| В мае 1896 года на Ходынском поле в Москве произошел трагический несчастный случай, когда было задавлено и умерло от асфиксии свыше тысячи человек, ожидавших коронационных подарков. «Ответственность» за давку на Ходынском поле, которая привела к многочисленным жертвам, стала первым обвинением, предъявленным Императору Николаю II «передовым» обществом. Одновременно с нападками на Государя по случаю ходынских событий была организована кампания по обвинению в них Московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича. Однако эти обвинения были совершенно беспочвенны: устройство народного гулянья было изъято из ведения генерал-губернатора и передано всецело Министерству Императорского Двора и уделов. Так что в 1896 году ответственным за устройство «коронационных народных зрелищ и увеселений» был не великий князь Сергей Александрович, а министр Императорского Двора граф И.И. Воронцов-Дашков. Великий князь Сергей Александрович был фактически отстранен от организации торжеств. Когда же несчастье произошло, то вышеназванные силы начали настоящую атаку на Сергея Александровича, ставя ему в вину Ходынку и требуя от Государя отправить его в отставку. Перед этим натиском великий князь, будучи натурой глубоко порядочной, но очень впечатлительной, сам обратился к Государю с просьбой об отставке. Но Николай II не принял ее. В этом сказывалась одна из главных черт царя-мученика: он никогда в угоду популизму не шел на уступки, противные его совести. Четко уяснив для себя, что великий князь не виновен в случившейся трагедии, Государь демонстративно являл ему свое доверие и расположение. 21 декабря 1896 года Николай II подписал рескрипт на имя великого князя, в котором поручал ему организацию установки в Москве памятника Императору Александру III. Какое впечатление произвел этот рескрипт на великого князя Сергея Александровича, видно из письма Государю великой княгини Елизаветы Федоровны: «Благослови Тебя Господь, дражайший Ники! Не могу найти слов, чтобы выразить, как глубоко мы оба тронуты и как чудно Ты обнаружил свою привязанность к Сержу, прислав ему этот трогательный и сердечный рескрипт. Он не мог читать его без слез, каждое слово глубоко проникало в наши сердца, как и всё, что Ты написал о своем дорогом Отце. Твои слова - драгоценность и утешение, которое смыло все скорби этого года». |
| Как жалко, что Сергей Александрович предостережение это пропустил мимо ушей! Да, впрочем, ему тогда было не до этого! «Все лучшие журналы стали печатать меня, а осенью появилась моя первая книга " Радуница " . О ней много писали. Все в один голос говорили, что я талант. Язнал это лучше других», - так уже это не похоже на «вербочного херувима», обрадованного похвалой Мешкова. Через несколько дней после встречи с Блоком Есенина пригласили к себе на утренний прием поэты Мережковский и Гиппиус. «Это что за новомодные гетры на вас надеты?» - спросила Зинаида Николаевна, посмотрев на валенки Сергея. Но стихи Есенина произвели на них большое впечатление, и Гиппиус опубликовала более чем лестную статью о молодом поэте в журнале «Голос жизни». Для Есенина открываются все двери. Голову вскружило самое сладкое вино на свете - слава. В апреле того же 1915 года Есенин пишет письмо знаменитому «деревенскому» поэту Николаю Клюеву: «Я тоже крестьянин и пишу так же, как и Вы, но только на своем рязанском языке... Я хотел бы с Вами побеседовать о многом, но ведь " через быстру реченьку, через темный лесок не доходит голосок " . Если Вы прочитаете мои стихи, черкните мне о них...» Клюев ответил сразу: «Милый братик, почитаю за любовь узнать тебя и говорить с тобой, хотя бы и не написала про тебя Гиппиус статьи и Городецкий не издал твоих песен...» С Николаем Алексеевичем общий язык они нашли быстро. Подружились. Сшили себе черные бархатные кафтаны, цветные