| —23— шении брака. Кроме священнослужителей, супругов и их родителей все остальные лица дают свои показания о совершении такого брака под присягою. Свое заключение, основанное на этих данных, епархиальное начальство сообщает тем присутственным местам, по отношению которых производилось это дело. Если дело началось по просьбе частных заинтересованных лиц, а не по требование из присутственных мест, то епархиальное начальство выдает просителям свидетельство о тех браках, событие которых признает несомненным; в противном случае отказывает просителю. – Таким же порядком производятся дела об удостоверении о рождении от законного брака, если это рождение или брак родителей лица, о котором идет дело, в метрических книгах не записан или, если запись о том или другом возбуждает сомнение. Если родителей нет в живых, то сверх показаний от причта, совершавшего крещение такого лица, и бывших при обряде свидетелей, обращается внимание на все относящиеся до данного лица документы, из которых можно было бы видеть, как признавались его родители: законными супругами или состоящими в связи внебрачной, и как рождение этого лица признаваемо было при жизни родителей, и не было ли еще тогда спора о его законности (Уст. Дух. Конс. ст. 263–269). Но по частным доносам о незаконности рождения консистория не входит ни в какое делопроизводство (ст. 275). А. Павлов Введенский А.И. Браманизм//Богословский вестник 1901. Т. В. 9. С. 24–59 (2-я пагин.). (Продолжение) —24— Браманизм. Глава вторая I. Характеристика Упанишад с точки зрения теории религиозного познания Отношение Упанишад к Брáманам нередко сравнивают с отношением Нового Завета к Ветхому: там и здесь, говорят, та же замена «дел закона» и всякой вообще внешности духом и истиною. В общих чертах сходство здесь действительно есть: от внешности, от ритуальной формалистики Брáман религиозное сознание Индии действительно переходило в Упанишадах ко внутреннему, существенному и идеальному. Но не следует, обольщаясь этим общим сходством, забывать между внешнеаналогичными явлениями глубокого и существенного различия. Как откровение Духа Божия, Который уже в Ветхом Завете, в таинственных предуказаниях и образах, предначертал то, что открылось в Завете Новом, Христианство , основанное на этом Завете, есть, действительно и в собственном смысле, дух и истина. В индийской же религии и религиозной философии Упанишады, хотя и являлись углублением религиозного сознания, сравнительно с Брáманами, переходом из внешнего во внутреннее, однако, так как это углубление и эта замена внешнего внутренним были следствием чисто естественного развития ума и при том, как сейчас увидим, ума, направляемого требованиями приспособления и, так сказать, исторической |
| Египетская религия представляет довольно полное развитие космических начал, как божественных начал мира. Она не останавливается на первоначальном четвероединстве, как религия Китая на своей двойственности, но в развитии этих начал идет дальше и дальше, потому что в ней процесс природы, который есть вместе и феогонический процесс, представляется не как простое механическое соединение первобытных сил и материи, но как последовательное развитие космических начал. Здесь уже вводится в область мирообразования начало движения или развития, близкое к понятию жизни, как абсолютного начала бытия. Но религия, с большей ясностью выразившая собой идею развития и жизни, как основную идею божества, есть Индийская или Браманизм. 2) Предшествующие формы религии искали определений для абсолютного начала преимущественно в области общих космических сил природы. Но эти космические силы сами по себе были мертвыми, безжизненными началами, не смотря на олицетворение их в виде реальных богов. Религиозное сознание неминуемо должно было сознать существенный недостаток этих космических божеств: из мировых стихийных начал мог произойти только механический, более или менее искусный агрегат, но не полная жизни и движения природа. Под влиянием идеи абсолютного, человек не мог не замечать, что стихийные боги в сущности лишены живого конкретного содержания, что жизнь, таящаяся в природе, открывающаяся в существах живых и одушевленных, в богатом разнообразием царстве природы органической, представляет более совершенный и богатый содержанием принцип, чем стихийные начала неодушевленной природы. Отвлечь это начало жизни от конкретных его обнаружений в существах живых, уловить главные моменты жизненного процесса и поставит его на место абсолютного, божественного начала, было дальнейшей задачей развивающегося религиозного сознания, разрешения которой мы находим в Браманизме. Браманизм есть одна из