| Впервые отец Ефрем посетил старца Иосифа вместе со своим старцем Никифором, питавшим к нему особое уважение. Как рассказывал своим ученикам позднее сам отец Ефрем, у него вызвал умиление вопрос старца Иосифа его старцу при первой их встрече: не способности послушника к рукоделию и различным работам интересовали его. Старец Иосиф Исихаст спросил: «Отец Никифор, слушается ли Ефрем?» Отец Ефрем, вспоминая об этом, рассказывал своим духовным чадам: «Это потрясло меня. Я почувствовал, что в этом старце обитает жизнь и благодать, потому что такого вопроса я не слышал ни от кого. К счастью, отец Никифор не препятствовал мне посещать старца и учиться у него святоотеческому преданию». Отец Ефрем Катунакский стал одним из самых близких духовных чад старца Иосифа Исихаста . Несмотря на то, что, согласно монастырскому уставу, старцем отца Ефрема был отец Никифор, которому он служил с огромным терпением, его духовным отцом и наставником стал Иосиф Исихаст. Теперь молодой подвижник находил все ответы на духовные вопросы, познавал смыслы духовных законов и учился вести духовную брань у великого старца. Отец Ефрем Катунакский прожил на Святой Горе 65 лет (из них 42 года – послушником) и всей своей жизнью прославил святое послушание, которое является основой правильного монашеского устроения. Он вспоминал об этом времени: «Однажды я молился в своей келлии, всецело собрав свой ум, – так, как научился от старца. Внезапно я ощутил, что передо мной как бы открылось пространство и явились три образа. Такой любовью исполнилась моя душа, что я непроизвольно обнял средний из них. Чувство убедило меня в том, что это был Христос с двумя Ангелами. Но я не в силах описать того, что произошло или что я ощущал. Разрешение моим недоумениям давал старец, к которому я приходил сразу после всякого Божественного посещения, как только оно заканчивалось. Я поднялся к учителю, хотя и была полночь, чтобы узнать значение таинства, которое мне дано было пережить впервые. Несмотря на то, что час для посещения был неподходящий, старец принял меня, обнял с радостью и сказал: “Это, чадо мое, и есть благодать, которой я учил тебя и которую ты желал познать. Это первая ступенька, первое подлинное продвижение вперед. Отселе придет то, что описывали мы и отцы наши, о чем ты читал и спрашивал меня. Сколько людей искали этого в истории и в жизни и находили это поздно или после претрудных усилий! А ты обрел это так скоро и в такой чистоте. Теперь для тебя иное чувство, иные миры и духовная пища, другой уровень молитвы…”». |
| Такой благодатный дар молитвы обрел отец Ефрем. С определенного времени он стал замечать в молитве что-то особенное, предчувствовать что-то хорошее, что должно к нему прийти. И так было довольно долго. Созревание длилось почти шесть месяцев. И наконец, преисполненный радости, он почувствовал, что душа его хочет выйти и взлететь высоко. Он уцепился руками за находящиеся рядом предметы, испуганно сжался и, в конце концов, пришел в себя. На следующий день повторилось то же самое, но в гораздо большей степени. Он постарался опять сдержаться, но не сумел. «Теперь уж прельстился, так прельстился... – подумал с обреченностью отец Ефрем. – Иди куда хочешь!» «Душа моя поднялась на трудноразличимую высоту и начала славить Бога», – рассказывал нам Старец, растроганный воспоминанием и тем таинственным трепетом, который оно вызвало. «Что почувствовал – не высказать», – продолжал он тающим от восторга голосом. А может быть, он заново проживал в памяти то, неизреченное. Несмотря на обилие благодати, отец Ефрем усиливал молитву еще больше. Он напоминал нам: «Ядущие мя еще взалчут, и пиющии мя возжаждутся» ( Сир. 24:23 ). Молитва была его постоянной потребностью. Часто во сне он видел царя Константина (освободителя Македонии) и царскую семью. Однажды царица, к которой