| 38:13). Таким образом ты имеешь в обилии ясные свидетельства и об этой добродетели, точно также как и о прочих. Что же касается милосердия и сострадания, то истина требует и повелевает признать его не только исполнителем, но и учителем сих добродетелей. Потому что при совершенной нестяжательности, не имея возможности подавать что-либо нуждающимся, он исполнял дело милосердия тем, что своими частыми увещаниями возбуждал к милосердию других. Ибо его слово, и приличность отсутствия его, было богоустроенным ключом, отпиравшим сокровищницы богатых и раздававшим нуждающимся необходимое. А одного взгляда на ангелоподобный вид его, в котором отражалась простота, кротость и великая доброта, достаточно было, чтобы расположить к состраданию и милосердию человека самого неумолимого. И кто до такой степени был лишен всякого стыда, чтобы при взгляде на него не покраснеть и не сделаться, так сказать, лучшим самого себя? Может быть, кто-нибудь слыша о таком множестве совершенств в этом божественном муже, подумает, что ему недоступна была глубина (разумения) церковных догматов. Имел ли он, скажет, на это время, отвлекаемый от сего исполнением столь многих добродетелей? Но у него не поверхностно было знание божественных догматов, потому что он владел им не в такой только мере, чтобы поговорить с другими и предложить увещание; но ему хорошо было известно и то и другое: и самые догматы церкви, и то что осмеливается им противоречить; первые настолько, насколько нужно было для успеха изучившему, последние, чтобы обличать еретиков; ибо он пылал ревностью против этих зверей церкви. Поэтому-то и до нас дошло одно неписанное сказание, которое ясно показывает его ревность по истине, такого рода. Легкомысленный или лучше сказать безумный и бессмысленный Аполлинарий, измысливший и отрыгнувший из своего чрева много новизны, составил противное благочестию сочинение в двух книгах. Эти книги для хранения он вручил какой-то женщине, бывшей, как шла молва, с ним в связи. Когда великому Ефрему стало известно об этом сочинении, то сей мудрый, приняв на себя вид его единомысленника, приходит к женщине, хранившей эти нечестивые книги, знакомится с нею, приносит ей подарки, как бы на благословение от пустыни, выдумывает, быть может, нечто и другое. |
| По своим убеждениям, образованию, монашеским идеалам и жизни, Максим примыкал со своеобразным оттенком мысли к существовавшему тогда просвещенному кружку “белозерских или заволжских старцев”, образовавшемуся под влиянием учения, жизни и направления преп. Нила Сорского (1505). Преп. Максим был главою и руководителем немногочисленного (до 11-ти лиц), но единодушного и одушевленного высокими стремлениями кружка (не партии, как казалось другим), члены которого (духовные и светские) желали воспользоваться знаниями и советами преп. Максима для самообразования, обоснования и решения, назревших к тому времени церковно-общественных вопросов. Между многими вопросами укажем на некоторые, как наиболее важные, рассматривающиеся в сочинениях преп. Максима Грека , имевшие в то время практическо-жизненное и руководственное значение. Этим самым мы ограничиваем характеристику преп. Максима Грека, в которой, посему, не будет говориться о сочинениях преп. отца догматического и полемического (вероисповедного) отвлеченного содержания, как составленных, не столько в удовлетворение существовавшей потребности русского общества, сколько по общецерковным побуждениям высокопреосвященного и деятельного автора их. Правда, целью многих догматико-полемических сочинений преп. Максима – было ослабление ереси жидовствующих (напр. о воплощении Бога-Слова), но здесь преп. Максим Грек сказал не более того, что известно было из „Просветителя” преп. Иосифа Волоколамского, равным образом и в полемике против папских заблуждений. Преп. Максим не устоял на высоте оригинального и беспристрастного проповедника (не говорим исследователя), вдавшись в мелочность и даже неверность объяснений особенностей католических обычаев, как напр., в вопросе об опресноках, употребление которых преп. Максим соединяет с еретичеством Аполлинария († 362г.), отрицавшего в Иисусе Христе соединение души с телом, символом чего представляется будто бы в евхаристии опресночный хлеб вместо квасного (т. I, стр. 220, 229, 466, 527). |
