| Нет, в «Тропинке» Чуковскому тоже не нравятся стихи о том, «что Христовы страдания были нужны для неведомых божественных целей» или что святая Дева, «любимая в Слове», «воплотила зарю Божьего света» и «всемогущею стопою сокрушила главу коварному змею». Куда более подходящими для малышей ему кажутся другие стихи и сказки в журнале: в одной «Господь разбивает на кусочки старую луну и делает из осколков звездочки», в других «разговаривает с совою и дает ей поручения», «заключает условие со Снегом» и «приказывает Старичку-Часовичку нести бремя веков». Все это — родное, милое ребенку, все это приближает к нему Бога. Это — «религия с мясом и костями, “теплая”, “кровеносная” религия, а не та абстракция, которая занесена в “одобренный и рекомендованный” учебничек». Корней Иванович убежден: самая питательная среда для детского религиозного чувства — это русский быт. «Не школьная религия, не догматическая, не “бессеменное зачатие” и не “искупление рода человеческого”, а религия бытовая, народная, национальная — такая близкая к нам, такая несомненная, переплетающаяся с нашей природой, с нашими деревьями, снегами, свиньями, курами, — почти растущая в наших лесах, почти текущая в наших реках, — вот где необходимая религиозная пища для наших детей». Чуковский сочувственно цитирует известного педагога Петра Каптерева: «Православная Русская Церковь, церковно-православное христианство есть не только известное религиозное воззрение, но и известный уже уклад жизни, своеобразный быт, сумма народных особенностей. Праздники Рождества и Крещения с колядами, елками, гаданьями, зимними катаньями и удовольствиями, праздник Пасхи с весенним солнцем, куличами и пасхами, красными яйцами, христосованием и разговением после долгого поста, Крещенское водосвятие с купаньем в проруби желающих, Великий пост, службы Страстной недели с звонами и свечками, говенье, Троица с березками, молебны, панихиды, просвирки, лампадки, колокольный звон — все это сделалось элементом быта у русского народа, все это выражает известный уклад жизни, а не только религию». |
| — Это чего за вода? — недовольно принюхался Владыкин. — Щи постные. — Гадость. Мяса дай! — Какое же мясо? Страстная неделя. Великий пост ещё… — Знаю я вас! У вас круглый год посты. А по ночам мясом да яйцами обжираетесь. Мяса, говорю, дай! Не слышишь? Мужику — мяса! Ева убежала. Владыкин нашёл её в другой комнате. Вознамерился. — А ну-ка, не бойсь, пойди ко мне. — Подойдёшь, глаза выцарапаю! — ощерилась Ева. Владыкин струхнул: — Больно надо! Ишь, глазищи жидовские! Великий пост!.. Знаю я, почему ты свинину не жрёшь. Вдалеке заслышались голоса отца Александра и матушки. Владыкин поспешил уйти, бросив напоследок: — Доберусь я до тебя! 75 Наступила весна. Пасха в том году была поздняя, по старому стилю двенадцатого, а по новому — аж двадцать пятого апреля. Давно не заглядывал в Закаты полковник Фрайгаузен, а тут вновь Великим постом объявился. — Что, Иван Фёдорович, опять на то же место поедем? — весело спросил его отец Александр. — Пожалуй, нет, дороги раскисли, — возразил полковник. — Ну, так проходите, пообедайте с нами. — Я гляжу, у вас ещё прибавилось. — Это Коля. Он из Ржева ко мне пришёл. Надо бы документы на него выправить об усыновлении. Родители его полностью погибли. А мальчик хороший. Душою прилеплен к богослужениям. Началом поста у нас шуцманы все дрова забрали, храм нечем топить было. Бывало, читаю канон святого Андрея Критского , холодно, пар изо рта. Коля стоит рядом на коврике, замерзает. Я ему: «Иди домой!» «Не, постою маленько!..» А канон-то длинный-предлинный! С ноги на ногу перебрасывается и шепчет мне: «А ты долго ещё будешь читать?» Такой милый мальчик! — Ржев пал, — вдруг мрачно произнёс Фрайгаузен. — Ох ты! — притворно покачал головой из стороны в сторону отец Александр. — Должен вам сообщить, — продолжал Фрайгаузен, болтая ложкой в постных щах, которые поставила перед ним на столе матушка Алевтина, — что зимняя кампания вермахта провалилась. Под Сталинградом целиком и полностью была разгромлена армия Паулюса. Сам Паулюс по горькой иронии судьбы сдался в плен в тот самый день, когда фюрер присвоил ему звание фельдмаршала. |
