего реальные проблемы, с которыми столкнулись русские фермеры после освобождения крестьян, а по отношению к романсам. Упомянутые земные расселины спасали в древности крестьян от военных нашествий. Романсы, не подвергшиеся идеологизации, оказались подобным же спасением для русской поэзии, став отдушиной, глотком чистого воздуха как для поэтов, так и для композиторов. |
| Чрезвычайное разнообразие поручений и их нередко щекотливость требовали со стороны о. арх. Антонина особой проницательной осторожности и, так сказать, дипломатичности, а поэтому и отнимали у него много времени на выполнение их. Правда, его труды в этом направлении не всегда увенчивались желательным успехом и не всегда признавались со стороны высшей власти «удовлетворительными» 58 и «соответствующими его достоинству» 59 , но несомненно они сильно мешали о. архимандриту в его любимых занятиях византиноведением, 60 которое «неодолимо влекло» его к себе особенно после той непрестанной работы в этом направлении, какая была возможна для него в счастливой Греции. Но и в Константинополе лишь только находилось свободное время от исполнения своих обязанностей, или если представлялся к тому удобный счастливый случай, он не терял ни того, ни другого и стремился использовать их с возможною добросовестностью в интересах научных. К атому времени относятся его «Поездка в Вифинию» (Христ. Чтен. 1862, 11, 1863, I и II), «Поездка в Румелию (в двух обширных томах: Спб. 1879 и 1886); прекрасная в научном отношении статья „Заметки XII–XV века, относящаяся к крымскому городу Сугдее (Записки Одесского археол. общ. 1863, т. V, стр. 595–628. Отзыв о ней у В. Г. Васильевского в критико-библиогр. словаре С. А. Венгерова, т. I, стр. 629–630) и некоторые другие ученые работы и статьи, напечатанные 61 в разных богословских журналах и оставшаяся в рукописях 62 . Поездка в Румелию, продолжавшаяся с Мая 1865 года по Июнь, по обилию научных данных, собранных в двух обширных томах, вышедших в свет с промежутком в шесть лет, не теряет своего научного интереса, 63 не смотря даже на появление в печати специального труда епископа Порфирия Успенского : «Восток Христианский. Путешествие в метеорские и осоолимпийские монастыри в Фессалии». Румелийская поездка была последнею данью о. архимандрита Антонина по отношение к изучению Византии непосредственно на месте. По возвращении из Румелии и Фессалии в Афины, о. Антонин телеграммою г. посла графа Н. П. Игнатьева вызывается в Константинополь 64 и, по указанию его и не без согласия Св. Синода 65 немедленно командируется в Иерусалим, с целью произвести тщательное расследование по делу о беспорядках в нашей миссии. Вступая в стены её 11 Сентября 1865 года, о. архимандрит Антонин и не помышлял, конечно, что он будет вынесен отсюда на Елеон в гробу... |
| Мы не скажем неправды, если заметим теперь, что патмосская библиотека была школой для г. Саккелиона, который под конец своей жизни благодаря своим непрерывным занятиям рукописями приобрёл себе славу замечательного, а в Греции даже единственного, знатока палеографа и библиографа, удивлявшего своими тонкими наблюдениями над рукописями и замечательной памятью всех библиографических справок, за которыми обращались обыкновенно к покойному Саккелиону. Задержка относительно напечатания « Πατμιακ βιβλιοθκη» имела немаловажное значение для его учёной репутации. Прекрасно ознакомившись с содержанием патмосских рукописей во время их описания, г. Саккелион в течение более тридцати лет наполнял многочисленные константинопольские, афинские и смирнские периодические филологические и археологические издания новыми материалами из патмосских рукописей, снабжая их своими, иногда весьма обширными, критическими и учёными примечаниями. В основу своих небольших палеографических работ г. Саккелион полагал всегда слова, сказанные Спасителем своим учениками: «соберите избытки укрух, да не погибнет ничтоже» ( Ин. 6:12 ). Всем этим