| Бывает законное настоящее чувство вины, когда мы осознаем, что сделали что-то неверное, нехорошее, неправильное. Что с этим делать? Изменить поведение, больше так не делать, внести поправки в свой кодекс, диктующий нам, что можно, чего нельзя, что хорошо, что плохо, что допустимо, что недопустимо. Если задеты нашим поведением люди, возможно, нам надо извиниться. И все. И перестать заниматься самоедством. Длительное самобичевание непродуктивно. А что такое стыд? Мы говорим: «Мне было так стыдно, что я готова была провалиться сквозь землю». Это чувство уже посильнее осознания своего неправильного поведения или действия. Это такое чувство, что я сама такая нехорошая, со мной что-то очень сильно не в порядке и это непоправимо, значит, я не имею права оставаться среди людей, мне надо «провалиться сквозь землю». Не действие неправильное, а сам человек неправильный. Мы стыдимся себя. Мы стыдимся самого своего существования. У жен алкоголиков легко возникает чувство стыда не от того, что муж пьет (это может быть пусковым механизмом), а от того, что это чувство навешивали им в детстве родители. Их стыдили при каждом случае, когда хотели подчинить своей воле. Так удобно управлять ребенком. В результате выросли женщины, основу личности которых составляет стыд. Умение снимать с себя крючки вины и стыда может существенно оздоровить жизнь, изменить судьбу. Мы можем ошибаться, но мы сами – не являемся сплошной ошибкой и имеем право на су-шествование такими, какие мы есть. Это нормально, принимать себя такой, какая я есть. Принятие себя – первый шаг в выздоровлении. Второй шаг – позволить уйти чувствам вины и стыда. Запомните, вы ни в чем не виноваты. И вам нечего стыдиться. Гнев «С мужем живем 25 лет. У нас 10 детей. Он гордится, что у него умная и красивая жена, только мне от этого мало радости. Порой меня захлестывает такая ненависть к нему! За рожу его пьяную, за мужскую слабость, за все дурное, что было и будет, что я готова уничтожить и его, и детей. И не только готова, но порой им всей кучей приходится меня связывать. Нет тогда у меня ума, колочусь, как сумасшедшая, и не способна слова вымолвить. Только ярость, бешенство и желание расправиться с ними». |
| Немалое значение имеет и то, что в сознании даже глубоко церковных людей причастие нередко воспринимается как «награда», или «пропуск» в Царство Небесное. Своего рода «духовная печать», подтверждающая, что ты — в числе спасающихся. И эту «награду», естественно, надо заслужить — а потом ходить с высоко поднятой головой: я великий, я сегодня причащался, смотрите все и завидуйте!.. Но чаще всего такие люди не подпадают под действие существующих церковных канонов — хотя пребывая в таком самодостаточном горделивом состоянии, они куда дальше от живого и спасительного покаяния, нежели чем многие на самом деле грешники. То, что причащение — не награда, а путь, инструмент возделывания души, способ очищения от грехов, преодоления страстей — который не работает механически, но только в согласии, в соработничестве со свободной волей человека — про это зачастую забывается. Представьте себе такую ситуацию: стоит в гараже шикарный, дорогой автомобиль; его хозяин каждый день чистит, убирает, натирает воском кузов, моет стёкла, заправляет до горлышка бензином — садится за руль, гладит нежный кожаный руль — но никуда на нём не едет. Даже не заводит! И такая ситуация продолжается годами. Пока этот дорогой автомобиль не выедет за пределы гаража — его хозяин никогда не узнает, какие у машины проблемы, может ли вообще она ездить — не сгнила ли ходовая, не потек ли аккумулятор — и так далее. А рядом туда-сюда ездит какая-нибудь полуразвалившаяся «шестёрка» — но ведь ездит! Точно так же порой представляется, что частое причащение «себя ради», а не ради исполнения Христовых заповедей — такая же заправка без дальнейшего использования. И вот здесь-то надо порой помочь человеку осознать — а зачем ты причащаешься? что реально в твоей жизни меняется от участия в Евхаристии? возрастает самомнение? увеличивается градус ненависти к окружающим безбожникам и нехристям? укрепляется сознание собственной исключительности и непогрешимости? Вот в каком состоянии действительно надо отлучать от причастия — хотя бы на какой-то срок — но здесь невозможно применить ни один канон — а не совершает человек никаких тяжких, смертных грехов! |
