| Естественное себялюбие не хочет считать до двух и так далее, но всячески ухищряется закончить счёт на единице. На себе единственном. Обеспечивая тем самым лишь минимум жизни. Тогда живое существо рождается и умирает в скорлупе малой животной любви, не ведая об источнике своего бытия - о первой, высшей Любви. Игумену киевских Печор Феодосию суждено было стать одним из самых ранних на Руси свидетелей, стяжателей и исповедников этой Любви. Он сам возрастал в её свете, терпя то материнскую брань и побои, то подземный мрак, то капризный нрав киевского князя, то хулу и угрозы христогонителей, засевших тогда в русском стольном граде. За короткий срок он успел испытать и прожить разные возрасты монашеского века: послушничество, затвор, молчание, учительство. Он не то чтобы переходил из возраста в возраст, из служения в служение; в его удивительном опыте часто совмещались разные возрасты и служения. Уже став игуменом, он мог без всякого колебания отправиться, подобно юному послушнику, на заготовку дров или в пекарню, чтобы месить тесто. Или же на все недели Великого поста, оставив братию, закрывался в пещере. Или принимал на себя подвиг бесстрашного исповедничества, кажется, мало совместимый с ежедневными трудами игумена. Так, Нестор рассказывает, что Феодосий «нередко вставал ночью и тайно уходил к евреям, спорил с ними о Христе, укорял их и этим им досаждая, называя их отступниками и беззаконниками, и ожидая, что после проповеди о Христе будет ими убит». Этот поступок невольно воскрешает в памяти мужество первохристиан, одиноких исповедников, окружённых толпами разъярённых врагов. Или ещё пример. В своём «Слове о вере христианской и латинской» Феодосий, обращаясь к киевскому князю Изяславу и желая остеречь его от общения с людьми «латинской веры», говорит: «Не подобает же, чадо, хвалить чужую веру. Если хвалит кто чужую веру, то оказывается своей веры хулителем. Если же начнет непрестанно хвалить и свою веру, и чужую, то оказывается такой двоеверцем, и близок он к ереси». Это говорилось в лицо князю, который и до, и после общения с печерским игуменом не раз вставал на скользкий путь «двоеверия»! |
| «И что же это делается, господи боже ты мой? Что ж тут цело будет, раз никакому добру покоя нет? Замучили меня эти стихии – то дожди, то жажда, то воробьи, то поезда останавливаются! Как государство-то живет против этого? А люди еще обижаются на страну: разве они граждане? Они потомки орды!» Согнав птиц с проса, Петр Евсеевич замечал под ногами ослабевшего червя, не сумевшего уйти вслед за влагой в глубину земли. «Этот еще тоже существует – почву гложет! – сердился Петр Евсеевич. – Без него ведь никак в государстве не обойдешься!» – и Петр Евсеевич давил червя насмерть: пусть он теперь живет в вечности, а не в истории человечества, здесь и так тесно. В начале ночи Петр Евсеевич возвращался на свою квартиру. Воробьи тоже теперь угомонились и жрать на просо не придут; а за ночь зернышки в колосьях более созреют и окрепнут – завтра их выклевать будет уже трудней. С этим успокоительным размышлением Петр Евсеевич подъедал крошки утреннего завтрака и преклонял голову ко сну, но заснуть никак не мог; ему начинало что-нибудь чудиться и представляться; он прислушивался – и слышал движение мышей в кооперативах, а сторожа сидят в чайных и следят за действием радио, не доверяя ему от радости; где-нибудь в редко посещаемой степи кулаки сейчас гонятся за селькором, и одинокий государственный человек падает без сил от ударов толстой силы, подобно тому, как от неуравновешенной бури замертво ложится на полях хлеб жизни. Но память милосердна – Петр Евсеевич вспомнил, что близ Урала или в Сибири – он читал в газете – начат возведением мощный завод сложных молотилок, и на этом воспоминании Петр Евсеевич потерял сознание. А утром мимо его окон проходили на работу старики-кровельщики, нес материал на плече стекольщик, и кооперативная телега везла говядину; Петр Евсеевич сидел, как бы пригорюнившись, но сам наслаждался тишиной государства и манерами трудящихся людей. Вон пошел в потребительскую пекарню смирный, молчаливый старичишка Терморезов; он ежедневно покупает себе на завтрак булочку, а затем уходит трудиться в сарай Копромсоюза, где изготовляются веревки из пеньки для нужд крестьянства. |