его многочисленным изданиям составлен сыном покойного И. Саккелиона обширный перечень, хотя, как мы знаем, далеко ещё не полный, напечатанный в « Δελτον τς τορικς κα θνολογικς ταιρ ας τς λλδος» за месяц июль 1891 г. Все работы Саккелиона имели характер новизны, знакомили людей, занимающихся византийской историей и византийскими древностями, с богатствами малодоступной патмосской библиотеки и потому ценились не только в Греции, но даже и за границей. Уже незадолго до смерти, когда г. Саккелион занялся составлением каталога рукописей, поступивших по распоряжению греческого правительства в библиотеку афинского университета из метеорских монастырей, стали появляться его работы по рукописям этой новой библиотеки. Но и на этой должности хранителя рукописей в библиотеке афинского университета он продолжал сводить счёты с излюбленной им патмосской библиотекой. В 1890 году он напечатал в третьем томе известного издания венских учёных Миклошича и Мюллера под заглавием «Acta et diplomata monasterion ecclesiarium orientis» все акты и документы, относящиеся к истории патмосского Иоанно-Богословского монастыря и хранившиеся дотоле в памосской библиотеке. Издатели актов не взяли у г. Саккелиона его обширных ученых примечаний к этим актам, имеющих составить том объёмом не менее самих актов и оставшихся после его смерти не напечатанными. В 1890 же году он окончил печатание и своей « Πατμιακ βιβλιοθκη», давно ожидаемой в свет всеми, кто интересовался подобного рода работами и принятой весьма сочувственно в Греции и за границей. |
| 89 5 В чине XVI в. не говорится ни о приглашении митрополитом властей, ни даже о многолетии царю и царице с чадами в данное время чина. Вместо этого, митрополит многолетствует царя, по окончании утрени, по приходе своем из собора в крестовую палату. 91 В этой же самой Иверской рукописи 1120 в конце чина находим следуюцую прибавку писца рукописи: Μετ τ τλος τς ζ» δς, ψλλεται τοτο ντ σματικο κρ Μανουλ το Γαζ, συνετθη δ κα γρφη κα παρ» μο, ς ρς, χος πλ. δ». δ γγελος, δ γγελος Κυρου, δ γγελος Κυρου συγκατβη μα τος περ τν ζαραν ες τν κμινον. Πλιν. δ γγελος Κυρου, συγκατβη μα τος περ τν ζαραν, ες τν κμινον, κα ξετναξε τν φλγα το πυρς κ τς καμνου, κα ποησε τ μσον τς καμνου, ς πνεμα δρσου διασυρζον, κα οχ ψατο ατν τ καθλου τ πρ. Πλιν πλ. α». Οδ λπησεν, οδ παρηνχλησεν. Ττε ο τρες, ς ξ νς στματος, μνουν κα ελγουν κα δξαζον τν Θεν ν τ καμν λγοντες. π χορν, πλ. δ. Ελογετε. 92 Слова: Λγε и Παλιν в данной рукописи написаны киноварью и положены на ноты. Эти слова называются вставочными, но их присутствие в стихирах и стихах не было делом случайным, а вызывалось практическими соображениями нотописцев. Д. Разумовский , Церковное пение в России, в. I, стр. 109. 93 κολουθα называлось подробное и последовательное изложение службы или чина, со всеми обрядами, священническими и диаконскими возгласами и с полным текстом молитв, входящих в состав его – краткое уставное изложение тех же служб или чинов, часто даже без указания молитв. 95 Небезынтересно сообщить нашим читателям следующий любопытный факт. Отыскав вышеприведенный греческий чин пещного действия в Иверской рукописи 1120, мы, после того, пересмотрели несколько нотных рукописей той же библиогеки, все нотные рукописи богатой афонской Ватопедской библиотеки (около 500 ркп.), русского Пантелеимоновского монастыря и библиотеки Афинского национальнаго Университета, куда собраны рукописи Фессалийских метеорских монастырей, и ни в одной из них не нашли чина пещного действия хотя бы в том же самом изложении, в каком дает его нам Иверская рукопись 1120. Между этими рукописями попалось нам несколько экземпляров даже с тем самым надписанием: «Παπαδικ τχνη». |
