| Лит.: Владимиров П. В. «Великое зерцало»: (Из истории рус. переводной лит-ры XVII в.). М., 1884; он же. К исследованию о «Великом зерцале». Каз., 1885; Шевченко С. К истории «Великого зерцала» в Юго-Зап. Руси: «Великое зерцало» и соч. Иоанникия Галятовского//РФВ. 1909. Т. 3-4; Гудзий Н. К. К вопросу о переводах из «Великого зерцала» в Юго-Зап. Руси//ЧИОНЛ. 1913. Кн. 23. Вып. 2. Отд. IV. С. 19-58; он же. К истории сюжета романса о бедном рыцаре//Пушкин. М.; Л., 1930. Сб. 2. С. 145-158; История рус. лит-ры. М., 1948. Т. 2. Ч. 2. С. 408-411; Крестова Л. В. Древнерус. повесть как один из источников повестей Н. М. Карамзина «Райская птичка», «Остров Борнгольм», «Марфа Посадница»//Исслед. и мат-лы по древнерус. лит-ре. М., 1961. Вып. 1. С. 193-226; Адрианова-Перетц В. П. К истории рус. текста «Великого зерцала»//FS f. M. Woltner zum 70. Geburtstag. Hdlb., 1967. S. 9-12; Державина О. А. Развитие сюжета в переводной новелле XVII в. и его отражение в лит-ре//ТОДРЛ. 1960. Т. 16. С. 388-396; она же. Новопереведенные новеллы «Великого зерцала»: К проблеме изучения польск. сб-ков на рус. почве//Польско-рус. лит. связи. М., 1970. С. 7-28; Белоброва О. А. Настенные листы: (Кр. обзор)//Рукописное наследие Др. Руси: (По мат-лам Пушкинского Дома). Л., 1972. С. 326; Alsheimer R. Das «Magnum Speculum exemplorum» als Augangspunkt populärer Erzähltraditionen. Bern; Fr./M., 1971; Walczak-Sroczy ska B. Wielkie Zwierciado Przykadów - Dzieje tekstologiczne//Slavia Orientalis. 1976. N 4. S. 493-508; idem. Z dziejów polsko-rosyjskich zwizków kulturalnych w XVII wieku: (Wschodnioslowiaska recepcja «Wielkiego Zwierciada Przykadów»)//Przegld Humanistyczny. 1976. N 7. S. 19-29; Николаев С. И. К изучению «Великого зерцала»//ССл. 1988. 1. С. 74-76; Журавель О. Д. К вопросу о влиянии «Великого зерцала» на рус. лит-ру переходного периода//Изв. СО АН СССР. Сер. История, философия и филология. 1991. Вып. 3. С. 49-56; Ромодановская Е. К. Рус. лит-ра на пороге Нового времени: Пути формирования рус. беллетристики переходного периода. Новосиб., 1994; Иткина Е. И. Рукописный лубок кон. XVIII - нач. ХХ в.//Народная картинка XVII-XIX вв. СПб., 1996. С. 130; Ma ek E. Russkaja narrativnaja literatura XVII-XVIII vekov: Opyt ukazatelja sjuetov. odz, 1996; idem. Ukazatel " sjuetov russkoj narrativnoj literatury XVII-XVIII vv. odz, 2000. Vol. 1; Казакевич Т. Е. Иконографическая программа Толчковской паперти и рус. театр XVII - нач. XVIII в.//ТОДРЛ. 2003. Т. 54. С. 651-667. |
| Регулярно копировался распев стиха полиелея «Молнии в дождь» (Пс 134. 7б) 1-го гласа, представлявший собой украшенную М. Г. редакцию сочинения Константина Магулы (Ath. Xeropot. 280. Fol. 16, 2-я пол. XVI в.; 313. Fol. 97, 1794 г.; РНБ. Греч. 136. Л. 51, 1-я пол. XVII в.; 130. Л. 85 об., нач. XVIII в.; Ath. Karakal. 218. Fol. 223v, кон. XVII - нач. XVIII в.; БАН. РАИК 35. Л. 164 об.- 166., нач. XVIII в.; Ath. Pantel. 984. Fol. 148, сер. XVIII в.; Ath. Xen. 123. P. 147, 2-я пол. XVIII в.; Ath. Iver. 1180. Fol. 121v и др.). Ряд сочинений М. Г. представлен в виде «экзегезисов» Петра Пелопоннесского (напр., «Всякое дыхание» 4-го гласа в ркп. Lesb. Leim. 243. Fol. 112-114v, 1790-1800 гг.; CPolit. Bibl. Patr. K. Ananiadou. 