| С исихазмом связал явление русского иконостаса и Л. А. Успенский , сосредоточивший внимание на символической природе и литургических смыслах алтарной преграды 9 . Главная идея иконостаса разъяснение таинства Евхаристии. Иконографическое строение иконостаса, по мнению JI. А. Успенского , соответствует литургической молитве перед эпиклезой и призвано представить образ Домостроительства спасения. В работе было обращено внимание на проблему взаимоотношения иконостаса и системы росписей. Не осталось незамеченным и наблюдение о совпадении формирования иконостаса с распространением русских ересей, отрицающих реальность Евхаристического таинства. Краткий и содержательно емкий текст Л. А. Успенского оказал влияние на многих отечественных исследователей, оценивших перспективность его литургического подхода. В 1960–1970-е годы появился ряд работ, связанных с новыми реставрационно-археологическими исследованиями. Архитектурной композиции русского иконостаса посвящено несколько работ М.А. Ильина 10 . Приведя новые археологические и письменные свидетельства, он показал, что структура иконостаса складывается постепенно в XIII–XIV вв. В качестве нового источника, донесшего до нас некоторые формы ранних иконостасов, М.А. Ильин использовал оклады Евангелий, возможно, повторяющих монументальные структуры. Важным представляется и поставленный вопрос о взаимоотношении иконостаса и архитектурной декорации храма. Разные аспекты истории русского иконостаса были рассмотрены в исследованиях Л.В. Бетина 11 . Автор предложил типологическую классификацию алтарных преград, взяв за основу меняющийся состав деисусного чина. Как важнейшую особенность русского иконостаса он выделил историзм, определивший развитие многоярусной структуры, включающей пророческий и праотеческий ряды. Самого серьезного внимания и дальнейшего изучения заслуживает гипотеза о возможной связи русского иконостаса рубежа XIV-XV вв. с литургическими реформами митрополита Киприана, введением новой редакции Иерусалимского устава и развитием чина проскомидии. Эти изменения привели к возрастанию роли внутренних и внешних границ алтарного пространства, а также способствовали драматизации литургического действа и акцентации его мистической природы. Мысль, высказанная еще в дореволюционной литературе И.Д. Мансветовым в работе «Митрополит Киприан в его литургической деятельности» (М., 1882), получила в трудах Л.П. Бетина новое подтверждение, хотя, к сожалению, не была последовательно аргументирована. |
| Но и от чрезмерной драматизации чувств ребенка мне хотелось бы родителей предостеречь. Впадая в другую крайность, раздувая чувства ребенка до масштаба жизненных трагедий, вы тоже можете сильно ему навредить. «У ребенка свое, особое умение видеть, думать и чувствовать; нет ничего глупее, чем попытаться подменить у него это умение нашим», — писал Жан-Жак Руссо. В одном дворе жили мальчик и девочка. Дружили с раннего детства, их даже называли «жених и невеста». А когда пришло время, они пошли первый раз в первый класс. И первого сентября их отношения прекратились. Навсегда. А все из-за того, что девочке очень хотелось, чтобы мальчик сел с ней за одну парту. Он прошел мимо. Как выяснилось, потому, что страшно волновался и не узнал подружку. Самая хорошая позиция, которую может занять взрослый по отношению к чувствам ребенка, касающимся взаимоотношений полов, — это уважение, принятие того, что у вашего малыша уже есть сфера личных переживаний. Очень хорошо, если у вас доверительные отношения и ребенок сам с удовольствием делится с вами своими мыслями, эмоциями. Дорожите этим доверием, не злоупотребляйте им, пользуясь преимуществами старшего и более опытного. Ди Снайдер в своей книге «Практическая психология для подростков» так описывает отношение взрослых к первой любви: «Журналистка Энн Лэндерс определяет любовь между подростками как всего лишь «влечение двух систем желез внутренней секреции, стремящихся друг к другу» — вот еще один пример того, как взрослые любят оскорблять твои чувства. Можно подумать, что ребенок для них — это всего лишь «система жизнеобеспечения желез». Они дают твоей любви дурацкие названия вроде «щенячьей возни» или «придури». Помогайте маленькому, неопытному человеку разобраться в нахлынувших на него чувствах, обсуждая с ним судьбы литературных героев, сказочных персонажей, сюжеты мультиков и фильмов для детей. Ребенок привыкнет к тому, что хорошая книга, фильм может многому научить, и в тот момент, когда вас рядом не окажется, сможет сам найти опору и выход из непростой ситуации. |