он приблизился с большим почтением, подала ему кусочек шоколада. Он поблагодарил ее и заметил, что шоколадку он съест и ничего не останется: «Поэтому, прошу тебя – ниспошли мне дар молитвы!» И в ответ услышал милующий голос царицы: «Ты получишь его». Такие сны он не считал случайными – под царем подразумевал Христа, а под царицей – Пресвятую. Искушения С другой стороны, у отца Ефрема и искушения были немалые. Старец Иосиф учил: «Тебе было дано благодатное состояние? Скоро ожидай искушения. Переживаешь искушения и огорчения? Близко утешение от Бога». Отцу Ефрему как-то принесли несколько черепиц для домашних нужд. Однако они были настолько грязные, что привыкший к чистоте отец Ефрем возмутился. Он ничего не сказал тем, кто их принес, но пошел на Карулю и выбросил черепицы с нижних скал в море. После этого его всю ночь грызли помыслы: «А вдруг там, где ты бросил черепицы, внизу были лодочники? Моря мне не было видно. Может, ты убил кого-нибудь, а если у него еще и семья – с полицией обязательно спутаешься». Рано утром отец Ефрем пошел к старцу Иосифу. Рассказал ему о случившемся. |
| И вот результат: очень скоро старец заболел; монах с любовью ухаживал за ним и вскоре с миром закрыл ему глаза. Так что и старец почил мирно, и послушник продолжал свою жизнь с чувством исполненного послушания. Как-то один послушник старца Ефрема подошел к нему и сказал свой помысел, заключающийся в том, что он замечал у Старца ошибки, упущения, недостатки. «Дитя мое, – ответил ему старец Ефрем, – когда видишь недостатки у других, и, особенно, у своего старца, – знай, что твое духовное состояние не на должном уровне». Тогда монах спросил мнение Старца о тех случаях, когда речь идет о людях, обладающих тяжелым характером, упрямых, ведущих себя скверным образом. Старец ответил ему: «Чадо мое, плод молитвы – видеть других, как Ангелов». Когда Старец замечал излишний энтузиазм у кого-нибудь, то шутливо разыгрывал диалог: – Куда идете? – На соли, на соли! (Веселым голосом.) – Откуда возвращаетесь? – О-о-ох, с солей! (Грустно воздыхая.) И пояснял: «Отправился караван верблюдов из Палестины в Красное море, на соли, значит. Путешествие многодневное, тяжелое, среди безводных пустынь, с трудными погодными условиями. Верблюжонок резвился вокруг своей мамы, и когда кто-то спросил его: «Куда идете?», ответил высоким, живым и радостным голосом, полным воодушевления, не ведая о предстоящих трудностях: «На соли, на соли!» Когда же они возвращались после продолжительного времени, проведенного в утомительном путешествии, то на вопрос: «Откуда возвращаетесь?» он отвечал уже голосом обессиленным, низким и протяжным: «О-о-ох, с солей! " » Старец, удачно подражая голосу маленького верблюжонка, старался таким способом смирить чрезмерный энтузиазм послушников. Один брат, будучи расстроенным, подошел к Старцу и попросил его: «Батюшка, помолись, чтобы отошла от меня печаль». Старец возложил руки на голову послушника, как он это делал обычно, и помолился. Затем сказал ему: «Я молился в эти дни, и Бог открыл мне чертог моей души, как говорится об этом в светильне Страстной седмицы: Чертог Твой вижду, Спасе, украшенный, и одежды не имам, да вниду в онь...» А еще Он открыл мне одеяния души моей». Лицо Старца, когда он говорил все это, было исполнено благодати. «Дитя мое, попроси Бога и тебе показать «чертог» твоей души». |
