| Враги Никона в его падении думали видеть и падение начатого им дела. Отчасти это было верно. По оставлении Никоном патриаршего престола, до избрания нового патриарха, управление церковию поручено было крутицкому митрополиту Питириму, лично недовольному Никоном. Нельзя сказать, чтобы русские архипастыри во главе с блюстителями патриаршей кафедры были невнимательны к делу, начатому Никоном. Они продолжали его, продолжали печатать или перепечатывать новоисправленные книги. Так по соборному определению во время междупатриаршества напечатаны были в Москве: Пролог, Псалтирь следованная, Минеи общая с праздничною, Минея месячная, Триодь цветная, Триодь постная и др. Но архипастыри в книжном деле не могли уже действовать ни с такою властию, ни с такою ревностию, как действовал сам Никон. Оставление Никоном кафедры отразилось и на положении защитников раскольнических мнений. Пока патр. Никон был на престоле, пока действовал свободно и со властию, злоба противников его дела существовала только тайно и, будучи бессильна, принуждена была молчать. Но не то сталось, когда в судьбе Никона произошел переворот. Бояре, лично недовольные когда-то грозным для них патриархом, повели против него интригу с целию лишить патриаршества и даже священного сана. Могучие своим влиянием при дворе, стараясь увеличить силу протеста против Никона, они постарались убедить царя Алексея Михайловича, чтобы он возвратил из ссылки протопопа Аввакума. И последний, после шестилетнего пребывания в Сибири, был, действительно, возвращен в Москву. Покровители встретили его здесь с радостию, представили царю, окружили редким вниманием и хотели было даже сделать его царским духовником. Возвращение Аввакума в Москву было достаточным основанием для того, чтобы сюда возвратились и другие ревнители старого благочестия. Таким образом, вместе с Аввакумом здесь появились нижегородский старец Авраамий, иноки Корнилий и Трифилий, юродивые Феодор, Киприан и Афанасий. К этим пришлецам, покровительствуемым сильными боярами, примкнули теперь и те, невежество и своеволие которых обуздывал патр. |
| Здесь тесно переплетаются личные психологические мотивы и соображения церковно-государственного порядка. Нужно знать характер Алексея Михайловича. Он скорей бы смог отпустить Никона по его просьбе, если бы сохранял к нему прежнее дружеское расположение. Но именно потому, что он втайне тяготился Никоном, он и не мог избавиться от него, пользуясь удобным случаем, так как боялся, что тем самым он открыто признается самому себе и всему миру в своем внутреннем восстании против друга и патриарха. К тому же никто из русских первосвятителей (кроме ослепшего и больного патриарха Иова) не уходил добровольно со своей кафедры. Первосвятительское правление обычно прерывалось только смертью . Уход здорового и полного сил патриарха Никона мог означать для народа только то, что и было на самом деле, – глубокую обиду патриарха царем, недопустимый разлад между государством и Церковью. Внутреннее благочестие и соображения политические не позволяли Алексею Михайловичу допустить ухода Никона и тем более предпринимать какие-либо формальные меры против него. А между тем раздражение Никоном в душе царя как раз в это время достигало наивысшей степени... Никон замечал, чувствовал и понимал, что происходит в сердце Алексея Михайловича, в какое безвыходное положение царь себя ставит переменой своего отношения к нему. Правда, колеблющееся поведение царя давало надежду на то, что он может преодолеть искушение и вернуться к прежней дружбе и любви. Поэтому Никону ничего не оставалось, как смиряться, терпеть и молиться. Всякая с его стороны попытка наладить прежние отношения была бы наверняка истолкована превратно – как стремление «подчинить» себе царя или как боязнь потерять свое положение. Два года (до последней возможности) Никон терпел. Окончательный разрыв. Оставление кафедры Вся добре в шесть лет с царем в совете исправльша, Узре враг того, многих от бед лютых избавльша, Подвиги же в начальных и мельших зависть дерзку, Ту зря, он, победитель, сходит к Воскресенску. Монастырский летописец 6 июля 1658 года в Москве принимали грузинского царевича Теймураза. На подобных приемах присутствие патриарха Московского почиталось обязательным и в силу исконных обычаев Русского государства и из надлежащего почтения к Церкви и ее архипастырю. Но в этот раз патриарха Никона не пригласили... Это было неслыханным оскорблением, первым знамением того, что царская власть дошла до такого состояния, когда кажется, что в государственных делах «можно обойтись» и без Церкви. При торжественном въезде царевича в Кремль царский окольничий князь Б. Хитрово грубо оскорбил патриаршего боярина князя Д. Мещерского (дважды ударил по голове). Никон немедленно написал царю, прося удовлетворения (наказать виновного). Царь письменно ответил, что разберется потом. Никон вторично написал, чтобы разобрался сейчас. Царь передал, что лично увидится с Никоном. Но видеться не изволил. |