| Вместе с ним отбыл с Афона в г. Веррию, а оттуда, наконец, в Стаги, где старец поселился в одной пещере, а Афанасий выбрал себе место на верху скалы, где, вместе с другими двумя отшельниками, устроил общежительное братство. Скончался в мире 70 лет от роду, следовательно, в конце XIV века, удостоившись дара прозрения 285 . О сотруднике его Иоасафе, под тем же числом сказано: „в мире скончался“, и ничего более! Что же? Возможное ли дело, чтобы такой ученый и любознательный человек и историк, как Никодим, не упомянул ни одним словом о том, кто такой был Иоасаф, если бы это был Император? Особенно он не мог этого сделать как Афонец, который не мог не знать, что метеорский Иоасаф есть ватопедский Иоасаф-Кантакузин, столько памятный святой горе защитою ее учения о Фаворском свете. 247 Имя невольного столпника Каллиник, бывший архиерей какой-то епархии, сосланный в Метеоры патриархом в наказание. 248 Π ν μτριον καλν.. Пословица в ходу в образованных кругах общества, Μηδν γαν.., только у ученых. 249 Всего несноснее для грека то, что мать князя гречанка. ξ δων τ βλη, говорят в утешение свое обижаемые «неблагодарным». 250 До «Царя из исправников» и обитель Варлаамская ежегодно получала дохода из княжеств около 400 000 пиастров (почти 20 000 рублей). Я было усомнился в такой крупной цифре, но мне дали понять, что когда дело идет о этих «островах блаженных» ( νσοι τν μακρων), то никакая цифра не велика! 251 Да не сочтет благой читатель моего «подойника» профанацией вещей божеских и человеческих. Мне памятен один чиновник одного ведомства, который называл, еще менее, кстати, известный и близкий ему департамент, «дойною коровой».. 252 † νηγρθη κ βθρων κα νιστορθη πνσεπτος κα θεος νας οτος το κυ κα Θυ κα Σωτρος μν Ιυ Χυ τς Μεταμορφσεως, δι συνδρομς κα κπος τν ερισκομνων δελφν. γουμενεοντος κυρο Συμε ν ερομονχου. π τους ω Ξω Αω. ν μην Νοεμβρω η. νδ. ια. Выходит фатальный год взятия турками Константинополя и конца Восточной Империи. Не странно-ли, что о существовавшей уже около 200 лет тут же церкви, и тоже Преображенской, «братия» не упоминают ни единым словом? А если еще ктитор ее был Император?! 253 νοικοδομθη πνσεπτος ο τος νας τς Μετα μορφσεως το κυ μν Ιο Χο δι συνδρομς κα κπου τν... ερισκομνων δελφν. τους νγ.. Не знаем, насколько понимал тонкости филологии писавший заметку, и имел-ли он в виду, употребляя вместо: κοδομθη выражение: νοικοδομθη, дать знать потомству, что речь идет не просто о создании, а о воссоздании храма. В обеих заметках квалификация братий «находящимися» должна, по-видимому, иметь некий особенный смысл... 254 νεγρθη κ βθρων θεμελου κα νηκοδομθη θεος κα πνσεπτος νας οτος το κ κα θ κα Σρος μν Ι Χ, δι κπου κα ξδου τν σων πρων μν θανασου κα ωσαφ, ν τει, ω. κα κττωρ. νιστορθη δι συνδρομς κα κπου τν λαχστων δελφν. τ. λΒ. νδ. β. μην Νοεμ. κα. |
| Но нечего было делать. На целую ночь мы оставались без работы. – Следует глаза беречь, – сказал внушительно на проплате о. Игумен. Пришлось, таким образом, согласно с ораторскою фигурой Эллинской, „нужду сделать любочестием,“ т. е. показать вид, что мы сами первые заботимся о своих глазах, и затем сомкнуть их, довольствуясь и утешаясь тем, что им и без того удалось высмотреть многое, чего весьма легко могли совсем не видеть. Стоило только, например, Игумену “заболеть“ сегодня утром, а не после обеда, и мы не видели бы ни хрисовулов, ни скиптров, ни такого множества ковчежцев с св. мощами, в том числе и с главою самого ктитора обители Иоасафа. Занявшись именем и лицом сего второго из ктиторов, я совсем позабыл про первого, который назван в ктиторской заметке Афанасием! Надобно же познакомиться хотя несколько и с ним. На запрос мой о. Софронию, что тут в Метеорах известно о нем, меня просто-напросто отослали за справками к Никодиму – этой исторической паноплие нынешней церковной учености греческой, т. е. к сборнику синаксарей, составленному и изданному ученым и трудолюбивым святогорцем начала текущего столетия, старцем Никодимом. Книгу его имеет всякая, сколько-нибудь благоустроенная обитель Востока, потому что на каждой утрени неотменно и повсеместно читается в церкви по 6-й песне канона краткое житие