| Вспоминает Федоров Геннадий Иванович, 1935 г.рождения, житель д.Жаборы: «…Во время войны мы жили на хуторе Новоселье (1 км от дер. Жаборы). У немцев был штаб в деревне Болоты, откуда часто и на хутор и на деревню делались облавы. По ночам часто приходили партизаны, их подкармливали, давали теплую одежду, и это становилось немцам известно. Немцы тоже совершали поборы яйцами, мясом. Помню имя выбранного от немцев старосты – Галактионов Александр. У него сын был в партизанах. Староста старался и для тех и для других, лишь бы выжить. У его сына была трагичная судьба - от партизан его послали на разведку к железной дороге, а там оказались наши же советские часовые, которые по ошибке его застрелили. Староста умер своей смертью вскоре после Победы, не дожидаясь кары от властей. Особых зверств или жестокости со стороны немцев не помню. Помню, что мы, дети, выменивали у них ягоды на шоколад и монпасье. Церковь во время войны была открыта, служил священник отец Михаил (он умер уже после войны на 102 году жизни). Его очень уважали в деревне за безотказную помощь. Помню еще, что он с ранней весны до самых морозов ходил босиком. А вообще наша семья ходила в церковь только на Рождество и Пасху, и много об отце Михаиле сказать не могу. Рассказывали, что он однажды прятал партизан в храме, в усыпальнице Лавровых и Аничковых. Немцы иногда, делая облавы, заходили и в церковь, но никогда не безобразничали, к отцу Михаилу относились лояльно. В 1943 году нас, старших детей, вместе с матерью немцы угнали через Литву в Германию. При отступлении жгли дома, ни в Жаборах, ни в Новоселье не осталось ни одного дома. Лагерь, куда нас поместили, располагался в 20 км от Дрездена, и когда Дрезден бомбили, мы видели большое зарево. Нас в лагере было всего 40 женщин и детей, использовали нас на строительных работах. Хорошо помню начальника лагеря, немца, бывшего в первую мировую войну в русском плену; он хорошо говорил по-русски. Вернулись мы в Россию в 1945 году, и поскольку домов не было, поначалу жили в землянках». |
| поиск: разделы рассылка Евгений Глобенко, Ольга Богданова Алексей Константинович Светозарский: Настало время осмысления " С тех лет остались документальные кадры: сидит дамочка эмансипе, стриженая, с папиросой и копается в Дарохранительнице " Источник: Татьянин Вечер с участием Алексея Константиновича Светозарского проходит в здании резиденции Московских митрополитов. Место более чем официальное, формат мероприятия – почти академическая лекция, но одно из главных впечатлений – удивительно сердечная атмосфера, которую умеют создать настоятель и прихожане храма Илии пророка в Черкизове. Всем гостям, пока остается время до начала лекции, предлагают пластиковый прозрачный стаканчик с чаем (хочешь – с сахаром, хочешь – без) и пирожки на выбор – с мясом, яйцами и яблоками. Мелочь, а ощущаешь себя уже совершенно по-другому. И понимаешь: тебе тут рады. Тема лекции – первые годы после революции 1917 года, положение Церкви и гонения на Церковь. Вероятно, изначально планировалось вместить в одну лекцию весь период существования на территории нашей страны советской власти, но потом стало ясно, что материал настолько богат и разнообразен, что лучше разделить его на несколько частей. Настоятель храма Илии пророка в Черкизове архимандрит Савва (Тутунов) с улыбкой заметил, что профессор есть профессор, и если уж он берется читать, то получается целый курс. – У меня есть курс современной истории, который я читаю в Московской духовной Академии, – рассказал " Татьянину дню " профессор Светозарский. – К великому сожалению, на него не всегда хватает времени, и с изменением программы мы стали меньше заниматься церковной историей. Надо искать выход, может быть, отдельно читать курс по истории Русской Церкви в XX веке в Академиях и семинариях, потому что столько там всего коренится – и в великих свершениях, и в подвигах. Это надо знать, чтобы извлечь какие-то уроки. По-хорошему, знать историю своей Церкви и своей страны нужно не только семинаристу, но и любому человеку. Хотя бы для того, чтобы понимать, что лежит в основе событий, в том числе, и нашей современной жизни. |