| Из вышеприведённой характеристики деятельности и воззрений патриарха Никона , по нашему мнению, открывается, что этот патриарх был передовым человеком своего времени, он шёл в своих стремлениях к улучшениям церковного быта впереди всех русских, он понимал потребности времени в этом отношении и умел быстро и находчиво удовлетворить их; почти во всех случаях он шёл на пролом закоренелым и заскорузлым взглядам своих современников; он смело нарушил двуперстие и ввёл трехперстие, по греческому образцу, не смотря на то, что авторитетнейший из русских соборов – Стоглавый возвёл чуть не в догмат двухперстие, и не смотря на то, что ещё на конце Никоновой реформы в этом отношении предшественник его патриарх Иосиф предпринял особ- —35— ливо-усердные старания, чтобы окончательно ввести в русской церкви постановление этого собора касательно двухперстного крестного знамения 64 . Видно, что Никон был решительным и неустрашимым реформатором. А таким он был потому, что сидел на патриаршем троне, который почти уравнивался с престолом царским. Никто не мог сказать ему: «не смей»: он был патриархом и имел власть делать в церкви, что ему угодно. Мы знаем, что Никон во благо употребил свою патриаршую власть. Не будь он патриархом, Никон не сделал бы того, что он сделал. Это дело осталось бы на долю последующим поколениям, а мы не знаем: с умели ли бы они справиться с труднейшей реформаторской работою. И что замечательно, сделанное им сделано в какие-нибудь шесть лет его патриаршества. А что было бы если бы он патриаршествовал до своей смерти (1681 г.)? Никон остаётся единичным явлением в нашей церковной истории: ни до времён патриаршеского периода, ни после этого периода не встречаем в этой истории лица, равного с Никоном по осуществлению нужнейших церковных реформ. И это единичное явление есть плод патриаршего периода: едва ли можно сомневаться в том, что патриарший ореол воодушевлял и окрылял Никона в его предприятиях. Впоследствии мог бы равняться по силе ума и характера с Никоном, и даже превзойти его в обнаружении ума и энергии, разве один человек: митрополит Филарет Дроздов , но он не мог быть патриархом и он ничего не сделал, что равняло бы и роднило его с Никоном: Филарет был провинциальным архиереем, лишённым даже потом синодального членства, за неуменье гоняться за переменным временем, почитаемым всей Россией и даже Востоком, полузабытый петербургской церковной камарильей. |
| Нельзя не сознаться, что антиохийский патриарх сыграл в этом деле очень жалкую роль: он в Успенском соборе, торжественно и всенародно, по желанию Никона, назвал Неронова вторым Арием потому, «что как тот (Арий) был протопопом в Александрии, так этот (Неронов) был протопопом в Москве». При этом свидетель и рассказчик о событии Павел Алепский замечает, что Неронов уподобился Арию потому, что он порицал четырех вселенских патриархов и что будто бы он «произносил хулу на Духа Святаго». Очевидно, патриарх Макарий, произнося анафему на Неронова и уподобляя его Арию, плохо понимал, что он делал, и совсем не знал человека, которого он так торжественно и всенародно анафематствовал. Макарий выслуживался в данном случае пред всемогущим тогда Никоном и с спокойной совестью проделывал все, чтобы тот ни потребовал от него, так как ему нужно было получить от русского правительства возможно щедрую и богатую милостыню, ради которой он приехал в Москву. Между тем Неронов, после своего тайного пострижения в монахи, скрывавшийся в разных местах от разыскивавшего его Никона, решил отправиться в Москву, чтобы проститься со своим умершим другом и братом – протопопом Стефаном Вонифатьевичем и поплакать на его гробе. Когда Неронов прибыл в Москву, то близкие его стали умолять его, чтобы он показался патриарху, но другие были против этого и настаивали – «яко да хранит себе». Тогда Неронов заявил спорившим между собою друзьям своим: «иду, смотрите, – и благодать Божия со мною: вашея ради пользы не прекоснется зло». Неронов отправился к патриарху, с целью примириться с ним. К этому его располагали разные обстоятельства. Со смертью Стефана Вонифатьевича он лишился своей главной опоры, защиты и ходатая за него пред царем. Он знал, что Стефан умер в мире с Никоном и всегда усиленно хлопотал, с согласия царя, его, Неронова, примирить с патриархом. Неронов решил теперь исполнить всегдашнее желание своего умершего друга и брата, хорошо, конечно, зная, что таково же всегда было и желание самого государя. |