3. Fol. 182v - 185, 1811 г.) и Петра Византийского (то же песнопение, в ркп. Zakinfos. P. Gritsanis 36. P. 461-464, 1808 г.). Нек-рые песнопения М. Г. были записаны средствами нотации Нового Метода хартофилаксом Хурмузием (напр., «Молнии в дождь»: S. Sepulcri. 704. Fol. 17v-20). Распев «Верую» 4-го гласа был опубликован «согласно толкованию Марка Василиоса», а также с транскрипцией на 5-линейные ноты Г. Пахтикосом в кн. «Музыка» (Μουσικ. Κωνσταντινοπολις, 1912. Τ. 1. Σ. 292-293, 295-297). Двухголосный воскресный причастен Мануила Газиса. Певческая рукопись. 1-я пол. XV в. (Athen. Bibl. Nat. 2401. Fol. 216v) Двухголосный воскресный причастен Мануила Газиса. Певческая рукопись. 1-я пол. XV в. (Athen. Bibl. Nat. 2401. Fol. 216v) Творческая деятельность М. Г., вероятно, высоко оценивалась музыкантами последующих веков; об этом можно судить, в частности, по эпитету «искуснейший» (δειντατος) в каталоге музыкантов Ath. Xeropot. 318, нач. XIX в. В истории визант. певч. культуры он известен прежде всего благодаря 2-голосным сочинениям в стиле, подобном «cantus planus binatim» (или «диафония»). К ним относятся 2 воскресных причастна: 1-й сохранился в 2 рукописях - Athen. Bibl. Nat. 2401. Fol. 328-328v и Athen. Bibl. Nat. 904. Fol. 241v - 242, 2-й - в рукописи Athen. Bibl. Nat. 2401. Fol. 216v. В их записи использовалось 2 цвета чернил: черный для верхнего голоса и красный для нижнего, вероятно, во избежание путаницы. В рубриках, предваряющих эти песнопения, даны следующие пояснения: «Красные [невмы] следует петь в четвертом плагальном гласе, а черные - в четвертом автентическом» (Athen. Bibl. Nat. 904), «этот причастен поется двумя [певцами], один - по черным невмам в четвертом гласе, и другой по красным - в четвертом плагальном» (Athen. Bibl. Nat. 2401). |
| и медный ковш) и Александровским садом (где открыли следы царской аптеки XVII в. с многочисленными склянками для лекарств) в ХХ в., после сноса зданий Охотного ряда, заняла огромная Манежная пл. со зданием Манежа XIX в. Вся эта площадь была вскрыта при строительстве торгового центра в 90-х гг. XX в. и во время перестройки сгоревшего Манежа в 2000-х гг. При этом изучались развалины усадеб XVII-XVIII вв., известных по документам, части Воскресенского моста через р. Неглинную (остатки устоев 30-х гг. XVIII в. (кирпично-каменные) и 1603 г. (белокаменные)), деревянные мостовые и бутовые конструкции плотины XVI-XVII вв., следы Моисеевского мон-ря, существовавшего с рубежа XVI и XVII вв. до кон. XVIII в. Подстилающие его городские слои датированы периодом до нач. XVII в., а время постройки мон-ря датировано по остаткам кладки храма XVII в. и более чем 600 погребениям с нательными крестами (медный сплав, резное дерево, янтарь, кость), облачениями с вышивкой и кожаной обувью, а также сосудами для елеопомазания. Заселение склона за р. Неглинной началось не ранее рубежа XV и XVI вв. (слои с красной и белой грубой керамикой), но узкая полоса вдоль реки и в районе моста, перекрытая илом прудов кон. XV - нач. XVI в., дала много находок XII-XIV вв.: керамику курганного типа, стеклянные браслеты, книжную застежку с изображением дракона - свидетельств раннего освоения начального участка дороги в Тверь. Археологические раскопки на Манежной пл. Пролет Воскресенского моста. Фотография. 1995 г. Археологические раскопки на Манежной пл. Пролет Воскресенского моста. Фотография. 1995 г. Манежная пл. и прилегающие участки охранных исследований 90-х гг. XX в.- 2000-х гг. образуют в Занеглименье обширную зону, куда входит и трасса древней Волоцкой дороги (ныне Б. Никитская ул.). Вдоль нее на протяжении 500 м изучены (1990-1993) жилые, хозяйственные и производственные сооружения, среди находок - парадный топорик XV в. (инкрустация золотой нитью), перстень с печатью (изображение барса), металлический подсвечник (фигура льва) европейского производства (XIV-XV вв.). |
