| Поэтому при сопоставлении с XII-ю «братья Господни» весьма заметно отличаются от них ( Дeяh. I, 13–14 . Uh. II, 12 ). В виду всего сказанного неудивительно, что разобранное мнение не находит для себя надлежащего подкрепления в древнем предании, возникнув после и помимо его. К сходному решению склонялся лишь блаж. Иероним в своей защите приснодевства Мариина против Гельвидия (Contra Helv. 12 sqq. от 383 г. и ср. epist. XLVI (17), 12, in Matth. XII, 49, in Isa. XVII, 5: Migne lar. XXIII, col. 204 sqq.; XXII, col. 409; XXVI, col. 88; XXIV, col. 18), предполагая, что братья Господни были детьми Алфея, или Клеопы и Марии, сестры Богоматери. Но и этот церковный учитель, имевший при жизни мало единомышленников, был далеко не тверд в своем мнении и постепенно ослаблял его силу, пока не пришел к чисто фигуральному истолкованию, что Иаков «назван братом Господним по превосходному своему нраву, по несравненной вере и по необыкновенной мудрости, а также потому, что он первым предстоятельствовал в той церкви, которую прежде других составили уверовавшие во Христа иудеи» (in Gal. I, 19 : Migne lat. XXVI, col. 330–331; Творения XVII, стр. 33). При том Иеронимовское толкование создает еще новые затруднения, ибо – согласно ему – из братьев Христовых попадают в число XII-mu – кроме Иакова – еще Симон и Иуда 110 , но такое расширение явно дисгармонирует с их заметным обособлением и не подтверждается частными данными. Так, квалиссификация Иуды «Иаковлевым» ( Лk. VI, 16 ) едва ли отмечает братство Иакову (которое выражается прямо у Иуд. 1 ) и скорее указывает отца, а Симон характеризуется лишь эпитетом «Кананита» и, вероятно, по происхождению из г. Каны (кананей, кананеец), но вовсе не по религиозному настроению в качестве «зилота», как это искусственно выводят по сходству значения слов еврейского (арамейского) и греческого для понятия «ревновать, ревнитель». Всем этим преграждается вход в круг XII-mu и для нашего Иакова. В пользу почетного исключения для него выдвигается еще то, что Иаков, сын Мариин, называется меньшим, или младшим ( Mk. XV, 40 : σαν δ κα γυνακες π μακρθενθεωροσαι, ν ας (ν) κα Μαρι(μ) Μαγδαλην, κα Μαρα το ακβου το μικρο καωσ (ωστος) μτηρ). |
| В XI-XII вв. в Нидаросе (ныне Тронхейм, Норвегия) было составлено Житие Олафа Святого, сохранившееся в краткой (Acta S. Olavi regis et martyris) и пространной (Passio et miracula b. Olavi) редакциях, идентичных по содержанию. Их точная датировка и очередность составления остаются предметом дискуссии. Описания ряда чудес от мощей Олафа в обеих редакциях приписаны Нидаросскому архиеп. Эйнстейну Эрлендссону (1161-1188). В соч. мон. Теодориха «История о древних норвежских королях» (между 1177 и 1188) и в анонимной «Истории Норвегии» (ок. 1170) ядром повествования являются рассказы о 1-м христианском кор. Норвегии Олафе I Трюгвасоне и об Олафе Святом. Ок. 1170 г. было составлено легендарное Житие св. Суннивы (Acta Sanctorum in Selio), в основе к-рого лежат предания о первых поселениях христиан в Норвегии. Вероятно, в кон. XII в. было создано сказание о гибели шведского короля Эрика Святого, однако сохранившийся текст (по 1-й строке известно как «Gloriosi martyris Christi...»), по мнению большинства исследователей, относится к кон. XIII в. ( Sands T. R. The Cult of St. Eric, King and Martyr, in Medieval Sweden//Sanctity in the North: Saints, Lives and Cults in Medieval Scandinavia/Ed. T. Du Bois. Toronto, 2007. P. 204-205). В XII в. Ж. л. появилась в Исландии. Мон. Одд Сноррасон из мон-ря Тингейрар составил лат. Житие Олафа Трюгвасона, сохранившееся преимущественно в исл. переработках (Óláfs saga Tryggvasonar). В этом Житии Олаф был представлен как просветитель норвежцев. На рубеже XII и XIII вв. в Тингейраре работал агиограф Гуннлёуг Лейфссон, к-рый составил сохранившееся во фрагментах 2-е лат. Житие Олафа Трюгвасона (вероятно, переработка сочинения Одда). Созданное им лат. Житие св. Йоуна Огмуннарсона, еп. Хоулара, известно лишь в исл. переработках. Гуннлёуг участвовал в записи чудес св. Торлака , еп. Скаульхольта, признанного святым на альтинге 1199 г. Первое лат. Житие Торлака, от к-рого сохранился 1 фрагмент, было составлено в нач. XIII в., тогда же появилось описание его чудес на исл. языке. |