| Училищный повар сделал мне отличный слоеный пирог с мясом и яйцами, селедочку, салатик, я купил закусок – икры, балычка, колбас, а также водочку: предполагалась чисто мужская компания. В Успенский собор я пошел вместе с хором к самому началу службы. Ради меня Орлов исполнил мои любимые пьесы: Херувимскую 2 Львова, «Милость мира» Соколова, а также тропарь св. Александру Невскому. Служил митрополит Сергий. В конце обедни я вышел за клирос, и – о чудо! – рядом, у столба стояла Любочка Аляева. Сердце мое вздрогнуло, я сначала растерялся, но потом решил не упускать ее из виду, зная, что до конца службы она наверняка не уйдет из собора. Вскоре я узнал, что она приехала в Москву с матерью по делам, что долго гостила у старшей сестры в городе Юрьеве, где пела в церковном хоре под управлением ветеринарного врача Н. И. Любимова, сына моего преподавателя во Владимирской семинарии, что она любит пение и ее прочат в консерваторию. Проводил я свою найденную любовь до меблированных комнат неподалеку от Василия Блаженного и тут только вспомнил, что назвал гостей и они уже собрались у меня. Вся надежда оставалась на брата Петю, который действительно выручил – он пришел рано и без меня устроил стол. Побеседовали очень мило и оживленно, и я понял, что мое сближение с товарищами произошло, что в училище меня полюбили. Степан Васильевич, шутя, посоветовал мне не покупать пока дивана, сказал, что есть примета: как только холостяк купит диван, так сразу и женится. На следующий день начался учебный сезон. У меня теплилась надежда, что Любочка приедет в Москву учиться пению и я буду встречаться с ней уже не как семинарист, а как служащий солидного учреждения. В первый же учебный день, утром Степан Васильевич совершенно неожиданно предложил мне взять уроки географии во всех классах вместо уходившего Флерина. Географию я проходил только в духовном училище и теперь не знал, как быть. Степан Васильевич понял мое смущение, сказал, что не боги горшки обжигают, что придется мне потрудиться, что он сам преподавал географию в Казанской инородческой семинарии, что ученики меня полюбили и, в общем, это дело решено. |
| Благочестие в сем периоде было еще общим предметом помыслов для всех состояний русского народа – для князя и слуги, для инока и мирянина. Или, чтобы быть точнее, в сем периоде старались подражать благочестию предков, хотя в XVI веке было уже заметно ослабление древнего духа. В 1525 году, тюбингенец, по исповеданию римлянин, так описывал жизнь русских: «Каждый, коль скоро вступает в зрелый возраст... становится способным сознавать с сокрушением, что он грешен, немедленно идет и падает к стопам священника, с плачем или воздыханием исповедует ему грехи, по порядку, сколько может припомнить... Этому есть у них установленное время. Устав церковный понуждает их к тому каждый год в Пасху, а набожные не оставляют исповеди и в великие праздники. Тот, кто оставил бы это в Пасху, для всех был бы анафемой, предметом презрения, – его все стали бы удаляться и не пустили бы в церковь . Исповедник, чтобы быть достойным таинства Тела и Крови Господней, прежде должен несколько дней изнурять тело, порабощать плоть свою и принести другие плоды покаяния... Посты наблюдаются с такой строгостью, что для каждого постного дня было бы осквернением питаться мясом или яйцами. Между тем, есть между ними такие, которые, когда держат пост, не едят ничего, тем менее рыбы; иные в постные дни не пьют ни вина, ни чего-либо подобного. Услышав это, мы так были поражены, что как бы потерялись: так нечестива показалась нам жизнь наша в сравнении с этими христианами. Как нельзя тверже уверились мы, что мы, которые много говорим себе о плодах веры, по плодам далеко хуже их... Они проходят и другие степени покаяния для умилостивления Бога. Такова особенно молитва. Они совершают ее так часто, что не скоро найдешь равных им. С каждым рассветом дня, каждый из них повергается в прахе, изливает продолжительные ежедневные молитвы... И того нельзя опустить между другими похвальными делами их, что они собирают к себе нищих, которых каждый питает по мере средств: творит милостыню, сколько требует благочестие евангельское, одевает, поит, оберегает, сзывает странников, творит все другое, чем усовершаются чада Божия; они страшатся, не быть бы осужденными на том страшном суде Божием»... |