на общепонятном языке чествуемого Святого дня, по его сборнику. Мне немедленно принесли из церкви столько известную книгу. Память Преподобных ктиторов обоих вместе торжественно правится в обители 20 Апреля. Действительно, под числом этим есть у Никодима Синаксарь „Преподобного Афанасия, создавшего обитель Метеора». Из него мы узнаем, что первостолпник Метеорский был, т. е. вероятно родился в 1310 году. Происходил из Патарджика по-нынешнему или Новых Патр по-древнему. Получил образование в Фессалонике, откуда перебрался на Афон, где сблизился с славившимися тогда безмолвниками ( ησυχαστα) Григорием Синайским, Исидором, Каллистом и другими, и поступил на послушание к некоему Григорию иеромонаху отшельнику. |
| Монастырь Святой Троицы (Метеора) Материал из Азбука паломники Идёт загрузка карты… Мужской монастырь Святой Троицы — один из шести сохранившихся доныне Метеорских монастырей, основан в XV веке. Находится на одной из скал Фессалии в номе Трикала, Греция. Содержание История [ править править код ] Не существует достоверных свидетельств о дате основания обители. Один из неподтвержденных переводов свидетельствует, что монастырь был основан монахом Дометием в 1438 году. Однако существует историческое упоминание о монастыре Святой Троицы вместе с монастырем Мегала Метеора, датированное 1362 годом в приказе Симеона Уреша Палеолога. Достоверно известно, что возведение собора состоялось в 1476 году, на это указывает надпись на южном фасаде храма. Сейчас комплекс обители состоит из часовни, балконного замка, алтаря, монашеских келий, покрытых низкими сводами. Настоящим украшением является Собор, посвященный Святой Троице. Позади собора расположен балкон, с которого открывается живописная панорама на монастырь Святого Стефана , монастырь Русану , монастырь Святого Варлаама и Мегала Метеору , а также две скалы — Алисы и Святого Модеста. На этих скалах тоже когда-то действовали монастыри: на скале Святого Модеста — одноименный монастырь, на скале Алисы — монастырь Святого Петра. Монастырь Святого Модеста, построенный в 12 веке, был самым древним среди Метеорских, второй был основан около 1400 года. Современное состояние [ править править код ] Собор Святой Троицы Собор был возведен около 1475—1476 гг., сводчатый, двухколонный. Неф храма традиционна — крестообразная в плане, под трехсторонним куполом, как и храм монастыря Святого Николая Анапавсаса. На куполе единственное двупольные окно и с трех сторон имитационные арки. Вход в неф оборудован через низкую дверь с южной стены. Связь нефа с основным храмом осуществляется через три прохода. Алтарь расположен рядом с ризницей, достроенной в 1648 году. Собор монастыря Святой Троицы украшен настенными фресками, нанесёнными в два этапа. К первому относится иконопись нефа, а фрески основного храма относятся ко второму этапу отделки храма покрывают более древние покровы. Среди живописных украшений сохранились две надписи создателей. Согласно первой, отделка нефа началась в 1692 году при митрополите Стагоне Арсении и по инициативе Михо Курика Кириака из города Велоны, иеромонаха и священника Иоанна Дамаскина . Собственно иконопись выполняли два мастера: Димитрий Ризос и Афанасий. |
| Если принять во внимание предположение иеромонаха Амфилохия (Радовича) о том, что преподобный Афанасий Метеорский был ближайшим учеником святого Григория Молчаливого с. 132], то житие преподобного Афанасия может дать нам ряд дополнительных сведений о жизни и подвигах преподобного Григория Молчаливого. Из этого жития видно, что святой Григорий Молчаливый стал учеником преподобного Григория Синаита , когда тот был на Святой Горе Афон. После ухода учителя безмолвия с Афона преподобный Григорий остался там и долгое время подвизался с Моисеем – одним из учеников святого. К ним иеромонах Каллист направил преподобного Афанасия, с именем которого впоследствии будет связан расцвет знаменитого монашеского оазиса на