самых богатых и глубокомысленных форм политеизма. Равные по древности образования, соседние по географическому положению, но независимые по самостоятельности развития страны, Китай и Индия, представляют существенное различие в характере религиозного миросозерцания. Тогда как в Китае абсолютное представляется как двойственность силы и материи, – двойственность, которая повторяется и продолжается и в конкретных вещах, Индийское миросозерцание обращает исключительное внимание на один из моментов этой двойственности, силу. Истинное бытие есть сила, жизнь, процесс; бытие покоящееся, материя есть только тень истинного бытия, нечто само в себе неистинное и несамостоятельное. Второй момент бытия природы, материальный, вытесняется на самый отдаленный план, почти уничтожается для религиозного сознания, так что в противоположность Китайскому, в существе материалистическому миросозерцанию, Индийское может быть названо идеалистическим. |
| Этот мир не мог совершенно уничтожить Браманизм, хотя и признал его бытием неистинным; он один и остается теперь для Буддизма, как сущее. Браманизм старался уничтожить мир в Браме; в Буддизме сам Брама уничтожается в мире явлений и множественности. Итак, истинно существует только бесконечная множественность постоянно сменяющихся и текучих явлений. Существенный характер этой множественности есть ее ничтожество и несамостоятельность; все постоянно является и исчезает в вечном круговороте бытия (Самсара); уничтожение есть конечная цель всего существующего; ничтожество есть его сущность; ничтожество есть его начало. Но если ничтожество есть основание мира, а в тоже время из ничего не бывает ничего, то для буддиста действительное существование мира оставалось в сущности также непонятным, как и для браманиста происхождение его из абсолютно единого и простого. Выходя из этого противоречия, – необходимости мыслить начало мира и в тоже время отрицать это начало с отрицанием абсолютной, первой причины мира, буддист искал в представлении бесконечности цепи сменяющихся явлений без начала и конца. Он полагает, что простирая смену частных и множественных явлений в бесконечность, как по пространству, так и по времени, он тем самым как бы уничтожает в тумане бесконечной дали сам вопрос о начале этой смены, о начале мира. поэтому в космологии буддистов главную роль играют фантастические представления о множественности существующего в пространстве и о громадности периодов жизни мира. вместо истинной бесконечности божественного начала, буддист старается наполнить пустоту, оставшуюся в его мысли с устранением этого начала, ложной бесконечностью чисел и пространств. Бесчисленны у буддистов существующие миры, бесчисленны минувшие и имеющие вперед явиться; неизмеримо громадны и продолжительны эпохи мировой жизни. 314 Но характер бесконечности, приписываемый миру множественности и явлений, не делает этот мир действительным истинным бытием. Сущность этого мира в Буддизме остается та же, что и в Браманизме; мир явлений есть обман, ничтожный мир неистинного бытия и ничего более. |
| стр. 175, 369 и др. La Kabbale etc. de Franck. Paris 1843). Недаром Монье Уиллиамс (Hinduism p. 48) говорит «Brohmanism and rationalistic philosophy addanced hand in hand», т. е. «браманизм и рационалистическая философия шли рука об руку в Индии». При этом надо делать различие еще между популярным богом Брамой, который с Вишну и Шива составляют тримурти для народа, и с неопределенного значения Брамой или Браманом, который есть философское отвлеченное понятие о начале мира в браминской кастовой философии. В популярной религии Брама, Вишну и Шива рисуются, как творец, поддержатель и разрушитель Мира, но не забудем, что это не браманизм, это индуизм, т. е. религия эклектическая, соединившая в одной системе разные языческие верования Индии и окончательно сложившаяся лишь после изгнания буддистов. Ср. еще превосходное изложение епископа Хрисанфа «Религии древнего мира» т. 1, стр. 209, 213, 229, 265, 312–314 о Браме или Парабраме. Г. В. 103 Как мы увидим ниже, в Гатах главная мысль этого представления та, что если бы благочестие исчезло с земли, то она погибла бы, что оно есть мудрость человека. 105 См. объяснение Макса Мюллера в 1 томе «Sacred Books of the East», pp. 300 sq. По его объяснению Атман есть как бы только преходящий отблеск вечного я (ib. стр. 302). «The individual Self, as a merely temporary reflex of the Eternal Self.». Это почти понятие о буддистской иллюзии. Г. В. 106 Брамаизм в этом фазисе связывается философски с учением буддизма, и в начале буддизм был как учение принят довольно дружелюбно браминами, но когда он практически упразднил их, тогда произошла реакция, кончившаяся изгнанием буддистов. (См. Buddhism by Rhys Davids 1878). Г. В. 108 Для желающих ознакомиться со значением Упанишадов рекомендуем упомянутое выше издание Макса Мюллера Sacred Books of the East (Oxford Clarendon prefs). См. в первом томе «Introduction to the Upanishads» особенно pp. 57 sq. В том же томе см. еще общее вступление к священным книгам востока, написанное также Макс Мюллером, который лично взял на себя перевод Упанишадов на английский язык. |
