| Действительно, он постоянно чувствовал присутствие святых и помощь своего Ангела-хранителя. Однажды я пришел к нему и обнаружил, что, поднимаясь по ступенькам, он упал навзничь и застрял в дверях, так как на нем было много одежды. Я с трудом его поднял. Когда после этого я его спросил: " Что бы ты делал сам, старче, если бы меня здесь не оказалось? " - он с удивлением посмотрел на меня и уверенно ответил: " Мой Ангел-хранитель поднял бы меня " . Хотя он жил в пустынном месте один и в келлии у него почти ничего не было, он ничего и не желал иметь, чтобы внутри него пребывал Христос, потому что, где Христос, там рай, и для отца Тихона удел Божией Матери был земным раем. На протяжении многих лет он не выходил в мир. Однако один раз, когда в Капсале случился пожар, его вместе с другими отцами вынудили поехать в Фессалоники в качестве свидетеля. Когда старец вернулся на Святую Гору, отцы спрашивали его: - Какими тебе показались город и люди после стольких лет, что ты не видел мира? Старец отвечал: - Я видел не город с людьми, но лес с каштановыми деревьями. Старец достиг такого духовного состояния святости потому, что очень полюбил Христа, смирение и бедность. В его келлии нельзя было увидеть ни одной удобной вещи, которой мог бы пользоваться человек. То, что он имел у себя в келлии, можно было в любом количестве найти выброшенным где-нибудь в канаве. Однако, какими бы старыми ни были вещи отца Тихона, для духовных людей они имели большую ценность, потому что были освящены. Даже на какие-то его тряпки люди смотрели с благоговением и брали их с собой как благословение. Все старое и неуклюжее, что он носил на себе, не казалось безобразным, так как украшалось внутренней красотой его души. Скуфьи он шил себе сам большой мешочной иглой из кусочков рясы. Несмотря на это, они распространяли вокруг себя большую благодать, чем драгоценные митры владык (если, конечно, в сердце епископа нет " драгоценной жемчужины " - Мф.13,46). Однажды посетитель сфотографировал старца, как он был: в скуфье в виде мешочка и в пижаме, которую набросили ему на плечи, чтобы он не мерз. И сейчас смотрящие на эту фотографию отца Тихона думают, что он носил архиерейскую мантию, хотя это всего-навсего старая пестрая пижама. |
| История византийского искусства не знает, ранее этого примера, подобных изображений над входом, и для этого надо было бы обратиться к западному искусству, от которого, быть может, произошел и этот случай, что далеко не составляет исключения в афонских древностях. Правда, однако же, и то, что мы доселе знаем византийскую иконографию или в жалких отрывках от монументальных ее произведений, или в такой монотонной области, каковы миниатюры лицевых рукописей, далеко не отвечающие тому разнообразному миру, каким эта иконография являлась в эпоху существования самой Византии. И эта мозаика обрамлена каймою из кружков и пальметт, но также, подобно Деисусу, представляет очевидное несоответствие сюжета месту: и здесь, по обе стороны полугрудной фигуры святителя, остается пустое место, которое заполнено было чем-то столь неясным, что при теперешней законченности и при вставленном стекле нет никакой возможности разобрать мозаику, к тому же, находящуюся в полутьме. К сожалению, от того пострадало и фот. воспроизведение мозаики, заслуживающее по типу полного нашего внимания. Здесь лик святителя отличается редким благодушием, вполне между тем отвечающим историческому характеру святого: губы почти сложились в улыбку, короткие седые вьющиеся волосы видны только на висках, легкая округлая борода, маленькие глаза, и при этой кротости величавая поза, монументальная широта фигуры, напоминающая