| А чтобы у молодых добровольцев не осталось впечатления, что за 10–20 дней на Севере они будто бы ничего не сделали, лучше приурочивать приезд волонтеров к каким-либо значимым событиям. Например, местные жители изготовили у часовни крыльцо и вместе с волонтерами забили последний гвоздь. Местные жители отремонтировали потолок и пол в храме, а волонтеры в довесок ко всему изготовили в алтарь престол для служения Литургии или подвесили колокола на звонницу. Выходит, чтобы молодежные труды по возрождению храмов состоялись, до приезда добровольцев кому-то из местных мастеров надо уже изрядно потрудиться и создать для молодежи такую площадку строительных экспериментов, на которой волонтеры могли бы работать без вреда для себя и объекта. Тогда, сделав последний штрих, каждый из добровольцев уедет с сознанием выполненного великого дела. Создание такой почти что «творческой мастерской» при деревянном храме – достаточно деликатное и дорогостоящее дело, ведь необходимы спасательные работы на реальном объекте, позволяющие обезопасить труд молодежи. Поэтому, хотя мы многое говорим о некоей реставрации, фактически «реставрация храмов» – это только знамя, флаг, за которым идут молодые и отважные герои нашего времени. Большая же часть строительно-монтажных работ выполняется совсем другими людьми. Одновременно есть нечто, что на первый взгляд остается за кадром, – далеко не строительные работы. И именно это для нашей миссии является самым главным. Но об этом речь пойдет дальше. Прежде всего – быт В тех деревнях, где мы бываем, молодежь учится жить в простых, а иногда и не очень простых бытовых условиях. Спят в спальниках на деревянном полу или на старых кроватях, пружины которых прогибаются до пола. Повсюду – мошки и комары. Комаров порой много, но к третьему дню к ним привыкаешь. Туалет с выгребной ямой на улице. Нет душа, в лучшем случае – баня. При этом баню надо заранее затопить, воду принести, после мойки в бане хорошенько убраться. В деревне гендерные теории забываются: попробуй-ка сплавлять бревна или поднять балки на крышу женскими руками |
| Дмитрий Белюкин. Смерть Пушкина. 1986 г. — У Пушкина нашел я уже толпу в передней и в зале, — пишет Даль о тех нерадостных событиях. Зимой 1837 он находился в Петербурге по делам. Услышав о дуэли Александра Сергеевича, бросил все и примчался на набережную Мойки, 12. — Плохо, брат Даль . Плохо… — Пушкин впервые обратился к Владимиру Ивановичу на «ты». Даль щупает слабый пульс. Поэту уже объявили смертельный приговор лучшие врачи Петербурга. И все же он спрашивает: — Даль, скажи мне правду, скоро ли я умру? — Мы за тебя надеемся еще, право, надеемся! «Мы за тебя ещё надеемся...». В.И. Даль у постели А.С. Пушкина Легкое рукопожатие. — Ну, спасибо. Люди входят и покидают комнату. Только Даль не отойдет от постели ни на минуту. Раненому становится лучше. Он просит моченой морошки. — Позови жену, пусть она покормит. Он гладит ненаглядную свою Наталью Николаевну ласково по головушке. Та кормит супруга ягодой с чайной ложечки. Потом со слезами радости на глазах выбегается из кабинета: — Он будет жив! Вот увидите, он будет жив! Но скоро Пушкин уже в забытьи. — Ну, подымай же меня, пойдем, да выше, выше! — шепчет в бреду, сжимает руку Даля. В.И. Даль у постели А.С. Пушкина Последние минуты жизни друга отчеканились в памяти Владимира Ивановича без пробелов: «Пульс упадал с часу на час и к полудню 29-го исчез вовсе… — больной изнывал тоскою, начинал по временам уже забываться, ослабевал, и лицо его изменилось… Жизнь угасала, видимо, и светильник дотлевал последнею искрой… Я, по просьбе его, взял его под мышки и приподнял повыше. Он вдруг, будто проснувшись, быстро раскрыл глаза, лицо его прояснилось, и он сказал: “Жизнь кончена”. Я недослышал и спросил тихо: “Что кончено?” “Жизнь кончена”, — отвечал он внятно и положительно. “Тяжело дышать, давит”, — были последние его слова. Всеместное спокойствие разлилось по всему телу — руки остыли по самые плечи, пальцы на ногах, ступни, колена также; отрывистое, частое дыхание изменялось более и более на медленное, тихое, протяжное; еще один слабый, едва заметный вздох — и пропасть необъятная, неизмеримая разделяла уже живых от мертвого». |