| Важнейшими факторами растущего психологического духовного неблагополучия ребенка являются разрушение существовавших на протяжении тысячелетий естественных институтов социализации семьи и детского сообщества, изменение нравственно-психологического климата в обществе, влияние средств массовой информации и др. Социальная ситуация развития ребенка в России сегодня отличается особым накалом драматизации: помимо экономических трудностей и политической нестабильности, дегуманизации общественных связей и кризиса семьи, социального сиротства и криминализации общества, современная эпоха “культурного взрыва”, по определению Ю. Лотмана, предъявляет повышенные требования к физическому, психологическому, нравственному и духовному здоровью маленького гражданина. Показатели психического здоровья неутешительны: растет общая невротизация, психо-соматические и психические заболевания. Причинами этой печальной статистики, как правило, называют социально-экономическое положение: степень материальной обеспеченности детей, состояние детского здравоохранения и развитие сети оздоровительных учреждений, материальные возможности семьи и пр. Однако, при всей важности подобных мер, они не способны решить кардинально проблему детского здоровья, поскольку не учитывают психологические его параметры ментального и нравственно-духовного свойства. Показатели нравственно-духовного здоровья ребенка содержат в себе следующие критерии: проявление гуманных отношений ребенка как совокупности его гармоничных отношений к предметному миру, другим людям и себе самому; наличие светлой оптимистической детской картины мира, субъективного психо-эмоционального благополучия, радостного мироощущения и веры в будущее. Сегодня приходится констатировать снижение всех этих показателей качества жизни современного детства. Важнейшими факторами растущего психологического духовного неблагополучия ребенка являются разрушение существовавших на протяжении тысячелетий естественных институтов социализации семьи и детского сообщества, изменение нравственно-психологического климата в обществе, влияние средств массовой информации и др. |
| В боровском остроге сестёр навещали инокиня Мелания с братией, в том числе и с родным их братом Фёдором; о том, что там происходило, знали окружавшие их сидельцы, такие же, как они, мученики за старую веру, – поначалу камеры не были одиночными и сообщались между собой. Когда царь ужесточил условия тюремного пребывания и двух сестёр перевели в отдельную земляную тюрьму, отобрав у них всё, от икон до последней смены одежды, свидетелями их мучений оставались стерегущие их стрельцы (один из которых так и не посмел дать боярыне просимого ею куска хлеба или хотя бы «огурчика», а другой, таясь и обливаясь слезами, исполнил её последнюю волю – «измыл» на реке её сорочку («завеску», «малое платно»), чтобы надеть ей чистое перед смертью . Эти «огурчик» и «завеска» лучше многих других деталей передают подлинность описываемого. После смерти Евдокии в яму к Федосье Прокопьевне привели их сострадалицу Марию Данилову. При Марии боярыня и скончалась. Так что о подробностях кончины обеих сестёр было кому свидетельствовать и кроме стрельцов 6 . В сцене совместного пения отходной поражает мастерство автора. Легче всего его оттенить, приведя описание кончины сестёр из более поздней редакции Жития, созданной в первой четверти XVIII века представителем Выговской литературной школы. Составитель Выговской редакции уже довольно далеко отстоял по времени от описываемых в Житии событий. Многие исторические детали не были ему точно известны или, быть может, не были уже важны; он путает даты и имена (жену стрелецкого головы Марию Данилову называет девицей Марией; по его версии первой скончалась в тюрьме Федосья, а за ней – Евдокия, и т. д.) 7 . Под пером составителя Выговской редакции описание кончины боровской узницы наполняется обильным цитированием псаломских стихов, влагаемых в уста Федосьи Прокопьевны, но о совместном пении канона на исход души речь здесь вовсе не идёт; убирается обращённая к сестре прямая речь Евдокии Урусовой с её психологической мотивацией и индивидуальной словесно-интонационной формой («Госпоже мати и сестро...», «...да не пребудем вне церковного предания...», «...то аз сама проговорю»), в результате чего снимается эффект исторического свидетельствования. В Житии боярыни Морозовой этот эффект во многом достигается через воспроизведение речи персонажей, представляемой не в стёрто-нейтральной форме, а с индивидуально-интонационными особенностями. Воспроизведение подобных реплик, монологов и диалогов способствует осуществлению того художественного приёма, который Н. С. Демкова проследила на материале прозы протопопа Аввакума и назвала приёмом драматизации повествования 8 . Этот приём, обладающий способностью создавать эффект достоверности, присутствует и в художественной ткани Жития боярыни Морозовой. Вот автор Жития, рассказывая об аресте сестёр в доме боярыни, описывает драматургически зримую сцену с репликами, жестами, позами, монологами и диалогами: |