| Этот фрагмент речи Никона восходит к 4 главе 2 титула Эпанагоги (Исагоги), трактующей задачи царя и патриарха в области управления подданными. Основные идеи Эпанагоги известны на Руси из грамоты патр. Антония IV вел. кн. Василию Дмитриевичу (РИБ. 1880. Т. 6), извлечения из Эпанагоги вошли в славянские переводы Кормчей и «Синтагмы» Матфея Властаря в XVI в. Отголоски Эпанагоги отмечены в сказании Иерусалимского патр. Феофана о поставлении на патриаршество Филарета, включенном патр. Никоном в прибавления к Кормчей в 1653 г. В программе реформ патр. Никона идеи Эпанагоги имели ключевое значение. Конфликт патриарха с царем обнаружил расхождение во взглядах на роль и место духовной власти и патриарха в государстве и обществе. Позднее, неоднократно возвращаясь к своему заявлению, патр. Никон требовал от царя, боярства и духовенства следовать обещанию, данному ими при поставлении его на патриаршество. Цитаты из Эпанагоги встречаются в ответе патр. Никона Прокопию Елизарову и Алмазу Иванову о Питириме Крутицком (1659), в ответе Восточных патриархов царю о власти царской и патриаршей (1663) и «Возражении» Никона (1664). От оценки исследователями достоверности и значимости этого свидетельства (действительно, как пишет митр. Макарий, известному только со слов самого патр. Никона) во многом зависит и оценка действий патриарха. Так, Н. Ф. Каптерев считал, что оставление Никоном патриаршества носило более демонстративный характер. А М. В. Зызыкин, напротив, доказывал, что оно логически вытекало из нарушения царем и его окружением данного обязательства. В своем исследовании М. В. Зызыкин представил наиболее полную картину деятельности патр. Никона по осуществлению им своей программы реформ, опиравшейся на идеи Эпанагоги и других византийских памятников. По его мнению, принцип «симфонии» царской и церковной власти, предложенный патр. Никоном, был той формой общественно-государственного устройства страны, которая необходима в переломный период ее истории (Сокольский В. О характере и значении Эпанагоги: Очерк по истории византийского права//Византийский временник. 1894. Т. 1. Вып. 1. С. 17–54; Каптерев. Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович. Т. 1. С. 394–431; Вернадский Г. В. Византийские учения о власти царя и патриарха//Сборник статей, посвященных памяти Н. П. Кондакова. Прага, 1926; Зызыкин М. В. Патриарх Никон: Его государственные и канонические идеи. Варшава, 1931–1939. 3 т. [репринт: М., 1995]). |
| 48 И так, внутренними причинами к изменению отношений между царем Ал. Михайловичем и патриархом Никоном послужила перемена во взглядах и привязанностях царя Алексея. Но сделавшись по характеру своему независимее, по крайней мере относительно Никона, без которого он привык уже теперь обходиться, царь Алексей Михайлович в тоже время не приобрел еще настолько твердости характера, чтобы действовать с полною самостоятельностью, – его натура была слишком мягка для этого. Почувствовав решимость выйти из под влияния Никона, он в тоже время весьма легко подчинился другим влияниям, – влияниям враждебной Никону партии, которая с искусством и старанием, достойными лучшего назначения, вела царя все дальше и дальше в разладе с его прежним другом и привела наконец к известному исходу для сего последнего. В самом деле, во все продолжение Никонова дела мы видим царя под влиянием партии враждебной Никону; от этого влияния царю порой как будто и хотелось освободиться, но в тоже время недоставало решимости, и он так наконец привык к нему, что не знал уже как и обойтись без него, особенно когда дело с Никоном зашло уже слишком далеко. Он сам после, во время разгара взаимной распри с Никоном, сравнивал свое положение с положением Никона и находил, что последнему гораздо удобнее было бы действовать в пользу примирения, если бы только он хотел смириться, что он свободен делать, что хочет, тогда как царя окружают власти и бояре; «они все приводят меня в ярость», говорит сам Алексей Михайлович, «а ему одному (т. е. Никону) лучше меня: что хочет то и делает в помысле своем; никто его не заставляет насильно». 49 Вельможи забыли, что и в царствование отца царя Алексея только твердая рука патриарха Филарета держала их в повиновении, но Филарет был отец Государя, а потому несли его власть безропотно. Нерасположено было к Никону и духовенство. Белое духовенство не любило его за недоступность и недостаточное внимание к его настоятельным нуждам; 53 черные власти – за то, что обращался с ними слишком властительно и строго; между сими последними было несколько человек личных врагов Никона. |