| Слабые яванские княжества оказались в полной зависимости от Нидерландской Ост-Индской компании, к-рая в сер. XVIII в. стала полновластной хозяйкой острова, за исключением крайней вост. его части, покоренной в 70-х гг. XVIII в. Экономика захваченных территорий была подчинена производству культур, к-рые находили сбыт у европ. торговцев, голландцы положили начало превращению ЮВА в район производства товаров для мирового рынка. С кон. XVII в., когда центр интересов компании окончательно переместился на Яву, основой колониальной системы на архипелаге стала не столько торговая монополия, сколько эксплуатация крестьянства, вначале косвенная, а затем и прямая. На территориях, попавших под их контроль, голландцы создали институт леверенсий - принудительных поставок интересовавших их продуктов (пряностей, олова, золота). Голл. администрация не вмешивалась во внутренние дела княжеств, пока выполнялись леверенсии и не нарушалась торговая монополия. На Яве колонизаторы контролировали местных феодалов, превращая их в агентов компании, оставляя им доходы лишь при условии выполнения всех поставок и распоряжений властей. С нач. XVIII в. компания приступила к принудительному внедрению на Яве культуры кофе. Местные феодалы заставляли крестьян сокращать посевы продовольственных культур и заниматься исключительно выращиванием кофейных деревьев. Урожай кофе по низким ценам сдавался компании. Голландцы в ту эпоху не только не предпринимали попыток принудительной христианизации, но даже не поощряли миссионерской деятельности, чтобы не нарушить тем самым сложившейся религиозно-культурной общности основных районов архипелага. Местная знать превращалась в звено колониальной администрации, но яванское общество сохраняло в основном традиц. социальную структуру, только в нек-рых районах, непосредственно управлявшихся компанией, земля стала сдаваться в аренду. Еще меньшее влияние оказала голл. колониальная система XVII-XVIII вв. на районы И., управлявшиеся местными феодалами. Там социально-политическая система осталась практически неизменной. Преимущество голландцев перед англичанами стало исчезать со 2-й пол. XVII в., когда между ними вновь начались торговые войны. Несмотря на сохранение и даже расширение своих владений, Голландия утрачивала колониальную, морскую и торговую гегемонию. В 3 англо-голл. войнах 2-й пол. XVII в. колониальное и морское преимущество Голландии было сломлено, а 4-я война (1780-1784) закрепила уже англ. превосходство. И. в кон. XVIII-XIX в. |