| 25 апреля во вторник второй седмицы по Пасхе празднуется особенный заупокойный праздник – Радоница. Это совершенно особое в ряду годичных заупокойных богослужений поминовение. Оно сконцентрировано не столько на молитве о прощении грехов наших дорогих усопших, хотя и эта молитвенная составляющая очень важна на Радоницу, сколько на стремлении поделиться с усопшими Пасхальной радостью: «Христос Воскресе!» – и тем самым подчеркнуть в богослужебном смысле, что мы все, и мертвые, и живые, – единая Церковь, имеющая Главою Своей Господа и Бога и Спаса нашего Иисуса Христа. И что в эти пасхальные дни небеса отверсты, и Церковь земная и Церковь небесная соединяются кафолично, соборно, побеждая смерть, побеждая грех, побеждая диавола в едином Пасхальном торжестве. Ведь Христос смертию смерть попрал и сущим во гробех живот, т. е. жизнь даровал. И смерть не смогла удержать Его, так же она не сможет удержать и нас, благодаря Спасителю. И мы в Нем воскреснем. На том мы стоим, в это верим, и этою верою и надеждою живем. Тому хорошим примером является случай, произошедший в Свято-Успенской Киево-Печерской Лавре, когда монахи совершали богослужение в пещерах, где почивали мощи святых, и воскликнули им: «Христос Воскресе!», а в ответ услышали громовой и радостный ответ преподобных: «Воистину Воскресе!» Вот чего от нас ждут наши усопшие на Радоницу! Пример вышеупомянутой пасхальной истории – это пример истинной жизни в Духе, жизни во Христе. Нужно, мне кажется, с Божьей помощью понять, что фактически Радоница должна начинаться не с корзиночки с водкой, яйцами и мясом, но с храмового богослужения – с Литургии. Потому уже мы переходим на кладбище, где совершаем панихиды и литии по пасхальному чину с радостными восклицаниями «Христос Воскресе!» И мы не просто приходим к своим усопшим, чтобы проведать их, выразить им свою любовь и почтить их память, хотя и это важно. Мы приходим для того, чтобы объединиться с ними вокруг Христа и во Христе, чтобы и они, и мы стали сопричастниками Пасхальной радости. Центр Радоницы не мы, живые, и не они, усопшие, но Воскресший Христос, дающий мирови жизнь. Вот что, мне кажется, нужно понять. |
| Благочестие в сем периоде было ещё общим предметом помыслов для всех состояний русского народа – для князя и слуги, для инока и мирянина. Или, чтобы быть точнее, в сем периоде старались подражать благочестию предков, хотя в 16 в. было уже заметно ослабление древнего духа. В 1525 году, тюбингенец, по исповеданию римлянин, так описывал жизнь русских: «Каждый, коль скоро вступает в зрелый возраст... становится способным сознавать с сокрушением, что он грешен, немедленно идет и падает к стопам священника; с плачем или воздыханием исповедует ему грехи, по порядку, сколько может припомнить... Этому есть у них установленное время. Устав церковный понуждает их к тому каждый год в Пасху, а набожные не оставляют исповеди и в великие праздники. Тот, кто оставил бы это в Пасху, для всех был бы анафемой, предметом презрения, – его все стали бы удаляться и не пустили бы в церковь . Исповедник, чтобы быть достойным таинства Тела и Крови Господней, прежде должен несколько дней изнурять тело, порабощать плоть свою и принесть другие плоды покаяния... Посты наблюдаются с такою строгостию, что для каждаго постнаго дня было бы осквернением питаться мясом или яйцами. Между тем есть между ними такие, которые, когда держат пост, не едят ничего, тем менее рыбы; иные в постные дни не пьют ни вина, ни чего-либо подобнаго. Услышав это, мы так были поражены, что как бы потерялись: так нечестива показалась нам жизнь наша в сравнении с этими христианами. Как нельзя тверже уверились мы, что мы, которые много говорим себе о плодах веры, по плодам далеко хуже их... Они проходят и другия степени покаяния для умилостивления Бога. Такова особенно молитва. Они совершают ее так часто, что не скоро найдешь равных им. С каждым разсветом дня каждый из них повергается в прахе, изливает продолжительныя ежедневныя молитвы... И того не льзя опустить между другими похвальными делами их, что они собирают к себе нищих, которых каждый питает по мере средств; творит милостыню, сколько требует благочестие евангельское, одевает, поит, оберегает, сзывает странников, творит все другое, чем усовершаются чада Божии; они страшатся, не быть бы осужденными на том страшном суде Божием...» 329 . |
