| Литература, посвященная правому движению в России, пополнилась интересным и фундаментальным изданием. Авторский коллектив (И.Е. Алексеев, Д.Д. Богоявленский, А.А. Иванов, А.Д. Каплин, Ю.В. Климаков, М.В. Медоваров, Е.М. Михайлова, А.Д. Степанов, Д.И. Стогов) предложил читателям, как определили сами составители, «галерею портретов выдающихся русских правых государственных и общественных деятелей начала XX века, последних рыцарей последнего Царя», очерки «о жизненном пути, политических взглядах и непримиримой борьбе этих людей против революции» (с. 2). Мы бы назвали это задачей-минимум. На страницах 663-716 помещен внушительный список «руководителей и активных участников монархического движения» 1901-1922 гг., насчитывающий 776 имен. В книгу вошли жизнеописания 33 из них. (Эта цифра выглядит символично, вызывая ассоциации с таким же количеством сказочных богатырей, призванных хранить «славный город» и его князя.) Среди героев «Правой России» - представители духовенства митрополит Антоний (Храповицкий), игумен Арсений (Алексеев), протоиерей Т.И. Буткевич, протоиерей И.И. Восторгов, епископ Гермоген (Долганов), епископ Макарий (Гневушев), протоиерей М.В. Митроцкий; видные государственные, политические, общественные деятели, ученые, публицисты, поэты: Е.В. Богданович, П.Ф. Булацель, В.Л. Величко, А.С. Вязигин, М.Я. Говорухо-Отрок, В.А. Грингмут, Ф.В. Дубасов, А.И. Дубровин, И.А. Думбадзе, П.Н. Дурново, Д.И. Иловайский, А.А. Киреев, Н.А. Маклаков, Н.Е. Марков, В.П. Мещерский, Б.В. Никольский, М. Пуришкевич, А.А. Римский-Корсаков, А.Т. Соловьев, Н.Н. Тиханович-Савицкий, ДА. Хомяков, С.Ф. Шарапов, ГА. Шечков, Д. Шереметев, А.А. Ширинский- Шихматов, И.Г. Щегловитов. Хотя авторы никак не объясняют выбор именно этих персоналий, но по прочтении книги он представляется удачным. Через биографии названных выше деятелей монархического движения читатель получает в достаточной степени цельное представление о политических идеалах и программе правых, организационных формах, основных направ ления х и результатах их борьбы за сохранение монархии и единства Российской империи. |
| де, как основе православной церкви, не мог в России напечатать своих богословских произведений, должен был их напечатать на французском языке. Бухарев претерпел настоящее гонение. Несмелов должен был переделать заключение своей диссертации о св. Григории Нисском в обратном смысле, чтобы она была принята в Духовной Академии Вл. Соловьев многого не мог напечатать в России и был всегда на подозрении. Духовная цензура делала невозможной развитие русской богословской мысли в России. Пусть не ссылаются на зависимость церкви от государства. Епископат всегда отличался низкопоклонством по отношению к государственной власти. Но если бы дать волю епископам, то духовный гнет был бы еще больше. Свободу утверждало не официальное православие, не церковная иерархия, а русский православный «модернизм», более верный истокам христианства. Совершенно тоже было с соборностью. У Хомякова были гениальные интуиции о свободе и соборности, но они не соответствовали фактическому положению православной церкви. Соборность существовала в идее, а не в практике. Нужно решительно сказать, что у католиков гораздо больше свободы мысли, чем у православных и именно не в отвлеченной концепции, а в практике. Поэтому в католичестве возможна была богатая и разнообразная богословская литература. Я не говорю уже о западном средневековье, когда свобода мысли в католичестве была велика, большая, чем в новое время. Поэтому в средневековье возможен был расцвет очень разнообразных, боровшихся между собой богословских, философских, мистических школ, Ничего равного этому не было на православном востоке. И сейчас католическая мысль находить возможность двигаться, отвечать на проблемы нашей эпохи без того, чтобы быть окончательно удушаемой. Так наприм., среди французских католиков-томистов, т. е. людей дорожащих ортодоксией, создается целое движение неогуманизма, очень радикальное в вопросах социальных и культурных, стоящее на высоте современной проблематики. В этом движении участвуют и священники, монахи-доминиканцы и др. и их оставляют в покое. Ничего подобного нельзя себе представить в православной среде, среди православного духовенства и монашества, которые прежде всего нуждаются в культур и просвещении. Самый обскурантский клерикализм возрастаем среди православных. У нас есть только одиночки, находящиеся в трагическом положении. Для этой мучитель- |