| Только что сказанное вполне оправдывается орнаментацией Евангелия Мирославова, из Хиландарского монастыря, XII в., которой у г. Стасова начинаются сербские материалы – табл. XIV и XV –. На первой таблице 116. Заставка Евангелия XVI–XVIIb. из города Татар Пазарджика (библ. Сырку) они воспроизведены в красках и с золотом, во второй (по снимкам Севастьянова) только киноварными очерками. Уже самая величина букв своими необычными в византийской, болгарской и русской орнаментации размерами указывает на западные образцы, иногда занимающие собой целую страницу латинской рукописи –XIV, 2, 3, 4, 6 –. Как в миниатюре, фигуры, довольно натурально написанные, приводятся в известном, определенном действии. В букве В – 2 (рис. 117) – человек, изображенный по грудь, обеими руками, обнаженными по локоть, с очевидным усилием тянет к себе тот и другой овал этой буквы, поместившись между обоими. В другом экземпляре буквы В – 6 – человек, сидя вверху, веревкой тащит к себе зверя, захлестнув ею его шею, и поражает его рогатиной в пасть. В букве З – 4 (рис. 118) – сидящая у фигурного жезла птица, извивая свою длинную шею, ущемила своим клювом 117. В 118. Р 117–118. Из Мирославова Евангелия XII в. завязанный узлом хвост змеи, которая соей пастью вцепилась в золотой наконечник того жезла. Другой экземпляр буквы Р – 3 – представляет (рис. 119) на звере водруженную колонну, которая вверху своими орнаментами охватывает медальон или щит: в нем изображена человеческая фигура с книгой. Подобные щиты с помещенными на них человеком или животным довольно обыкновенны в западной орнаментике прописных букв; например, по одной латинской рукописи XI в. в колоссальной букве V два щита с человеческой фигурой в каждом 85 ; еще ранее, в Библии Алкуина колоссальная же буква Р, между своими орнаментами, содержит тоже два щита: в одном человеческая фигура, в другом птица 86 . Вообще, вся эта таблица XIV представляет в орнаментации нечто совершенно особенное, небывалое, даже скажу – невозможное для славянских рукописей, писанных кириллицей, не только XII в., но и гораздо позднейших. Орнаментатор, как живописец, отличает зверей и птиц по породам, дает им соответственное движение или покойную позу, равно как и человеческим фигурам; искусно вырабатывает подробности своей миниатюры и обладает чувством колорита в гармоническом сочетании красок и в живописном приноровлении их к натуре изображаемых предметов, как на Западе мастера XII и XIII вв., или как ранее их предшественники первых веков христианства на Западе и на Востоке, еще не утратившие классического предания. Таблица XV, с орнаментами, выведенными только киноварью, из того же Мирославова Евангелия, при том же живописном изяществе содержит в себе более следов византийского стиля и, не смотря на мастерскую обработку фигур, заявляет о сродстве их с гораздо менее искусными и более наивными в нашем Юрьевском Евангелии 1120–1128 гг. |
| Даты кончины И. в источниках не совпадают - 499 (Инисфалленские анналы), 500, 501 и 504 (Ольстерские анналы), 500 (Хроника скоттов, Анналы Четырех Наставников и Мартиролог из Донегола), 501 (Анналы Камбрии), 502 (Анналы Тигернаха, Анналы из Клонмакнойза), однако везде речь идет о рубеже V и VI вв. В ряде средневек. источников утверждается, что И. скончался в возрасте 301 (Анналы Камбрии), 303 (Анналы Тигернаха, Хроника скоттов, Анналы из Клонмакнойза) или 404 лет (Мартиролог Гормана, Мартиролог из Донегола). Возможно, это предание возникло благодаря ошибочному толкованию записи о том, что И. входил в число 450 епископов Патрикия, или, по предположению Ч. О " Конора, из-за ошибочного прочтения числа свиты И.: «три сотни» вместо «трижды по пятьдесят» (tri c. вместо tri l.). Согласно тексту в «Лейнстерской книге», И. прожил «три, тридцать и трижды по двадцать лет», т. е. 93 года. Почитание Память И. 23 апр. засвидетельствована почти во всех ирл. мартирологах. В Мартирологе Энгуса (ок. 830) святому посвящено четверостишие: «Луч еп. Ибара, к-рый срубил голову всякой ереси, сверкающее пламя над гривой волн, он скончался на Бекк-Эре». В комментариях XII в. к Мартирологу содержатся родословная И. и легенда о его столкновении со свт. Патрикием, в ходе к-рого в Ард-Махе (см. ст. Арма ) оказались «полны дороги и пусты амбары». Вероятно, автор хотел сказать, что люди оставили Патрикия. «Патрикий разозлился и сказал: «Не быть тебе в Ирландии». «Ирландией будет называться то место, в котором я буду»,- сказал еп. Ибар, поэтому и появилось название «Малая Ирландия», т. е. остров на море». Память И. зафиксирована также в Мартирологе из Тамлахты (ок. 830), Мартирологе Драммонда (XII в.) и Туринском Мартирологе (XII-XIII вв.). В т. н. Литании Энгуса (IX-X вв.; приписывается св. Энгусу, составителю Мартиролога) упоминаются «трижды по пятьдесят истинных монахов под игом еп. Ибара». Дж. Ашер (1581-1656), в распоряжении к-рого были утраченные впосл. варианты Жития, считал свидетельства о распространении христианства в Ирландии до Патрикия достоверными, полагая, что в определении Патрикия как «первого» епископа, посланного в Ирландию, «первый» следует понимать как «примас», «архиепископ». Без ссылок на источники Ашер утверждал, что И. род. в 388 и скончался в 498 г. Д. Х. Тодд считал, что легенда о 4 предшественниках Патрикия возникла в XI-XII вв. для исторического обоснования учреждения архиеп-ства на юге Ирландии. В то же время он указывал, что И. принадлежал к роду И Эхах, обитавшему близ Ард-Махи, и усматривал указание на реальные события в преданиях о конфликте между И. и Патрикием. Г. Циммер предлагал отождествить И. с бриттским еп. Эборием (Эбурием), который присутствовал на Соборе 314 г. в г. Арелат (ныне Арль, Франция). П. Грожан пришел к выводу, что И. жил в сер. VI в., хотя признавал в хронологии жизни святого наличие многих неясностей. |
| В обстановке распада Русской земли на удельные княжества, по мнению ученого, «само определение “русские” обычно не применялось, судя по летописям, ни к княжествам, находившимся за указанными пределами “Русской земли”, ни к населению этих княжеств, в которых жили “суздальцы”, “ростовцы”, “новгородцы”, “смоляне”, “рязанцы”, “черниговцы” и др. (по названиям столичных городов)...» . В период феодальной раздробленности, во второй половине XII в., возникает концепция самостоятельных земель — “Суздальской земли”, “Смоленской земли”, “Северской земли”, “Новгородской земли” и т.д., и появляется «новая концепция “Руси” — “Русской земли”, уже не объединявшей многие восточнославянские “земли”, а противопоставляемой этим “землям”» . По мнению А.Н. Робинсона, «во второй половине XII в. “широкая” концепция “Русской земли” существовала преимущественно как историческое предание, а “узкая” концепция — как обычная политическая реальность» , причем не только в летописании, но и в «Слове о полку Игореве» (правда, в несколько расширительном значении, за счет северских и союзных с Игорем князей) . Интересно отметить, что понятие “Русская земля” в «Слове о полку Игореве» имеет своего антипода – понятие “Половецкая земля” , точно так же, как в двух литературных памятниках XIII в. – «Слове о погибели Русской земли» и «Галицкой летописи» – “Русская земля”, или просто “Русь”, имела антиподами всех своих соседей – “Ляхов”, “Угров”, “Ятвягов” и т.д. Если продолжить сопоставление понятий Русская земля в исторических сочинениях XII в. и «Слове о погибели», то мы обнаружим совершенно противоположную XII в. концепцию памятника XIII в. И это при том, что социально-историческая обстановка ничуть не изменилась, более того, дальнейшее обособление княжеств еще усилилось, как и их дробление. Тем не менее, понятие Русская земля в «Слове о погибели» трактуется в самом широком смысле и включает в себя все восточнославянские земли, населенные православными людьми, в том числе и западно- и северорусские, что, опять же, роднит этот памятник с «Галицкой летописью». |