| Шио Отарашвили. Традиции празднования Пасхи в Грузии (версия для печати)/Православие.Ru Традиции празднования Пасхи в Грузии Православие.Ru , 5 мая 2013 г. Шио Отарашвили ! Христос воскресе! Праздник Воскресения Христова всегда отмечали в Грузии с особой торжественностью. Подготовка к Пасхе начиналась, как и везде, после праздника Входа Господня в Иерусалим . Страстную седмицу христиане Грузии проводят в посте и молитвах, семьями посещая все уставные богослужения. В некоторых регионах страны до сих пор сохранилась традиция «очищения огнем». В Великую среду вечером зажигают большой костер и прыгают через него, воспринимая это как символ очищения. В этот день все стараются исповедаться, чтобы причаститься в Великий четверг . Великий четверг особо осознается народом как день установления Евхаристии. Великую пятницу православные Грузии глубоко переживают как самый скорбный и важный день года. В этот день не только не принимают пищу, но и не работают, весь день проводят в церкви. По окончании чина погребения Святой Плащаницы, вернувшись вечером домой, начинают готовиться к празднику. В Великую субботу , рано утром, вокруг церкви обносят Плащаницу, после чего помещают ее в центре храма. В Великую субботу верующие обязательно соблюдают строгий пост; те, кто готовится к причастию на Пасхальной службе, не должны принимать пищу после 6 часов вечера. В ночь Великой субботы, после 12 часов, совершается литания. Прихожане поздравляют друг друга фразой « !» – «Христе агдга!», на что отвечают « !» – «Чешмаритад агдга!» Историк Вахушти Багратиони так описывает празднование Пасхи в древнем Грузинском царстве. После Пасхальной службы грузины поздравляли друг друга с великим праздником и устраивали малую трапезу с мясом и вином. Немного подкрепившись, они выходили во двор, и начинались различные игры-соревнования: стрельба из лука, игра с мячом, конные состязания. После этих игр католикос-патриарх, епископы, духовенство и народ по приглашению царя садились за великую трапезу. Во время праздника особая группа людей – «чона» () – ходила по домам и пела разные веселые песни, прославляя воскресшего Спасителя, подобно « алило » – колядующим на Рождество. Их награждали красными яйцами, съестным, вином и деньгами. |
| Заступлением Пречистой Богородицы избавился я от злых демонов, особенно на великом входе, когда поминал императрицу, которой прежде помянуть, назвать не мог. О, сколь благо мне было сегодня после литургии, как покойно, легко, радостно! Слава Господу! Молил Господа усердно, да избавлюсь от всякого зла на домашних своих за их частое ядение и питье и незнание поста: ни сами не учатся, ни детей не учат воздержанию, а набивают их изо всей мочи мясом, молоком и яйцами. Но это ли меня блазнит? Предоставлю это им. А сам буду следить за собою: не из зависти ли, алчности и скупости я претендую на многоядение и питье? Не злоба ли дьявольская кроется в этой алчности и скупости? Не своя ли собственная алчность и ненасытимость? – Да. Благодарю Господа за безмерное милосердие ко мне, грешному, претворившему по молитве моей ярость мою на кротость, злобу на благость, смятение в мир, тесноту в простор, огонь в росу, смерть в жизнь, стыдение в дерзновение. А рассердился я на жену и Анну Константиновну за то, что белое одеяло мое замарали детским испражнением и не вымыли. Когда я заметил о том с гневом, его взяли и вымыли. Не дай Бог яриться – это мучительно, смертоносно, нелепо, постыдно. Человек ярый – зверь. Иные люди до того много имеют свободного времени, что не знают, куда его девать, как его убить, и придумывают разные игры, удовольствия, пирушки: всё же мы мало дорожим временем и убиваем его на суету. Между тем всякому – о, как много труда всегда у себя дома, в душе своей, над познанием себя, над очищением, исправлением, освящением, усовершенствованием! А вот этим-то важнейшим делом редко, редко кто занимается, редко кто понимает всю его важность! И оттого время губится безвозвратно, жизнь летит, в суете живем, всуе и умираем. Надо христианину стараться дома соблюдать всевозможно мир и тишину, любить горячо всех, как домашних, так и сторонних, не огорчаться на них и из домашней жизни износить любовь и тишину души в храм и в домы прихожан, чтобы везде царило в душе его спокойствие. |
|
|