рубахи и желтые сапоги на высоких каблуках. Излишне говорить, что вызывали фурор в обществе, еще не начав читать стихи. Златовласый поэт выступает и перед императрицей Александрой Федоровной. В автобиографии 1923 года Сергей Александрович отметил: «Императрица сказала, что стихи мои красивые, но очень грустные. Я ответил ей, что такова вся Россия». В Царском Селе Есенин познакомился с Анной Ахматовой. Они много беседовали, Есенин читал свои стихи. Ахматова слушала со вниманием: «Читал он великолепно, только немного громко для моей небольшой комнаты. Одно тревожило - последняя строка - " Я пришел на эту землю, чтоб скорей ее покинуть " ». |
| В 1841–1846 гг. обучался в Императорском училище правоведения. В 1859 г. защитил магистерскую диссертацию «К реформе гражданского судопроизводства». В 1859–1865 гг. Победоносцев занимал кафедру гражданского права в Московском университете. В те же годы (с 1861 г.) он преподавал законоведение великим князьям цесаревичу Николаю Александровичу, Александру Александровичу (Императору Александру III) и Владимиру Александровичу. В начале 1860-х состоял членом комиссий, готовивших проекты документов для судебной реформы. С 1865 г. член консультации Министерства юстиции; в 1868 г. – сенатор; в 1872 г. – член Государственного Совета. В апреле 1880 г. назначен обер-прокурором Святейшего Синода; в том же году – членом Комитета министров. Вскоре после гибели императора Александра II выступил как лидер консервативной партии в правительстве нового царя; как ближайший советник Александра III явился автором Высочайшего манифеста от 29 апреля 1881 г., провозглашавшего незыблемость самодержавия. Победоносцев играл ведущую роль в определении правительственной политики в области народного просвещения, в национальном вопросе, а также внешней политике. Он был автором и активным проводником реформы церковно-приходского образования, при котором, согласно его идеалам, учащиеся начальной школы должны были усваивать начала веры и нравственности, верности царю и отечеству, а также получать «первоначальные полезные знания» 310 . Если к концу царствования Александра II в России числилось 273 церковно-приходские школы с 13035 учащимися, то в 1902 г. имелось уже 43696 таких школ с 1782883 учащимися 311 . Победоносцев считал Ф.М. Достоевского близким приятелем и называл его горячим проповедником основных начал веры, народности, любви к отечеству. В ночь с 8 на 9 марта 1901 г. на него было совершено покушение, однако злоумышленник промахнулся. В начале 1900-х Победоносцев решительно выступал против реформы церковного управления, расширения веротерпимости, созыва поместного собора. 19 октября 1905 г. Победоносцев вышел в отставку после появления известного Манифеста от 17 октября 1905 312 , однако уволен он был с оставлением в должностях члена Госсовета, статс-секретаря и сенатора. |
| Еще до службы в армии он подавал документы для поступления на историко-филологический факультет Московского университета, но, понимая трудности, связанные с попыткой получения гуманитарного образования в условиях господства марксистской идеологии, изменил свое намерение (скорее всего с благословения старцев). Через четыре года Николай окончил академию со званием агронома-полевода. Началась работа в Загорском районе, близ станции Ашукинская, помощником участкового, а затем уездного агронома. Здесь, в зимнее время, когда работы у крестьян было меньше, он читал им лекции о всхожести семян и т. д. Лекции проходили в холодном сарае, здесь Николай Александрович простудился и навсегда сорвал голос. При очередной «идеологической проверке кадров, Николай Александрович открыто высказал свои религиозные убеждения, после этого был уволен с разрешением работать «вне контакта с населением». С 1929 года он работал на Московской семенной контрольной станции. Здесь познакомился он с Марией Францевной Гринкевич, дочерью агронома. 