| Афиногенов Д.Е. Святитель Фотий Константинопольский . Амфилохии. Трактаты 223–248/Пер. с древнегреч., предисл. и примеч.// Библия и христианская древность. – 2019. – (4). – С. 44–76. Василик В.В. Десятая гомилия патриарха Фотия//Studia Slavica et Balcanica Petropolitana. SSBP. Петербургские славянские и балканские исследования. – 2009. – 1/2 (5/6). – С. 185–194. С. 186–187. Василик В.В. Семнадцатая гомилия патриарха Фотия//Studia Slavica et Balcanica Petropolitana. SSBP. Петербургские славянские и балканские исследования. – 2011. – (9). Январь–Июнь. – С. 73–92. Синицина Н.В. Послание Константинопольского патриарха Фотия князю Михаилу Болгарскому в списках XVI в.//Труды отдела древнерусской литературы. – 1965. – Т. 21. – С. 96–125. (Древнерусский перевод Послания). Св. патриарх Фотий. Избранные трактаты из «Амфилохий»/Пер., сост., статья Д.Е. Афиногенова. – М. Индрик, 2002. – 208 с. Фотия святейшего патриарха Константинопольского послание к Михаилу князю Болгарскому о должности княжеской. – М.: Университет. тип., 1779. – 80 с. (об иконопочитании: С. 32–37). Творения св. отцов Ириней Лионский , св. Против ересей. Доказательство апостольской проповеди/Пер. прот. П. Преображенского , Н.И. Сагарды . – СПб.: «Издательство Олега Абышко», 2008. – 672. – (Серия «Библиотека христианской мысли. Источники»). Литература Бычков В.В. Феномен иконы: История. Богословие. Эстетика. Искусство/Российская акад. наук, Ин-т философии. – М.: Ладомир, 2009. Василик В.В. OPTIKOI AKTINES в контексте антииконоборческой полемики//Византинороссика. 1995. Т. 1 (Литургия, архитектура и искусство). – С. 252–258. Ивонин И. Богословие «образа» в творениях патриарха Фотия//Христианское чтение. – 1997. – – С. 53–67. С. 53–54. Лебедев А.П. История разделения Церквей. М., 2005. С. 281. Кутковой В.С. О феномене бумажной иконы//Его же. Разнообразное: сб. ст. Вел. Новгород, 2015. С. 141–147. Святитель Фотий, Патриарх Константинопольский [Электронный ресурс]//Патриархия.ру. URL: http://www.patriarchia.ru/db/text/909101.html. Справочные издания и словари |
| Paris. 1664. in – 4 о , pagina 296 – 303, также у Миня , CII, pagina 517 – 562. Начало проповеди:Φαιδρν ρ τς παροσης μρας τν σλλογον. Можно читать еловой у Бапдури, Antiquit. Constanfinopolitane lib. YI, par. Ill, pad. 100 – 104. 117 Оба слова Фотия, сказанный по поводу нашествия Руссов, прекрасно истолкованы нашим ученым эллинистом, преосвященным Порфирием Успенским в изданной им книге: Четыре беседы Фотия, святейшего патриарха Константинопольского. Спб., 1863. Отрывок же из второго слова Фотия, см. в Monumenta graeca, ad Photium pertinentia, изд. J. Hergenrother. Ratisb, 1869, pag. 18 и сл. См. также перев. 5) Е. Ловягина в Христ. Чтении, 1882 г. 8 – 10, – «Две беседы святейшего патриарха Фотия по случаю нашествия Россов». е) Под означенным заглавием собрате нравоучи – тельных речений Фотия, напечатано Гергенретером в приведенных нами пред еим его Monuments .Graeca, стр. 20 118 Под означенным заглавием собрание нравоучительных речений Фотия, напечатано Гергенретером в приведенных нами пред сим его Monumenta Graeca, стр. 20 и сл. 119 Вот прозаический перевод третьего стихотворения в четырех – строчных строфах: Хвалебную песнь от моих уст Приношу Тебе, Творец: Из глубины сердца моего Восходит она к Тебе. Глубину Твоей мудрости, Бездну Твоего совета, Вседержитель, какое слово Может воспеть? Как мог бы язык человеческий Поведать Твое величие? О, глубокая, высокая мудрость Превосходящая всякое слово Ты правишь всем И там, горе, и зде, низу. На Тебя, Единого, Ты веси то, Возлагаю я мою надежду. Ты ныне о Миродержитель, Мой Бог , мой Господь и Царь, Покрой Твоею десницею Народ, Тобою мне данный. 120 Замечательно, что Балландисты, помещая в своих Acta Sanctorum житие патриарха Мефодия и приведенную нами стихиру, в принадлежности которой Фотию они не сомневаются, в конце ее делают замечание Precatio sancta, quam uninam auctor irritam non fecisset , in vehendo perniciosissimum schism, т.е.молитва святая, да только когда бы сочинитель не сделал ее тщетною, вводя пагубнейшую схизму. |