| срв. кн. Н. Шаховской, Н. П. Гиляров-Платонов и Хомяков, Р. Обозр. 1895, октябрь; «Замечания» о. А. В. Горского и др. материалы в Богослов. В., 1900, ноябрь; В. В. Розанов, А. С. Хомяков, Нов. Путь 1904, 6, и «Около стен церковных», т. II, 1906; свящ. П. Флоренский, Около Хомякова, Богосл В. 1916, 7, 8, и отд; ответ Η. А. Бердяева, Хомяков и свящ. П. А. Флоренский, Р. Мысль 1917, февраль; срв. Б. Щеглов, Ранние славянофилы, как религиозные мыслители и публицисты, часть 1-ая, К вопросу о сущности учения Хомякова, К. 1917; В. А. Троицкий (впоследствии Архиман. Илларион), А. С. Хомяков и древне-церковные полемисты, «Вера и Разум». Х., 1911, 18, с 731—748. Напротив, кн. С. Н. Трубецкой подчеркивал, что «богословие Хомякова и его последователей не соответствовало древним нормам православия и заключало в себе уклонения от них», но в римско-католическую сторону, — преувеличение учения о Церкви, превращение его в основной догмат вероучения (Соб. сочинен., том 1, 445—446). «Отрывок» из записок Ю. Ф. Самарина в «Татевском сборнике» С. А. Рачинского, 1899, приведен у Флоренского. Отзыв арх. Кирилла Наумова приведен у А. Котовича, Духовная цензура в России. СПб. 1909, с. 422—423. Неясно, кто из духовных лиц читал «Опыт» Хомякова («Исповедание») в рукописи, но, по его собственным словам, «все те, которые прочли, согласились, что оно вполне православно и только к тиснению неудобно и сомнительно» (из письма Хомякова к Ив. Аксакову, VIII, 341). По-видимому, это был М. Филарет. В 40-ых годах отношения Хомякова и Филарета были добрыми и митрополит с особенным сочувствием слушал рассказы Хомякова об Англии, о ее духовной жизни и новых стремлениях (см. VIII 415). Критика славянофильства у Соловьева, Национальный вопрос, Собрание Сочинений, т. V, очень пристрастна. О Сарториусе он знал, повидимому, только по ссылке на него у Перроне (Сочин. V, 172); сравни его указания на источнике славянофильства в письме к брату, Мих. Серг., 1887, Письма, IV, 107: «По части источников славянофильского учения о Церкви, кроме Мелера и Сарториуса, тебе необходимо познакомиться с французской школой традиционалистов, главные представители коей суть de Bonald u Lamennais (в первую половину его деятельности, именно в сочинении Sur l " indifference en matiere de la religion), и сверх того и в особенности с сочинениями некоего Bordas Demoulins, о котором мне Ю. Ф. Самарин сам говорил, что его идеи о Церкви очень сходны с Хомяковым. Полагая, что Ю. Ф. узнал о нем от Хомякова же, т. ч. сродство идет, пожалуй, и не бы о случайным». |
| Вопрос о Церкви был для него исходной посылкой и одновременно конечным результатом всех богословских исследований. Не случайно священник П. Флоренский, говоря о значении Хомякова для славянофильства, писал: " Всякий вопрос о славянофилах на три четверти обращается в вопрос о Хомякове, и самая славянофильская группа мыслится как " Хомяков и другие " ... Хомяков был и остается идейным центром и руководителем славянофильской мысли не только или, точнее, не столько сам по себе, сколько по занятому им месту. Он ведь преимущественный исследователь того священного центра, из которого исходили и к которому возвращались думы славянофилов, - Православия или, точнее, Церкви... Славянофильство сети мировоззрение, по замыслу непосредственно примыкающее к Церкви, и Хомяков - центр славянофильской группы, властитель славянофильских дум... Хомяков - весь мысль о Церкви " 7. Это - справедливые слова, хотя отец Павел Флоренский и не всегда объективен в своих оценках Хомякова. Хомяков действительно является богословом по преимуществу среди славянофилов, ему принадлежит подавляющая часть богословских работ. И в них основной объем занимают размышления о Церкви. Вопрос о Церкви - большой, многосторонний, особенно в той специфике, в какой он представлен у Хомякова. Церковь у него не просто одна из реальностей христианства, она - средоточие, узел всех тех факторов, которые определяют человеческую жизнь во всем ее объеме, во всех сторонах: религиозной и общественной, духовной и материальной, индивидуальной и коллективной. Она поистине " закваска " всего человеческого бытия. Какова же ее природа? Какою в ней находит себя личность? Что произошло с Церковью на Западе и в чем существо повреждения христианства в римо-католицизме? Каковы последствия раскола для западного христианства, для нравственной и общественной жизни Запада, его философской мысли? На какой, наконец, основе возможно восстановление единства христиан Востока и Запада, а с ним и создание целостной культуры? Вот некоторые из вопросов, входящие в общую богословскую систему славянофилов, которые будут затронуты в дальнейшем изложении. |