| Если королева — избранница и одновременно заложница короны и своего высокого положения, то в противовес ей принцесса Маргарет олицетворяет вызов общественному мнению и идеалам. Мятежная принцесса оттеняет эксцентричным поведением благоразумие Елизаветы как персонаж, но на уровне социального влияния ее личность сдвигает границы приемлемого. История Маргарет с ее романами и провокационными поступками немного расшатала ханжество высшего света — это сыграло роль, когда королевская семья одобрила брачный союз принца Уильяма и Кейт Миддлтон (без какой-либо аристократической родословной). Для широты охвата и сравнения авторы «Короны» показывают царскую семью Романовых, а также семью миллиардера Аль-Файеда, которая олицетворяет ценности и уклад имперского начала на Востоке. История о создании и расцвете бизнес-империи Аль-Файедов помогает подчеркнуть драматическую обреченность, когда речь идет о слепом подражании — неважно, в каком аспекте, социальном и семейном, идеологическом и ценностном. Линии персонажей Чарльза, Дианы, Доди Аль-Файеда в шестом сезоне достигают своего пика, когда нам показывают крах обманутых надежд, тщетных и неоправданных ожиданий. Новое поколение не выдерживает давления и ответственности, которые оказываются бременем и препятствием в поисках себя, личного пути развития. Подружившиеся на этой почве Доди (отец считает его будущим правителем их общей бизнес-империи вопреки желаниям сына) и Диана, отлученная от королевской семьи, но продолжающая метаться от одних обязательств к другим, — показаны здесь как дети, которые остро переживают конфликт самоопределения. Оправдывая статус и оплачивая долги отцов, они потеряли себя. Достоверность и драматизация: а что Романовы? В сериале отражены последние часы жизни царской семьи (5-й сезон, 6-я серия). Параллельно показывается, что решение об отказе в просьбе вызволить Романовых из России принимала Мария Текская, жена Георга V, и действовала она якобы из чувств зависти и соперничества по отношению к своей родственнице Александре Федоровне. |
| В детстве маленький Федя во всех своих проявлениях был, по словам родителей, «огонь»; он любил показывать ловкость и силу, устраивая игры в «диких», в Робинзона, он всегда предводительствовал. Однажды, когда он, не любя подчиняться чужому авторитету, резко отстаивал свои убеждения, отец пророчески сказал ему: «Эй, Федя, уймись; несдобровать тебе… быть тебе под красною шапкой» " . Наклонность жить в мире фантазии обнаруживается у Достоевского очень рано. Совсем ребенком он с увлечением слушает, как отец читает матери романы Редклиф. Он любит читать путешествия, романы Вальтера Скотта, мечтает о путешествиях по Востоку и в шестнадцатилетнем возрасте пытается написать роман из венецианской жизни. Выйдя из родительской семьи, в Инженерном училище, на службе, потом на каторге, самолюбивый Достоевский обособляется от толпы товарищей, навязанных ему обстановкою. Он ведет преимущественно уединенную жизнь и уходит в мир своей фантазии. Герой повести «Хозяйка», оторвавшийся от действительности и одиноко живущий своими фантастическими грезами, похож на Достоевского в эту пору его жизни. Он пишет в это время «Хозяйку» и, по–видимому, имея в виду себя, а также главное лицо своей повести, говорит в письме к брату Михаилу: «Вне должно быть уравновешено с внутренним. Иначе, с отсутствием внешних явлений, внутреннее возьмет слишком опасный верх. Нервы и фантазия займут очень много места в существе. Всякое внешнее явление с непривычки кажется колоссальным и пугает как-то. Начинаешь бояться жизни» 2 . " Обособление Достоевского от товарищей вовсе не есть следствие равнодушия к людям или черствости сердца. Наоборот, он живо воспринимает чужую жизнь; он легко проникает в сокровенные тайники характера не только людей, но и животных; особенно чуток он к чужому A. M. — Достоевский. «Воспоминания», стр. 43, 56, 71 . Красная шапка — форма сибирских штрафных батальонов. 2 Достоевский. Письма, I т., — 44, стр. 106. В дальнейшем, ссылаясь на письма, я буду указывать лишь номер письма. Об автобиографическом значении «Хозяйки» см. статью А. Бема «Драматизация бреда» в сборниках «О Достоевском», I т., ред. А. Бема. |