| В XVII в. территория Марийского края входила в состав Казанской земли и включала части Казанского, Уржумского, Яранского, Царёвосанчурского, Кокшайского, Козьмодемьянского уездов и полностью Царёвококшайский у. Управление краем осуществлял Приказ Казанского дворца, из Москвы в уездные города направлялись воеводы. В XVII в. в крае существовали государственная (ясачные, посадские и казенные земли), помещичья, дворцовая и церковно-монастырская формы собственности на землю. Ведущее место занимала государственная собственность. Более 9/10 населения составляли ясачные люди, остальную часть - дворцовые, монастырские, помещичьи крестьяне, а также служилые, посадские люди и др. Основная масса монастырских крестьян размещалась на правобережье, дворцовых - в среднем течении М. Кокшаги, помещичьих - в Поветлужье, ясачных - по притокам р. Вятки. В XVII-XVIII вв. население края участвовало в событиях Смутного времени , в восстаниях С. Т. Разина (1670-1671) и Е. И. Пугачёва (1773-1775). В 1708-1920 гг. основная территория М. Э. входила в Казанскую губ. В результате губ. реформы 1775 г. имп. Екатерины II Алексеевны почти 2/3 территории Марийского края вошло в Царёвококшайский, Козьмодемьянский, Чебоксарский и Казанский уезды Казанской губ. (в 1781-1796 Казанское наместничество), ок. 1/3 - в Царёвосанчурский (упразднен в 1796), Уржумский и Яранский уезды Вятской губ. (1780-1920; до 1796 Вятское наместничество), остальные земли - в Васильсурский и Макарьевский уезды Нижегородской губ. (1779-1920; до 1796 Нижегородское наместничество). Города Козьмодемьянск, Царёвококшайск и Кокшайск в XVIII в. были немноголюдными, их население в основном составляли русские. В кон. XVII - нач. XVIII в. ясачных марийцев направляли на сооружение каналов, строительство С.-Петербурга, крепостей в вост. части Казанского у., а также на Симбирские селитренные заводы. С 1705 г. они обязаны были выполнять рекрутскую и ряд других повинностей. В 1724 г. ясачные люди Ср. Поволжья были переведены в разряд гос. крестьян и начали выплачивать подушную подать. Кроме подушных и оброчных денег с 1737 г. с государственных крестьян собирали натуральный хлебный налог и различные виды косвенных налогов. В 1732-1737 гг. гос. крестьян направляли на строительство 2-й Закамской оборонительной линии, на ремонт крепостных сооружений Азова, в период русско-тур. войны 1768-1774 гг.- на работы по укреплению юж. крепостей. В XVIII в. в Марийском крае появилась промышленность - стекловаренные, купоросные, полотняные, кожевенные и поташные мануфактуры, к кон. столетия действовали 20 лесопильных предприятий. Главным земельным собственником в Марийском крае в XVIII в. продолжало оставаться гос-во, владевшее более 90% всех земель. В сельском хозяйстве ведущая роль принадлежала земледелию, крестьяне занимались также животноводством, бортничеством, охотой, рыболовством. Часть сельского населения была занята на заготовке и сплаве леса, работала на лесопильных заводах, пополняла ряды работных людей уральских заводов. |
| Архив Подлинные документы XV-XVII вв. из архива Е. м., сохранившиеся в коллекции «Грамоты Коллегии экономии» РГАДА, копийные книги мон-ря кон. XVII - нач. XVIII в. (РГАДА. Ф. Спасо-Евфимиева мон-ря. Оп. 1. 1, 35), подборки грамот в копиях нач. XIX в. (ГИМ. Увар. 17; РГБ. Рум. 58, 59) и др. представляют наиболее полное собрание актов по истории землевладения и хозяйства мон-ря во Владимирском, в Гороховецком, Московском, Муромском, Нижегородском, Тверском, Угличском и Юрьевском уездах за 1425 г.- 1700-е гг. Основной комплекс материалов XVII - нач. XX в. (РГАДА. Ф. 1203. 