| " Общество " увидело в славянофильских призывах к народности, к Православию, к познанию в единстве любви какое-то ретроградство2; для богословия же (официального) призывы к святоотеческому богомыслию явились чуть ли не угрозой... Православию3. Именно поэтому А. С. Хомякову, признанному вождю славянофилов, так и не удалось увидеть изданными свои богословские сочинения. Только через 19 лет после его кончины, в 1879 году, они впервые вышли в свет в России. Судьба трудов его сподвижников была в основном подобной. И в этом тоже можно видеть одну из причин " непопулярности " славянофилов. Единственный дореволюционный крупный исследователь наследия Хомякова профессор В. Завитневич справедливо писал: " Хомяков все еще остается у нас непризнанным. Хомяков не признан потому, что не понят, не понят потому, что не изучен, не изучен потому, что в жизни просвещенного класса нашего общества, в области как умственной, так еще более религиозно-нравственной было и есть слишком мало условий, благоприятствующих изучению и пониманию этой колоссальной личности. Окрещенный еще при жизни односторонней кличкой славянофила, он и по настоящее время вращается в нашем образованном обществе с этим убогим ярлыком, скрывающим от глаз мало читающих и еще менее думающих людей изумительное богатство и разнообразие действительного содержания души этого феноменального по своим дарованиям человека " 4. Наследие славянофилов - богословское, философское, литературное - до сих пор мало изучено. А оно между тем и сейчас, столетие спустя после их жизни, нисколько не потеряло своей значимости. На повестке дня продолжает так же, если не более напряженно стоять проблема " Россия - Запад " - как в социальной и культурной областях, так и в богословской, то есть в тех, в которых так много сделали славянофилы. Что нового привнесли славянофилы в русское богословие? Отвечая на этот вопрос, прежде всего, хочется вспомнить известную мудрость: " Все новое - это хорошо забытое старое " . К творчеству славянофилов она особенно приложима. |
| " Я уверен, - пишет Хомяков, - в справедливости того мнения, что важнейшее препятствие к единению заключается не в различиях, которые бросаются в глаза, то есть не в формальной стороне учений (как вообще предполагают богословы), но в духе, господствующем в западных Церквах, в их страстях, привычках и предрассудках, в том чувстве самолюбия, которое не допускает сознания прежних заблуждений " 17. Поэтому Хомяков призывает западных христиан " совершить нравственный подвиг: вырваться из рационализма, осудить отлучение, произнесенное на восточных братьев, отвергнуть все последующие решения, истекшие из этой неправды, восстановить в своей душе единство Церкви... и себя в ее единстве " (с. 94). " Осудить преступление, содеянное заблуждением ваших отцов против невинных братьев, - говорит он, - вот единственное условие, могущее возвратить вам Божественную истину и спасти от неизбежного разложения всю вашу духовную жизнь " (с. 147). " Ужели, - восклицает он, - так трудно совершить акт простой справедливости?! Признать, что по долгу совести вы должны повиниться перед оскорбленными вами братьями и сказать им: " Братья, мы согрешили против вас, но примите нас снова, как братьев возлюбленных " , - признать этот долг и выполнить его, - ужели это так трудно, так невозможно? " (с. 147). Хомяков видит глубину той пропасти, которая пролегла за века разделений между христианами Востока и Запада, и в то же время он исполнен веры в то, что Божья правда восторжествует и что неистребимое в человеке чувство истины победит заблуждение. " Бог во время, Им определенное, приведет снова европейские племена в лоно Церкви " (с. 207). На этом светлом слове надежды можно и закончить настоящее сообщение. Здесь затронута лишь весьма малая часть вопросов (главным образом центральный вопрос - о Церкви), входящих в общее богословское наследие славянофилов. К тому же и внимание обращено почти исключительно на воззрения Хомякова. Но учение Хомякова о Церкви - основное в богословии славянофилов, оно - ключ к пониманию всех других богословских проблем, поднятых Хомяковым и другими славянофилами старшего поколения. |