| " Конечно, финансовая поддержка малого бизнеса, - это здорово. Путин, говоря о поддержке в 59 тыс. рублей, думает о стране в целом, ведь для многих городов и населенных пунктов - это реальная поддержка, не все живут в Петербурге и Москве. Развитие таких городов может быть связано с увеличением малого и среднего бизнеса. Однако и в городах с миллионным населениям должен развиваться малый бизнес. Нельзя же города застраивать только одними гипермаркетами. Почти во всех странах мира в период кризиса снижаются налоги для малого бизнеса, чтобы он мог продолжить работать. Малый бизнес очень мобилен, он знает, какую нишу должен занять, что надо продавать и по каким ценам, какую услугу оказать. Хорошо, если будет меньше проверок именно в малом и среднем бизнесе, а в крупный бизнес и так никто не лезет, ни милиция, ни пожарные. Хорошо, что правительство принимает антикоррупционные меры, но малого бизнеса в России почти нет, а тот, что есть, как мы видим на нашем примере, уничтожается " , – отмечает предприниматель. Гендиректор ООО " Первый корпус Апраксина двора " Ирина Иванова перечислила меры, которые, по ее мнению, могут поспособствовать развитию малого и среднего бизнеса. " Во-первых, надо понизить арендную плату, которая нередко зашкаливает. Арендная плата не должна составлять 60% затратной части, иначе это абсурд. Во-вторых, должны предоставляться арендные места. Как можно начать бизнес, когда нет помещений? В-третьих, надо развивать одновременно и сферу услуг, и открывать ларьки и маленькие магазинчики, и небольшие производства. Сфера услуг вообще является нашей жизненной средой. Это химчистки, парикмахерские, пекарни, автосервис, мойки, ателье, небольшие магазины и т.д. В-четвертых, нужно оказывать реальное содействие с инженерией: электроэнергией и коммуникациями. Арендатор часто получает помещение без электричества и коммуникаций. В-пятых, предоставлять в аренду земельные участки под малый бизнес на более длительное время – не на 3 года, а на 10. На практике за 3 года можно добиться только согласования проектов и может быть успеть построить необходимое производственное сооружение, а дальше нет уверенности, что ты будешь там работать. В-пятых, стремиться разумно уменьшать налоги на малый бизнес, как это делается во всех странах. Обо всем этом Правительство России говорит, посмотрим, как это будут воплощать регионы, и как это сделать, когда малый бизнес на протяжении последних лет истребляли, это вопрос " , – заметила она. |
| Желая «возбудить в художниках похвальное любочестие», 12 янв. 1796 г. М.-П. положил начало проведению ежегодных отчетных выставок, впосл. ставших традиционными. Каждый из художников в июле сам выбирал работу «для всенародного обозрения». За лучшие работы М.-П. учредил 6 денежных премий, к-рые выплачивал из своего жалованья. Работы возвращались владельцам после выставки. В 1797 г. были премированы скульптор Козловский за работу «Минерва с гением», живописцы А. Е. Мартынов - за виды Италии и В. Л. Боровиковский , создавший портреты гр. Д. П. и гр. А. А. Бутурлиных. Боровиковскому М.-П. заказал портрет своей жены (1797; ГРМ). В 1796 г. для экономии академических средств М.-П. предложил выдавать ученикам лишь половину выручки от продажи их работ, чтобы остальное шло в казну АХ. Была упорядочена выплата жалованья в соответствии с уставом, отменены незаконные прибавки. В 1776 г. М.-П. приобрел в С.-Петербурге у кн. С. С. Гагарина дом, который с 1836 г. является правой частью здания по Б. Морской ул., д. 45. В 1780 г. он продал дом гр. П. К. Разумовскому и поселился в Почтамтском пер., д. 2/10. 