| Разделы портала «Азбука веры» ( 41 голос: 4.3 из 5) Отец Карп слеп, но видит свет (из Оптинского Патерика) О схимонахе Карпе мало есть известий в оптинских записях, но память о нем сохранилась. О нем писал в своем «Историческом описании Козельской Введенской Оптиной Пустыни» архимандрит Леонид (Кавелин). Мирское имя о. Карпа неизвестно. Он был крестьянин деревни Бараний Рог Масальского уезда Калужской губернии. В Оптину Пустынь поступил в 1832 году поселен был в обители, поначалу проходил послушание звонаря. А затем двадцать лет трудился в хлебопекарне. Он был, что называется, «простец», – тихий, молчаливый, кажется, и грамоты не знавший. Но архимандрит Леонид по праву назвал его «необыкновенным подвижником». Его труды были самыми обыкновенными, но как они делались у о. Карпа? Как-то так вышло, что он и келлии не получил, а жил прямо в хлебне, в уголке. Он первым приступал утром к труду и последним от него отходил. Соработники его ввечеру расходились по своим келлиям, а он отправлялся в амбар просеивать муку, которой требовалось на день несколько пудов. Просеивал он один. На это уходила почти вся ночь. Просеянное он сам относил в пекарню. Затем приносил дров, воды из колодца, а если еще оставалось время, то не ложился спать, а разматывал пряжу для неводов, – это была его помощь братьям-рыболовам. Все ночные работы сопровождал он неумолкаемой Иисусовой молитвой. Кроме того, он ходил по келлиям и будил тех братии, которые его просили об этом с вечера (встать на келейную молитву). Обращение его со всеми было кроткое и ласковое. В церкви бывал всякий раз, как позволяли труды по послушанию. На Богослужении враг начинал бороть его сном, однако о. Карп не сдавался. Еще далеко не в старом возрасте он стал ослабевать зрением и, наконец, ослеп совсем. Он отнесся к этому очень спокойно, принял это как крест от Господа, данный ему для спасения. Трудов своих не оставил. Большим уроком было для братии видеть его неустанную деятельность при благодушном настроении. Старец Леонид о нем говорил: «Отец Карп слеп, но видит свет». Игумен Варлаам, живший на покое в оптинском Скиту, как бы испытывая его, однажды сказал: «Отец Карп! Не хочешь ли поехать в Москву? Там есть искусные доктора, они бы сделали тебе операцию, и ты бы стал видеть». О. Карп даже испугался: «Что вы, что вы, батюшка! – сказал он. – Я вовсе не хочу этого! Я спасаюсь своей слепотой». |
| По устройстве монастыря и хозяйственных служб, игуменья Феофания сама везде досматривала, чтоб узнать: нет ли где неудобств и недостатков. Везде и особенно в прачечной оказывался большой недостаток и затруднения, что по близости нет воды. Для большой стирки приходилось возить тридцать бочек воды, и потом на плечах своих прачки должны были воду носить, бесчисленное количество ушатов в продолжении дня, что, конечно, было очень утомительно. Кроме того, сестры должны были ездить за монастырскую ограду на реку, чтобы полоскать белье, от чего они часто простуживались и имели многие скорби. Все это сильно озабочивало игуменью. Когда бывала стирка, она и сама не переставала молиться и всех сестер просила молиться, чтобы Господь послал хорошую погоду. На матушке всегда сбывались слова Спасителя: «Ищите и обрящете; толцыте и отверзется вам». Она не оставляла плакать пред Богом и заботиться, пока не открывался способ помочь горю; везде узнавала, всех расспрашивала: нельзя ли как-нибудь провести воду из Обводного канала? Нашлись люди, которые брались за это дело, но требовали за то от трех до пяти тысяч рублей: такую большую сумму она не могла ассигновать, не имея на то капиталов. Не оставляя своей заботы, она продолжала наводить справки, отыскивая возможность привести в исполнение свою мысль. Один знающий человек посоветовал провести воду не из Обводного канала, a из Лиговки, которая течет выше монастырской земли. Матушка, узнав, что это можно исполнить с согласия местного начальства и окружных владельцев, сделала условие с мастером для проведения воды и своим огородником для проложения труб и прочих работ, по самым сходным ценам. В скором времени вода была проведена в оба корпуса, на лестницы и в прачечную. От колодца, устроенного на Лиговке, вода протекает до монастырской ограды, расстоянием на 500 сажень, посредством сосновых труб; внутри монастыря тоже на сто сажень с ветвями в разные стороны, как-то: в прачечный дом и двор, в поварни, пекарню, квасную, баню, в сад и посреди двора столб для воды. |