| Все, впрочем, шло под сурдинку, за исключением торжественных моментов жизни; так, например, у нас происходили ужаснейшие баталии, когда пришла пора женить Гюбера и выдавать замуж Женевьеву. Ни тому, ни другому я не желал дать в руки наличный капитал, а решил назначить им ежегодную ренту. Родителям жениха моей дочери и невесты моего сына я отказался сообщить, каково мое состояние, из чего оно состоит, где хранится. И я держался твердо, я выиграл сражение, меня поддерживала ненависть, да, ненависть, а кроме того — любовь, моя любовь к маленькому Люку. Родители моего будущего зятя и будущей снохи скрепя сердце согласились на все: они не сомневались, что в кубышке у меня огромная сумма. Но мое молчание вас тревожило. Вы пытались выведать тайну. Женевьева иной раз принималась ластиться ко мне. Ах, какая неуклюжая дипломатия! Деревенщина! Я уже издали слышал, как она тяжело шагает, волоча деревянные башмаки. И я частенько говорил ей: «После моей смерти вы меня будете благословлять». Конечно, я говорил это забавы ради: хотелось поглядеть, как вы все всполошитесь, как у вас глаза заблестят от алчности. Ведь Женевьева передавала тебе эти волшебные слова. Вся родня млела от восторга. А я в это время старался найти такую уловку, чтоб оставить вам лишь то, что невозможно было утаить. Я думал только о маленьком Люке. Мне даже пришла в голову мысль заложить землю... И все-таки однажды я попался и принял ваши кривляния за чистую монету — это было после смерти Мари, в том же году. Я расхворался. По некоторым симптомам можно было предположить, что у меня та же болезнь, которая унесла нашу девочку. Я терпеть не могу лечиться, не выношу докторов и лекарства. Но ты до тех пор приставала ко мне, пока я, смирившись, не согласился лечь в постель и вызвать Арнозана. Ты ухаживала за мной усердно, это уж само собой разумеется, и, видимо, даже волновалась за меня; а порой, когда ты спрашивала, как я себя чувствую, в твоем голосе звучала глубокая тревога. Ты щупала мне лоб, как больным детям, ты пожелала, чтоб тебе стелили постель в моей комнате. |
| Он, конечно, не слишком старается побороть собственные недостатки или пороки. Но вместе с тем и не питает никаких иллюзий на этот счет - он сжился с ними, притерпелся к ним, считая заведомо неисправимыми, и на протяжении всей жизни стремится только удержать в узде этих бесполезных и дорогостоящих зверей, тратя по возможности меньше на их прокорм. И поскольку нередко аппетит этих чудовищ, таимых от окружающих в немоте крестьянских жизней, с годами растет все больше, постаревшему человеку становится так трудно вынести себя самого, что ему нестерпимо всякое выражение симпатии со стороны, он подозревает тут своего рода сообщничество с внутренним врагом, мало-помалу пожирающим его силы, труд и достаток. Что сказать этим несчастным? Случается видеть на смертном одре старика-развратника, чья скупость была всего лишь горькой отместкой, добровольным самоистязанием, наказанием, которое человек сам налагал на себя долгие годы с неукоснительной строгостью. И уже на пороге агонии какое-нибудь слово, исторгнутое томительным страхом, вдруг выдает эту неугасимую ненависть к себе, которой, быть может, нет прощенья. Полагаю, мое решение обойтись без услуг домоправительницы, принятое две недели назад, истолковано неправильно. Осложняет дело еще то, что ее мужа, г-на Пегрио, недавно наняли в замок охранять охотничьи угодья. Вчера он даже дал присягу в Сен-Ваасте. А я-то еще счел себя очень ловким, купив у него бочоночек вина! Я напрасно потратил на это двести франков, присланных тетей Филоменой, поскольку г-н Пегрио теперь отказался от обязанностей коммивояжера бордоской фирмы, хотя и передал ей мой заказ. Всю выгоду от этого скромного проявления моей щедрости, наверно, извлечет его преемник. Какая глупость! Да, какая глупость! Я рассчитывал, что этот дневник поможет мне удержать разбегающиеся мысли в тех редких случаях, когда мне выпадает минута сосредоточиться. Я представлял себе, что он будет своего рода беседой между Господом Богом и мною, продолжением молитвы, неким способом обойти ее трудности, порой все еще кажущиеся мне непреодолимыми, возможно, из-за мучительных колик в животе. |