| Метафраза — переложение. 152–154. Нотарикон — «магический» способ читать слово как аббревиатуру других слов. 216, 217, 302. Парабола — притча, иносказательное выражение мысли. 151, 152. Парадокс, парадоксальность. 80, 83, 125, 127, 146, 151, 229, 230, 295. Парафраза — переложение. 151,152. Парресия — «свободоречие», право говорить перед Богом или людьми без боязни, без робости и смущения. Классическое античное сознание рассматривало пар-ресию как атрибут полноправного гражданина в кругу равных (противоположность — скованность и приниженность раба). Христианское сознание усмотрело в парресии дар Бога, утраченный человеком при грехопадении; только праведник, до конца победивший грех, заново обретает это исконное человеческое первородство. 84. Равностишие — принцип организации некоторой группы текстов ранневизантийской церковной поэзии, отделяющий их от всех остальных гимнографических текстов, которые построены на основе закономерного чередования на соответствующих позициях в составе каждой строфы строк с различным объемом и метрическим обликом. В кондаке равностишие редко и ограничено присутствием кукулия и рефрена, выпадающих из общего принципа. Чисто равностишные гимны составляют особую жанровую разновидность, исчезающую к концу ранневизантийской эпохи. 189. Рефрен. 222–231,247. «Симфония» — в официальной византийской идеологии требуемое согласие государства и церкви, императора и патриарха. 125. Сугитта — жанровая форма сирийской гимнографии, характеризовавшаяся диалогической драматизацией библейского или агиографического сюжета, разыгрываемого «в лицах». 108. Физиогномика. 54–55, 173—175. Хайретйзмы — приветствия, обращенные к воспеваемому священному лицу и состоящие из слова «хайре» (букв, «радуйся») и описательного обозначения этого лица; компонент икосов акафиста. 247, 248, 249. Разумеется, об однозначном определении хронологических границ раннего средневековья не может быть и речи: переход от одной эпохи к другой — процесс, длящийся веками (ср. Kaschdan A.P. Um die Grenze zwischen Altertum und Mittelalter in Europa//Das Altertum, 1967. |
| Разделы портала «Азбука веры» Оглавление Опыт анализа дискурсивных практик Моей Родине, Маше и Кате. Предисловие Все: Ура! Н. Кукольник «Рука Всевышнего Отечество спасла», финал исторической драмы Эта книга начиналась несколько раз и возникла из попытки создать словарные дефиниции для существительных Родина, Отечество, Отчизна, родина, отечество и отчизна. Семантический, прагматический и культурологический комментарий к этим статьям читатель теперь держит в руках, сам же словарь так и остался ненаписанным. Этот комментарий вылился в анализ Родины как фигуры отечественной коммунальной автомифологии. Фразеология Родины — это фрагмент публичного языка и корпус дискурсивных практик. Мы рассматриваем свой объект в двух аспектах: синхронически, деконструируя Родину как дискурсивную машину, и диахронически, в плане культурной археологии ее фразеологии. Дискурс о Родине, ее мифологемы и сакральные символы, ее ритуалы и культовые практики — это прямой результат того, что Вальтер Беньямин в 1934 году назвал «эстетизацией политики». Родина представляет собой идеал красивого и любимого сообщества — в отличие от идеала сообщества прозрачного и рационального, которым является гражданское общество. Демократия подразумевает порядок иерархических организаций, который обеспечивается скучными, протокольно расписанными бюрократическими операциями строго дифференцированных специалистов — парламентариев, присяжных заседателей, чиновников и пр. Драматизация, эстетизация демократического сообщества достигается в масс-медиа, которые способны выполнять свою роль всеобщего медиатора только при условии превращения докучной бюрократической процедуры в масс-культурный аттракцион. Наоборот, Родина — это гражданская религия, секуляризованный алтарь власти. Она не нуждается в эстетизирующей медиации, поскольку заключает момент драматического переживания в самой себе, в поэтическом мифе собственной конструкции и в поэтической красоте своей политической фразеологии. Рассматривая Родину как продукт коллективного воображения, мы заметно расширяем границы того, что называют политическим языком. Мы не сводим последний лишь к языку господствующей политической партиии ее органов принуждения. Мы видим признаки политического и в языке обыденного общения, в культуре повседневности. Родина гораздо глубже внедрена в коллективное тело своего субъекта, чем думают те, кто считают ее не более чем лозунгом. Смерть за Родину — это серьезное решение, жест сознательного экзистенциального выбора. Отрицать субъектность такого жеста по меньшей мере легкомысленно. Тем более важно понять поэзис Родины и содержащийся в Родине момент обольщения ее возвышенной красотой, момент работы воображения (а не, скажем, юридической нормы), момент обострения чувства причастности к переживанию коллективного идеологизированного тела, момент любви и желания. |