древние мозаические изображения Спасителя. В монастыре Ставроникитском, в соборе, и как было уже при Барском, на правом столбе, перед клиросом, в деревянном позолоченном киоте, освещаемый постоянно горящими перед ним лампадами, находятся почитаемый за чудотворный образ святителя, исполненный мозаикою и кроме лика весь закрытый серебряными ризами (табл. XIV). По местному преданию, образ этот некогда иконоборцами брошен был в море, и афонскими рыбаками, уже при патриархе Иеремии I мозаика была будто бы выловлена из моря, тогда же освобождена от раковины, будто бы вросшей в самую средину лика, створки раковины изнутри по перламутру покрыты резными изображениями господских праздников, и одна из этих створок послана к московскому двору, а другая оставлена в обители. |
| Случай прошел, однако я так ничему и не научился. Старец мне очень нравился, но его словам я не верил. Они не могли найти отклика в моей душе... Я колебался, не двигаясь ни в одном направлении. Не знал, во что мне верить, как объяснить себе эти события... Ночной посетитель В течение нескольких дней я находился в монастыре Ставроникита, который находится на берегу моря. Однажды мне посчастливилось поговорить с одним почтенным монахом. Мы были одни в одной из библиотек монастыря. – Отче, я хочу, чтобы вы научили меня молиться, – сказал я ему в какой-то момент. – Молиться? – спросил он удивленно. Под влиянием «ориентализма» я представлял себе, что должна существовать какая-то специальная методика обучения молитве, какая-то техника, что-то вроде медитации. – Да, отче, что я должен делать, чтобы молиться? Что говорить? Как я должен сидеть? Тогда он понял мое великое невежество и с деликатностью мне ответил: – Ну, это просто... Смотри! Ты должен быть простым. Сиди спокойно на своем месте и говори с Христом так, как если бы Он был перед тобой и слышал тебя. Он действительно находится перед тобой и слушает тебя... говори с Ним, как со своим другом. Он еще продолжал мне объяснять, как вдруг я почувствовал, как что-то странное опускается на меня, изменяя мое душевное состояние. Я прервал его. – Отче, прямо сейчас, во время вашего разговора, со мной происходит что-то странное, мне что-то мешает. Мой разум изменился. Я вижу вас как-то... по-другому. Он недоуменно поднял глаза и посмотрел на меня с тревогой. – Ничего, дитя мое, мы поговорим завтра. А сейчас пойдем, ты должен отдохнуть... Он встревожено поднялся и быстро ушел. Стемнело. Я пошел в свою комнату. На этот раз в комнате я был один. Меня одолел сон. Через несколько часов я проснулся встревоженным. Что-то давило на мою грудь. Кто-то проник в мою комнату и сдавливал мою грудь. Я с ужасом осматривал комнату, но ничего кроме мебели не увидел. Я все еще ощущал это интенсивное присутствие, которое давило на меня невыносимо. «Христе мой, я не могу больше, убери его отсюда», – произнес я в уме и сразу же почувствовал, как это невыносимое присутствие оставило меня. Удалилось и угрожающе остановилось при входе в комнату. Больше я не посмел заснуть. Много часов я провел в беспокойстве, с напряженным вниманием. Кто-то постоянно находился за дверью моей комнаты! Я смог немного поспать, только когда на улице посветлело. |