| Горе наше в том, что иссякли в нашей общей жизни духовные дарования. Как нравственные падения глушат индивидуальный талант, так общие исторические неправды отравляют общественные дарования. Но мы не до конца погибли: есть у нас «святое семя» и живой «корень ( Ис.6:13 )», от которого может воспрянуть могучая жизнь. Есть у нас и люди, которые весь смысл своего существования видят в служении Церкви Христовой, торжеству правды её в роде человеческом. При известных условиях, при устранении некоторых укоренившихся у нас превратных взглядов и при освобождении от миража неоправданной веры в наши беспочвенные организаторские начинания, они могли бы выйти на дело своё. Это дело должно состоять в том, чтобы объективно и научно, при взаимной братской помощи и одобрении, исследовать наше церковное состояние ( 2Кор.13:5 ) и по совести, пред Богом, ответить на вопрос: в чём наша беда, наша болезнь, отчего мы так малодушны, что мешает нам озариться духом нашей веры, духом пророков и мучеников?… Священник Димитрий Силин Россейкин Ф.Μ. Первое правление Фотия, патриарха Константинопольского//Богословский вестник 1909. Т. 2. 6. С. 194–228 (3-я пагин.). (Начало.) —194— I Человеку, имя которого составило эпоху в истории Византии и византийской церкви IX века, не суждено было найти биографа среди своих современников. Блестящие духовные дарования Фотия, его поразительная эрудиция, широкая и многосторонняя церковно-общественная деятельность, шумная борьба партий, создавшаяся около его личности, и наконец грозное столкновение с Римом приковывали к нему внимание светского и церковного общества в течение полувека. Но никто ни из его горячих друзей и поклонников, ни из его ожесточенных врагов не принял на себя труда рассказать последовательно историю его жизни. Если сохранившийся для истории Фотия материал вообще очень богат, то он охватывает не всю его жизнь, а лишь отдельные её полосы. Между прочим о детстве и отрочестве Фотия сведений почти нет. Год рождения Фотия точно неизвестен. Приблизительными хронологическими рамками события можно признать годы 815 и 828. |
| Похвальные отзывы о Фотии позднейших писателей собраны у Икономоса в издании амфилохий (Οκονμος op. cit. Προλεγμενα σελ. ξβ′) у Валетты в его издании писем Фотия (Βαλττα op. cit. σελ. 100–122) и Генгенрётера (В. III, S. 4). К ним можно прибавить отзывы Ehrhard’a (K. Krumbacher. Geschichte der byzantinischen Litteratur. München 1897. 2-te Aufl. S. 73) и Крумбахера (ibidem S. 515). Последний говорит: «После безотрадной пустоты, господствовавшей в духовной жизни византийцев с середины VII в. до конца иконоборчества, сразу встает, как горный утес над пустынной равниной, самая мощная фигура, какую знает история греческой литературы, патр. Фотий… После двух самых темных столетий средних веков, Фотий является историческому наблюдателю как изумительная, трудно объяснимая в своем возникновении величина». Похвальные отзывы повторяются всеми, кому приходится говорить об учености Фотия. Ср. Bury-Gibbon. op. cit. p. 515. Johan. Dräseke. Die Syllogismen des Photios. Zeitschrift für wissenschaftl. Theologie. 44 Jahrgang (N. Folge 9) 4 Heft. S. 553. 990 Mansi XVI, 165 C; p. 197 A. Ep. Metrophani, ibidem, p. 416, A. Anastas. Praefacio in conc. VIII, ibidem, p. 5 E. 991 Anast. Praef. in cone. VIII. Mansi XVI, 5 E. В доказательство неправославия Фотия указано его учение о двух душах, но дальнейший рассказ самого же Анастасия дает всей этой истории совершенно иное освещение, снимающее с Фотия всякое подозрение в неправославии. 