| Впрочем, Робертсон и некоторые другие религиозные деятели замечают еще одну проблему: под лозунгом равенства христиан не только загоняют в гетто, но и откровенно дискриминируют и даже преследуют. Мои собеседники в Британии рассказывали, как людям угрожали увольнением с работы – из-за того, что они высказывали свои консервативные христианские взгляды (зачастую просто на страничках в социальных сетях). В нынешнем году вся Британия следила (и продолжает следить) за случаем с пекарней Эшес в Белфасте, представители которой были привлечены к судебной ответственности за отказ испечь торт, украшенный лозунгом в поддержку однополых браков. Как пояснили владельцы пекарни, такой лозунг противоречит их христианским взглядам на семью и брак. Даниэл МакАртур, владелец Ashers Bakery, со своей семьёй Белфаст и Северная Ирландия остаются своеобразным форпостом консерватизма в Великобритании. Пока К слову, Белфаст и Северная Ирландия в целом сейчас остаются своеобразным форпостом консерватизма в Великобритании: здесь запрещены однополые браки и аборты, политики не стесняются своих христианских взглядов, депутаты и министры открыто говорят о своей библейской позиции. Конечно, на Белфаст идет сильнейшее давление со всех сторон, и случай с пекарней – один из явных вызовов, своеобразный «пробный камень». «Комиссия по равенству» Северной Ирландии после жалобы клиента пекарни подала на Эшес в суд. К сожалению, первоначальное решение суда, принятое в мае, было не в пользу христиан. Процесс продолжается, но уже в суде более высокой инстанции. «Под прикрытием равенства мы получаем много законов противоположного свойства, – утверждает Робертсон. – Случай с Эшес весьма показателен. Обязан ли я, как христиан, печь торт с лозунгом в поддержку однополых браков? Представим, что кто-то обратится в еврейскую пекарню с просьбой испечь торт со свастикой (в Британии свастика не запрещена). Обязаны ли они это сделать? Глупо говорить, что да, но, похоже, к этому всё и идет. Мы видим, как во имя толерантности всё более усиливается нетолерантность». |
| Уоллес после произведенной пробы заулыбался. По окончании золотосъемки Никишов с гостем спустились вниз, за ними стащили на землю и бадью с золотом. Четверо рабочих продели в дужку бадьи толстый рычаг и, “Подняв ее с большим усилием на свои плечи, понесли в золотую кассу. От такого изобильного съема золота Уоллес, судя по выражению его лица, остался под большим впечатлением. Никишов сказал: — В этой бадье будет около ста килограмм чистого золота после его окончательной обработки с переплавкой. И это намыв дневной смены. Примерно столько же намоют и ночью. В данном случае, конечно, это был наглый обман, но… было время, когда действительно такое количество золота снималось почти с каждого скрейбера за одну смену, а потому во избежание утечки золота в филевые выбросы съемка производилась по четыре раза в сутки: в полдень, вечером, в полночь и утром. Но, увы, все оно спроважено было и тогда, и после за границу — в эту распроклятую бездонную прорву — на нужды иностранных революций и на “бескорыстную” помощь некоторым странам. Так в результате безотчетного растранжиривания этих несметных золотых сокровищ наши люди вместо прироста общенародного капитала при былых чудовищных намывах золота на приисках Колымы остались с астрономической цифрой государственных долгов, легших тяжелым бременем на плечи трудового народа по вине преступной клики государственных растратчиков. Сойдя со скрейберного помоста, Уоллес изъявил желание побывать в рабочем поселочке, видневшемся невдалеке и состоявшем из нескольких бараков и таежного вида временных жилых помещений. Никишов услужливо открыл дверцу автомашины, и шофер привез их в переоборудованный концлагерь. Американец побывал там почти в каждом помещении, видя чистоту и опрятность убранства каждого из этих жилищ, где, как ему думалось, располагались приисковые труженики, которых он во множестве встретил на полигоне. Побывал он и на кухне, где варилась пища с вкусным запахом. Заглянул и на пекарню, стоявшую несколько в стороне от поселочка. Походив еще немного по окружающей территории, он поехал на соседний прииск, находившийся в двадцати пяти километрах от этого. |