25136 ед. хр.) состоит из общей документации: грамот, памятей из приказов Большого дворца, Монастырского и др., указов Синода, Суздальской и Владимирской духовных консисторий, Коллегии экономии и др. Значительную часть фонда составляют хозяйственные материалы, переписка настоятелей с приказчиками и посельскими старцами в Алаторском, Владимирском, Верхнеломовском, Гороховецком, Казанском, Московском уездах (в т. ч. по подворью в Москве), Нижегородском, Пензенском, Суздальском, Тверском, Угличском, Шацком и Юрьевском уездах. Особую ценность представляют описи монастырского имущества 1610, 1660, 1758 гг. и др. Данные о внутримонастырской жизни содержатся в документах по личному составу братии, в именных и послужных списках монашествующих и бельцов, в делах о пострижении и рукоположении в сан. Информация, особенно за 1-ю пол. XVIII в., содержится в делах о состоянии приписных обителей, за XIX - нач. XX в.- в отчетах благочинного суздальских мон-рей. Положение крестьян в монастырских вотчинах зафиксировано в росписях крестьян, рекрутов и работных людей, в делах о сыске беглых. В архиве сохранились судебные дела духовенства, монашествующих, крестьян и служителей XVII-XVIII вв., имеются дела о положении заключенных в арестантском отд-нии, большое количество материала по истории строительства и о состоянии святынь, памятников архитектуры и искусства. Часть архива Е. м., хранящаяся в ГА Владимирской обл. (Ф. 578. |
| Лит.: Модест (Стрельбицкий), еп. О церковном Октоихе. Екатеринбург, 18782. С. 82-88; Борзецовский С. , диак. [впосл. иером. Серафим]. Объяснение догматиков восьми гласов. М., 18792; Σωφρνιος ( Εστρατιδης ), μητρ. Ο γιος Ιωννης Δαμασκινς κα τ ποιητικ ατο ργα//Να Σιν. Ιεροσλυμα, 1932. Τ. 27 . Σ. 28-44, 111-123, 165-177, 216-224, 329-353, 415-472, 704-711; Tillyard H. J. W. The Hymns of the Octoechus. Copenhagen, 1949. Pt. 2. P. XIV, 105-162. (MMB; 5); Θεοδρου Α. Τα δογματικ Θεοτοκα της Παρακλητικς. Αθναι, 1992. Диак. Михаил Желтов В певческой традиции Напевы Д. сохранились в нотированных Октоихах с XV в., в посл. трети к-рого была зафиксирована относительно устойчивая традиция невменной записи песнопений столпового знаменного распева на 8 гласов (см.: РГБ. Ф. 304. 408. Л. 138 об.- 148, 2-я пол. XV в., и др.). Все последующие варианты Д. знаменного распева (ТСЛ. П И-82. Л. 164-240, XVII в.; РГБ. Ф. 379. 36, 3-я четв. XVII в.; РНБ. Ф. 550. Q.I.504, XVIII в.; Октоих нотного пения. СПб., 1900; Обиход нотного пения Соловецкого мон-ря. СПб., 1912. Ч. 1 и др.) сохраняли связь с этой основной традицией вплоть до варианта, используемого в совр. практике старообрядцев (Октай поморский. М., 1911; Октай. М.[: Калашников], 1909) (с небольшими эволюционными изменениями в нотации). В совр. старообрядческой богослужебной практике Д. всегда исполняются «в розвод», т. е. столповым знаменным распевом. С XVII в. распространяются Д. большого распева , имеющего мелизматическую стилистику (РГБ. Ф. 379. 4. Л. 92 об.- 122 об., посл. четв. XVII в. ( Феодора Христианина ); РНБ. Q. I. 537, 1-я четв. XVIII в. (Д. 2-го гласа с указанием: «...в святую неделю вечера и ныне, болшой роспев за еже кадити иерею множество народа и того ради поем косно и с протяжением»); РНБ. Кир.-Бел. 772/1029, кон. XVII - нач. XVIII в.; ГИМ. Син. певч. 105, кон. XVII в.). Как было установлено, Д. распевались также по модели евангельских стихир большого распева (см.: Тюрина О. В. Большой роспев: проблема происхождения и стилистика: Дипл. работа/МГК. М., 2006. С. 105-118. Ркп.). |