993 Гергенрётер говорит: успехи «питали гордость честолюбивого молодого человека, которая в позднейшие годы его жизни выступает сильнейшим образом, как несомненная черта его характера». О гордости и честолюбии Фотия говорилось очень много еще его современниками-врагами, и Гергенрётер подтверждает свой приговор ссылкой на Никиту Пафлагона (Hergenröther I, 335 Anm. 117. Vita Ignatii p. 509. P. G. CV). Но не всегда гордость одинакова и едва-ли всегда заслуживает она осуждения. Конечно, в устах Никиты, узкого сурового монаха, понятны упреки Фотию в тщеславии и гордости, предъявляемые только потому, что «вопреки евангельскому изречению – кто хочет быть мудрым в веке сем, да будет неразумным – Фотий утвердил свое сердце и ум на гнилом и песчаном основании светской мудрости». |
| А.А. Логвинова Аннотация. Статья посвящена изучению труда «Мириобиблион» константинопольского патриарха Фотия (IX в.), а конкретно протохристианских произведений в нем. Эти произведения играли важную роль в становлении ранней христианской литературы, стоя на стыке иудаизма, античной философии и христианства. Через них осуществлялся синтез восточной и западной традиции. В «Мириобиблионе» Фотия предпринята попытка интегрировать их в культурный пласт христианской литературы, несмотря на то, что религиозно-философские взгляды их авторов зачастую серьезно отличаются от христианских догматов. Особое внимание уделено эллинизированному иудею Иосифу Флавию, произведениям которого Фотий посвящает 4 кодекса. Изучение аннотаций Фотия показывает, что протохристианские произведения в целом позитивно воспринимались в византийском обществе, они вызывали интерес прежде всего с точки зрения описания новозаветных событий «изнутри». Однако все же таких произведений было мало, в «Мириобиблионе» всего 7 подобных сочинений из 280. Рецепция византийской традиции пользуется неизменным интересом у зарубежных и отечественных историков. Несомненно, в историческом аспекте ценность представляет «Мириобиблион» интеллектуала IX века патриарха Фотия как важнейший памятник рецепции. Это книга, представляющая собой собрание различных прочитанных византийским интеллектуалом античных и средневековых произведений разных авторов. Всего он содержит 280 аннотаций и выписок из различных произведений. «Мириобиблион» по количеству цитируемых кодексов состоит на 43,6% из светских и на 56,4% – из христианских произведений. А по реальному объему (количеству страниц) наоборот, 58% составляют светские и только 42% – христианские тексты. Особый интерес представляют светские произведения протохристианской тради-ции и их описание в «Мириобиблионе». Эта литература относилась к периоду I–III вв., являясь наиболее аутентичной для описания жизни Христа и зарождения христи-анской Церкви именно в историческом плане, и игнорировать ее было невозможно. В то же время она сложно интегрировалась в ортодоксальное христианское вероучение, так как христианство как религия в то время еще не сложилось, не было выработано догматов и канонов, поэтому авторы зачастую разделяли те взгляды, которые в последующем были осуждены как ереси. Вариант интеграции данной литературы в культурно-исторический пласт христианского общества показан в «Мириобиблионе» Фотия. Кроме того, изучение данной темы позволяет взглянуть на такое важное культурное явление первых веков нашей эры, как встреча восточной и античной литературных традиций, их синтез и взаимовлияние, обусловившие генезис собственно христианской литературы. Причем это дается сквозь призму христианского мировоззрения, которое может наиболее глубоко отразить все нюансы этой проблемы. |