| Сидим мы на бережку: я, бабушка и Шарик, пайку ждем. Я камни и воду бросаю, бабушка о чем-то думает. Шарик умильно смотрит на нее, хвостиком по гальке колотит, шебаршит, рассыпается галька. Вдали показался человек вроде бы на салике, но почему-то без весла. Таскает человека, кружит, поворачивает то передом, то задом, о боны стукает, но он не гребется и никаких признаков жизни не подает. Бабушка смотрела, смотрела, давай ругаться: — Опеть какой-то сорванец на лесине катится! Опеть балуется! Ну жиганы! Ну сорвиголовы! Тонут, гинут — все неймется!.. У меня глаз поострее, вижу — Кеша это наш в аварию попал, как сказать бабушке, не придумаю. Между прочим, шумела бабушка для вида и порядка. Сама тоже на салике плавает. Положит котомку на бревна, перекрестится на известковый завод, на солнце-восход, усядется на салик и скажет: — Отталкивай, батюшко! Восподи, баслови! — И я оттолкну ее, и она поплывет себе к городу, веселком погребая. Как увидит катер или пароход, закрестится, веслом машет: “Ходу! Ходу сбавляй!” — чтоб не смыло ее с бревен. Все суровей смотрит на реку бабушка, все ближе братан подплывает. — Тошно мне! — охнула бабушка, и ноги у нее подломились. — Да это, больше, Кешка наш? Что это, каторжанец, плаваш на одном бревне?.. — Вож-ж-жа-аа ло-о-опнула-аа! — заревел Кеша. — Ловите меняа, а то пайку утоплю-у-уу! Столкнули мы с берега чью-то лодку, поймали Кешу ниже села. Еле пальцы его разжали — так он крепко держал кастрюлю за дужки. Бабушка и ругалась, и смеялась, н крестилась, Кеша носом хлюпал, сидя на нашей печке. Бабушка лечила его и, передавая внука “шорту” — дяде Ване, наказывала, чтоб он в кузне наковал скоб и сам бы делал Кеше салик, не то жиган этот пайку угопит, не ровен час, и сам решится. Спала коренная вода на Енисее. Жалица, щавель, дикая редька, медуница, петушки и много чего выросло на лугах. Хлеб наподобие кирпичей стали печь в церкви, приспособленной под пекарню, и выдавать понемногу на каждого едока. Бабушка причитала и ругалась: изничтожение-де не только храма Божьего, но и женской половины началося. От печки баб устранили, стало быть, их на мыло переделывать надо. Зачем они? Хлеб, кирпичом который, она ни за что есть не станет, потому как он машиной воняет да и на хлеб вовсе не похож. |
| Никогда не стремись ни к богатству, ни к славе, ибо это разрушает всю твою жизнь, а нам не предназначено тление. Считай тленным все и только добродетель нетленной и к ней всегда прилежи. Добродетель показывает человека Богом благодаря его любомудрому подвигу. С. Из Отечника Об авве Иулиане говорили, что он около семидесяти лет прожил в маленькой пещере, не держа у себя никаких вещей из мира сего, кроме власяницы, шерстяного платка и деревянной плошки. 2. Однажды братья пришли к авве Макарию в Скит, и увидели, что в его келье ничего нет, кроме кувшина с застоявшейся водой. Они говорят ему: – Завтра мы сходим в селение, и купим тебе все, что нужно. – Вы знаете в селении пекарню такого-то? – спросил авва. – Да. – И я знаю, – сказал авва и еще спросил: – А знаете поле такого-то, где исток реки. – Знаем, – ответили они. Тогда старец сказал: – Я тоже все это знаю, и если мне понадобилось бы что-нибудь, то я бы и сам сходил туда. Пояснение Павла Благолюбивого: Видишь, какое добровольное нестяжание и добровольное терпение у старца? Хотя он мог легко добыть себе все необходимое, но не хотел этого, предпочитая удовлетворять телесные нужды протухшей водой и, вероятно, дикорастущими травами. Как рассказывали об авве Мегефии, если он ходил где-нибудь вне кельи, и у него возникал помысел пойти куда-либо, он сразу направлялся туда и больше не возвращался к себе. Ибо у него не было никаких вещей этого мира, кроме ножа для резки лозы: он плел по три корзины каждый день. Об авве Силуане говорили, что его ученик Захария пошел в поле без спроса и вместе с братьями переставил изгородь сада, чтобы захватить побольше земли. Старец, узнав об этом, надел овечью шкуру, вышел на улицу и сказал братьям: – Помолитесь за меня. Они пали к его ногам и спросили: – Скажи, что ты задумал, отче? – Я не войду в келью и не сниму с себя шкуру, пока вы не вернете изгородь на прежнее место. Они взяли изгородь и восстановили ее на прежнем месте. Только после этого старец вернулся к себе в келью. Брат попросил авву Серапиона: |