| 1. По вопросу о времени происхождения «Беседы» в греческой литературе. Вопросы времени происхождения различных анонимных произведений могут быть точно решаемы только в чрезвычайно редких и исключительных случаях. Обыкновенно же они могут быть решаемы только приблизительно. В данном случае также может быть только приблизительное решение. Главною основою для решения служит здесь рукописное предание. Древнейшие греческие рукописи, содержащие в себе этот памятник – ρωταπορσΕς – относятся к XII в. – это – Венский кодекс, по которому издал Вопросо-Ответы г. Мочульский, и Афонский, по которому они изданы мною 8 , при чем, если Венский кодекс, действительно, относится к XII в., то происхождение интересующего нас памятника нужно отнести к эпохе значительно ранней XII в., так как список, содержащийся в нем, отнюдь не может быть назван одним из первоначальных; редакция Вопросо-Ответов в нем беспорядочная и хаотичная, предполагающая существование других более древних редакций, в которых составитель не умел разобраться надлежащим образом. Словом, Вопросо-Ответы Венской рукописи ясно дают нам понять, что они имели уже свою историю ранее XII века; но с какого времени? Более определенный ответ дают рукописи западные. Они констатируют существование на западе в IX, VIII, 40;UI и, даже, VI веках Вопросо-Ответов, не только совершенно аналогичных с греческими, но и носящих на себе ясные следы греческого происхождения 9 . Несомненно, что западные «Вопросо-Ответы» составлены по образцу и на основании греческих, или даже суть прямой перевод с греческого. Если же уже в VI в. на западе существовали Вопросо-Ответы греческого происхождения, то ясно, что на востоке такого рода произведения были уже довольно распространены и влиятельны даже несколько ранее этого времени. Таковы свидетельства рукописного предания, известные доселе, и таков окончательный из них вывод. Нам кажется, что в одном из издаваемых нами списков греческой «Беседы», а именно в Неапольском, находится новое, довольно солидное подтверждение этого вывода. В этом списке мы имеем, между прочим, такие Вопросо-Ответы: р. Χαλκιδοντς ε σ; π. να(.... ρ. Νεστοριανς ε σ; π. ανθεμα Νεστοριον κα τος δμοφρ νας ατο. ρ. Κυριλλτς ε σ; π. να ρ. ποας συνδου; π. τς τρτς ν φσ. ρ. ποων πατρων; π. τν γδοκοντα. δε σραηλτς ν δλος οκ στι. Πο нашему мнению термин: Κυριλλτς и такое одобрительное отношение к ответу на вопрос: «не Кириллит ли ты?» могло иметь место только вскоре после четвертого вселенского собора в половине V в. и указывают на писателя современника несторианских споров. Положим, что список Беседы, в котором находится цитованное место – довольно поздний, компилятивный и составной, но это не колеблет достоверность предания. Цитованные Вопросо-Ответы вместе с несколькими предыдущими и последующими, вероятно, составляют вставку, но вставка эта, несомненно, взята из Беседы подобного же рода, явившейся в половине V в. |
| Карл XII, хотя и жестоко обманутый в своих расчетах на помощь Малороссии, не пришел в уныние и с прежней гордостью, с прежней дерзкой самонадеянностью продолжал свой поход. Он шел по Украине, потому что ее плодоносные поля доставляли большую пользу его армии, начинавшей чувствовать недостаток в съестных припасах. К этому несчастью Шведов присоединилось вскоре другое: настала зима с самыми сильными морозами. Воины Карла так сильно пострадали из-за них, что их часто находили на дорогах окостеневшими от стужи. Но и этот ужасный вид не мог поколебать душу их короля: он все еще считал себя непобедимым и, проведя в Малороссии пять месяцев, решил в апреле 1709 года взять приступом город Полтаву, лежавшую на берегу реки Ворсклы, впадающей в Днепр. Полтава казалась Карлу XII таким значительным городом, что он думал найти в ней награду за все свои труды и неудачи во время этого похода. В то время как Шведский король, полностью занятый этим приступом и мыслями о своей будущей победе, строит укрепления, чтобы успешнее напасть на осажденную Полтаву и иногда имеет небольшие стычки с ее жителями, посмотрим, что делает его знаменитый соперник. Горестно было для великой души Петра узнать о низкой измене Мазепы, горестно тем более, что эта измена погубила две благороднейшие жертвы — Кочубея и Искру! Добрый царь, принимая и на себя вину за эту гибель, спешил возвратить семействам несчастных отнятые у них честь и имение. Потом с благодарностью обратился он к Малороссиянам, наградил их за верность, наказал небольшое число преданных Мазепе, самого же его приказал предать церковному проклятью, которое вечно будет висеть над изменником. Поручив Малороссию новому гетману Ивану Скоропадскому, Петр все приготовил для решительного сражения с Карлом XII: не только его сухопутные силы отличались самым лучшим устройством, но даже