| § 69. Судьба кормчей книги и ее практическое значение в настоящее время. Так как в печатной кормчей каноны изложены не в полном тексте, а в сокращенном и не всегда удовлетворительном переводе, то естественно должна была явиться мысль о печатном издании на славянском языке полного текста канонов. В 1839 г. издана была св. синодом «книга правил св. апостолов, св. соборов вселенских и св. отцов», впоследствии выходившая несколько раз новым изданием, только уже без параллельного греческого текста, который помещен был в первом издании. Сюда не только не вошла вторая часть печатной кормчей, но и из первой ее части некоторые главы не были сюда включены, напр. выдержки из апостольских постановлений и вообще все статьи, составлявшие дополнение к синопсису, комментированному Аристином. Правила изложены в полном тексте и без толкований канонистов; лишь изредка встречаются примечания, основанные на толковании Зонары и Вальсамона. Другое издание книги правил, с частным характером, было предпринято в 1875 г. и исполнено московским обществом любителей духовного просвещения. В основу положен греческий текст; за ним следует славянский перевод; далее толкования Зонары, Аристина и Вальсамона на русском языке и в заключение еще сокращенный текст каждого канона с толкованием на него по печатной кормчей. К сожалению, славянский перевод греческого текста, сделанный в «книге правил» синод. издания 1839 г., оставлен без изменений и в этом частном издании, несмотря на то, что в некоторых местах грешит неточностью (напр. 1 всел. пр. 13, гангр. 16). Кроме того, не излишне было бы издать и русский перевод канонических правил. В исполненном самим обществом переводе толкований есть немало ошибок, иногда грубых, особенно в переводе технических юридических терминов, встречающихся в императорских новеллах, текст которых приводится в толкованиях. С официальным изданием «книги правил» в 1839 г. возник вопрос, не отменено ли тем самым все остальное содержание печатной кормчей, не вошедшее в книгу правил. |
| В конце «Кормчей книги», вне глав, по указанию Патриарха Никона , помещены три статьи: «Известие» – о названии и издании этого сборника, подложная дарственная грамота Константина Великого папе Сильвестру и «Сказание» – об отделении Римской Церкви от Восточной. Значение «Кормчей книги» в действующем русском церковном праве уменьшилось после издания «Духовного регламента» и последующих актов российской государственной власти, регулирующих церковную жизнь. Эти акты постепенно заменяли византийские императорские законы, содержавшиеся в «Кормчей». В XVIII и в первой половине XIX века значение «Кормчей» для русского церковного права обусловлено было тем, что в ней помещены каноны, за которыми в Церкви всегда признаётся первостепенный авторитет. Однако в «Кормчей» каноны приведены в сокращённом виде (по «Синопсису»); перевод их на славянский язык во многих местах неточен и маловразумителен. Поэтому в 1839 году взамен «Кормчей книги» было предпринято издание «Книги правил», где, наряду с греческим текстом, параллельно давался перевод канонов на церковно-славянский язык, приближённый к русскому языку. В дальнейшем, при переиздании «Книги правил», в неё вошёл только перевод (без текста оригинала). Главное достоинство «Книги правил» состояло в том, что, во-первых, в ней каноны воспроизводились полностью, во-вторых, в «Книгу» вошёл лишь основной канонический корпус. Правила здесь были отделены от разнородного правового материала либо меньшей авторитетности, либо вовсе утратившего силу, которым перегружена «Кормчая». Тем не менее, «Кормчая книга» после издания «Книги правил» не стала всего лишь памятником истории церковного права; она осталась частью действующего в Церкви права. Поскольку некоторые из законов византийских императоров вошли через «Кормчую книгу» в русское право и сохранили силу не в результате зависимости Руси от издававшей их государственной власти, а по причине собственно церковных нужд и благодаря церковной традиции, то, по меньшей мере, относительную важность следует признавать даже за государственными законами византийского происхождения, включёнными в «Кормчую»; в частности, по такой тематике, как церковное брачное право, которое сравнительно мало регламентировано канонами, а регулируется, главным образом, на основании постановлений Константинопольских Патриархов, а также византийских императоров. 13.5. Средневековые источники Румынской Церкви |