| Время для него срослось с молитвой. Сорок лет, а в конечном итоге, вся жизнь слилась в единую молитву: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя». Даже скалистая, труднопроходимая местность как будто способствовала этому, так что рождалась молитва как некое воздыхание, вспышка духа, почти не воспринимаемая другими. И отношение к вещам у Старца было на совершенно другом уровне. Он не был человеком практичным и многозаботливым, но то малое, что делал (очень часто безыскусно), он делал от всего сердца, прикладывая большой труд, проливая много пота. Каждая пядь земли у дома в буквальном смысле слова полита его потом. За сорок лет, до момента, когда появилась у него братия, лишь мизерные изменения произошли в устройстве дома. Самые главные его усовершенствования – небольшая цистерна (10 кубометров), чтобы иметь воду на кухне, и застекление сушилки, так как когда-то стекла снес сильный южный ветер. Много всякого хлама, оставленного старчиками, было подвешено в кладовке, и никто не знал, что это такое. Снаружи кухни, внутри маленькой сетки, был подвешен стеклянный шар, возможно, буек для сеток довоенных рыбаков. «Батюшка, что это такое?» – спрашивал его кто-нибудь с юношеским любопытством. «Дитя мое, не знаю, здесь это нашел». И этих «здесь это нашел» было достаточно много, потому что он, по апостольскому слову, имея пропитание и одежду, тем и был доволен ( 1Тим. 6:8 ). Для него важным было только все необходимое для служения Божественной литургии, и он, благодарный, каждый день тянул четки за просфорников монастырей святого Павла, Дионисиата, Симонопетра, которые без перебоя, ежедневно снабжали его просфорами. Ну, а отца Алексия, погонщика, он любил чрезмерно за то, что тот частенько привозил со своей родины, Санторин, изысканное, сладчайшее вино, которое сохранялось десятилетиями без всякой порчи. Суетная заботливость не имела места в характере старца Ефрема. Вещей, которые его действительно интересовали, было весьма немного. Несмотря на это, он не был противником новых технологий, которые сейчас с рассуждением используются на Святой Горе, и иногда даже одобрял эти новшества – как, например, предложение священного Кинота 41 построить корабль «Достойно есть». О молитве |
| Расстраивался, также, и его родной отец, в постриге Иов. Господин Янис, когда сильно заболел, был пострижен в монахи с именем Иов, но затем выздоровел и прожил еще пару лет. «Эх, дитя мое, если бы знал, что так случится, деньгами бы мне выстлали дорогу – не пришел бы сюда». Целыми днями он сидел в своей келлии и молился по четкам или Иисусовой молитвой, или читал: «Радуйся, Невесто Неневестная». Как-то раз он позвал свое кровное чадо: – Ефремушка, Ефремушка! – Что такое, деда? – Иди, что скажу. Вот, где сидел, заснул немного: открылась дверь, и вошли три женщины, а которая в середине, у той на голове была корона. Она спросила меня: «Как поживаешь?» – «Да так, расстраиваюсь». А она говорит мне: «Поэтому Я и пришла тебе сказать, чтобы ты не расстраивался. Не хочу, чтобы ты расстраивался». И все три сделались невидимыми. – А, деда, это была Божия Матерь! Понял, что Она тебе сказала? Хочет, чтобы ты здесь был. Не думай даже, чтобы уйти. Нервный и вспыльчивый господин Янис превратился в кроткого и незлобивого отца Иова. Отец Ефрем восторгался его мирностью и находил самого себя ущербным по сравнению с ним. Как-то раз заболел отец Никифор. Отец Иов опередил своего сына искренней заботливостью: «Сынок, поставь банки отцу Никифору, он ведь простуженный». Терпению старичка довелось быть испытанным и в самом конце. Как-то ночью он вышел во двор в туалет, оступился и упал – перелом тазовой кости. Сорок дней прожил в муках. Чтобы не расстроить своего сына Харалампия (офицера греческой армии), он не пожелал уведомить его об этом. 8 апреля 1971 года он почил о Господе. Золотая бабушка В 1963 году, вскоре после отъезда господина Яниса на Святую Гору, Великим постом, в Страстную пятницу умерла мать отца Ефрема. Эта удивительная женщина удостоилась за два дня до смерти принять монашескую схиму с именем Мария. Об этом она просила Божию Матерь всю свою жизнь. Воистину, она имела блаженный, преподобнический конец. Это была душа любезная и всех вокруг утешающая. Когда она с больным сердцем поступила в военный госпиталь, то