| 692 г. седьмого вселенского (2-го Никейского) 787 г. 57 и двух поместных Константинопольских 861 и 879 г., а также некоторых позднейших светских законоположений, которые он присовокупил к канонам 58 . Не смотря на эту скромность автора позднейшей переработки Номоканона в 14 тит., по общему до последнего времени 59 убеждению, патриарха Фотия (надо заметить, что имя Фотия ни в предисловии, ни в надписи сборника не названо), некоторые западные ученые, кстати сказать, большей частью, недружелюбно относящиеся к личности знаменитого Константинопольского патриарха 60 , стараются доказать, что заслуга Фотия, при издании им Номоканона в 14 тит., была маловажнее той, которую он оставляет себе в своем предисловии, заподозревая, таким образом самое предисловие в неискренности. Так, напр., знаменитый византолог Бинер высказывает тот взгляд, что правила соборов Трулльского 692 г., седьмого вселенского Никейского 787 г. раньше Фотия входили уже в сборник церковных правил; Фотию, по его мнению, принадлежит прибавление правил лишь двух благоприятных ему Константинопольских соборов 861 и 879 г. 61 Подобного же взгляда держится и автор обширного исследования о патриархе Фотии Hergenröther: деятельность Фотия по изданию Намоканона в 14 тит., говорит он, состояла в присоединении к составу прежняго Номоканона лишь немногих канонических определений (каких именно он не указывает и некоторых гражданских законов 62 . Еще далее в этом направлении идут два другие исследователя источников церковного права – бывший директор Ватиканской библиотеки в Риме Питра и уже упомянутый нами Цахариэ фон Лингенталь. Первый из этих ученых отрицает всякое участие Фотия в труде по изданию Номоканона в 14 тит. и полагает, что труд этот со времени Вальсимона (в XII в.) лишь неправильно приписывался знаменитому Константинопольскому патриарху 63 (в дальнейшие подробности по обсуждению этого вопроса он, впрочем не входит); второй же, высказавши в двух статьях, помещенных в Записках Императорской С.-Петербургской Академии 64 , сомнение в принадлежности второго издания Номоканона Фотию приводит и доказательства в пользу своего мнения. Доводы, приводимые Цахариэ, следующие 65 : 1 . Заслуга нового издания столь ничтожна, что вряд ли его можно приписать такому ученому и знаменитому мужу, каким был Фотий. |
| Мы с намерением несколько продолжили выписку, чтобы яснее выступил по крайней мере в самом конце современник Игнатия. В предыдущей части отрывка, само собою разумеется, внимание и особенно воображение А. И. Пападопуло-Керамея было поражено всего сильнее словом «преемники». Тут, пожалуй, есть некоторое основание к недоумению. Но, кажется, все дело заключается в неловкости выражения; разумеется не преемники Фотия в патриаршем достоинстве, ибо о смерти его ничего не сказано, напротив, он предполагается живущим виновником разделения, а преемники или лучше последователи его в лицемерии и крестопопрании (выражение имеет специальный смысл), так что речение «диадох» противополагается выражению «первоначальник», разумеются Фотием рукоположенные епископы и митрополиты, среди которых, конечно, можно было предусматривать и будущего ему преемника в сане. Во всяком случае, А.И. Пападопуло-Керамей идет уже очень быстро и далеко, шагая прямо в XII век. Он допускает большую неточность, утверждая, что все непосредственные преемники Фотия были правильно канонически поставленнными патриархами и признавались такими со стороны римского престола, римских пап. Во-первых, зачем у него самого над всем господствует предполагаемая римская точка зрения? Разделение прежде всего касалось внутреннего мира самой Константинопольской церкви. Да и папы разве признавали непосредственного преемника Фотиева, юного патриарха Стефана? Разве из-за возведения на патриарший престол этого постриженика Фотиева не возникла долгая и пренеприятная переписка у царя Льва и тогдашнего заправителя греческих церковных дел, Стилуана, с папским престолом, так и не приведшая к удовлетворительному результату? Разве теперь нет прямых свидетельств, что только в последний год патриарха Антония Кавлея удалось примирение с Римом? А.