| 36) Хюджет-шери на арабском языке от 13/25 августа 1861 г. Он доказывает, что: 1) Мехмед-Квейдар купил 1 1/2 кырата (кырат есть 1/24 доля чего бы то ни было) из большого каменного сарая от 22 разных лиц; 2) что раньше этой покупки Мехмед-Квейдар владел 9 1/2 кыратами из этого сарая; 3) что его сын, Яхъя, владеет в участке одним кыратом и 4) что Мехмед-Дервиш владеет 12 кыратами из того же сарая. 35) Хюджет-шери на арабском языке от 16/28 августа 1861 г. Продаётся участок земли, на коем находится каменный сарай для склада и пекарня внутри этого сарая. Одна половина всего этого принадлежит Мехмед-Дервишу, а другая – Мехмед-Квейдару и его сыну Яхъя-Квейдару. Греческий монах Хрисанф покупает всё это за 40.000 золотых пиастров (=9.200 франков). 45) Документ на греческом языке от 3 ноября 1861 г. Монах Хрисанф заявляет, что: 1) он купил на посланные ему Богом средства землю с находящимся на ней каменным сараем и пекарней, 2) продал всё это Преосвященному Мелетию, Митрополиту Петры Аравийской и 3) истраченные деньги от Преосвященного Мелетия сполна получил. 46) Документ на греческом языке от 1 декабря 1861 года. Преосвященный Мелетий, Митрополит Петры Аравийской, заявляет, что: 1) он продал купленные им магазин, пекарню и клочок земли Кириллу, Епископу Мелитопольскому, владеющему смежным участком и 2) истраченные им на покупку деньги сполна от Епископа Кирилла получил. Из всех этих документов излишне представлять в Порту следующие: 37, 43, 38, 40, 39, 41, 42 и 44, так как они потеряли свою силу вследствие составления документа 36. 36 – так как его заменил 35. 35 – хороший документ: хюджет-шери, составленный при покупке участка земли, магазина и пекарни монахом Хрисанфом. Но, к сожалению, им нельзя воспользоваться, так как эта покупка продана о. Хрисанфом Преосвященному Мелетию в силу частного документа 45), а затем перепродана сим последним Преосвященному Кириллу (Начальнику здешней Русской Духовной Миссии), также в силу частного документа 46). 45, 46 и 34 – так как они суть частные документы. |
| – Сколько волонтеров сотрудничает с Фондом? – На сегодняшний день у нас около 180 волонтеров. Хочется, чтобы их было больше, чтобы они повышали свою квалификацию. Есть среди них ядро. Есть те, кто регулярно выполняет свою часть работы. Есть те, кто помогает время от времени. А некоторые формально стали волонтерами, но принимать участие в работе пока не начали. Вообще, я вижу один из смыслов нашей деятельности в том, чтобы как можно больше людей «заразить» этой работой. И очень радуюсь, когда это удается, когда «заражение» приобретает «хронический» характер. Источники финансирования – Вы работаете только на частные пожертвования? – По преимуществу. Но буквально с первых месяцев и до сих пор мы работаем и по грантам, в основном Фонда президентских грантов. С одним из проектов мы даже вошли в его ТОП-100. Один грант были связан с обучением матерей-одиночек востребованным в ковидный период видам удаленной работы. Был грант, помогающий обеспечить занятия спортом для детей из малообеспеченных семей. Грант, позволивший нам начать кормление бездомных. Грант, благодаря которому мы открыли пекарню. – А что делать, когда гранты заканчиваются? – Когда гранты заканчиваются, мы продолжаем работу по накатанной: ищем средства, людей и двигаемся дальше, поскольку система уже отработана. Собственно говоря, в этом и смысл грантовой поддержки: она необходима не только для того, чтобы мы могли что-то делать благодаря ей ограниченное количество времени. Гораздо важнее с ее помощью произвести очередную достройку системы, ее укрупнение, позволяющее вывести работу на новый уровень и выполнять ее уже самостоятельно. На кого ориентироваться в социальной работе – Чтобы появилась системность, нужно иметь представление о деле, которое делаешь. Вряд ли вы все это выдумывали сами. Наверняка опирались на чей-то опыт, читали книги, с кем-то общались. Расскажите, на кого здесь можно ориентироваться? – Многие вещи были в голове – видимо потому, что не хватало времени. Постоянно возникали вопросы: как помочь нуждающимся такой категории, как помочь попавшим в беду другой категории?.. |
|
|