| И вот в начале Великого Поста, сегодня, как каждый год, мы вспоминаем свое сиротство и вспоминаем о потерянной родине своей, об отчем доме. И снова, и снова мы собираемся в путь, чтобы духом загореться, чтобы сердцем очиститься, чтобы просветлеть умом и чтобы вернуться к нашему Богу и Отцу. Но совершается это в каждом из нас в отдельности, а вместе с тем — всеми нами сообща, как в старые времена, когда люди покидали страну, которая стала местом порабощения, и уходили в неведомые им края обрести свободу. Так и мы должны оторваться от того, что делает нас рабами, уйти из плена, чтобы когда-то обрести ту свободу чад Божиих, которая является нашим призванием и должна стать нашим достоянием. И как люди во времена давние собирались в такой путь вместе, как бы в складчину, собирая свою немощь, чтобы из этой немощи, из товарищества, из взаимной преданности выросла какая-то сила, как тогда, собираемся и мы теперь в путь. Тогда они обозревали порой неизвестных им людей, вглядывались в новые лица: что у них было общего? Только одно — то, что все отрекались от рабства, хотели свободы и все они поняли, что к свободе из рабства может вывести только единство примирившихся людей. Древний Израиль сорок лет скитался в пустыне, прежде чем достиг обетованной земли. Никто бы не выжил в этой страстной пустыне, если бы каждый не заботился о каждом, если бы каждый не думал о каждом, если бы судьба каждого не была ответственностью всех и судьба всех не воспринималась каждым как его собственная ответственность. Так и мы должны теперь собираться воедино и идти в путь. И мы должны осознать, что нам надо вырваться из многого для того, чтобы быть свободными; нам надо осознать, что только спаянные, соединенные друг со другом любовью, жалостью, милосердием, состраданием можем мы этого достичь. И поэтому на грани Великого поста мы становимся перед образом Христа Спасителя и Божией Матери и просим Их прощения и Их напутственного благословения. Христос был убит детьми Адама, и мы являемся такими же детьми того же нашего праотца. Мы просим Христа нас спасти и благословить — но чьи руки пригвоздили Его ко кресту, чья ненависть отвергла Его, как не ненависть, как не руки предков наших по человечеству? И мы должны просить Христа о прощении и о благословении, с тем чтобы Его крест стал нашим спасением, чтобы ранами Его мы исцелели, чтобы, познав крестную любовь Господню, в благодарность мы нашли в себе силы принести Ему всю жизнь свою, всю любовь свою. |
| А второй способ, который мы употребляем для того, чтобы страдание не было таким острым, таким душу разрывающим, это его перестройка на гнев. Легче гневаться на неправду земную, легче гневаться на виновников страдания, а порой на того, кто страдает и требует сострадания, которого мы не хотим давать. Страдать - пассивное состояние; страдать - это значит себя отдать и, как говорится в Евангелии, допустить, чтобы над нами душевно другие сделали, что только они захотят. Гневаться легко; в гневе есть активность, есть правда, есть мнимая, но все же сила. Страдание мы переживаем как бессилие, беззащитность, уязвимость. Гнев мы переживаем большей частью как мужественную реакцию на зло в мире. И этим мы себя лишаем участия в том расположении, в том отношении к миру и к его боли, неизбывной боли, которую мы находим во Христе и в Боге. Все страдания, которые Он встречал в мире, Христос принял в Себя полным, чистым, душу разрывающим состраданием. И когда это страдание выразилось ненавистью, предельной ненавистью, Он это страдание принял так, как мы видим в течение страстных дней, распятия на Голгофе, смерти и сошествия во ад. Если мы хотим быть Христовыми, мы должны научиться по отношению к страданию каждого человека вокруг нас, каждой твари вокруг нас, всего мира вокруг нас, подобно Христу, допустить это страдание во все наше сознание, чтобы оно проникло до глубин нашего сердца. Феофан Затворник (правда, не о страдании, а о молитве) говорит: надо вонзить ее в свое сердце, как кинжал... Да, вонзить страдание моего ближнего, как кинжал, в сердце, и пусть льется кровь, и пусть пронизывает нас боль, но не отвернуться, не защититься! И только тогда наше сострадание может стать творческим, наше сострадание может быть соучастием в чужом страдании и несением чужого креста. Христос на Себя принял весь ужас отпадшего от Бога мира, принял и понес на Своих плечах. Не согнулись Его плечи; Он был распят. И мы призваны быть Христовыми. И перед каждым из нас стоит вопрос о нашем страхе перед страданием - своим, не чужим; страхе о том, что нам кажется: если только я откроюсь, если только я услышу, только увижу, только осознаю - мою душу раздерет боль... Начинается же наше соучастие в жизни мира, в жизни человека и в жизни Христа с момента, когда мы говорим: Да! Пусть так будет... Потому что, будь то мир, будь то отдельный человек, будь то какая-то измученная группа людей, принять других значит, употребляя образ Христа, взять другого человека, чужое как будто страдание на свои плечи и этого человека донести до Отчего дома. |