И. Пападопуло-Керамей ссылается несколько раз на вновь открытое и изданное де-Боором житие патриарха Евфимия, правда, не всегда точно передавая толкование издателя, а в данном случае он совсем забыл о новых данных в этом источнике относительно продолжительности схизмы, хотя факты вошли уже в научный обиход и в русских сочинениях 2 . Если ему уже непременно хотелось слово «диадохи» истолковать в смысле непосредственных преемников Фотия, то ему совсем не было нужды странствовать в XII даже XIII и XIV столетии, а просто следовало взять Стефана, сына царя Василия, и Антония Кавлея ранее последнего года его жизни (†12 Февр. 901 г.); они оба тоже не признавались партией Игнатия, не признавались Римом, и могли почитаться наследниками новшеств Фотия. Это было бы согласно и с другими предположениями г. Пападопула о времени жизни Никиты Давида, о сочинении им пасквиля на царя Льва и патриарха Фотия. |
| Весьма вероятно, что полученное от папы Стефана письмо, в котором Фотию приписывались всяческие преступления и интриги, расстроившие отношения между Восточной и Западной Церковью, в котором, далее, он ставился на одну линию с мирянином и признавался схизматиком и отчаянным злодеем, над которым висит меч страшного церковного наказания, – что это письмо весьма кстати развязывало царю руки, давая ему благоприятный предлог и личину законности в принятых против Фотия мерах. Низложение патриарха последовало без соблюдения установленных каноническими правилами форм. Не видно, чтобы его дело обсуждалось на Соборе, чтобы он был предан суду; он уступил без борьбы и не пытался оправдываться; местом его ссылки был один из монастырей города в Псаматии. Первым затем делом царя было возвращение утраченных мест тем членам церковного клира, которые причислялись к партии Игнатия и не имели общения с Фотием. Им предстояла задача разрешить вопрос о каноническом значении избрания в патриархи юного 16-летнего Стефана, принявшего пострижение от Фотия. Дело о ставленниках Фотия, как видно из письма Стилиана, должно было пойти на окончательное разрешение Римского престола, но папа Стефан потребовал новых разъяснений, так как в Константинопольской Церкви были противоречивые мнения насчет духовного сана, какой можно признавать за Фотием. Сношения по этому вопросу продолжались до смерти папы Стефана (891). Между тем в Константинополе удаление Фотия от дел сопровождалось возбуждением среди его приверженцев и недовольством. Чтобы дать объяснение резким против патриарха действиям, правительство выдвинуло предлог – политическую его измену. Но назначенное следствие, произведенное доместиком Андреем, магистром Стефаном и логофетом дрома Агиополитом, не дало никакого материала для обвинения. Тем не менее подозреваемый вместе с Фотием архиепископ Евхаитский Сантаварин был подвергнут телесному наказанию и ослеплению и сослан в заточение, а Фотию определено было жить в предместье Гиерии, что против Константинополя. Дальнейшая судьба его совершенно неизвестна. Время его смерти, по некоторым догадкам, можно относить к 891 г. |