| Иероним братиям Паммахию и Океану желает здоровья. Присланное вами письмо причинило мне почетное оскорбление – превознося мой ум до унижения истины веры. И поскольку то же самое добрые люди привыкли разглашать обо мне и в Александрии и в Риме и почти во всем свете и так любят меня, что без меня не могут быть еретиками: то я оставлю в стороне лица и буду отвечать только на дело и обвинения. Ибо, отвечать злословием на злословия бесполезно для дела и грызть противников по их заслугам не должно тому, кому заповедуется не воздавать злом за зло, а побеждать благим злое ( Рим. 12:17 ; 1Сол. 5:15 ), – насыщаться поношениями и ударяющему представлять другую ланиту ( Мф. 5:39 ). Упрекают меня, зачем я иногда хвалил Оригена . Если не ошибаюсь, есть два места, в которых я его похвалил: это – краткое введение к Дамасу на беседы о Песни Песней и пролог на книгу еврейских имен. Что же там говорится о догматах церкви – об Отце, Сыне и Св. Духе, о воскресении тела, о состоянии и сущности души? Простое толкование и назидание я похвалил простым словом. Ничего там не рассуждалось о вере, ничего о догматах. Предметом рассуждений служат только места, касающиеся нравственности, и при помощи ясного толкования рассеевается туман аллегории. Похвалил я толкователя, а не догматиста, ум, а не веру философа, философа, а не апостола. Если хотят знать мое суждение об Оригене , пусть почитают комментарии на Екклезиаст, пусть раскроют три книги на послания ко Ефесеям, и тогда увидят, что я всегда был против его мнений. И как глупо так хвалить чье-нибудь учение, чтобы следовать и его богохульству! И блаженный Киприан, как показывают его сочинения, пользуется Тертуллианом , но, услаждаясь умом этого ученого и пламенного мужа, не следует с ним Монтану и Максимилле. Аполлинарий пишет против Порфирия самые сильные сочинения; Евсевий прекрасно составил церковную историю; но один из них ввел половинное домостроительство 115 , другой, самый отъявленный защитник нечестия Ария. Горе, говорит Исаия, глаголющим лукавое доброе, и доброе лукавое, полагающим тьму свет, и свет тьму, полагающим горькое сладкое, и сладкое горькое ( Ис. 5:20 ). Не должно порицать добрые качества и врагов, если они имеют что-нибудь хорошее, не должно хвалить пороки и друзей; и то и другое должно судить по значению не лиц, а самого дела. И Люцилия бранят за нестройность его речи, и, однако, хвалят его остроумие и игривость. |
| Узы духовные крепче телесных. Если мы сомневались в этом прежде, то доказали это теперь, когда и твоя святость соединена со мною духом, и я сопрягаюсь с тобою любовью Христовою. Откровенно и без околичностей говорю я твоему искреннему сердцу; сама бумага и немые знаки письма дышат твоим душевным расположением к нам. Ты говоришь, что многие увлечены заблуждением Оригена , а святой сын мой Оксан оспаривает их безумие. Скорблю об этом и вместе радуюсь, – скорблю, что споткнулись простаки, – радуюсь, что помогает заблуждающимся муж ученый. Ты желаешь знать мнение моего смирения: должно ли его отвергнуть совершенно, как думает орат Фавстин, или читать отчасти, как думают некоторые? Я со своей стороны думаю, что Оригена , ради учености его, должно читать так, как Тертуллиана , Новата, Арнобия, Аполлинария и некоторых других церковных писателей, как греческих, так и латинских, – читать, чтобы выбирать их доброе и беречься дурного, по апостолу, который говорит: вся искушающе, добрая держите ( 1Сол. 5:20 ). А те, которые увлекутся своим развращенным вкусом или до чрезмерной любви к нему, или до ненависти, те, по моему мнению, подлежат известному пророческому проклятию: горе глаголющим лукавое доброе, и доброе лукавое, полагающим горькое сладкое, и сладкое горькое ( Ис. 5:20 ). Ибо, как неправые догматы не должны быть принимаемы ради того, что суть его учение, так из-за неправоты догматов не должны быть совершенно отвергаемы изданные им изъяснения на священное писание, если какие из них полезны. Что же касается спора, который завязали между собою любители и порицатели его, в котором они не допускают ничего среднего, не соблюдают никакой умеренности, а или одобряют или отвергают все целиком: то я изберу охотнее скромную застенчивость, чем ученую хулу. Святой брат Тациан, диакон, много раз тебе кланяется. 59. Письмо к Феофилу Блаженнейшему папе Феофилу Иероним Твое блаженство помнит, что когда ты с нами молчал, я никогда не дозволял себе нарушать своею речью должного к тебе уважения; и рассуждал не о том, что ты делал тогда по управлению, а о том, что мне следовало делать. Теперь, получивши от твоей чести письмо, я вижу, что мне принесло некоторую пользу чтение евангелия. Ибо, если часто повторяемая просьба жены побудила сурового судью решить дело ( Лк. 18:5 ): то не тем ли более усердная докучливость смягчает отеческое сердце? |