| Каждая обитель есть самоуправляющаяся и независимая относительно внутреннего управления, а относительно общих дел, то оные производятся антипросопами 20 монастырей, составляющих синаксис (или протат). Антипросопы эти должны быть равны между собою. Председательствует же в синаксисе антипросоп Великия Лавры, а в отсутствие его в иерархическом порядке, по древнему существующему порядку, согласно с коим освящено обычаем место каждого, т. е. Лавра, Ватопед, Ивер, Хиландарь, Дионисиат, Кутлумуш, Пандократор, Ксиропотам, Зограф, Долиар, Каракал, Филофей, Симоно-Петра, св. Павел, Ставроникита, Ксеноф, Григориат, Есфигмен, св. Пантелеймон (Руссик) и Костамонит. 4. Антипросопы 20 монастырей будут собираться дважды в год тактически 15 апреля и 15 октября 324 . Собрание продолжается месяц. В это время антипросопы должны собираться ежедневно, работать со тщанием и оканчивать дела в продолжение месячного срока, в случае же, когда дела не окончатся, дается сроку 15 дней и распускается. Когда же встретятся важные и особенные дела, то синаксис может быть созван и чрезвычайно и продолжится до окончания дел. 5. В собрании синаксиса эпистасия должна дать на бумаге изложение (рапорт) своих действий, а также и имеющихся дел в хронологическом порядке; затем уже синаксис приступает к обсуждению и окончанию их. 6. Обсуждения в синаксисе должны производиться беспристрастно, без смущения, мирно и благоприлично. В случае же уклонения от сего кого-либо из антипросопов проэпистат сейчас же призывает его к порядку. Синаксис должен вести протоколы заседаний и обсуждений, в коих будут вноситься мнения каждого антипросопа, потом на следующем заседании эти протоколы прочитываются, пропечатываются печатию священного протата, а подписываются ответственными эпистатами и грамматиком. 7. Полнота (επαρτια) синаксиса считается, когда будут налицо антипросопов, т. е. 14, которые и будут заниматься своею работою, а отсутствующие уже не имеют права представлять что-либо против решений, имеющих законную (авторитетную) силу по большинству. 8. |
| См. Μελτη - " Απντησις ες τν πραγματεαν το καθηγητο Π. Τρεμπλα. Σ. 20-27 этого журнала. Ответственными за написание текста были старец Феоклит Дионисиатский, старец иером. Ефрем Филофеитский, архим. Василий, кафигумен монастыря Ставроникита, и архим. Георгий, кафигумен монастыря Григориат. Περ θεας κα θεοποιο μεθξεως 3/πιμ. Π. Χρστου //Συγγρμματα. Τμ. 2. Θεσσαλονκη, 1966. Σ. 138-139. Μελτη - " Απντησις. Σ. 23. П. Трембеласу дал отдельный ответ старец Феоклит Дионисиатский, ( Θεκλητος Διονυσιτης, γρων . Περ μαν Θεολογικν μελτην//" Αθωνικο Διλογοι 29-30. 1975. Σ. 9-18 κα 33-54. 1975. Σ. 8-19.). См.: Δογματικ κα Συμβολικ Θεολογα Α. Εσαγωγ στ θεολογικ γνωσιολογα (Φ.Θ.Β. 2)/κδ. Π. Πουρναρ . Θεσσαλονκη, 1985. и Δογματικ κα Συμβολικ Θεολογα Β. Εκθεση τς ρθδοξης πστης (Φ.Θ.Β. 3)/κδ. Π. Πουρναρ . Θεσσαλονκη, 1985. Σ. 12. См.: Ρωμανδου, π. " Ι. Δογματικ κα Συμβολικ θεολογα τς ρθοδξου Καθολικς " Εκκλησας. Τμ. Α κα Β . Θεσσαλονκη, 1983. (2 том содержит тексты). См.: Φιλθεου Κκκινου . Λγοι κα μιλες, Θεσσαλονικες Βυζαντινο Συγγραφες 2/κδ. Β. Ψευτογκ ς . Θεσσαλονκη, Κ.Β.Ε., 1981.; Φιλθεου Κκκινου. Δογματικ ργα Α. Θεσσαλονικες Βυζαντινο Συγγραφες 3/κδ. Δ. Καμκη. Θεσσαλονκη, Κ.Β.Ε., 1983.; Φιλθεου Κκκινου . ‘Αγιολογικ ργα Α. Θεσσαλονικες γιοι, Θεσσαλονικες Βυζαντινο Συγγραφες 4/κδ. Δ. Τσμη . Θεσσαλονκη, Κ.Β.Ε., 1985; " Ιωσφ Καλοθτου . Συγγρμματα. Θεσσαλονικες Βυζαντινο Συγγραφες 4/κδ. Δ. Τσμη. Θεσσαλονκη, Κ.Β.Ε., 1980. Немного позже, в 1990 г., в Афинах Х. Сотиропулос издал свой труд: Θεοφνη Νικαας . Περ Θαβωρου Φωτς Λγοι Πντε. Недавно И. Григоропулос издал тексты учителя Григория Паламы Феолипта Филадельфийского: Θεληπτου Φιλαδλφειας το μολογητο (1250-1322). Βος κα ργα. Α τμ.: Εσαγωγ, Β τμ.: Κριτικ Κεμενο-Σχλια. Θεσσαλονκη, κδ. Τρτιος, 1996. Μοναχικς Βος κα Πνευματικτης//Πανηγυρικς Τμος. Σ. 232. Ср.: Παπαδπουλος Σ. Γ. Συνντησις " Ορθοδξου κα Σχολαστικς Θεολογας (ν τω προσπω Καλλστου γγελικοδη κα Θωμ κιντου). A. B. 4. Θεσσαλονκη, κδ. Π.Ι.Π.Μ., 1970. Σ. 47 κ. .; Β. Καλλιακμνη , π. " Απ τ φβο στν αγπη. Σ. 30. |