Метеорах в Фессалии. Преподобный Афанасий Метеорский, лично знавший святого Григория Синаита и получивший от него первые наставления исихастского делания с. 298], дальнейшие свои духовные подвиги продолжал под руководством преподобного Григория Молчаливого с. 132], от которого и принял монашеское пострижение. Совместным подвигам Моисея и Григория Молчаливого препятствовали частые нападения на Афон разбойников, в особенности на то место, где они находились. Они вынуждены были расстаться. Моисей, взяв одного из послушников по имени Стефан, отправился в Иверский монастырь, в котором закончил свой земной путь. А святой Григорий Молчаливый с учениками Афанасием и Гавриилом отправился в Солунь и далее в Сербию, к ученику Синаита митрополиту Иакову Серскому. По совету и благословению митрополита они поселились в Метеорских горах в западной Фессалии на одной высокой и отвесной скале, где, кроме птиц, никто не обитал. Первое время преподобный Григорий Молчаливый жил с Афанасием. Вскоре к ним стали приходить люди, желавшие подвижнического жития. Видя духовный рост Афанасия, преподобный Григорий освободил его от обычного послушания и дал благословение на молитвенное уединение с. 302]. Место подвигов преподобного Григория Молчаливого представляло своего рода столп, на котором со временем образовался монастырь. Множество иноков проходило подвиги под мудрым руководством старца. Когда в новой обители установился строгий устав и стал не менее строго соблюдаться, Господь перевел Своего верного раба в другое место для создания новых духовных центров. Ими стали монастырь Григориат на Афоне и позднее обитель Горняк в Сербии. |
| Второе. Мы, монахи, стремились к истокам. У нас не было глубоких корней. Единственное, что было – это наш блаженный святой отец-наставник митрополит Триккский и Стагонский Дионисий, о котором я упоминал в храме. Он время от времени пытался вложить в наши сердца святогорский образ жизни. Особенно когда мы после обеда приходили в митрополию и оставались наедине с ним. Не расставаясь со своими четками, он с простотой малого дитяти начинал говорить нам дивные речи. Мы стремились к корням. Их у нас не было. Мы желали отыскать древние традиции. Но не было и их. Метеора, как известно, – отпрыск Афонской Горы. Монах Афонской Горы святой Афанасий Метеорский 7 перенес святогорское устроение монашеской жизни в тот монастырь, где подвизались мы, – в Болыние Метеоры. Святой царь Иоасаф, Иоанн Уресис Ангел Комнин Дука Палеолог тоже был монахом на Святой Горе и перенес в Метеоры из Ватопеда Устав и сделался игуменом нашего монастыря. Видите, каковы святогорские корни. Но постепенно монашество в прямом смысле было выжито из Метеор. Не оставалось ничего, что могло бы нам напомнить о безмолвии и покое, за единственным исключением. Не смейтесь, пожалуйста, прошу вас, но кроме нашего храма с его дивными росписями и иконами, у нас были еще ястребы, которые с древних времен обитали в Метеорах. Их увидел, придя сюда в XIV веке, святой Афанасий Метеорский. Застали их и мы. Но с внедрением звука и света они покинули Метеоры. И не осталось ничего, ни одного ястреба, который мог бы напомнить о безмолвии. Мы говорили: «Надо бежать». Дети понимали, что нельзя долыле оставаться на Метеорах, и тогда мы невозможное сделали возможным. Понадобились годы сражений. Мы выдержали непонимание и возражения. И, слава Богу, отныне пребываем в месте с тысячелетней традицией, даже двухтысячелетней, ибо нить афонского монашества неотделима от суровой нити всего православного монашества. Третье. Позвольте мне упомянуть то, что, быть может, вам покажется малозначительным, однако для нас это решительно важно. Читая Святых отцов Церкви, мы видели, что все те, кто вел внутреннюю жизнь и имел мистический опыт откровения Бога и обгцения с Ним, пребывал в особом, не сентиментальном, но глубоком сердечном общении с Пресвятой Богородицей, был с Ней связан неразрывно. |
|
|