24 июля 1932 года они, вступили в брак. Жили вначале в крохотной комнатке на Остоженке, а после смерти родителей Марии Францевны переехали в их дом дачного типа на Лесной улице в Измайлове (теперь — продолжение Измайловского проспекта). В 1937 году Николай Александрович перешел на работу в научную библиотеку Всесоюзной Академии сельскохозяйственных наук им. Ленина (ВАСХНИЛ), где работал в должности библиографа до 1949 года. Всюду, где бы он ни работал, неизменно проявлялась огромная душевная щедрость этого человека, его любовь к людям, доброта, готовность помочь. Вспоминает Сергей Иосифович Фудель , который работал в эти годы в ВАСХНИЛЕ: «Когда кто-нибудь из сотрудников большого учреждения ВАСХНИЛ не справлялся со своим делом и был удручен, он неизменно слышал совет: “Знаете что, сходите к Николаю Александровичу и все расскажите. Не стесняйтесь, он такой простой и отзывчивый. Он во всем поможет”». И люди шли к нему, сначала со страхом и стеснением, а потом легко и доверчиво. |
| Немного погодя взял он мужа за руку и повел к себе в кабинет и говорит ему: «Вы не полагайтесь, Дмитрий Александрович, на официальные известия и на то, что говорит Ростопчин, — дела наши идут нехорошо, и мы войны не минуем. Главнокомандующий с войском около Смоленска, там и государь был уже или на днях будет… Не разглашайте, что я вам говорю, а собирайтесь понемногу и укладывайтесь: может случиться, что Бонапарт дойдет и до Москвы, будьте предупреждены. Все это может случиться скорее, чем мы ожидаем…» Возвратились они опять в гостиную, Апраксин веселый, как был, а муж мой красный и как будто смущенный… Думаю: «Что это такое?» Так и подмывает меня поскорее узнать; подозвала его и говорю вполголоса: «Поедем, пожалуйста, мне что-то неможется». Встала, хочу ехать. Апраксина спрашивает: «Куда же это вы спешите?». — Что-то себя нехорошо чувствую. Сели мы в карету, Дмитрий Александрович и говорит мне, что ему сказывал Степан Степанович. Стали мы приводить свои дела понемногу в порядок и понемногу укладываться. Разумеется, я сказала сестрам и братьям. Весной, когда все стали разъезжаться по деревням, собрались мы в Горки; очень мне было грустно расставаться с Москвой, думаю — придется ли опять в ней быть? Сестра Анна Петровна поехала к брату Николаю Петровичу в Покровское; Вяземские в свою веневскую деревню, в Студенец, и брат Михаил Петрович к себе. Московское дворянство, всегда отличавшееся своим особенным усердием и готовое защищать отечество до последней капли крови, не ожидая воззвания от государя, само от себя вызвалось доставить ополчение и дать по числу душ своих крестьян от девяти десятого, что составило более восьмидесяти тысяч человек. На нашу долю пришлось по Московской губернии выставить 32 человека, 22 по Тульской, по Тамбовской и Новгородской по стольку же, а всего 100 человек. Приехали мы в деревню. Дмитрий Александрович в воскресенье велел созвать полную сходку, всех, кто по деревням налицо, и после обедни все собрались к дому. Он вышел на парадное крыльцо и говорит им: «Друзья мои, я вас собрал, чтобы поговорить с вами. Нам грозит опасность: французы идут на Россию, мы должны себя отстаивать, послужить царю и отечеству и защитить православную веру; дворянство положило дать от девяти десятого, чтобы составить ополчение; я неволить никого не хочу, а кто желает доброю волей, пусть скажется, потом я и увижу, кого выбрать из желающих. Потолкуйте промеж себя и подумайте, и все желающие станьте особо кучкой». И, сказав это, ушел в дом, плачет, говорит мне: «Кого я выберу — всех жаль, и как я могу взять на себя посылать по моему выбору на явную смерть». |