| Мысль действительно оригинальную, самобытную и глубокую находим, напротив, у тех, кто остался в истории под именем славянофилов. Одним из важнейших пунктов, в котором они видели принципиальное различие между Востоком и Западом, Церковью Православною и западными конфессиями, пунктом, определившим специфику всего политического, экономического и культурного развития России и Запада, является ярко проявивший себя в различном характере образованности вопрос о приоритете веры или разума (рассудка) в жизни человека и общества. Утверждение на Западе образованности, в которой рассудок выступает в качестве верховного и непогрешимого судьи во всех вопросах веры и жизни, привело, по убеждению славянофилов, к охлаждению там живого религиозного чувства, безразличию к вере и полному неверию, к материализму и эгоизму, то есть к уничтожению главного в христианстве — любви, а следовательно, и потере Бога как в душе, так и в общественной жизни. Этой «образованностью» в первую очередь опасен Запад для России — а не своими научными, техническими и культурными достижениями. Ибо такая образованность принципиально противостоит образованности древнерусской, состоящей в воспитании в первую очередь духовной цельности человека на основе веры и жизни православной. Об этом особенно много и убедительно пишут А.С. Хомяков и И.В. Киреевский 9. Киреевский прямо утверждает, что «противоречие основных начал двух спорящих между собою образованностей есть главнейшая, если не единственная, причина всех зол и недостатков, которые могут быть замечены в русской земле»10. Жизнь народа и его будущее зависит от правильности его мыслей, то есть от правильного состояния и направления его ума. Отсюда первостепенную значимость приобретает вопрос: что считать нормой и как приобретается она умом? Запад и Восток, оказывается, понимают это весьма различно. Киреевский пишет, что, «стремясь к истине умозрения, восточные мыслители заботятся, прежде всего, о правильности внутреннего состояния мыслящего духа: западные — более о внешней связи понятий. Восточные для достижения полноты истины ищут внутренней цельности разума... Западные, напротив того, полагают, что достижение полной истины возможно и для разделившихся сил ума... Бесчувственный холод рассуждения и крайнее увлечение сердечных движений почитают они равно законными состояниями человека»11. |
| Гуськова сообщила о происшедшем в районный отдел НКВД, который потребовал к себе директора дома инвалидов, но тот не явился, хотя его вызывали несколько раз. Он не считал себя подотчетным НКВД и ни на какие вызовы не реагировал. Тогда его вызвали в районный комитет ВКП(б), чтобы там встретиться с ним. Но на тот момент Кольцов был исключен из партии и, будучи беспартийным, послал вместо себя счетовода Василия Хомякова. Районный отдел НКВД по заявлению Гуськовой приступил к формальному следствию. 8 апреля на допрос была вызвана Наталья Гуськова, 10 апреля – Петр Кольцов и Василий Хомяков. Приехав в Полухтино, Анна сообщила верующим, в том числе и анемнясевским, где поселилась блаженная Матрона, и к той началось настоящее паломничество. Иные успели за короткое время приехать к блаженной по нескольку раз. Хозяйка квартиры также не скрывала, что у нее живет блаженная Матрона, и, привлеченные рассказами о ее подвигах и прозорливости, стали приходить и те, кто не знал ее раньше. Причащать блаженную возили на саночках в ближайший храм – Покрова Пресвятой Богородицы на Лыщиковой горе. В середине апреля Дарья Шубина, жившая в деревне Корякино, посетила в Полухтине Анну Харитонову и попросила, чтобы та, когда будут перевозить блаженную Матрону, завезла ее к ней погостить, хотя бы на время. 5 мая Дарья получила телеграмму: «Выехали, встречай, выезжай в Туму». Дарья наняла крестьянина с лошадью, жителя деревни Корякино, и вечером Анна и Василий Харитоновы, Дарья Шубина и блаженная Матрона прибыли в Корякино. Дарья поместила блаженную в своем доме, а Харитоновы ушли к себе в деревню Полухтино. В храме великомученицы Параскевы в Шеянках после ареста отца Александра Орлова служил иеромонах Валентин (Ракитин). К нему 7 мая около 4 часов утра пришла незнакомая женщина и попросила причастить остановившуюся в доме Дарьи Шубиной блаженную Матрону. Исповедав и причастив блаженную, иеромонах Валентин порекомендовал Дарье зарегистрировать ее как вновь прибывшую в сельсовете. Все это время сотрудники НКВД продолжали расследование обстоятельств исчезновения блаженной и поиск ее местонахождения. На расписке при освобождении блаженной из дома инвалидов Анна Харитонова указала свой московский адрес, по которому ее и разыскали. 9 мая она была арестована и допрошена. Анна сообщила, что блаженная была перевезена ею к Вассе Самылкиной в Большой Казенный переулок, но где блаженная находится сейчас, она говорить не хочет. На следующий день сотрудник НКВД допросил ее сестру Александру Харитонову. Та показала, что ее сестра Анна увезла блаженную 5 мая в деревню Полухтино намереваясь поместить ее в доме брата, Василия Харитонова. Допрошенная в тот же день Васса Самылкина подтвердила, что блаженную увезли в деревню Полухтино Бельковского района, сообщив, что она сама провожала блаженную, помогая ее нести. |