| —680— ского религиозного сознания, известного под именем Ведаизма. Браманизм, как мы сказали, проходит в своей истории тот же путь в обратном направлении. Он начал понятием о Едином без второго, (то есть именно тем, чем Ведаизм кончил). Но затем в этом идеалистическом Едином он стал мало-помалу открывать элементы множественности: сначала, рядом с Единым и как бы вне Его, он поставил реальный мир, затем надмирные силы (которые, особенно в позднейшем браманизме, были гипостазированы и возвышены на ступень гениев и божеств, подчинённых Браме-Атману) и, наконец, в самом Едином смутно различил того Второго, Которого сначала столь решительно отрицал (Сфота, Ишвара). Это пробуждение идеи необходимости реальных и конкретных различий в Едином и можно рассматривать, как кризис второго периода в жизни индийского религиозного сознания, известного под именем браманизма, дробление же философских направлений (школ, с их системами) следует рассматривать именно как наиболее яркое и наглядное выражение этого кризиса. Таким образом, сама история ставила религиозному сознанию Индии задачу – возвыситься над противоположностями политеизма, составляющего сущность Ведаизма, с одной стороны, и отвлечённого пантеизма, составляющего сущность Браманизма, с другой, к лучшему богосознанию, к высшей форме религии, каковой служит теизм. И действительно постулат теизма мы находим ясно выраженным в Индуизме, который служит эклектическим синтезом всего того, что выработала история индийского религиозного сознания. Но на пути к этой высшей ступени своего исторического развития, выражающей его конечный смысл, религиозное сознание Индии должно было пережить тяжёлое искушение, которое предстало перед ним (частнее, перед сознанием браманистическим) в форме „ереси“, величайшей из всех мировых ересей, – в форме атеистического Буддизма. Алексей Введенский Глаголев С.С. Очерки по истории религий: Религиозные верования сирийцев и арабов 1895 //Богословский вестник 1901. Т. 3. 12. С. 631–649 (2-я пагин.). (Окончание.) |
| Индийская религия, как известно, распадается на две ветви, на браманизм и буддизм, которые стоят в таком же отношении между собой, как иудейство и христианство. Буддизм есть система более поздняя и вышла из браманизма. Но при всем своем различии обе эти системы благоприятствовали строгому аскетизму, хотя принципы, из которых исходили эти аскетические направления в них, и не были одинаковы. Аскетизм браманизма исходит из пантеистического и нигилистического мировоззрения. Первый проистекал из стремления к слиянию с абсолютным единством, отсюда презрение к миру, сущность которого составляет множественность, второй происходил из сознания крайней пустоты всякого бытия; первый идеалистичен, второй реалистичен. Браманизм благоприятствовал изолированному отшельничеству, а буддизм выработал общежительную монашескую жизнь, в нем развилось монашество и мужское, и женское. Буддийские монастыри с их общежительной жизнью, с обетами целомудрия, добровольной нищеты и послушания так бросались в глаза западным христианским миссионерам, что они, не задумываясь, производили их происхождение из желаний дьявола ввести подражание христианской аскетике. Явления аскетизма уже задолго прежде Христа находим у иудеев, как, например, у назореев, полуиудеев и полуязычников — ессеев, а также у терапевтов в Египте. Сам эллинский мир не остается вне этого круга аскетических проявлений. Эллинская философия под пифагорейцами, платониками, стоиками понимала не только людей теоретического знания, но и людей, отличавшихся мудростью в практической жизни; приверженцы философии Пифагоровой, платонической и стоической часто сопровождали изучение философии строгим воздержанием, так что философ и аскет на языке греков значило почти одно и то же. Говоря это, мы не хотим сказать, что христианское монашество возникло из языческого аскетизма (на самом деле этого не было), но явление монашества в Церкви не есть явление специфически христианское, а принадлежит к кругу явлений общерелигиозного или религиозно-философского характера. |