| —250— себе указания на образ канонических воззрений святителя (примеры: вопрос о предании, об обычаях, о молитве за усопших иноверцев и др.). Это, конечно, будет значить повторить всю ту работу, и даже с некоторой надбавкой, которую, предполагается, исполнил автор, и следовательно – иметь в своем распоряжении столько же времени, сколько для этого имел автор. Только при этом вполне обнаружится, действительно ли своей работой собирателя автор всесторонне знакомит читателя со всесторонней ученостью, научной ценностью мнений Филарета, или же читатель может быть признан в праве неудовольствоваться с этой стороны книгою г. Наумова. Но исполнить такой труд я не мог, и потому мои замечания, здесь делаемые, относятся к тем предметам и вопросам, которые сами собой бросаются в глаза при чтении книги г. Наумова. На стр. 5 автор говорит: «святитель сам составлял церковные правила и законопроекты в духе правил древней церкви. Некоторые церковные правила, до тех пор действующие, запечатлены именем Филарета». Какие же это церковные правила митрополита Филарета? В конце книги (стр. 168) автор, как оказывается, под именем церковных правил разумеет то «синодальные определения, составленные» Филаретом (в проекте, стр. 169, прим.), то некоторые действительно «правила», но – так сказать – правила в современном смысле: в смысле инструкций и уставов для разных случаев и для разных учреждений и составителем «правил церковных» Филарет, на этом основании, столько же может быть назван сколько составители Устава Духовных Академий могут быть названы составителями правил церковных. Здесь автор в качестве «образца церковных правил Филарета» или «одного из важнейших церковных правил» указывает читателю на «правила об обязанностях священников при исполнении уголовных приговоров», под которыми, правилами, разумеется – инструкция о действиях священника в отношении к публично наказуемым преступникам, до отмены, конечно, телесных наказаний в 1863 году. Ужели же автор, таким образом, и то считает церковным правилом, что «священник должен приблизиться к осужденному на самом месте казни» в случае предполагаемой опасности, что вследствие наказания наказуемому может приключиться смерть? И не лучше ли было бы автору не возобновлять в памяти этого «церковного правила» хотя бы по его мнению, и важнейшего – когда в ны- |
| гл. 42, статья 48). На основании всего сказанного мы в праве сделать следующий общий вывод по занимающему нас вопросу о практическом значении старой Кормчей наряду с новой Книгой Правил: первая часть Кормчей, содержащая в себе канонические источники (перевод синопсиса с толкованиями Аристина), после издания Книги Правил уже не может иметь значения в практике; 2) все остальные законы и правила, содержащееся во второй части Кормчей книги и прямо не отмененные позднейшими русскими законами, не теряют своей практической важности вследствие того, что они не приняты ни в Книгу Правил, ни в Свод Законов, ни в другие специально-церковные узаконения. Вопрос о том, остаются ли такие законы Кормчей действительно в силе, решается самим их характером: если они прямо относятся к существу какого-либо церковного института и являются поэтому необходимыми дополнениями к Книге Правил, Своду Законов или прочим уставам церковным, то они должны быть признаваемы действующими. Так относится к ним и современная церковная практика. Кроме указанных, источников церковного права, общим русской церкви с другими православными церквами, служат некоторые богослужебные (ритуальные) книги, преимущественно Устав (иначе Типик), Служебник и Требник. В частности, в конце так называемого Большого Требника находится довольно обширный уже известный нам канонический сборник – Номоканон или Законоправильник, содержаний в себе правила, относящиеся преимущественно к дисциплине церковных покаяний. По своему происхождению этот сборник принадлежит греческой церкви, но там он никогда не был издаваем от лица высшей духовной власти, хотя часть содержащихся в нем правил несомненно соблюдалась на практике. Вскоре после своего появления номоканон был переведен на славянский (сербский) язык и в этом переводе занесен в Россию. Первые печатные издания его здесь были неофициальные: они принадлежали киевским ученым монахам 17 в.: Памве Берынде (изд. 1620 г.), Захарию Копыстенскому (1624) и архимандриту Печерской Лавры, впоследствии м-ту киевскому Петру Могиле (1629). |