| Излишне говорить, что народ толпами спешил в храм с первым ударом колокола. Но в этой картине, обычной в подобных случаях, было что-то особенное, выдающееся из ряда обыкновенного, но что не передается словами, а чувствуется только сердцем. Не смотря на внешнюю торжественность, все и каждый чувствовали что-то тяжелое, удручающее сердце глубокою скорбью. Это чувство невольно возбуждалось в каждом, когда он, вошедши в храм, становился лицом к лицу с иконостасом освящаемого придела. При взгляде на иконостас, живыми красками рисовалась пред взором молящегося тяжелая история злодейских покушений на драгоценную жизнь Мученика-Царя. О, как больно и тяжело было на сердце; как позорно и обидно становилось за себя, когда мысль одним взором обнимала всю эту печальную историю! Каким-то бурным порывом пронеслась пред умственным взором молившихся историческая волна ужасных событий, пережитых нами и засвидетельствованных для потомства настоящим храмом. Давно ли тот же самый народ ликовал, когда закладывал сей храм в память чудесного спасения жизни своего Благодетеля Александра Освободителя! А теперь этот храм окончен, но какая-то тоска и боль грызет сердце. Радость омрачается глубокою скорбью. И вот, когда прибыл в половине десятого Преосвященнейший Феоктист, явился г-н Начальник Губернии и другие представители власти в полной парадной форме, когда храм переполнен был народом и началось торжественное освящение, то среди радостных гимнов торжества лились тайные слезы из глубины сердца. Здесь повторилось нечто похожее на то, что совершилось во времена Заровавеля при освящении второго Иерусалимского храма, когда, при всеобщем ликовании, среди звуков труб и кимвалов, смешивавшихся с хвалебными песнями Богу и радостными криками народа, старцы, при воспоминании о первом храме, не могли удержаться от слез... И вот, слезы действительно потекли из глаз присутствовавших в храме, когда, по освящении престола и провозглашении многолетия Государю Императору Александру Александровичу, Государыне Императрице Марии Феодоровне, Государю Наследнику Николаю Александровичу и всему Царствующему Дому, возгласили: «во блаженном успении вечный покой подаждь, Господи, усопшему Рабу Твоему Императору Александру Второму и сотвори Ему вечную память». |
| Я надеюсь, что убедил разумных читателей в полном идиотизме идеи о создании «ложной царской могилы». Тем не менее, сегодня в России еще остался единственный судебный медик, пытающийся серьезно доказать возможность имитации царского захоронения. Попытаюсь не согласиться с его утверждениями. Я думаю, что Юрий Александрович Григорьев примет мои доводы о том, что собрать останки людей, полностью совпадающие по своим антропологическим данным с Царской Семьёй невозможно. Вспомним систему французского ученого Альфонса Бертильона. Тот на практике доказал, что проведя измерения по 14 единицам измерения для взрослого человека шанс совпадения по теории вероятности равен 1:286435456. Прибавим к этому генетические исследования по царской крови из Эрмитажа. В этом случае шанс того, что останки не принадлежат Императору Николаю II, составляет уже 1:10 в 26-й степени. Напомню, что информативные антропологические, генетические и иные исследования проведены не только по Царю, а и по останкам всех 11 человек, обнаруженных в районе Старой Коптяковской дороги. А теперь, Юрий Александрович, я хотел бы обсудить Вашу «основополагающую» теорию «торфяного дубления» останков в «екатеринбургском могильнике». Вот выдержки из официального документа, протокола осмотра места обнаружения останков в 1991 году: «Под темным гумусированным слоем толщиной 15-20 см по всей поверхности просматривается темный, очень влажный суглинок разного цвета - от желто-зеленого до красно-коричневого. При продолжении поиска границ ямы возможного захоронения на глубине около 25 см была обнаружена яма позднего происхождения близкой к прямоугольной формы. Яма