| Наконец, в научной лит-ре встречаются гипотезы о связи Евангелий с греч. трагедией. Известно, что под влиянием эллинистической культуры на Ближ. Востоке появились театры. Поэтому евангелисты и читатели Евангелий могли быть хорошо знакомы с жанром трагедии. Напр., в Евангелии от Марка присутствуют такие описанные Аристотелем элементы трагедии, как пролог (Мк 1. 1-13), завязка (Мк 1. 14-8. 26), узнавание (Мк 8. 27-30), развязка (Мк 8. 31-15. 37) и эпилог (Мк 16. 1-8) (ср.: Arist. Poet. 7. 1450b 26-34; 10. 1452a 14-18; 12. 1452b 14-17). Г. Билезикян интерпретировал Евангелие от Марка как драму о неизбежности ( Bilezikian. 1977). С греч. трагедией Евангелия объединяет и наличие фабулы, связанной с конфликтом, а также участие в событиях толпы ( Inch. 1997; Smith. 1995). Повествования о Страстях и явлениях воскресшего Господа сторонниками данной теории объясняются тем, что трагедия должна была вызывать сострадание и страх у зрителей (ср.: Мк 16. 8). Тем не менее все перечисленные признаки свойственны не только греч. трагедии. Главным же аргументом против этой и предыдущей теорий является прозаический (за нек-рыми исключениями) характер Евангелий, тогда как все трагедии и эпические произведения составлены в стихотворной форме и определенным размером (гекзаметром и проч.). Отдельные литературные формы в составе Евангелий Начиная с Г. Гункеля, элементы евангельского повествования в целом принято называть «литературными формами». Однако сторонники метода анализа форм использовали термины «форма» и «жанр» (Gattung) как взаимозаменяемые - и по отношению к Евангелиям в целом, и, напр., для притчей в их составе (см.: Koch. 1964). Дибелиус выделял в составе Евангелий парадигмы (притчи-повествования, к-рые часто заканчиваются комментирующим их изречением), новеллы (рассказы о чудесах), изречения, не связанные с повествованиями, легендарные повествования (имеют историческое зерно), мифы. Близкую к этому классификацию форм предложил Бультман: апофтегмы (созданы в раннехрист. общинах), рассказы о чудесах (не содержат учительного материала и появились в результате «драматизации» оригинальных изречений Иисуса Христа), легенды (созданы по аналогии с рассказами о чудотворцах), мифы (неисторические элементы в повествованиях), изречения (среди них - слова премудрости, речения от 1-го лица, пророческие и апокалиптические высказывания, слова закона, заповеди и притчи). |
| Следующие несколько занятий посвящаются дальнейшему открытию с детьми того, как связаны между собой все миры, которые входят в этот огромный мир, в котором мы все живем. Эти занятия нацелены на развитие познавательных способностей детей. Освоение позиции исследователя продолжается, когда дети получают от учителя такого типа задания: объясните, связаны ли между собой многие миры на протяжении одного дня, одного года и в течение жизни от рождения и до конца. Это обсуждается в темах: “Ритмы во Вселенной” (цикл одного дня, года и цикл, или круг, человеческой жизни); “Миры рукотворные и нерукотворные”. Детям предлагается ответить на вопрос о том, что происходит в течение дня, когда солнце стоит в зените, а затем постепенно опускается и заходит за горизонт. Ученики комментируют, что происходит в природе на протяжении дня от восхода солнца до ночи. Для понимания цикла года учитель “превращает” детей в зернышки или семечки. Дети движениями показывают, как эти зернышки ранней весной с солнышком начинают прорастать, затем набирают силу, летом начинают колоситься, а к осени колосья дают новые зерна, которые, если попадают в землю на будущую весну, опять прорастают новыми побегами. Дети зарисовывают то, что происходит в течение года. Обращаясь к циклу человеческой жизни, учитель превращает учеников в малышей, которые только родились, а затем дети драматизацией показывают основные этапы человеческой жизни: ползают как малыши, берут в руки книжки и отправляются в школу, вот они — молодые люди, потом становятся мамами и папами, а к концу круга уходят, как все живое, оставляя жить дальше своих детей и внуков. Эти уроки, в которых дети принимают самое активное участие, достаточны для того, чтобы сделать вместе с педагогом вывод о том, что все в мире связано: солнце, растения, люди, животные; все подчинено ритму и циклу природы. Ряд заданий посвящен формированию исследовательской позиции ребенка в отношении того, как связаны между собой мир природы и мир, созданный человеком. Другими словами, перед детьми ставится вопрос о нерукотворных и рукотворных мирах и их взаимосвязи. Сюжетно-ролевая игра “Путешествие в космос” |
|
|