6 мая 1781 г. М.-П. женился на кнж. Е. А. Волконской (1754-1829), дочери генерал-майора и племяннице московского главнокомандующего в 1771-1780 гг. кн. М. Н. Волконского. В дек. 1782 г. при посредничестве Потёмкина приобрел ранее арендованный им дом на набережной р. Мойки (совр. 104) у Н. А. Демидова, металлопромышленника и мецената. Каменный Г-образный флигель на набережной, в котором находились рабочий кабинет и коллекция М.-П., в 1843-1847 гг. был включен в новое здание, построенное по проекту Н. П. Гребенки, но сохранил свой фасад. На время проживания М.-П. в доме на Мойке с 1782 по 1798 г. приходится период наивысшего расцвета его общественной и собирательской деятельности. Хорошо зная иностранные языки, на службе он предпочитал объясняться по-русски, у сослуживцев пользовался уважением и любовью за свое «благорасположение к наблюдению истины». После вступления на престол имп. Павла I, в 1797 г. М.-П. был отстранен от должностей обер-прокурора Синода и президента АХ. 5 апр. того же года ему были пожалованы титул графа и должность сенатора в 6-м (Московском) департаменте Сената, в 1799 г.- чин действительного тайного советника, при этом М.-П. отказался принять в дар от государя тысячу крепостных. В том же году по личному прошению он был уволен с гос. службы. |
| И тут же машинально смотрю на последнюю страницу. И вижу: «Издательство ООО «Технопарк ДонГТУ…» Значит, уже переименовали. Это у украинцев всё было «национальное» (ДонНТУ), а у нас – «государственное» (ДонГТУ). Но стоп. ДонГТУ – это же не здесь, это в ЛНР, в Алчевске!.. И тут же, через несколько строк – ГОУВПО «ДонНТУ»! Как так?! Смотрю дальше. Почтовый индекс и телефон издательства – украинские! Не только слов «Российская Федерация», но и слова «ДНР» в адресе издательства нет! Просто – «Донецк, ул. Артёма…» Хотя этот адрес – здание, где мы сейчас находимся. Переходная реальность… И всё же в этой реальности по одну сторону фронта переименовывают, по другую – создают. Но только… – Под инжиниринговый центр будут строить новый корпус, а для этого снесут один, разрушенный обстрелами, и ещё пару построек во дворе… Вот они, российские масштабы мирного строительства, причудливо наложенные на действительность войны. Новый корпус – да что там, саму стройку могут точно так же поразить из чего-нибудь высокоточного или не очень… И потом. Новый корпус строят, а зарплаты… задерживают? Впрочем, задерживают их, как мы видим, далеко не только универсантам. А главное… прежде, чем делать трагедию из невыплаты, вспомни, где находишься. – А Вы видели наш стенд? Будете выходить из ректората – взгляните… Мы прощаемся с Александром Яковлевичем. В Питере у нас есть любимое место встречи – бывшая кондитерская Вольфа и Беранже на углу Невского и Мойки. Теперь – «Литературное кафе»… …Стенд посвящён студентам и сотрудникам Университета, погибшим на этой войне. Точнее, за два её последних года. Крисак Олег Сергеевич… Последний раз мы виделись в Питере на конференции в Горном институте… Через несколько дней после нашей встречи я узн аю, что в Горловке появился частный музей. Мемориальный музей студентов, погибших в боях. Музей создан их матерями. Они говорят просто: о донецкой/луганской мобилизации забыли мгновенно, как только началась мобилизация в РФ. Но в РФ студентов не брали – разве что добровольцами. Поэтому сама мысль, что студент может погибнуть фронте, большинству россиян кажется дикой. А значит, их не было – студентов, которые погибли как солдаты. Но кто-то же должен увековечить их память! Чтобы люди помнили, что они – были… Власти ДНР – те самые, что объявили мобилизацию – никакого интереса к теме её последствий не проявляют. Остаётся сделать это… матерям и вдовам. Что они и сделали в квартире одной из них. |