| Сердечные расположения Нагорная проповедь Христа располагает сердце к смирению, кротости, милосердию, чистосердечию, мирным взаимоотношениям, терпеливости. И еще святитель добавляет чувство благодарности Богу. Добрым расположениям противопоставляются страсти. Они-то и являются источниками многих греховных дел. Однотипные, постоянно повторяемые грехи объединяет одна страсть. Если я смог найти у себя какую-то страсть, то я тем самым лучше отслеживаю и связанные с ней грехи. Это важно, потому что страсти прикрываются чем-то благовидным. И непросто бывает человеку по своим отдельным поступкам понять, что он заражен страстью. Главнейшие страсти святитель называет по именам: гордость с тщеславием, корыстолюбие, зависть, гнев и ненависть, страсть к чувственным утехам, уныние и леность. «Понемногу каждая из них бывает у всякого, но они не глубоки и не постоянны. А то у всякого есть одна главная страсть, около которой увиваются и все прочие». Надо у себя отыскать главную страсть. Потом и другие страсти поискать и определить, какая из них ближе к главной страсти, а какая дальше. Таким образом человек познает строй своего сердца. Это очень облегчает борьбу со страстями. Главное усилие и удары направляются на главную страсть, как на войне: если разбить главные силы противника, тогда все прочее останется только добивать. «Дела исправить легко. Не делай, - и все тут. А сердце переломить и исправить не вдруг-то можно. Предлежит борьба. В борьбе же, не зная, куда направлять удары, можно из сил выбиться... и никакого не получить успеха». Многим из нас знакома ситуация, когда борьба со страстями ведется изо всех сил, но оказывается безуспешной. Мы порой выбиваемся из сил, не зная толком, куда направлять удары. Общий дух жизни Итак, святитель сказал о покаянии в греховных делах , потом прибавил сюда борьбу со страстями, то есть с греховными расположениями сердца . Казалось бы, на этом можно закончить. Нет! Нам осталось самое главное и самое мудреное - определить общий дух жизни. Мудреное, потому что недобрый дух искусно маскируется под личиной благих намерений и жизненной необходимости . Определить дух жизни можно, если ответить на вопрос: «Для кого я живу?» |
| — Завтра у нас праздник. Хороший праздник. Будут вспоминать мою любимую самарянку. Хочешь, я тебе о ней расскажу? И о двух ее сыновьях, из которых один был, ну, вылитая мать. Как я хочу написать о святой самарянке! Завяжется ли когда-нибудь в моей голове сюжет рассказа о ней? — У меня скоро пост. Апостольский. Я люблю апостолов. Они для меня как живые. Вот и буду постом предаваться своим мыслям о них. Среди апостолов был кто-то один, от которого потянулась-потянулась ниточка, и дотянулась она, знаешь, до кого? До меня. И до тебя тоже. Словечко крошечное. Живое. А почему живое? Да потому, что эта закваска бродит и во мне: дышит, мешает муку и воду, льнет к сладкому, не чурается и крупинок соли. Живое слово. Простое, доброе, искреннее. Дрожжи ведь бывают мертвые. Знаете об этом? В таком случае говорят: дрожжи старые. Получается не тесто, а какая-то мешанина. Почему же это произошло? Может быть, потому, что закваска была взята из устаревшей запыленной книги, изданной, к тому же, репринтным способом. Или от человека, слова которого дышат какой-то ненавистью к нашей жизни. Писание, говоря человеку о вечной жизни, употребляет порой странные глагольные формы. О галилеянах, убитых рядом с жертвенником, сказал Господь: " ...думаете ли вы, что эти галилеяне были грешнее всех галилеян, что так пострадали? Нет, говорю вам, но, если не покаетесь, все также погибнете " . Если понять это буквально, то получится так: один раз покаялся человек и все — не страшны ему никакие нынешние беды. Однако это не верно — так понимать. Видя чужую беду, я говорю себе: " Не будешь каяться, с тобой случится еще худшее " . А с закваской как? Сказано: " ...женщина, взяв, положила " . Вообще-то она кладется в квашню один раз. Но мне почему-то кажется, будто в духовной жизни это делается не единожды, а как бы всегда, постоянно. О закваске, которая бродит в детских душах, нужно заботиться. О крошечном таком словечечке. О Боже мой, как мало надо Твоего святого воздуха, чтобы человек рос духовно! Чтобы тянулся к Тебе! Крошечку святых дрожжей. Не надо много, а то вы все испортите, швырнув в муку горсть сушеных мертвых дрожжей. |