и морские, разъезжавшие около Азова и Таганрога, были в таком положении, что могли тотчас выдержать любое нападение Турок, если бы эти соседи наших южных границ вздумали помогать Шведам. Но Петр не боялся этого: мир с Турцией был недавно подтвержден, и в окрестностях Полтавы его ожидал Карл XII с одним своим помощником Мазепой. Царь приехал к Полтаве в июне 1709 года, когда осада продолжалась уже около трех месяцев. Осажденные были доведены Шведами до большой крайности и долго уже не могли противиться. Тем более Петр спешил спасти их и, уверенный в покровительстве Божием, назначил сражение на 29 июня, когда у нас празднуется память святых Апостолов Петра и Павла. В то же время это был и день именин государя. Но Карл опередил его на два дня и начал первый — поутру 27 июня. |
| Но для того, чтобы отдать решительное предпочтение свидетельству о северном происхождении св. Ольги из Плескова (Пскова), необходимо еще доказать, что свидетельство о сем, летописного свода века, точно принадлежит нашей первоначальной летописи, писанной в Киеве в начале XII века, а не есть позднейшая вставка в него, относящаяся к 1237–1250 годам, т. е. не к киевскому, а к владимирскому периоду нашей истории. Такое предположение не есть наш голословный домысел; на это существует весьма основательная причина, а именно: кроме летописного свода есть еще один важный источник сведений о св. Ольге; это древнее проложное житие ее, заведомо относящееся (по сочинению) к до-монгольскому, т. е. киевскому периоду 1 . Оно сохранилось в древних прологах; нам известны два таких пролога с житием св. Ольги: румянцевского музея XIII–XIV века и хлудовской библ. XIV века. В обоих этих прологах с житием св. Ольги (древней, первой редакции) нет ни одного слова о происхождении св. Ольги из Плескова, тогда как во всех прочих прологах XIV–XVI веков, где встречается (под 11 июля) житие святой Ольги, оно является уже в иной редакции (вторая), написанной очевидно под влиянием летописного свода, почему в самом начале этого жития и встречается известное выражение «Сия блаженная Ольга родом Пльсковытыни». Это и приводит нас к заключению, что известие о происхождении св. Ольги из Плескова (Пскова) не принадлежит первоначальной летописи (нач. XII века), а вставлено в нее, как отголосок народных сказаний новгородско-псковской области, возникших под влиянием местного предания о посещении великой княгиней Ольгой, в числе мест новгородской области, русского Плескова (Пскова) в 947 году. Но принадлежит ли это упоминание о Плескове первоначальной летописи нач. XII века? Сомнительно! 2 . В киевской же Руси было свое собственное предание о происхождении св. Ольги. Предание это, после татарского погрома Киева в 1237 году, принесено кем-либо из киевлян в срединную, владимирскую Русь и тут было вписано в местную летопись, как надобно полагать, во вторую половину XIII или в первую XIV века. Предание это гласит, что Олег «поят Игорю жену в Болгарех, княжну именем Ольгу и бе мудра вельми». Таково южное киевское предание о происхождении св. Ольги, сохранившееся в кратком владимирском летописце исхода XV века. |
| The saint’s tomb in the church was adorned with veils, icon s, and other decoration s, which have not been yet unified in the sixteenth century. A shrine could be not covered, but usually it had a veil or some veils decorated with crosses or an embroidered image of the saint. There was a tradition to put an icon of the saint over the tomb. His portraits could be represented in different ways on the wooden, stone or metal surface of the coffin in combination with the icons of Christ, the Virgin and some other saints. Sometimes the tomb had the image of Deesis or a kind of iconostasis of two or three tiers above the shrines. Traditionally the shrine complex was supplied with candles and lamps which were burning according to the local rules. Some shrines are reported to have a charity box, others were famous for the relics belonged to a saint (his sword, staff or vestment) exhibited on the tomb or near it. The source of inspiration of the shrine’s program could be found in the traditional prayer of the saint for intercession of the people addressing to Christ and the Mother of God. This prayer usually registered in the saint’s vita was regularly reciting in front of his tomb. И.