размерами примерно 3 х 2.5 м, ориентирована: северо-восток - юго-запад. Границы ее прослеживаются очень слабо - в виде темного гумусированного заполнения на фоне светло-зеленой глины. На этой же глубине от поверхности проявилось пятно, имевшее нечеткие очертания, хотя и близкие к прямоугольной форме. Внутри по-прежнему встречалось много древесных остатков. На фоне пятна более отчетливо проступило темное заполнение ямы раскопа 1979 года. Поверхность почти не поддавалась зачистке из-за обилия влаги и вязкой, глинистой структуры почвы». Как, по-вашему, здесь хоть что-то сказано о торфянике? Как Вы видите, отмечается обилие «влаги и вязкой, глинистой структуры почвы». С чем я Вас и поздравляю. Протокол этот опубликован еще в 1993 году в книге В.В. Алексеева «Гибель царской семьи: мифы и реальность. (Новые документы о трагедии на Урале)» (Екатеринбург, 1993). |
| Сестра Анна Петровна поехала к брату Николаю Петровичу в Покровское; Вяземские в свою веневскую деревню, в Студенец, и брат Михаил Петрович к себе. Московское дворянство, всегда отличавшееся своим особенным усердием и готовое защищать отечество до последней капли крови, не ожидая воззвания от государя, само от себя вызвалось поставить ополчение и дать по числу душ своих крестьян от девяти десятого, что составило более восьмидесяти тысяч человек. На нашу долю пришлось по Московской губернии выставить 32 человека, 22 по Тульской, по Тамбовской и Новгородской по стольку же, а всего 100 человек. Приехали мы в деревню. Дмитрий Александрович в воскресенье велел созвать полную сходку, всех, кто по деревням налицо, и после обедни все собрались к дому. Он вышел на парадное крыльцо и говорит им: «Друзья мои, я вас собрал, чтобы поговорить с вами. Нам грозит опасность: французы идут на Россию, мы должны себя отстаивать, послужить царю и отечеству и защитить православную веру; дворянство положило дать от девяти десятого, чтобы составить ополчение; я неволить никого не хочу, а кто желает доброю волей, пусть скажется, потом я и увижу, кого выбрать из желающих. Потолкуйте промеж себя и подумайте, и все желающие станьте особо кучкой». И, сказав это, ушел в дом, плачет, говорит мне: «Кого я выберу – всех жаль, и как я могу взять на себя посылать по моему выбору на явную смерть». Когда пришел он опять на крыльцо, направо отделились желающие идти в ратники, что-то много. – Сколько желающих? – спрашивает он. Отвечают: столько-то. – Ну, – говорит, – это слишком много, нужно только 32 человека; я никого ни уговариваю, ни отговариваю и на себя не возьму выбирать того или другого и посылать под пулю, а вы, православные, помолитесь Богу и киньте жребий, кому идти, кому оставаться, – значит, такова Божья воля. Все перекрестились и стали кидать жребий, так и решили, кому вступить в ополчение… Никому не было обидно: ни тому, кто шел, ни тому, кто оставался. Было несколько дворянских съездов то в Москве, то в Дмитрове. Дмитрий Александрович взял на себя должность, по предложению дворянства, заведовать хлебными запасами в Дмитровском уезде и наблюдать за изготовлением отправляемого в армию провианта. |
| - Милый папа, они хотят тебя застрелить. - Воля Божья во всем, — ответил Царь, — но милый мальчик, будь спокоен, будь спокоен. Где мама? - Мама плачет. - Поди, попроси маму перестать плакать. Божья воля должна свершиться. - Папа, папа, — плакал Царевич, — ты и так уже много страдал, за что же они хотят тебя убить? - Алексей, — сказал Царь, — я прошу тебя об одном, — пойдя и успокой маму. Царевич вышел, а Николай стал на колени перед иконой и долго молился. Он вообще проводил за молитвой много времени; и если пробуждался по ночам, то уже больше не засыпал, а все время молился. Лишь иногда ему разрешалось видеть Царицу «Алису», так он звал ее. Раз и она пришла в слезах и сказала: - Ты должен