| 791 Никон 1982, 283 – 286, 385 – 386, 432. Впервые на этот источник указано в изд.: Вернадский 1982а, 713, прим. 974 – 980. Тексты редакций Устава Владимира Святославича см.: Устав Владимира Святославича, 237 – 238, 241 – 242, 244 – 246; Щапов 1976, 12 – 84. Тексты изданных редакций сверены мной с текстом «Возражения» по изданию 1982 г. Между тем оказалось, что фрагменты из Устава Владимира в «Возражении» обнаруживают текстуальную и содержательную близость с текстом Стоглава, по-своему, через посредство «Ответа Макария», передающего текст одного и первых памятников русского права. См.: Емченко 2000, 125; 352 – 355 (текст 63-й главы с Уставом Владимира). Это неслучайно: Стоглав широко использовался патриархом Никоном в качестве одного из источников «Возражения». См., например, обширные выписки из этого памятника: Никон 1982, 399 – 405 (выписаны главы с 53-й по 58-ю). 794 Никон 1982, 304 – 305. Текст молитвы, цитируемый Никоном, сверен мной с текстом молитвы, произносимой при поставлении на царство Алексея Михайловича: Чин поставления Алексея Михайловича, 268 – 269. 795 «Премудрым Соломоном» назван царь Алексей Михайлович в послесловии к «Соборнику из 71 слова» – Соборник 1647, 880. Последовать «кротости» Давида предлагал царю Алексею Михайловичу иерусалимский патриарх Нектарий к своем письме к нему 20 марта 1664 г., когда советовал Алексею Михайловичу примириться с патриархом Никоном и возвратить его на патриаршую кафедру: «Миролюбивейший государь! Последуй кротости Давида... постарайся паки со тщанием возвести законного патриарха вашего на престол его, дабы во время священного твоего царствования не было положено злого и гибельного начала – сменять православных и правомыслящих о догматах патриархов ваших» – Гиббенет 2, 771 – 773; ср.: Каптерев 2, 297 – 298. 796 Слово о Законе и Благодати, 49; Молдован 1984. 5, 97. С эпохи Киевской Руси для многих памятников литературы и общественной мысли характерна тема приносящего победу креста, связанная с образами легенды о Константине Великом . Тема чудодейственной силы Константинова креста получила особенное развитие в средневековой литературной традиции XVI в. Царь Иван Грозный рассматривал этот символ в широком историческом контексте: крест ограждает самодержцев на протяжении всей истории царств; Грозный отчетливо выражал мысль о божественном покровительстве, избранничестве и торжестве веры – Каравашкин 2000, 251 –254. |
| Иерусалимский патриарх Паисий прибыл в Москву за милостыней 27 января 1649 г. и оставался в ней в продолжение четырёх с половиною месяцев до 10 июня того же 1649 г. Совершенно естественно было, чтобы, побуждаемый желанием получить от государя возможно щедрую милостыню, он постарался приобрести расположение людей, находившихся в наибольшем приближении к государю. Одним из самых близких к Алексею Михайловичу людей был в то время Никон, которого Паисий застал архимандритом Новоспасским и который при нём 11 марта 1649 г. был поставлен в митрополиты новгородские. И действительно Паисий постарался сблизиться с Никоном. Дней через пять – через шесть по своём прибытии в Москву, пред наступлением великого поста (который в 1649 г. начался 4 февраля), он подал чрез Посольский приказ свой «лист» государю, в котором, высказав ему пожелания провести время поста здраво и невредимо пр., обращался к нему с просьбой: «пребывая при вашей милости говорил я в прошлые дни с преподобным архимандритом спасским Никоном и полюбилась мне беседа его, – он есть муж благоговейный, досужий (приятный, серьёзный, назидательный 92 и верный царствию вашему: прошу, да будет иметь свободу приходить к нам беседовать подосугу, без запрещения великого вашего царствия» 93 . И вот в своих беседах с Никоном «по- то необходимо понимать это так, что, имея мужество и желание поднимать речь об этом, он приметил в Никоне готовность её слушать. Относительно мужества Паисия, конечно, должно предполагать, что он наделён был им от природы и что по этому свойству своего характера он представлял из себя человека передового; а что касается до желания, то оно совершенно понятно: нет сомнения, оно было давним желанием греков. Готовность Никона слушать речи Паисия, само собою разумеется, должна была зависеть от свойств и качеств его ума. Нужна была терпимость, которая бы дозволила Никону слушать доводы против того, что составляло на Москве твёрдое убеждение; нужна была сила ума, чтобы признать основательность доводов, и наконец нужна была смелость ума, чтобы не смущаться перед мыслью о необходимости изменить существовавшее дотоле убеждение. |