| С ними же и ты, освященный, был взыскан по причине подобного расположения, обретен и вверено тебе было «слово службы» ( Деян.6:4 ); и ты не присвоенное человеческим избранием для сего улучив достоинство, но по суду Божию и очищением жития потребную прияв благодать, апостольски учишь о воплощении Господа, утверждая, что Он посредством разумной души 97 соединился с плотью и движет ею свойственным ей образом, и великого Григория слова полагая пределом благочестия, дабы нам научиться, как воспринятая природа соблюдается в хранении составляющего ее сущностного движения, без которого слово о домостроительстве [человеческого спасения] всяко не может быть истинным, как не имеющее во Христе удостоверения нашей природы через подтверждение ее сущностным движением, отрицание коего есть уничтожение природы, которой оно принадлежит. И об этом ясно свидетельствует лик безумствующих – я имею в виду Симона и Валентина, и Мани, Ария же и Аполлинария, и Евтихия, и Диоскора, и Тимофея, и Севира, коварно на погибель многим применяющих к себе христианское именование и, отвержением воспринятой природы сопровождающих отрицание ее движения, и посему называющих Господа скорее просто в пустом образе плоти явившимся, нежели поистине без пременения осуществовавшимся умно одушевленной плотью, дабы, уча о единой природе и едином божественном действии у Христа, показать божественную сущность либо делающей вид и ложно представляющей наше [естество], либо изменившейся и противоестественно впавшей в свойственное нам. Вот кому действительно [нужно] единое естество и движение у Христа; вот кому – делающее вид плоти божество и противоестественно впадающее в свойственное плоти; вот кому – противоположные проявления одной и той же энергии Христа, то по естеству обладающего силою и творящего чудеса, то противоестественно лишающегося ее и подпадающего страстям; вот кому [нужно] Самого Христа по одной и той же природе и энергии определять как бесстрастного и как страстного и ничего не считать славнейшим спутанной веры: они отвергают Христа… |
| Также найдем учение и об ожидаемом в будущем двояком устроении людей, имеющих получить или нетление и славу вечную за благочестивую и добродетельную жизнь, или – посрамление и нестерпимые муки, по причине множества злодеяний. Найдем также, если будем прилежно читать эту книгу, что она во многих местах изобилует изъяснением естественных законов природы, и показывает не только различный и неудобоизъяснимый порядок нашего рождения, роста и воспитания, но и самых величайших творений неба и земли, и какое в них устроение и порядок, и как каждое из сих творений существует само по себе, и как они относятся одно к другому. Эта книга может также читающим ее доставить достаточно сильное оружие и против изобретателей ересей, так что они в состояния будут исторгать с корнем сатанинств их плевелы и ввергать их в огнь вечный. И что много говорить и обременять царский твой слух! Она и для богословствующих поучительна, и для занимающихся естественными науками просветительна, для спорящих – оружие, для молчальников – охранение, упражняющимся в умозрении – помощь, скорбящим – утешение, душевно недугующим – исцеление, – и короче сказать: в ней обретается для желающих всякое истинное благо, она представляет собою вертоград, обилующий всякими плодами, и есть сосуд, наполненный духовного меда и всякой сладости, услаждающий вкушающих из него. Не сразу она в таком виде составлена, но впоследствии приведена в такой порядок некоторым благочестивым и трудолюбивым мужем, который собрал в одно место толкования богомудрых мужей, потрудившихся над ней, и их разумения весьма прилично присовокупил к пророчеству. Но о книге довольно сказанного, а время уже показать имена составивших ее богомудрых мужей и изъяснить свойства их толкований. Толковниками, возводящими к высокому божественному созерцанию, главнейшими пред прочими были: Ориген , Дидим, Аполлинарий и Астерий, а также и Евсевий. Первый из них есть Ориген , который, по причине своих непрестанных трудов и писаний, чтений и толкований, назван «Адамантом» и насколько прежде он пользовался великою славою по причине своей премудрости и правоты догматов, настолько впоследствии стал мерзостен и ненавистен за отвержение им правых догматов. |