| Элемент манихейско-дуалистический можно найти в монашеско-аскетическом мировоззрении вообще, прежде всего в сирийской аскезе, но также и на Западе. Этот элемент не исчезал из исторического христианства. Наиболее свободен от него был св. Фома Аквинат, у которого было ослабленное чувство греха и зла и дуализм был лишь между естественным и сверхъестественным. У Бл. Августина, который не был русским, манихейский дуализм оставался силен и после того как он стал врагом манихейства. Русская же народное терпимое и жалостливое отношение к грешникам и злым, как раз противоположно дуалистическому делению на царство света и царство тьмы. И оно евангельского происхождения. Это была самая христианская черта в русском народе. Нельзя переносить свойства византийского монашества на русский народ. Русскую же религиозную мысль XIX и XX вв., как раз обвиняют в слишком большом принятии космоса, который представляется проникнутым божественными энергиями. Православие космичнее католичества, в нем центральное место занимает идея просветления и преображения твари и воскресения. Но русское православие сложно по своему составу, в нем есть несколько элементов — монашески-аскетический, византийский по происхождению, космический, обращенный к освящению и просветлению твари, с которым связана и народная религиозность и софиология религиозной интеллигенции, и историософско-эсхатологический, обращенный к исканию царства Божьего. Г-жа Данзас не разбирается в этих элементах. Русская религиозность для нее разделяется на официальную церковность, тесно связанную с государством и национальностью, значение которой она очень преувеличивает, и на религиозность народную, которая для нее вся сектантская и Русскую религиозную философию г-жа Данзас не понимает, ей совершенно чужда ее проблематика. С точки зрения своего консервативного католичества она вообще не допускает новой проблематики в религиозном сознании. Особенно поражает непонимание Хомякова, который наиболее антипатичен для католиков, и неверное изложение славянофильства. |
| У Хомякова есть небольшая работа, которая называется " Опыт катехизического изложения учения о Церкви " или, как он ее надписал, " Церковь одна " . Эта работа и три его брошюры, которые называются " Несколько слов православного христианина о западных вероисповеданиях " , наряду с письмами к Пальмеру8 являются главными источниками изучения богословского наследия Хомякова. " Церковь одна " начинается с определения Церкви, - определения необычного и весьма многозначительного для понимания всей системы мировоззрения Хомякова. " Единство Церкви, - пишет он, - следует необходимо из единства Божиего, ибо Церковь не есть множество лиц в их личной отдельности, но единство Божией благодати, живущей во множестве разумных творений, покоряющихся благодати... Единство же Церкви не мнимое, не иносказательное, но истинное и существенное, как единство многочисленных членов в теле живом " . Самое замечательное в этом определении то, что здесь, во-первых, решительно подчеркивается богочеловечество Церкви - единство в причастности Богу всех творений, покоряющихся благодати Божией. Во-вторых, не менее решительно отвергается антропоцентрическая характеристика Церкви как общества, то есть собрания лиц " в их личной отдельности " , имеющих одинаковую веру, одинаковое крещение, одно священноначалие и так далее, - мысль, ставшая привычной для курсов школьного богословия9, ставящая Церковь в разряд партий, союзов, организаций чисто человеческого характера. Таким образом, Церковь, по Хомякову, это не общность лиц, объединенных единством воззрений, устава, культа, - нет, не это Церковь, ибо таковые общность и единство имеются и в других религиях, и в христианских общинах, отделенных от Православной Церкви, и в христианских общинах, лишь внешне принадлежащих Церкви (ср.: Откр. 3, 14-19). Церковь, по Хомякову, есть единство многочисленных членов в живом Теле Христовом, принадлежность Которому обусловлена причастностью Духу Святому. " Церковь же видимая, - пишет он, - не есть видимое общество христиан, но Дух Божий и благодать Таинств, живущих в обществе " . |
|
|