всех поразила своей душевностью. Посещает ее врач: «Добро пожаловать моему доктору золотому! Как ваши дела, как поживаете? Ваша супруга, детишки, все ли у них в порядке?» – радостно опережала она его вопросами. «Ну, эта старушка, – говорили удивленные врачи, – вместо того, чтобы мы ее подбадривали, она воодушевляет и утешает нас». Младшего своего сына, офицера, она очень любила. Когда он собирался ее навестить, она это чувствовала и доверительно говорила обрученной с ним девушке, будущей его супруге: «Твой идет». И сын вскоре приходил. Девушка недоумевала тогда, как может свекровь говорить своей невестке «твой» про своего сына. |
| С нашим отцом Ефремом его связывала не только большая любовь, но и общее занятие рукоделием, ведение домашнего хозяйства, служение в церкви, исполнение монашеского правила. Уставший за день, он часто дремал на всенощной, а отец Ефрем будил его, подвигая к бодрствованию. Отец Ефрем с уважением называл его «авва» и духовно поддерживал его в трудностях, которые возникали в связи с властным характером и требованиями отца Никифора. Отец Ефрем почитал его и восхищался порядком в жизни и в трудах, присущим отцу Прокопию. Он, ходивший часто по послушанию в Лавру (4 часа пешего пути), таскал на себе двойные грузы из Карули и после стольких лет пользования башмаками, сумел сохранить их, как новые. Они оказались в столь хорошем состоянии, что после его смерти отец Ефрем подарил их, на помин души отца Прокопия. И в приготовлении пищи он был настолько искусен, что, когда нужно было пойти послужить у соседей, он ставил кастрюлю на металлический треножник, клал снизу необходимое количество дров, разжигал огонь и уходил. К возвращению дрова выгорали, а их уже ждала великолепно приготовленная горячая еда. Рукоделием его было изготовление печатей для просфор. Как-то раз – об этом нам часто рассказывал отец Ефрем – отец Прокопий сидел на стуле возле окна на кухне и вырезал свои печати. Отец Ефрем в то время вытачивал заготовки для печатей и вырезал деревянные гребни, работая в соседней келлии. На очаге потихоньку кипела вода, в которой размягчались заготовки для печатей. В какой-то момент огонь догорел. «Отец, огонь потух», – пожаловался отец Прокопий. Отец Ефрем всегда был готов помочь. «Но в тот момент я вырезал гребни и молился, и был в благодатном состоянии, – рассказывал он нам. – Знаю по опыту, что эти состояния, по прошествии некоторого времени, ослабевают. А потому и подумал тогда: «Сейчас, когда имею пищу, то насыщусь ею, а позднее займусь огнем в очаге». Но сразу же благодатное состояние меня покинуло. В результате – и непослушание оказал, и благодатную молитву потерял». Вероятно, в те годы молитва отца Ефрема была исполнена особой благодати, потому что неоднократно отец Прокопий чувствовал благоухание и, прекращая работу, шел в соседнюю келлию. |
| Много было и таких, которые приходили и впоследствии признавались, что старец Ефрем или им говорил о событиях их жизни, о которых невозможно было узнать, или отвечал на их вопросы, прежде чем они его спрашивали. Множество раз он подвизался в молитве в течение длительного времени и с большим трудом, чтобы Господь известил его о чем-то, что его беспокоило. Так, например, пять месяцев он ждал и потом только получил ответ, что некий послушник не должен оставаться у него. Когда его спрашивали, может ли он получить просимое извещение, то признавался, что это нелегко. Не Бог следует за нами, а мы за Богом. И как Он желает, так и делает. Как-то раз его посетил один молодой монах и попросил остаться у него жить. Тогда еще был жив старец Никифор, и отец Ефрем не решался брать послушника, да и старец Иосиф посоветовал ему не брать послушников прежде, чем он закроет глаза своему Старцу. Тем не менее, он сказал монаху, что помолится, и какое извещение получит, так ему