| Наконец я получил из Африки письмо вашего единомыслия, и не жалею о нескромности, с какою при вашем молчании, я часто забрасывал вас своими письмами, чтобы удостоится ответа и узнать о вашем здравии не из уст чужих рассказов, а из ваших собственно слов. Я помню ваши, или даже преимущественно церковные, вопросы о состоянии души: ниспала ли она с неба, как думают Пифагор философ, все платоники и Ориген ; или она произошла от существа Божия, как предполагают стоики, манихеи и испанская ересь Прискиллиана; или души существуют в сокровищнице Божьей, были созданы от начала, как неразумно веруют некоторые из церковных учителей; или каждый раз творятся Богом и посылаются в тела, сообразно с написанным в Евангелии: Отец мой досели делает и Я делаю ( Ин. 5:17 ); или происходят по преимуществу, как думают Тертуллиан , Аполлинарий и большая часть западных, так что душа рождается от души, как тело от тела, и возникает под одинаковыми условиями с неразумными животными. Свое мнение об этом, помню, я писал в книгах против Руфина, против его книги, которую он посвятил блаженной памяти епископу римской церкви Анастасию, и в которой, стараясь обманчивыми и хитрыми, или лучше, глупыми доказательствами посмеяться над простотой слушателей, выставляет в посмеяние свою собственную веру, или лучше, неверие. Я думаю, что эти книги есть у святого родителя вашего Океана, ибо они изданы давно, в ответ на клеветы Руфина против многих книг его. Также ты, Маркеллин, имеешь там святого и ученого мужа, Августина епископа, который живым, как говорят, голосом может наставить тебя и сообщить и свое, и даже своими устами и мое мнение об этом предмете. Когда-то хотел я приступить в книге Иезекеиля и исполнить свое многократное обещание любознательным читателям, но в самом начале писания книги дух мой так был смущен опустошением западных провинций и в особенности города Рима, что, по народной поговорке, я позабыл даже собственное имя и долгое время молчал, зная, что теперь время слез. А в этом году, когда я написал три книги, внезапное нападение варваров, о которых твой Виргилий сказал: «повсюду скитающиеся Барцеи» (Aeneid. |
| Итак если кто восхищается ко Христу, то он восходит на облака закона и Евангелия, на пророков и апостолов и, взяв крылья голубя, учением их поднятый к горнему, идет в сретение Господу не долу, но в выспренних сферах и в духовном разумении Писаний. А сретая Господа в мире духовном и оставив земное, усопший ли, или мертвый во Христе, или живой и оставшийся до пришествия Его, всегда будет с Господом и вечно будет наслаждаться словом Божьим, мудростью, истинной и правдой. Это мнения ученых мужей относительно того и другого места, и их доказательства в пользу своих мнений я наскоро продиктовал, предлагая вашей мудрости. Авторитет моего недостоинства, так как я ничто и только открыт для ругательств завистников, – далеко не токов, как авторитет предваривших меня о Господе. Но я не хочу, подобно ученикам Пифагора, и безусловно предпочитать мнения учителя, но думаю, что должно взвешивать самые основания учения. Если же кто-нибудь со стороны противной будет нашептывать, зачем я читаю изъяснения тех, с догматическими мнениями которых не соглашаюсь, – тот пусть знает, что я охотно следую словам апостола: все испытывайте, хорошего держитесь ( 1Сол. 5:21 ), и словам Спасителя: будьте искусными меновщиками, чтобы фальшивой монеты, не имеющей изображения кесаря и потому не признанной за государственную монету, не приниматься; а ту, которая в ясном свете представляет лик Христа, слагать в сокровищницу сердца нашего. Ибо если я хочу ознакомиться с диалектикой, или с философскими мнениями, если я хочу, – обращаюсь к своему предмету, – видеть знание Писаний, то, конечно, я должен спрашивать об этом не мужей церкви из простецов, которые имеют другие дары; и всякий богат в своем роде (особенно когда в великом доме Отца нашего находятся большое разнообразие сосудов ( 2Тим. 2:20 )); но должен спрашивать тех, которые научились искусству от мужей искусных и поучались в законе Господнем день и ночь. Как во время юности, так и теперь, в старости, я убежден, что Ориген и Евсевий Кесарийский – ученейшие мужи, но что они заблуждались в догматических истинах. Это же могу я сказать и о Феодоре, Акакии и Аполлинарии, и однако все они оставили нам память трудов своих в изъяснении Писаний. В земле находят золото и со дна реки достают блестящий песок, и Паткол 30 гораздо богаче грязью, чем водой. За что грызут меня друзья мои, и хрюкают эти жирные свиньи, когда я ничего не говорю им? Вся забота их и даже верх их знаний состоит в том, чтобы ругать знания других; они так доказывают неверие древних, что теряют свою собственную веру; а у меня принято за правило – читать древних учителей, одобрять каждого, держаться доброго и не отступать от веры католической церкви. |