А. Стерлигова Святыни Успения Богоматери в произведениях древнерусского искусства XII–XIV веков Культ священных реликвий поистине был одной из главных движущих сил христианской культуры средневековья, однако современные исследователи еще не в полной мере представляют себе все многообразие его проявлений. Только работа над каталогом выставки христианских святынь Московского Кремля 1605 заставила нас обратить внимание на некоторые своеобразные черты ряда произведений древнерусского искусства. Прославлявшиеся в синаксарных текстах Риза и Покров Богоматери широко чтились на Руси уже в XI–XII вв. С XII в. известны списки славянского перевода Жития Андрея Юродивого, повествующего о чуде Покрова 1606 , совершившегося в алтаре ротонды «Святого гроба» – придела-реликвария Ризы Богоматери храма во Влахернах: вошедшая в храм Богоматерь после долгой молитвы за предстоящих простерла над ними свой плат (мафорион, по славянски – омофор, или убрус). Напомним, что в древнерусском церковном предании всегда считалось, что риза и/или омофор находятся во Влахернах, а в летописных и литературных славянских текстах понятия «риза» и «омофор» нередко взаимозаменяемы 1607 . В XII–XIV вв. на Руси особо подчеркивалась связь этих святынь с культом Успения Богоматери 1608 и одновременно их близость в духовной иерархии к культу Страстей и Гроба Господних. Примеры тому существуют и в изобразительном искусстве, и в сакральной топографии, и в текстах, и в самом подборе и расположении святынь в мощевиках. Связь эта подчеркивается в надписях при святынях. Упомянем древнейшие. |
| Но оно воспринималось как необычное и беспрецедентное. Во всяком случае, до XI века духовенство никогда не выступало на политической арене в качестве единой и последовательной силы 385 . 4. Становление христологии Для византийского богослова выход за пределы, заданные отцами Церкви и грандиозным христологическим синтезом Вселенских соборов, был крайне редким, если не сказать – необычайным, явлением. Святоотеческая основа византийской богословской мысли – особенно после ликвидации иконоборчества в IX столетии – просто принималась за данность. Напомним, что в отличие от латинского Запада, где после XII века господствовали логическое доказательство и рассуждение, восточное богословие оставалось по своему характеру традиционным. Живший в XII столетии Василий Фессалоникийский писал: «Догматы не вызывают у нас сомнения, ибо христианин и не может веровать иначе. Мы воистину довольствуемся евангельским, апостольским и отеческим преданием, а также определениями семи святых Вселенских соборов, под которыми бывшие там представители Запада подписались, а не бывшие – засвидетельствовали их верность в своих писаниях. Прибавить или убавить сюда ничего невозможно» 386 . Это консервативное отношение к наследию прошлого, несомненно, было типично византийским и нашло отражение не только в спекулятивном богословии, но и в религиозном искусстве, в монашеской литературе и в духовности. Сохранение наследия веры (depositum fide) очевидно представлялось куда более важным, нежели ее систематизация или доктринальное представление 387 . Однако внешне жесткий подход к богословию с заранее известными ответами не должен интерпретироваться как отсутствие чувствительности к догматическим вопросам и проблемам. Он не означал и пресечения богословского творчества, особенно – как уже указывалось – в монашеских кругах. На деле консерватизм никогда не мешал рассуждениям и диспутам, свидетельством чему являлись многочисленные христологические споры и процессы XII столетия (не говоря уже о более поздних спорах). Как мы уже видели, в XII столетии логический анализ стал обычным явлением, несмотря на «жесткую» линию Церкви. Хотя многие богословы продолжали механически нагромождать цитаты из отцов, «напряжение между христианским учением и положениями философской мысли чувствовалось очень ясно и выражалось с невиданной прежде свободой» 388 . Иными словами, в богословии нередко доминировал новый интерес к философии и рационализму. Отметим вновь, что эти «раннесхоластические» тенденции соответствовали западным достижениям. |
|
|