| В первый же день, как только сготовили обед, взял я половник, тарелку и лезу в кастрюлю с супом. «Ты куда?» – говорит о. Ферапонт. «Как куда? За супом! Есть хочу». «Нет, – говорит, – брат, так дело не пойдет. Сперва мы должны накормить рабочих и паломников, чтобы все были сыты и довольны. А потом уж сами поедим, если, конечно, что останется». В общем, ни супу, ни второго нам в тот день не досталось. Смотрю, о. Ферапонт достал ящик баклажанной икры, открыл три банки и, выложив в миску, подает мне. «Наконец-то, – думаю, – и я поем». А о. Ферапонт мне показывает на кочегара, который после смены обедать пришел: «Отнеси, – говорит, – ему, дай чаю и хлеба побольше. Пусть как следует поест человек». Смотрю – с других послушаний приходят обедать опоздавшие, а о. Ферапонт все открывает для них банки с икрой. Тогда в трапезной работал паломник В., он теперь священник. И вот В. говорит: «Давай я буду открывать банки». «Не надо, – говорит о. Ферапонт, – руки попортишь». «А ты не попортишь?» «Лучше я один попорчу, – отвечает он, – чем все». Так я попал на «хлебное место», где, пока всех накормим, самим трапезникам, бывало, оставались лишь хлеб да чай». Тот же А. Г. вспоминает, как о. Ферапонт начал, несмотря на постоянное недосыпание из-за мойки котлов или чистки картошки до полуночи, ходить на полунощницу, читавшуюся в 5.30 утра. В общей келлии, где он жил, не все могли подняться после двух-трех часов сна. «А потом о. Ферапонт сказал: «Зачем мы сюда приехали? Хватит так жить. Надо Богу послужить»». И уже не пропускал ни одной полунощницы с этого времени. «Мне очень хотелось спать, – пишет А. Г. – Но я уже привык, что на рассвете, улыбаясь, как всегда, одними глазами, меня будит о. Ферапонт, и тоже втянулся ходить на полунощницу… Так через о. Ферапонта мне открывалась тайна монастырских рассветов, когда первыми Бога славят монахи, и потом просыпаются птицы». После пострига о. Ферапонт очень серьезно отнесся к своему монашескому званию: решил добиться исполнения всего, что монаху завещано отцами-аскетами. Оптинский инок, о. М-л, вспоминает, что он, например, «вставал каждую ночь и делал пятисотницу. Читал много книг. У меня он брал по молитве Иисусовой несколько книг – Валаамские сборники, – долго держал их и даже конспектировал. О. Ферапонт был очень ровен с братией, со всеми вообще». |
| — У нас лечатся в одной больнице, а рожают в другой, — говорит Рыбаков. — Если женщине срочно понадобилась кардиореанимация, то куда бежать — в другое здание, в другую больницу? На скорые перемены он не надеется: «Мы были изолированы от мира 70 лет, а сейчас вместо того, чтобы наверстывать упущенное, семимильными шагами движемся в обратном направлении. Я поработал в Минздраве и видел, как идеализируется советская система». Роман Гетманов категорически не согласен, он считает, что в роддом нельзя пускать людей с улицы, исключение можно сделать только для мужей. — На советские роддома ругаться проще простого, — продолжает Гетманов, — но тогда врачи понимали простую вещь: женщина должна уйти на четвертые сутки здоровой и со здоровым ребенком. А если устраивать проходной двор, то дети будут переезжать из родильного дома прямиком в стационары. Роман Николаевич добавляет, что еще 15 лет назад было две мойки в году — одна месячная, а вторая двухнедельная. «Теперь осталась одна, зато сколько мы получаем послеродовых инфекций!» Он убежден, что роддом — это «уникальное место, неприступная крепость», которую постепенно разрушают в погоне за оптимизацией и финансовыми показателями. В борьбе с казарменными порядками помогает публичность Как «в этом уникальном месте» защититься от хамства? Тут нужен свой человек, опора и поддержка. — В следующий раз только с доулой, — твердо говорит Анна Сертукова. — Это не так дорого, а союзник, плечо — это важно. Как бы вы ни были уверены в себе, но рядом должен быть кто-то, кто за вас. Доула