| Cедмица.RU Церковно-Научный Центр «Православная Энциклопедия» По Благословению Святейшего Патриарха Московского и Всея Руси Кирилла Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации Из шведского донесения, посланного из Нарвы, о ссоре Царя Алексея Михайловича с Патриархом Никоном. 1658 г., 9 августа. Приводится по изданию: Лобачев С.В. Патриарх Никон. СПб, «Искусство-СПб», 2003. Приложение 6. С.375-376 Во время русско-шведской войны 1656—1658 гг. в Швеции издавались многочисленные брошюры и бюллетени с информацией о ходе военных действий. Так, в 1657 г. в Риге была отпечатана реляция об осаде города Риги царем Алексеем Михайловичем (Grundliche und warhastige Relation von der Belagerung der Konigl. Stadt Riga in Liefland. Riga, 1657). В небольших по объему бюллетенях публиковались выдержки из писем и донесений шведских дипломатов о делах, касающихся внутренней и внешней политики России. В библиотеке Уппсальского университета хранится подлинник одного из таких бюллетеней, в котором помещена короткая выдержка из шведского донесения, посланного из Нарвы, о ссоре царя с патриархом (Extract Skrifwelse othur Narfwen then 9 Augusti//Post & Inkires Tidningar. 1658). Донесение датировано 9 августа 1658 г., то есть было написано через месяц после оставления Никоном патриаршего престола. Сведения, заключенные в нем, дополняют известную из русских источников картину последних дней пребывания Никона у власти. Перевод со старошведского выполнен в Языковом центре Санкт-Петербургского государственного университета. Выдержка из донесения из Нарвы от 9 августа Тогда дело с патриархом дошло до того, что простые люди, долго бывшие недовольными его действиями, написали царю прошение, в котором называли патриарха еретиком, содомитом и возмутителем спокойствия, исказившим религию, древние церковные одежды и обряды, и скорбно просили нового патриарха, благочестивого и истинного христианина. Но поскольку никто не решался передать прошение, то его положили в такое место, где оно попало в руки патриарха, который впал в сильный гнев и пришел к царю, требуя тотчас сыскать авторов, используя пытки и прочие подобные средства. |
| Из этих интересных признаний автора явствует, во-первых, что во время самого путешествия Павел Алеппский делал лишь черновые записи и наброски, которые затем, через год после возвращения на родину, обработал, систематизировал, дополнил и изложил в законченной книге. Во-вторых, мы обнаруживаем, что Павел Алеппский, оказывается, приезжал в Москву вторично вместе с отцом и патриархом Александрийским Паисием. В 1666 году они прибыли в Россию уже для суда над патриархом Никоном . Во время этой второй поездки архидиакон Павел проверил свои первоначальные наблюдения и сведения, и, возможно, результатом этого явилась вторая авторская редакция «Путешествия». Она, однако, должна была быть составлена не позднее мая – июня 1669 года, и вот почему. Насколько благополучно и радостно завершилось первое путешествие патриарха Макария в Россию, настолько же печально и прискорбно было окончание второго его путешествия в Москву для суда над патриархом Никоном . Все ценности, которыми одарил русский царь восточных патриархов за их участие в деле суда над патриархом Никоном, были разграблены и отняты у них на обратном пути иноверцами 284 . А жизнерадостный и молодой еще архидиакон Павел вдруг скоропостижно скончался в Тифлисе, не доехав до своей родины. В грамоте патриарха Макария патриарху Московскому Иоасафу от 22 июня 1669 года, посланной им из Грузии, говорится об этом так: «И прибыли мы в Иверию, оставались один месяц, и умер архидиакон Павел» 285 . Факт вторичного пребывания Павла Алеппского в России в 1666 году, с которым связана вторая редакция автором своей книги о первом путешествии, многое в ней объясняет. Становится понятным, например, почему в «Путешествии» Павел Алеппский много и подробно пишет о царе Алексее Михайловиче и очень осторожно и скупо говорит о патриархе Никоне , с которым у антиохийских гостей было гораздо больше общения и разговоров и который, как патриарх, должен был, несомненно, представлять для архидиакона Павла сугубый интерес. Понятным становится также и удивительное отсутствие у наблюдательного Павла личных характеристик некоторых русских архиереев, бояр и князей. Превратности царского отношения ко всем, кто так или иначе был близок к низложенному патриарху Никону , видимо, заставили Павла Алеппского вычеркнуть многие места из первой редакции «Путешествия». |
|
|