| При записи музыки для клавишных в XV-XVII вв. было распространено и др. решение проблемы диапазона: использовались нотоносцы с бóльшим, чем 5, числом линеек (см. пример 8, из Первой токкаты Дж. Фрескобальди: в партии правой руки использован 6-линейный нотоносец с ключом «соль», в партии левой руки - 8-линейный нотоносец с ключами «фа» и «до»). В таких случаях для удобства исполнителя выставлялись сразу 2 ключа, охватывающие в совокупности необходимый диапазон; то же встречается в западноевроп. пособиях по муз. грамоте и композиции. Пример 8. Использование ключей и нотоносцев в Первой токкате Дж. Фрескобальди (1637 Пример 8. Использование ключей и нотоносцев в Первой токкате Дж. Фрескобальди (1637 Новое время вносит существенные изменения в ключевую нотацию. С нач. XVII в. в западноевроп. муз. теории и практике постепенно осуществляется переход от вокального по своей природе восприятия высоты звука, связанного с движением в небольшом (условно октавном) диапазоне, к инструментальной - органной и клавирной - модели высотного пространства с ее широкой тесситурой. С посл. трети XVII в. появляются дискуссии о целесообразности употребления различных позиций 3 ключей (f, c, g) и версии более или менее радикальных «упрощений» ключевой нотации. Подобно тому как в области ладовой теории примерно в это же время 12 ренессансных ладов сменились двумя - мажором и минором, былое разнообразие К. н. оказалось значительно сокращено: к кон. XVIII в. скрипичный и басовый ключи в клавирной нотации выдвинулись на первый план и оттеснили прочие. С кон. XVIII в. основной употребительной комбинацией для полного ансамбля вокальных тесситур являются «обычные» ключи. Со 2-й пол. XIX в. «обычные» ключи в светской музыке становятся архаизмом и превращаются в знак принадлежности высокой традиции, сохраняясь до нач. ХХ в., как правило, в нотации духовной музыки. Вместо них нотация полного ансамбля вокальных тесситур с кон. XIX в. ограничивается скрипичным и басовым ключами за счет записи теноровой партии в скрипичном ключе с тем или иным обозначением переноса на октаву вниз: |
| В. Е. Адодуров и В. К. Тредиаковский для обозначения взрывного Г предлагали ввести в рус. азбуку букву («га», усеченное от «гамма»). Активным противником этого нововведения был Ломоносов, в ходе полемики написавший стихотворение «О сомнительном произношении буквы Г в российском языке» (1748-1754). Буква начертание к-рой восходит к курсивному или декоративному начертанию греч. буквы «гамма», известна на Руси с XIV в. (напр., в надписях на хранящейся в ГТГ иконе вмц. Варвары из Углича, кон. XIV в.). Данная буква была кодифицирована в «Грамматике церковнославянского языка» Мелетия (Смотрицкого) 1619 г. (исключена из московского издания 1648 г.) для написания слов, заимствованных из греч. и лат. языков: , , , . («гамма», «кгамма») вошла в букварную традицию Юго-Зап. Руси для обозначения взрывного звука [г]. Ранее, начиная с XIV в., в деловой письменности Юго-Зап. Руси для обозначения взрывного Г (в основном в иностранных именах и заимствованных словах) использовалось сочетание «гк» (напр., «Скиригкаило» в договорной грамоте 1386 г. смоленского кн. Юрия Святославича с польск. кор. Владиславом (Ягайло) . В совр. укр. языке обозначает взрывной звук, фрикативный звук передается буквой Г. Начертание буквы в кириллице восходит к унциальному