| Однако в его сердце горела такая любовь к Богу, что в течение совсем небольшого времени он стал настоящим афонским старцем. Его имя там известно всем. И он – один из немногих людей, кого все святогорцы единогласно признают святым. Ни у кого нет ни малейшего сомнения в этом. (Отрывок из интервью для передачи кипрского радио «Православие сегодня») Старец Паисий Святогорец Прежде всего, поскольку я никогда не думал, что придет время и я буду рассказывать о жизни отца Паисия, да и он сам никогда не рассказывал о своей жизни по порядку, поэтому могут быть какие-то пробелы в датах и в изложении событий. Особенно трудно это еще и потому, что старец был по-настоящему святым человеком, а мы ничего собой не представляем и поняли крайне мало. Помолимся хотя бы, чтобы Бог помог нам пересказать события так, как мы их видели, и чтобы люди, которые услышат о них, оценили их сами в меру своего понимания. С отцом Паисием я познакомился в сентябре 1976 года. Я был на Святой Горе первый раз и там вместе со своими сокурсниками посетил старца в его каливе Честного Креста рядом с монастырем Ставроникита. Там я с ним и познакомился. Могу сказать, что мы шли увидеть старца, о котором столько слышали, с чувством любопытства. Он нас принял с большой любовью, но могу признаться, что первая встреча вначале меня немного разочаровала: я не знал тайны этих духовных людей. Когда я увидел старца, который с такой простотой нас принимал, угощал, шутил и смеялся, то начал сомневаться, что этот человек такой святой, как о нем рассказывали. Святые, как я думал, должны быть безмолвными и угрюмыми. Так мне представлялось. Однако реальность перевернула наши представления. Первое событие, о котором я свидетельствую со всей достоверностью, это то, что в тот момент, когда мы вышли, чтобы с ним попрощаться, и поцеловали его руку, случилось нечто, что действительно было вмешательством Божиим, ибо все горы, весь воздух вокруг наполнились несказанным благоуханием. Благоухало все место. Старец это понял и сразу же понудил нас уйти, а сам пошел к своей келье. Мы (а нас было трое), не понимая, что происходит, направились к Карее, а внутри каждого из нас царила неописуемая радость, которую невозможно было объяснить. Мы не понимали ни почему мы бежим, ни почему благоухают горы, воздух, камни, все вокруг. Это было то поразительное, что я пережил, когда первый раз встретил отца Паисия. |
| можно предположительно указать среди апостолов-средовеков. Ап. Лука. Мозаика ц. Сан-Витале в Равенне. Сер. VI в. Ап. Лука. Мозаика ц. Сан-Витале в Равенне. Сер. VI в. Ап Лука. Миниатюра из Четвероевангелия. Сер. Х в. (Ath. Stauronik. Cod. 43. Fol. 12v) Ап Лука. Миниатюра из Четвероевангелия. Сер. Х в. (Ath. Stauronik. Cod. 43. Fol. 12v) В IX-X вв. Л. изображали в соответствии с формирующейся с VI в. (самый ранний пример - вместе с ап. Марком - сохранился в Россанском кодексе) иконографией евангелистов как авторов, держащих в руках свиток (или кодекс), пишущих, читающих или обдумывающих текст. Встречаются различные варианты этой иконографии: сидящие фигуры перед столиками с письменными принадлежностями и пюпитрами, реже - стоящие фигуры с кодексами или свитками в руках, иногда - комбинация обеих композиций с изображением стоящего перед столом евангелиста. На миниатюре из Четвероевангелия из мон-ря Ставроникита на Афоне (Ath. Stauronik. Cod. 43. Fol. 12v, сер. X в.) евангелисты, пишущие текст или обдумывающие написанное, как и в ранних памятниках, представлены в одинаковых белых хитонах, с клавами и в гиматиях. Л. сидит перед столиком с письменными принадлежностями, он окунает стило (калам) в чернильницу, придерживая левой рукой на коленях раскрытый кодекс. Рядом со столиком находится пюпитр с закрытым кодексом, поверх него - длинный исписанный свиток, конец к-рого волнообразно спускается на пол; фоном служит архитектура. У Л. борода едва намечена, темные вьющиеся волосы лежат округлой шапкой - эта прическа станет в дальнейшем его устойчивой иконографической чертой. Похожая композиция - на миниатюрах в Четвероевангелии из Национальной б-ки Франции (Paris. Coislin. 