привести все свои письма и документы в порядок, дай свои последние распоряжения и завещание. После этого Николай проводил ночи за письмами. Он написал много; среди писем были: к дочерям, к брату Михаилу Александровичу, к дяде Николаю Николаевичу, к генералу Догерту, князю Гендрикову, графу Олсуфьеву, принцу Ольденбургскому, графу Сумарокову-Эльстону и многим другим. Он не запечатывал письма, потому что их тщательно цензуровали в Советах, и случалось нередко, что письма возвращались с пометкой: «Не отправлять». Часто Николай целыми днями ничего не ел и все молился; было ясно, что он сильно беспокоился и болел сердцем. Поздним вечером 15 июля в комнату Царя вошел комиссар охраны и объявил: - Гражданин Николай Александрович Романов, вы должны отправиться со мною в заседание Совета рабочих, казачьих и красноармейских депутатов Уральского округа. - Скажите откровенно, — возразил Николай, — что вы желаете увести меня для расстрела. - Нет, не опасайтесь, — ответил комиссар, улыбаясь, — вас требуют на заседание. Николай поднялся с кровати, надел свою серую солдатскую рубаху, сапоги, опоясался и вышел с комиссаром. Два солдата стояли у дверей, а три других окружили и стали обыскивать бывшего Царя. После этого один из латышей пошел впереди, Царя поставили за ним, потом стал комиссар, в хвосте — остальные солдаты. Николай Александрович не возвращался долго, почти два с половиной часа. Он был очень бледен и подбородок его нервно дрожал. |
| Самое служение ваше страждущим людям, как высокая христианская добродетель, само по себе будет проливать отраду и утешение в вашу человеколюбивую душу. А сколько признательности и благодарности вы услышите от лиц, которым вы будете служить! Сколько о вас молитв вознесется к Господу Богу от страждущих и верующих сердец! Эти чувства признательности бывают самые искренние, а они дороже всяких внешних наград и поощрений; а эти молитвы самые приятные и угодные Милосердному Богу, потому что они исходят из уст страдальцев. Но самое главное утешение для вас состоит в том, что вы в ваших трудах будете истинными последовательницами Господа нашего Иисуса Христа, положившего душу Свою за страждущий род человеческий, и что к вам по преимуществу будут относиться слова Спасителя: приидите ко мне вси труждающиеся и обремененные и Я успокою вас. Приидете благословенные Отца Моего, наследуйте царство, уготованное вам от сложения мира: Я болен был и вы посетили Меня. «Празднуя столетний юбилей пожалования в Бозе почившею Императрицею Екатериною II-ю грамоты на права, вольности и преимущества благородному российскому дворянству, вознесем к Господу Богу наши молитвы о следующем: 1) возблагодарим Господа Бога за Его великие и многочисленные благодеяния, являемые нашему дорогому отечеству через мудрые и благодетельные узаконения наших благоверных и благочестивых царей, и приводимые в исполнение их первыми и ближайшими помощниками – благородным российским дворянством. 2) Помолимся Премудрому и Всеблагому мира Правителю – Господу – Богу, да дарует Он здравие, благоденствие и долгоденствие, во всем благое поспешение, на врагов победу и одоление Благочестивейшему Государю Нашему Императору Александру Александровичу и Супруге Его Благочестивейшей Государыне Императрице Марии Федоровне и Наследнику Его Благоверному Государю Цесаревичу и Великому Князю Николаю Александровичу. Да хранит Господь Бог и весь наш Царствующий Дом до скончания века, на могущество и славу России. 3) Помолимся Господу Богу еще и о том, да хранит Он благородное Российское дворянство, как первое, главное и необходимое сословие в строе государственной и общественной .жизни русского государства, – да хранит на должной высоте, соответственно его званию и назначению и тем правам и преимуществам, какие ему дарованы в разное время Державною Властью. |
|
|