| Такие обвинения были частью православной полемики против большинства ересей и особенно против гностицизма и дуализма, в которых ненависть к творению иногда приводила к крайнему аскетизму, а порой – к столь же безудержному невоздержанию. В вероучительном плане православная полемика против первого вызывает больший интерес, чем против второго, поскольку благодаря ней пришлось прояснить богословские различия между православным отвержением мира и еретической ненавистью к нему. Не соглашаясь с умалением аскетической жизни, исходившим от некоторых иконоборцев, православные называли ее «евангельским жизнестроением» [evangelike politeia] и «ангелоподобием» [angelomimetos] 2188 . Беря за основу слова Иисуса о том, что «в воскресении не женятся, ни выходят замуж, но пребывают, как ангелы Божии на небесах» 2189 , святые отцы утверждали, что рай подобен небесам и, следовательно, плотская чувственность как возможность чадородия была привнесена в человеческое естество после первоначального творения. Бог «вместо ангельского величия по естеству наделил человечество сим животным и неразумным способом, коим [люди] ныне следуют один за другим» 2190 . Идею двойного творения [первое – без признаков пола, до грехопадения, и второе – с привнесением половой очерченности, после грехопадения] от отцов унаследовали основатели византийского богословия и особенно Максим Исповедник . Он учил, что «после прегрешения естество навлекло на себя плотское зачатие и тленное рождение» 2191 . Таким образом, вожделение и чадородие, совершающееся через плотское соитие, стали следствием грехопадения и определенной уступкой человеческой немощи, сказавшейся после него. Несмотря на то что половая жизнь необходима для продолжения человеческого рода, она, по своей сути, представляет собой необходимое зло. Свидетельствуя, что можно жить и без этого, подлинные аскеты не только предвосхищают ангельскую жизнь, причастниками которой все мы станем после воскресения, но и воссоздают ту изначальную форму жизни, какая предполагалась до грехопадения. |
| Наталья 26 ноября 2011, 19:00 Лариса, есть хорошая молитва: Господи, измени мое сердце... Александр 26 ноября 2011, 17:25 Правильно сказано " радоваться благу другого " ,а не проявлять зависть.В одном старинном лечебнике рекомендуется " сменить ненависть на любовь-сбережется сердце " Татьяна 26 ноября 2011, 15:52 От заболеваний сердца умирают не только такие люди, о которых сказано в этой статье, но и настоящие подвижники, например, Иосиф Исихаст с Афона... Так, что, во всём нужно рассуждение, братья и сестры. Проще всего рубить с плеча. Владислав 26 ноября 2011, 14:00 Спасибо большое вам, батюшка. За эти слова... текст не велик по размеру- но он открывает всю, увы, жестокую Правду моей, в частности, жизни. Читаю, и понимаю: не нужны всякие философские мудровствования, не нужен никакой глубокий психологический анализ, ни нужно " ходить далеко " - а вот она- Правда, такая, какая есть... Нина 26 ноября 2011, 12:51 Я полностью согласна с автором! Но как трудно это делать...но надо! Ведь только любовь и доброта спасут нас! помоги нам грешным Господи!!! Лариса 26 ноября 2011, 12:20 А вот теперь представьте себе, уважаемый автор, что мы все будем вести себя апсолютно искренне-у нас не будет напускной любезности в лифте, и мы начнем не мило улыбаться, пропуская старушку вперед, а что-то бурчать себе под нос, или огрызаться, или еще чего доброго, сказать к примеру, не " проходите пожалуйста " , а " вали старая перичница " .Или например на засиданиях не мило улыбаться окоужающим, а искренне назвать всех своими именами, как мы порой часто думаем обо всех - " идиоты, что сидите с тупыми лицами, и делаете вид, то вас интересует происходящее " .Искренне?, конечно искренне!, а кому от этого легче, от такой искренности!Зато сердце не болит, да! мы же не врем сами себе, а честно называем вещи своими именами. Только вот где же во всем этом любовь к ближнему? А может быть как раз сердце-то и болит, от того что в нем идет вечная борьба, когда лукавый тебе шепчет - " вон старуха идет, назови ее старой перечницей " , а ты останавливаешь себя, улыбаешся, и говоришь " проходите бабушка " ? |
|
|