195. Fol. 240v, сер. X в.), но здесь Л. пишет в кодексе, а сложный архитектурный фон заменен на золотой, как и в Довольском Евангелии (НБС. Рс. 638. Л. 66 об., кон. X - нач. XI в.). В рукописи НЗ из Британской б-ки (Lond. Brit. Lib. Add. 28815, сер. X в.) Л. изображен дважды: на миниатюре, предваряющей текст Евангелия от Луки (Fol. |
| Вдруг меня озарило: — Господи! Я же забыл о молитве! Матерь Божия! Спаси меня из этого кошмара! Это же твой удел, очисти его от скверны! Неужели ты бросишь Святую гору на попрание? Ведь ты обещала хранить монахов своей чудотворной Иверской иконой! «Вот оно! То решение, то действие, которое я должен сделать, чтобы прекратить это безумие! Иверская! Где Иверская! Скорее к Иверской! — кричало у меня в мозгу. — Главное, чтобы не ушла Иверская! Тогда еще есть шанс! Тогда вся эта демоническая хмарь развеется, словно клочья тумана от внезапно подувшего теплого ветерка!» Я бросился в сторону Иверона. То реально-нереальное пространство, в котором я находился, расступалось передо мной — не то бегущим, не то летящим, не то плывущим по вневременному неизведанному, в то же время хорошо известному мне миру. Вот знакомая лесная дорога, когда-то мы ехали по ней в первый раз с послушником Сергием! Я помнил здесь сейчас каждый камешек, каждую выбоинку на ней… Так работало мое сознание, словно открыв мне доступ к своим «закромам», в которые закладывается все, с чем мы встречаемся в нашей жизни, и доступ к которым обычно затруднен перегруженностью нашей «оперативной» памяти. Старый Руссик, Кариес, Андреевский скит, Ильинский, Ставроникита, — везде я встречал одну и ту же безудержную вакханалию разгула и бесовщины, словно вырвавшиеся на свободу демоны вседозволенности торопливо сгребали все живое на свою последнюю оргию. Я пронесся мимо строений у набережной, взлетел к главным воротам Иверона, проскочил сквозь них и резко бросился налево, к Иверской часовне. Дверь в нее была распахнута, оттуда лилось несказанное благоухание. — Слава Тебе, Господи! Я, кажется, успел! — Я остановился перед входом в часовню, истово перекрестился и поклонился, затем шагнул в притвор. В притворе благоухание было еще сильнее, какое-то мягкое, еле заметное свечение разливалось вокруг, словно светился сам воздух. Я благоговейно перешагнул мраморный порог и вошел в часовню. Киот, в котором прежде стояла Иверская икона, зиял пустотой, только многочисленные благодарственные приношения были рассыпаны на коврике перед киотом. |
| На наш вопрос, следует ли и нам делать так же, ответил: – Нужно иметь рассуждение, ибо если кто имеет немного гордости, то она возрастёт. Я не делаю так всем, и не потому, что не могу, но потому, что не хочу им повредить. Так делаю только тем, у кого вижу смиренное мудрование. Разница в приношении католических и православных монахов Один мирянин спросил Старца, почему монахи и монахини запираются в монастырях и не спускаются в мир на помощь, которая так нужна в наши дни. В оправдание он привёл, что католические монахи и монахини ходят в мир и приносят служение своё в больницах, в учреждениях и других местах. Старец улыбаясь ответил ему: – У нас с католическими монахами и монахинями разница: они идут искать людей, чтобы помогать народу, тогда как мы тем, что сидим здесь, привлекаем народ в таком количестве, что не можем всем отвечать! Разве не видишь, что весь народ сегодня течёт и находит утешение в монастырях? Полные автобусы приходят ежедневно к монастырям. Ради чего пойдём мы в мир, если народ идёт к нам? Другие идут в мир помогать, потому что чувствуют необходимость, т.