Ирина Коган считает, что, когда рядом есть ответственный человек, медперсонал уже не будет себя чувствовать безнаказанным: «Происходящее можно снять и выложить на YouTube, ролик быстро станет вирусным, этого очень боятся». — Репутационные риски сейчас намного страшнее, чем финансовые, — согласна Ксения Поминова. — Мне нравится, что в XXI веке на помощь может прийти не прокуратура, не полиция, а общественное мнение и Facebook. Иногда доулу предоставляет сам роддом, но чаще роженица приводит ее сама, для простоты называя сестрой, подругой или тетей. Посторонним никто особо не рад, но в соответствии с частью 2 статьи 51 закона 323-ФЗ «Об основах охраны здоровья граждан» отказать, при соблюдении определенных требований, не имеют права. |
| — Чтобы не забыть, — невнятно сказал Костя. — Тебя просил зайти к нему в «Европейскую» гостиницу Горький. — Когда зайти? — Сейчас же. Сию минуту. — То есть как сию минуту? — Да. Велел — не заходя домой. И пока мы шли с ним по Дворцовой площади и Невскому проспекту, Костя рассказал мне, как все получилось. Чуть свет он прибежал к моей маме и сказал, чтобы она не беспокоилась, что я жив, только попал в несколько затруднительное положение. От мамы он узнал адрес С. Я. Маршака и побежал — через весь город — к нему. Денег ни на трамвай, ни на телефон-автомат у Кости не оказалось. Когда он появился на улице Пестеля у Маршаков, Самуил Яковлевич принимал ванну. Ему через дверь сообщили, что с Пантелеевым что-то случилось (снова что-то случилось!)… Самуила Яковлевича — как это часто бывало в его жизни — осенило. Задав себе вопрос: «Что можно сделать?» — он тут же вспомнил: «В Ленинграде Горький!» И, мокрый, голый, в накинутой на плечи махровой простыне, стал дозваниваться к Горькому в «Европейскую» гостиницу. Оказалось, что Алексей Максимович болен, гриппует. Крючков все-таки согласился доложить ему. Алексей Максимович стал звонить в розыск. А дозвонившись, просил Крючкова сообщить о результатах Маршаку и попросил передать, чтобы я сразу же, не заходя домой, шел к нему. В те годы на Невском, угол Мойки, в доме, где когда-то в кофейне Вольфа завтракал перед дуэлью Пушкин, доживало короткий нэповский век крохотное — в одно окно — кафе. Услышав запах кофе, я вспомнил, что со вчерашнего вечера не ел, и предложил Косте зайти позавтракать. Стена в этом кафе была зеркальная. Я увидел в зеркале свое отражение, свою окровавленную, исполосованную физиономию и понял, что в таком виде в «Европейскую» гостиницу я идти не могу — просто меня швейцар не пустит. Зашел в уборную и полчаса приводил себя в порядок — отмывал кровь, чистил костюм, приглаживал волосы. В гостиницу меня пропустили. Но когда я вошел в комнату, где лежал больной Алексей Максимович, он встретил меня громким хрипловатым хохотом: |
| Якубович жил у Красного моста на углу Мойки в просторной, роскошной квартире. Мебель была мягкая, столы широкие, диваны покойные. Он был все тот же, высокий, с мрачным выражением на смуглом лице, с сросшимися бровями и огромными усами. Улыбка блуждала на его губах – сардоническая. Лоб его был закрыт черной повязкой, кавказская пуля сидела там. Принял Вильгельма он прекрасно, да и все сидящие в диванной ему обрадовались. Кругом сидели Рылеев, Бестужев, еще несколько гвардейских офицеров, среди них высокий, с красным лицом, Щепин-Ростовский, да еще Вася и Петя Каратыгины, ученики Катенина, из которых Вася был уже восходящим светилом Большого театра, а Петя, с его быстрой сметкой и смешливостью, обещал быть некогда недурным водевилистом, если не характерным актером. Здесь же сидели Греч и Булгарин. Настроение у всех было повышенное. На столе стояли вино и фрукты. Бестужев и Щепин сидели в расстегнутых мундирах и курили из длинных трубок. Рылеев попросил Васю и Петю Каратыгиных продекламировать из какой-либо трагедии. Вася встал, принял позу трагического актера