и ответит. Спустя несколько дней, когда его опять посетил тот же монах, Старец сказал ему: «Не бе гласа, ни послушания» ( 3Цар.18:26 ) и не принял его. Тогда монах сказал отцу Ефрему, что он пойдет в послушники к одному соседнему старцу, отцу Хризостому, и отправился туда. Прежде чем монах успел выйти за ворота, отец Ефрем почувствовал всем своим существом благодать, как бы, омывающую его, и подумал тогда, что это от Бога, чтобы этот монах закрепился там, куда идет. Так и случилось. Один молодой по возрасту святогорец, игумен хорошего монашеского братства, рассказывал нам о том расстройстве, которое он почувствовал, когда старец Ефрем задолго ему предсказал, что он станет монахом и священником. Сам-то он хотел стать семейным иереем. «Ты из рода нашего, – сказал ему старец Ефрем, оглядывая его своим проницательным взором, и продолжил: – да, и епитрахиль будешь носить». Этот молодой игумен еще нам рассказал, что как-то, будучи в большом расстройстве, он прилег, чтобы заснуть, и тогда увидел просветленного старца Ефрема, наставляющего его: «Направляй монахов к большей внутренней работе». Он проснулся и почувствовал, что душевная тяжесть растворилась. |
| В положенный час по четкам они совершили келейно вечерню. На постной трапезе (была среда) – вареная фасоль с лимоном, который Старец выкопал из песка в подвале, привычные оливки из старых запасов, давно заброшенных по причине одиночества отца Ефрема. Глиняная посуда – поколотая, хлеб – домашней выпечки, горький из-за многолетней, старой муки... Пепел и металлический треножник в очаге, почерневшая кастрюля рядом, прикрытая квашня с тестом, проволочный фонарь... Кроме раковины, имелась и некоторая мебель: открытые полки для посуды и сундук. В углу стоял узкий длинный стол, уставленный тарелками с горячей едой. Сели за стол – старец, шестидесятитрехлетний отец Ефрем, а рядом юноша с пылким сердцем. Был час, когда скалы уже заслоняли свет, который совершенно растворялся в каштановом деревянном потолке (закоптившемся за многие годы) и в пожелтевших (когда-то белых) стенах. На рассвете следующего дня служили литургию. «Повторяй за мной эту мелодию: «Го-о-споди, поми-и-и-луй» – тихонечко, спокойно, как будто голос летит издалека. Так нам передал старец Иосиф, а сам он научился мелодии во сне, когда увидел двенадцать поющих птичек и тринадцатую, которая ими управляла. В Малой Святой Анне хоть и маленькая церковка, но от тихого пения снаружи даже не было слышно наших голосов. Конечно, позже старцы уже плохо слышали, и я вынужден был петь громко». Закончив литургию, они спустились в трапезную, чтобы что-нибудь перекусить. Какое-то время сидели молча, отец Ефрем сосредоточенно смотрел куда-то вдаль. Затем сказал: «И узрели сыны Израиля дух Моисея на Иисусе Навине» (Ср.: Втор. 34:9 ). Юноша, имея только начальные богословские знания, решил, что отец Ефрем говорил что-то о Божественном участии и созерцании в Боге. Он спросил: «Благодать чувствуете, батюшка?» Тот же, погруженный в свои мысли, даже не услышал вопроса и продолжал: «Сегодня на литургии, дитя мое, я получил извещение, что ты мой последователь и преемник». – «Батюшка, я буду преемником твоим в наследовании этого дома?» – с долей лукавства спросил новоначальный. – «Нет, в духовном делании ты будешь моим наследником», – ответил отец Ефрем глубокомысленно и решительно. |