| Новый браманизм отличается от старого главным образом стремлением дать верующим единого, абсолютного и вместе с тем личного бога. В этом следует видеть реакцию против безбожного буддизма, причем в реакции этой каста жрецов-брахманов сходилась с настроением широких народных масс, никогда не понимавших «религии без бога» и никогда не перестававших поклоняться богам. Но удовлетворить эту потребность религиозного сознания одними средствами старого браманизма было, разумеется, невозможно. Старые «великие боги» все были слишком развенчаны. Среди них трудно было найти кандидата на «абсолютного бога». Бог Брахма, выдвинувшийся за время периода старого браманизма, был слишком похож на философскую аллегорию, и почитание его, несомненно существовавшее в среде касты жрецов, в народные низы, по-видимому, так к не проникло. Зато в этих народных низах чтился целый ряд богов, богинь и полубожественных героев, не предусмотренных «Священным Писанием» и отчасти неарийского происхождения. В разных местностях Индии эти народные боги были различны и по своим образам, и по именам, но в каждой местности имелся какой-нибудь один божественный образ, игравший в местном религиозном сознании роль главного бога. Чтобы вновь стать во главе национальной религиозной мысли, брахманам необходимо было связать эти местные божества с какими-нибудь фигурами старого пантеона и ввести стихийное стремление народа к преклонению перед великим, недосягаемым и всемогущим богом в русло хотя бы с виду ортодоксального браманизма. При отождествлении местных богов с богами старобраманского пантеона нужно было, конечно, выбрать в этом пантеоне фигуры наименее «скомпрометированные». Таких наиболее подходящих кандидатов оказалось два: Рудра, по прозванию Шива, и Вишну. В одних местностях Индии условия оказались благоприятными для Шивы, в других — для Вишну. Таким образом, новый браманизм выступает в виде двух течений, шиваизма и вишнуизма, смотря по тому, признается ли главным богом Шива или Вишну. Попытки слить эти два течения воедино делались неоднократно, но обычно ни к чему не приводили: единой религии в Индии так и нет. Многие новобраманские секты теоретически и исповедуют так называемые Тримурти, т.е. троицу Вишну-Брахма-Шива, как полноту божественной сущности (Брахма — созидатель, Шива — разрушитель, Вишну — промыслитель), но одни из этих сект считают, что в этой троице Брахма и Шива порождены Вишну, а другие, наоборот, — что Вишну и Брахма порождены Шивой (брахмаитов, то есть принимающих главным лицом в Тримурти Брахму, нет). Кто же эти главные боги новобраманизма — Вишну и Шива? |
| Учение о том, что все живущее в мире создано из одного и того же материала, из субстанции Брахмы, еще облегчало уничтожение этой грани. Корни учения о переселении душ лежат, может быть, в далеком прошлом, в пережитках анимизма и тотемизма. Но в Ведах нет никаких указаний на это учение, и как систематическое учение оно вступает впервые в эпоху старого браманизма в связи с главной новой идеей этой эпохи — с идеей Брахмы. Согласно этой идее душа есть часть Брахмы. Она соединяется с телом, оторвавшись от своего источника, но в конце концов должна вернуться к этому источнику и вновь раствориться в Брахме. Но для этого ей надо пройти разные стадии развития, чтобы очиститься от связи с материей. Стадии развития души точно устанавливаются. Сначала она живет в червях и других подобных животных, потом переселяется в тела более почетных зверей, наконец, попадает в тело человека низшей касты, после его смерти — в представителя следующей касты и т.д., вплоть до представления высшей касты жрецов (брахмана); после смерти этого последнего происходит освобождение (mihsha) от связи с материей и душа растворяется в Брахме. Так происходит дело при наилучшем стечении обстоятельств. Порядок, однако, нарушается, если душа во время одного из своих воплощений совершит преступление. Тогда ей: придется вновь переселиться в одну из низших стадий развития, тем более низкую, чем тяжелее было преступление. Эта способность всякого живого существа своим поведением предопределять следующее воплощение своей души называется кармой. Может показаться, что учение о карме морально, что оно является стимулом добродетельной жизни. Это, однако, не совсем так. Для эпохи старого браманизма идея кармы есть не более как мистическое оправдание кастового строя. Те добродетели, которые требуются от человека для того, чтобы душа его после смерти переселилась в высшее существо, заключаются главным образом в уважении к старшим (по возрасту или по касте) и в строгом соблюдении всех обрядовых предписаний, из коих большинство требует участия брахмана, получающего за это достойную плату. Грехи, за которые душа