| Никита говорит, что Игнатий в течение целых одиннадцати лет своего первого патриаршества – ν λοις νεκα χρνοις τς πρτης ατο εραρχ ας – не мог примириться с сиракузским архиепископом Григорием, которому он не позволил участвовать в своей хиротонии. 6 Затем, тот же Никита, говоря о вторичном избрании св. Игнатия на престол в 867 году, замечает, что оно состоялось в воскресенье 23-го ноября, в тот именно день, когда он в первый раз и был лишен престола – κυριακ τν μερν ν, εκδα δ κα τρ την ε χε νομβριος, σπερ κα τε πρτον ξωρζετο. 7 Далее, в недавно опубликованном житии византийского подвижника св. Иоанникия, составленном монахом Саввой, содержится ясное указание на год кончины патриарха Мефодия, предшественника Игнатия. В житии говорится, что св. Иоанникий скончался с 3-го на 4-е ноября 846 года, а патриарх Мефодий умер 14-го июня, спустя восемь месяцев после кончины Иоанникия, т.е. 14-го июня 847 года. 8 Если же патриарх Мефодий скончался в 847 году, а его преемник Игнатий в первый раз занимал престол одиннадцать лет, если, затем, иметь в виду 23-е ноября, как день низложения Игнатия с престола, то ясно, что св. Игнатий оставил в первый раз патриаршество 23-го ноября 858 года. Значит, к концу 858 года, а не к 857, – как полагает проф. Дмитриевский, – следует относить и первое избрание на патриарший престол святейшего Фотия. Затем, датировав кончину патриарха Фотия 887 годом, проф. А.А. Дмитриевский воспроизвел старую и забытую дату, вместо которой давно уже принимается 891 год, как время смерти Фотия. 9 Но и эта дата в последнее время отвергнута и вместо нее указывается новая – 6-го февраля 897 года. Это хорошо известно и проф. А.А. Дмитриевскому , который на 268 стр. своей книги говорит: «Кончина знаменитого константинопольского патриарха Фотия, последовавшая, как полагают некоторые ученые, 6-го февраля 897 года, записана в Синаксаре» и пр. Таким образом, в рассматриваемом исследовании мы имеем две даты относительно кончины Фотия, разделенные между собой целым десятилетием (887 и 897 гг.), при чем первую дату никак нельзя считать опечаткой, потому что она воспроизведена из другой книги проф. |
| Ближайшим обстоятельством, послужившим, как показалось папе, удобным случаем вмешаться во внутренние дела церкви Константинопольской, было окружное послание Фотия, отправленное, но обычаю церковному, наряду с другими церквами и к церкви Римской и извещавшее о событии вступления нового патриарха на престол. Отправки послания почему-то опоздала сравнительно с посвящением Фотия в патриарха и, если верна дата, указываемая Гергенретером, константинопольское посольство прибыло в Рим уже в 860 г. По какой причине так опоздало посольство – неизвестно; во всяком случае не потому что Фотий боялся заявить о своем вступлении пред грозным судом папы, как думает Гергенретер 91 , ибо вместе с задержкой отправки посольства в Рим, задерживается отправлением такого же и к другим патриархам, которых уже вовсе нельзя было страшиться Фотию, при их полном отчуждении от дел церкви Константинопольской, по политическому положению их кафедр. Вместе с окружным посланием Фотия отправлено было в Рим к папе Николаю и письмо от императора, но последнее не сохранилось для нас. – Окружное послание Фотия папа принял за призыв вмешаться с своею властью и авторитетом в дела церкви Константинопольской 92 ; хотя письмо это, по отзыву Гетте 93 , «достойное во всех отношениях Великого писателя и Великого епископа», ничуть не давало с своей стороны каких-либо оснований к подобному шагу. Правда, Фотий в своем письме говорит о тяжести своего положения, как патриарха, может быть, разумея возникшие между ним и партией Игнатия неприязненные отношения, но он говорит вовсе не для того, чтобы искать санкции своему посвящению у папы. Он ни полусловом не дает знать ни о чем подобном. Из рассмотрения своего положения Фотий приходит только к тому, что он просит у папы одного – молитвы. «Зачем пишу я это?» – спрашивает себя Фотий и отвечает: «для того чтобы чрез ваши молитвы, – поскольку мы видим себя призванными к руководительству и управлению вверенным нам стадом, – чрез ваши молитвы могли развеяться облака затруднений, нас окружающие. |
|
|