варианту греч. буквы «гамма» (Г), к-рая по рисунку и названию представляет собой видоизменение финик. знака «гимель» (верблюд) . В уставных и полууставных почерках на протяжении всего периода их существования начертание буквы отличается исключительной устойчивостью. В южнослав. рукописях нач. XIII в. ( Вуканово Евангелие , Боянское Евангелие ) встречается особое начертание в форме лат. F - «двойное» или «с молоточком» ( Карский Е. Ф. Славянская кирилловская палеография. Л., 1928. С. 183). Начертание печатной буквы в XVIII в. воспроизводило рукописный полуустав. Совр. вариант рукописных начертаний оформился на основе нового московского письма (канцелярского курсива) кон. XVII - нач. XVIII в. и ренессансного шрифта «антиква» и вошел в широкий обиход в нач. XVIII в., после реформы гражданского алфавита. Отличающиеся друг от друга рукописные начертания строчной и прописной буквы - восходят к скорописи XVIII в., воспринявшей нек-рые начерки юго-западнорус. (киевской) скорописи XVII в., в частности для Г - . |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла АСПИД [Аспида; греч. σπις, οπδα], ядовитая змея, упоминаемая в Свящ. Писании (Быт 49. 17; Втор. 32. 33; Иов 20. 14; Пс 57. 5-6, 90. 13, 139. 4; Ис 11.8, 14.29, 30.6; Притч 23. 32; Рим. 3. 13). Развитию образа А. в христ. книжности послужил фрагмент из 57-го псалма: « » (5-6). «Физиолог» визант. редакции описывает А. как существо, «имающи лепоту дивну», но наделенное кровожадным нравом: самка во время совокупления убивает самца, а рождающиеся дети прогрызают чрево матери; в нек-рых списках упоминаются также смертоносный взгляд А. (ср.: василиск, Горгона) и его дыхание, сжигающее все вокруг. Чтобы поймать А., охотники используют ветки омелы и одежду из пропитанной уксусом травы, бросают перед ним воловий навоз (испытывая к нему пристрастие, А. открывает уши и становится уязвим), произносят заклинания. В древнерус. азбуковниках А.- мифическая крылатая змея, с птичьим носом и раздвоенным хвостом, не переносящая звука трубы. Ловцы изматывают А. беспрестанной игрой на трубах, а потом хватают его раскаленными железными клещами. В «Собрании о неких собствах естества животных» Дамаскина Студита (рус. списки известны с XVII в.) об А. говорится, что это двуногий ядовитый змей, он не любит звука муз. инструментов и охотники ловят его при помощи органов. Аспид. Миниатюра из " Собрания о неких собствах естества животных " Дамаскина Студита. XVIII в. (РГБ. Унд. 688. Л. 69 об.) Аспид. Миниатюра из " Собрания о неких собствах естества животных " Дамаскина Студита. XVIII в. (РГБ. Унд. 688. Л. 69 об.) В более поздних памятниках (напр., «Книге естествословной», приписываемой Николаю Спафарию , кон. XVII - нач. XVIII в.) появляются нек-рые подробности описания А.: «звериные» уши, крылья, подобные крыльям летучей мыши, тело и хвост покрыты твердой и красивой чешуей, яд содержится не только «в устех», но и в хвосте; «летает прытко» и «велегласно свищет», убивая людей и животных ядовитым дыханием (РНБ. Q.V. 3. Л. 64-64 об., XVIII в.). В сборниках смешанного содержания кон. XVII - нач. XVIII в. А. представлен как мифическое существо, совмещающее в себе черты змеи, человека, василиска и птицы (РГБ. Унд. 628. Л. 416об.; РГБ. Рум. 364. Л. 387об.), как летающий змей (БАН. 33.9.1. Л. 80об.), как водное животное (РГБ. Поп. 74. Л. 33об.). |
|
|