и начал читать монолог Вителлии из «Титова милосердия» Княжнина. Петя встал напротив – в такой же позе. Читал певучим голосом, повышая его к концу строк и жестикулируя в конце периодов: Друзья! участники Вителлиина мщенья И прекратители всеобща униженья! Расторгнем узы сограждан! Скажите, римляне, на то ль живот вам дан, Чтобы, возвышенным в теченье многих веков Трудом богам подобных человеков, Вне римских стен царей себе рабами зреть, А в Риме пред своим властителем робеть? Тотчас же Петя, мрачно скрестив руки на груди, ответил монологом Лентула: Пускай рабы его целуют руку. Но в ком хоть искра есть Души благорожденной, И кем хоть мало правит честь, Тот, гневом воспаленный, Не могши ига несть, От ярости трепещет И в сердце гром на Тита мещет. Вдруг он схватил стоявшую в углу Сашину шпагу и, ловко извлекши ее из ножен, протянул вперед: Се меч – вина свободы сограждан! Отечества спаситель! Тиранов истребитель! Коль есть еще меж вас, кому дух робкий дан, |
| «Я знаю, — пишет Белый, — в веках переряжен он многое множество раз: посетил Авраама; откланялся; нет его. Но Авраам исполняет Завет, потому что он знает: появится папа и спросит отчет… Он после уже, не замечен никем, проживал на квартире в Содоме… Из Содома он вывел Лота, потом перебрался в Грецию… Там, выпивши яд, появился в 16-м веке заплатанным странником… и пересказывал личные впечатления событий, происходивших при кесаре Августе и при Понтийском Пилате: он там, притаясь за обломком, не видимый вовсе Марией, но видимый Им, — от Него непосредственно получал указания, как поступать и что делать— в тысячелетиях времени…» Так, нагромождая уподобления, автор пытается истолковать свою сложную интуицию. В отце— вечное отцовство. Он — библейский патриарх, носитель духовной культуры человечества— священнослужитель в веках. Но в последнем своем воплощении — пророк и патриарх— занимается математикой и вслед за Лейбницем развивает свою «Монадологию». «Вечное и временное» переплетаются. С большим юмором автор показывает это «падение великого в грохот смешного» в рассказе о сне отца. «Папе приснился сон: сидит он за столиком с незнакомцем, кушает ягоды и объясняет ему свою „Монадологию“. Незнакомец соглашается. И вдруг он узнает Христа. „Тогда я Ему: " мне ужасно приятно, что Вы, так сказать, Мировая Монада — Центральная, знаете ли… и высших порядков по отношению к нашему, что, так сказать, понимаете " .“ — Поцеловались мы с Ним. Папа предлагает „Отче наш“ заменить: „Источник Чистейшего Совершенства“ — Иль так, например: „О, Абсолют, так сказать…“ А он мне на это: „Да вы бы, Михаил Васильич, — без так сказать. " О, Абсолют! " , а не " Так сказать, о, Абсолют! " А Он… Он, представьте исчез!“» Рядом с центральной фигурой отца в повести стоит фигура матери. По сравнению с туманно-музыкальным образом в «Котике Летаеве» изображение ее в «Крещеном китайце» кажется красочно-живописным. В профессорском кругу ее не любят: она — Тинторетто среди фламандских natures mortes. «Мама играет на рояли. Это — яд; это — сладкий яд Возрождения, где любят и губят без правила: в звуках: совсем не моральная жизнь — музыкальная. Она— красавица. „Люблю похудевшее личико с гордою родинкой, с носиком тонким, точеным и с розовой щечкой: и ротик немного обиженный: сложенный, точно цветок; с перловыми ровными зубками; ямочкой, еле заметной, игрив подбородок“. Мама часто рассказывает о своем детстве. Тогда называли ее звездочкой… Вспоминает, как жила в Петербурге, около Мойки: персона из царской фамилии к чаю приезжала!.. Потом она вышла замуж… Папа привез ее в парадной карете, во фраке, с букетом цветов, а Максим Ковалевский во фраке с таким же букетом сидел против мамочки». А на обеде в честь Тургенева «маму с Салтановой так посадили, чтобы видел Тургенев красавицу. И Тургенев, надевши пенсне с широчайшею черною лентой— маму разглядывал…» |
|
|