к. народ не идёт к ним. Возьми эту книгу, открой её здесь! В обитель Кутлумуш примерно в 1977 г. пришёл ради монашеской жизни отец А.Т., который сегодня – иерей на Святой Горе. Но он не закончил обучение. Долгое время его искушал помысел, нужно ли было закончить обучение или нет. Однажды он решил посетить Старца и узнать его мнение. Спустился к его келлии, которая тогда была возле свящ. обители Ставроникита и посвящалась памяти Честного и Животворящего Креста. Когда он добрался туда, Старец был во дворе и держал в руках книгу святого Силуана, который подвизался в начале нашего века в обители святого Пантелеймона. Он казался радостным. Угостив отца А., дал ему книгу, в которую вложил на определётюй странице закладку, и говорит: – Возьми эту книгу, открой её здесь (указывая на закладку) и читай, пока я не закончу работу. Старец вошёл в свою келлию,– и отец А. открыл книгу и прочитал конкретное место, которое обозначил Старец. Нельзя описать его чувства в тот момент, когда он удостоверился, что это конкретное место говорило о теме, которая его беспокоила и ради которой он посетил Старца! Удивился и о благодати, ясно действующей в Старце, как и о прекрасном способе, каким тот смиренно выразил свои мысли. |
| Между тем прямая дорога скоро пошла влево и подниматься вверх стало тяжелее, зато, когда поднялись и оказались на небольшой полянке, я нашёл повод приободрить Алексея Ивановича, а заодно и себя: — Видишь, Ставроникита остался позади, значит, мы правильно идём. Алексей Иванович снова покачал головой, и тут дорога опять раздвоилась. — Молиться надо начинать, — изрёк Алексей Иванович правильную мысль, только немного мрачновато у него получилось. Дождик, кстати, почти прекратился, впрочем, мы, поднимаясь, и без него основательно взмокли. Я взглянул на дорожку (тропинкой не назовёшь, дорогой — тоже, в общем, что-то среднее), уходившую влево, потом сделал несколько шагов по тропинке, загибавшейся вправо, и воскликнул: — О! Конь! — Где? — Да вон! Метрах в двадцати по дорожке стоял хвостом к нам молодой гнедой жеребчик и, повернув голову, смотрел на нас. — Настоящий, что ли? — после долгой паузы спросил Алексей Иванович. Конь, словно услышав, обидчиво фыркнул и замотал головой. А потом сделал три неспешных шага вперёд и снова, обернувшись, посмотрел на нас. — По-моему, он нас за собой зовёт, — предположил я. И конь снова словно понял, о чём говорим, мотнул головой (а мне показалось, кивнул) и сделал три шажка. — Пошли, — сказал я, и чтобы придать рациональную основу своему решению, пояснил: — Куда-нибудь да он нас выведет. И мы пошли за жеребчиком. Это были замечательные минут двадцать пути. Мы шли по неширокой извилистой дорожке, жеребчик шёл впереди, доходил до поворота и поджидал нас, заходил за поворот и снова ждал, заметив, что мы идём за ним, шёл дальше. За жеребчиком шёл я и пытался с ним разговаривать, типа: «Тебе хорошо без рюкзака, вон как скачешь… Подожди нас. Куда нам теперь?.. Налево? Ты не бойся, чего поскакал-то? Может, понесёшь рюкзачишко… Тебя как звать-то?» В общем, вполне мирная беседа. Но жеребчик ближе чем на двадцать метров меня не подпускал, а я уже перестал обращать внимание на то и дело ответвляющиеся тропки и шёл строго за поводырём. Алексей Иванович замыкал колонну и, судя по пыхтению, молился. |
|
|