после смерти переселяется в низшие существа, состоят главным образом в нарушении обрядовых предписаний, в оскорблении старших» в скупости по отношению к жрецам и пр. Грехи характера более морального расцениваются тоже с точки зрения того же кастового строя. Так, например, за убийство человека высшей касты душа убийцы попадает в ад (Naraldka), откуда ей приходится начинать восхождение по ступеням совершенства с самого низа, начиная с червя. Если прибавить к этому, что один и тот же поступок, совершенный человеком высшей касты, влечет за собой менее тяжелую карму (менее низкое переселение), чем когда его совершает представитель более низкой касты, то станет ясным, что о морали в нашем смысле слова здесь говорить не приходится |
| – О, синьор, вы меня обижаете. Да разве я когда-нибудь?.. – Ну то-то же. – Нем, нем, как рыба! Бернардо таинственно и почтительно заморгал глазами. – Страстное? Ну а как? С мольбой или с благодарностью? – С мольбой. Поэт глубокомысленно сдвинул брови: – Замужняя? – Девушка. – Так. Надо бы имя. – Ну вот! Зачем имя? – Если с мольбою, то не годится без имени. – Мадонна Лукреция. А готового нет? – Есть, да лучше бы свеженькое. Позвольте в соседний покой на минутку. Уж чувствую, выйдет недурно: рифмы в голову так и лезут. Вошел паж и доложил: – Мессер Леонардо да Винчи. Захватив перо и бумагу, Беллинчони юркнул в одну дверь, между тем как в другую входил Леонардо. V После первых приветствий герцог заговорил с художником о новом громадном канале, Навильо-Сфорцеско, который должен был соединить реку Сезию с Тичино и, разветвляясь в сеть меньших каналов, оросить луга, поля и пастбища Ломеллины. Леонардо управлял работами по сооружению Навильо, хотя не имел чина герцогского строителя, ни даже придворного живописца, сохраняя, по старой памяти, за один уж давно изобретенный им музыкальный прибор чин музыканта, что было не многим выше звания таких придворных поэтов, как Беллинчони. Объяснив с точностью планы и счеты, художник попросил сделать распоряжение о выдаче денег для дальнейших работ. – Сколько? – спросил герцог. – За каждую милю по 566, всего 15 187 дукатов, – отвечал Леонардо. Лодовико поморщился, вспомнив о 50 000, только что назначенных для взяток и подкупа французских вельмож. – Дорого, мессер Леонардо! Право же, ты разоряешь меня. Все хочешь невозможного. Ведь вот Браманте тоже строитель изрядный, а никогда таких денег не требует. Леонардо пожал плечами. – Воля ваша, синьор, поручите Браманте. – Ну-ну, не сердись. Ты знаешь, я тебя никому в обиду не дам! Начали торговаться. – Хорошо, успеем завтра, – заключил герцог, стараясь, по своему обыкновению, затянуть решение дела, и начал перелистывать тетради Леонардо с неоконченными набросками, архитектурными чертежами и замыслами. |
| В Ватикане готовятся отметить пятисотлетие базилики Святого Петра 11 апреля 2006 г. 17:03 В Пресс-службе Римской курии 20 апреля состоится пресс-конференция, посвященная празднованиям 500-летия базилики Святого Петра в Риме. В пресс-конференции примут участие кардинал Франческо Марчизано, настоятель базилики, Альберт Ванхой, ректор Папского Библейского колледжа, архиепископ Анджело Комастри и епископ Витторио Ланзани, а также другие лица. Дата для юбилея Базилики выбрана достаточно условно. Первоначальная Базилика была построена в 324 году н.э. на месте захоронения апостола Петра. К XV веку состояние базилики оставляло желать лучшего, части здания заваливались, и было принято решение о перестройке. Над проектом работали величайшие архитекторы XVI века: Джулиано да Сангало, Донато Браманте, Рафаэль и Микеланжело. Карло Мадерно завершил работы по обустройству фасада в начале XVII века. В 1506 году строительство новой базилики Святого Петра было поручено архитектору Браманте и братьям Сангалло. Браманте также начал обновление фасада Папского дворца, которое было закончено Рафаэлем в 1519 году. В 1546 году Микеланджело принялся за создание трех апсид и купола базилики. К моменту его смерти (1564 г.) были завершены левая апсида и барабан купола. Только в 1612 году с возведением фасада здания Папа Павел V мог объявить о том, что строительство закончено. Архитектор Бернини, вместе со строительством площади Святого Петра, завершил основную часть работ по внутренней отделке базилики. Его руке принадлежат Балдахин Верхнего Алтаря и Кафедра Святого Петра. В базилике хранится великое множество реликвий и шедевров изобразительного искусства. Среди них — деяние Святой Вероники, частица Святого Креста, знаменитая скульптура Микеланджело «Пиета», статуя Святого Петра. Патриархия.ru Календарь ← 14 апреля 2024 г. 7 января 2024 г. |
|
|