| Отвечаю тебе твоими же словами. Все древние учители, которые предварили нас о Господе и которые объясняли свящ. Писание, объясняли или не понятное или понятное. Если не понятное, то каким образом ты осмелился рассуждать о том, чего не могли объяснить они? Если понятное, то излишнее с твоей стороны желание рассуждать о том, что не могло утаится от них – в особенности относительно объяснения псалмов, которые у греков изъяснялись во многих сочинениях: во-первых, Ориген , во-вторых, Евсевий Кесарийский , в-третьих, Феодор Ираклийский, в-четвертых, Астерий Скифопольский, в-пятых, Аполлинарий Лаодикийский, в-шестых, Дидим Александрийский . Известны небольшие сочинения не некоторые псалмы и других лиц. А у латинян епископы: Иларий Пиктавийский и Евсевий Верчельский перевели Оригена и Евсевия, из коих первому в некоторых местах следовал и наш Амвросий. Пусть ответит мне мудрость твоя – зачем ты после столь великих и столь многих толкователей в изъяснении псалмов мыслишь иначе? Ибо если псалмы непонятны, то нужно полагать, что и ты ошибался при изъяснении их, а если понятны, то, думается, и они могли ошибаться при изъяснении; и посему и в том и другом случае объяснение твое будет излишне, и по этому закону после первых никто не посмеет говорить, и, как скоро один предвосхитил, другому чрез него не дозволено будет писать. И твоя снисходительность тем более должна позволять и другим то, что ты позволяешь себе. Ибо я, переводя в неисправленном виде для людей моего языка с греческого на латинский, заботился не столько о том, чтобы изменить прежние переводы, сколько о том, чтобы восстановить те свидетельства, которые или опущены или искажены иудеями, чтобы наши знали, что содержалось в еврейском подлиннике. Кому не угодно читать, того никто насильно и не принуждает: пусть он пьет с наслаждением старое вино и презирает мои новизны, находящиеся (впрочем) в толковании древних, и имеющие целью, чтобы места, непонятные в еврейском, более уяснить из моего перевода. А какому способу должно следовать при переводе св. |
| Имя боязни содержит двоякую мысль. Ибо есть боязнь естественная, когда душа не желает быть разделенной от тела, по причине искони вложенных в нее Творцом как естественного сочувствия, так и естественной дружбы, вследствие которых она естественно боится, и испытывает томление, и избегает смерти. Определение боязни – такое: естественная боязнь есть сила, через уныние старающаяся защищать свое бытие. Ибо, если Творцом все выведено из небытия в бытие, то естественно оно имеет стремление к бытию, а не к небытию. Этому же [т.е. всему] по природе принадлежит стремление, направленное к тому, с помощью чего оно существует. Посему и Бог Слово, сделавшись человеком, возымел это желание, показав Свое стремление в отношении к тому, с помощью чего существует естество, желая Себе и пищи, и питья, и сна, и естественно испытав это на деле; а в отношении к тому, что гибельно, показав страх, когда во время страдания Он добровольно допустил к Себе уныние до смерти ( Мф. 26, 38 ). Ибо хотя происходившее совершалось по закону природы, однако не вынужденно, как бывает в отношении к нам. Ибо то, что было естественно, Он принял добровольно – по желанию. Поэтому самая боязнь, и страх, и тоска, принадлежат к числу естественных и беспорочных страстей, и не подлежащих греху. С другой стороны, есть робость, образующаяся от ошибочности размышлений и недоверия, и незнания часа смерти, подобно тому как, когда ночью приходим в ужас, если происходит какой-либо шум; каковая робость происходит вопреки природе, и определяя ее, говорим: робость, происходящая вопреки природе, есть неразумное падение духом. Этой робости Господь не допустил к Себе. Поэтому Он никогда и не устрашился, разве только во время страдания, хотя, по планам домостроительства, и часто находился в унынии; ибо Он не незнал времени. А что Он поистине устрашился, говорит святой Афанасий в слове против Аполлинария: «Поэтому Господь говорил: ныне душа Моя возмутися ( Ин. 12,27 ). Слово же ныне значит это: когда Он восхотел; но, однако, показывает то, что было; ибо не о том, чего не было, Он говорил, как о присутствующем, [т.е.] как если бы только по видимому происходило то, о чем говорилось; ибо все происходило по естественным законам и поистине». И после других слов говорит: «Но никоим образом Божество не допускает к Себе страсти отдельно от тела, которое страдало бы, и не показывает смущения и печали отдельно от души, которая печалилась бы и смущалась бы, и не беспокоится и не молится отдельно от ума, беспокоящегося и молящегося; однако же, хотя происходившее случалось не вследствие поражения естества, но совершалось для того, чтобы показать, Кто Он был». Выражение же: происходившее случалось не вследствие поражения естества показывает, что Он терпел это не против воли. Глава 24 (68). О молитве Господней |
|
|