| Целых пять часов, как вспоминал позднее отец Ефрем, не переставали ни на секунду течь слезы из его глаз. А в это самое время старец Иосиф размышлял, искушаемый помыслами сомнения: «А стоит ли мне заниматься отцом Ефремом? Он такой же, как и все другие». Наконец, он позвал отца Афанасия, своего брата, и попросил его пригласить дожидавшегося молодого иеромонаха. Отец Ефрем исповедал тогда три случая тех духовных состояний, которые ему довелось пережить. Когда он закончил, старец Иосиф сказал не колеблясь: «Ты искал меня, а я – тебя». Так началась история этой глубокой духовной связи. Отныне отец Ефрем стал называть отца Иосифа своим старцем. Он признавался: «Никого другого во всем мире я не любил и не боялся так сильно». Отец Ефрем стал регулярно ходить в скит святого Василия, чтобы служить литургию у Старца. Каждый вторник, четверг, субботу и воскресенье, около полуночи он прикреплял к поясу небольшой масляный светильничек и с посохом в правой руке, с четками в левой, поднимался в течение часа до Святого Василия. Те молитвочки, которые он сам выбрал, чтобы находиться в духовном бодрствовании, он теперь оставил и занялся только краткой Иисусовой молитвой: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя». Этой молитвой он совершал и все свои службы так, как ему преподал его Учитель (так все называли старца Иосифа из уважения и почтения к нему). Отец Никифор не возражал и охотно посылал отца Ефрема к Учителю. Распорядок старца Иосифа был примерно следующим: вкушали после полудня и спали три часа до заката солнца, затем, после чашечки кофе для бодрости, начинали всенощную, молясь по четкам до полуночи. В полночь начинали Божественную литургию в маленьком храме. Какие же благодатнейшие это были литургии! Как часто вспоминал их отец Ефрем и как умилялся! После литургии отдыхали до рассвета, чтобы затем заняться рукоделием и тем самым заработать на жизнь. Этот устав старец Иосиф хранил как зеницу ока, не допускал никакого изменения в нем, так как это влекло за собой и сбой в молитве. После полуденной трапезы закрывал ворота и никого из посетителей не принимал – нужно было готовиться к всенощному бдению. Стучащему в дверь, отвечал: «Будь ты даже Ангелом – в это время я не принимаю!» |
| Так начался последний период жизни отца Ефрема, жизни Старца со своей братией. Несмотря на пожилой возраст, он показал достойную удивления душевную выдержку и гибкость духа. Ему предстояло научиться и выстрадать то, чего он не знал, будучи молодым. Приходилось жертвовать собой, в буквальном смысле этого слова. Он говорил: «Со стариками я знаю, как управляться, а с молодыми – нет. Теперь научусь и этому». Позже в шутку признавался: «Старец – это величайший политик!» Он радовался, видя свою братию, особенно, когда все были единодушны и в любви между собою. Тогда глубокая радость и ликование били из него ключом. Он действовал всеми возможными способами, которые только мог придумать, но, главным образом, – своим любимым оружием: молитвой и слезами. Он подвизался о Господе, дабы помочь братии, желая сохранить ее, продвинуть в добродетели, в духовном росте и, главным образом, научить всех послушанию и молитве. Как часто он изнемогал, но не согнулся, не опустил знамя отеческой любви. Он не мог даже подумать, чтобы удалить кого-нибудь от себя. Когда Старец бывал сильно утомлен кем-либо из монахов, то ссылался на закон схимничества: «Ни он не может уйти, ни я не могу его прогнать, – говорил Старец, – если только по «икономии» после моей смерти» 36 . Один из братьев записал: «20/IV–90 г. Рассказал Старцу перед началом вечерни о своенравном поведении одного брата. Когда наступило время вечерни, Старец совершенно не мог от расстройства молиться по четкам. Очень печалился, что не может нас научить послушанию. После трапезы с горечью сказал нам несколько слов о послушании и о том, что все мы должны идти общежительным путем. К сожалению, мы мало внимали словам нашего Старца. Вечером, несмотря на это, молясь по четкам, Старец чувствовал все больше и больше увеличивающуюся сладость и, наконец, уйдя в молитву, созерцал, как Бог облек его в царскую порфиру. Столь велико было чаяние нашего Старца, чтобы мы преуспели в послушании, что Господь в ниспосланном ему видении удостоил его царских одежд». Первые наставления |
|
|