| Кон. ст. 209; т. X ч. 2 ст. 623). Наконец, во второй части Кормчей содержатся такие правовые нормы, которые хотя по своему происхождению суть греко-римские законы, но по своему содержанию имеют чисто-канонический характер, и представляют как бы «канонизованные законы» (leges canonisatae). Понятно, что такие законы не могут считаться отмененными вследствие того, что мы их не находим ни в нашем Своде Законов, ни в новой Книге Правил. Гражданскому законодателю не было до подобных норм, как чисто церковных, никакого дела; церковная же власть тем менее может смотреть на эти законы, как на потерявшие силу, что они во многих случаях являются дополнением и разъяснением канонических источников. В доказательство того, что действительно подобные нормы, не принятые ни в Свод Законов, ни в другие русские церковные уставы, не потеряли своей силы, представим следующий пример. Одна консистория по делу о причетнике, вступившем во второй брак, постановила лишить его стихаря и права входить в алтарь, но Св. Синод отменил это постановление, утверждаясь на одной статье известного нам, усвояемого Иоанну Схоластику, извлечения из новелл Юстиниана, по которой причетник, вступивший во второй брак, лишается права промоции на высшие церковно-иерархические степени, но не несет никакого правоумаления в своем прежнем звании (Корм. гл. 42, статья 48). – На основании всего сказанного мы вправе сделать следующий общий вывод по занимающему нас вопросу о практическом значении старой Кормчей наряду с новою Книгою Правил: первая часть Кормчей, содержащая в себе канонические источники (перевод синопсиса с толкованиями Аристина), после издания Книги Правил уже не может иметь значения в практике: 2) все остальные законы и 624– правила, содержащиеся во второй части Кормчей книги и прямо не отмененные позднейшими русскими законами, не теряют своей практической важности вследствие того, что они не приняты ни в Книгу Правил, ни в Свод Законов, ни в другие специально-церковные узаконения. Вопрос о том, остаются ли такие законы Кормчей действительно в силе, решается самым их характером: если они прямо относятся к существу какого-либо церковного института и являются поэтому необходимыми дополнениями к Книге Правил, Своду Законов или прочим уставам церковным, то они должны быть признаваемы действующими. |
| Притом то обстоятельство, что в Испанском Исидоровском переводе слово οχλος переведено словом populus, не доказывает в переводчике плохое знание греческого и латинского языка, как думает г. Заозерский (Б о г.Вестн. стр. 649–650). Мы выше видели, что у Киприана и в правилах Сардикийского собора populus употребляется на ряду с plebs и в том же значении. Не совсем доволен проф. Заозерский и переводом Дионисия Малого по тому поводу, что он, кроме удачного, по мнению г. Заозерского, перевода 13 правила Лаод. собора, поставил над ним свой заголовок, в котором выразил свое толкование правила, будто бы далеко уклоняющееся от перевода (Бог. Вестн. 657). О вариации текста 13 правила Лаод. в греческих синопсисах и эпитоме правил проф. Заозерский не считает нужным и говорить. Текст славянской печатной Кормчей с его мирскими человеками г. Заозерский порицает, как не соответствующий подлинному греческому тексту. Толковники церковных правил Зонара и Вальсамон кажутся г. Заозерскому (а также и Папкову) не понимающими настоящего смысла 13 правила. Только перевод нашей Книги правил пришелся по душе проф. Заозерскому, хотя вообще-то о переводе Книги правил г. Заозерский очень не лестного мнения, полагая, что наш «официальный канонический кодекс находится в печальном состоянии по причине несоответствия его перевода греческому тексту» (Бог. Вестн. Апр. 640). Вообще, окинув своим взором прежние переводы правил проф. Заозерский обращается к ним с недовольной миной и говорит наставительно, что οχλος всегда обозначает временно или моментально образовавшееся сборище или толпу, организованную или неорганизованную, образовавшуюся из представителей одного общественного класса или разных. Несомненно подобные толпы или сборища имели в виду и оо. Лаодикийского собора в своем 13 правиле (Бог. Вестн, 1907. Апр. 658). Нам кажется, прием, которого держится проф. Заозерский при толковании слово οχλος, очень не надежен и даже не правилен. Нельзя в понимании исторических памятников останавливаться на одном коренном лексическом значении слов. |
| В настоящее же время нельзя не отметить того любопытного обстоятельства, что в рукописи, из которой мы берём греческий текст «правил», в конце их оставлено небольшое пустое место. В другой рукописи XV в. той же библиотеки 531, содержащей в себе список «правил» с предыдущей рукописи, но с пропуском слов: τος φργγους и с тремя ещё незначительными, указанными нами выше, вариантами, это пустое место увеличено на несколько листов. Очевидно, оба переписчика известных теперь нам «правил» св. Саввы считали бывшие у них под руками списки неполными и думали их дополнить со временем, а поэтому и оставляли пустые места в рукописях, – лаврский переписчик, как и следовало ожидать, небольшое в несколько строк, а позднейший синайский уже в несколько листов. Однако же, и в своём настоящем, если угодно, неоконченном виде «правила» пр. Саввы Освященного весьма драгоценны по тем научным результатам или выводам, какие влечёт за собой открытие их. С обнародованием настоящих «правил» наша патрологическая литература обогащается весьма важным; и древнейшим памятником аскетической письменности начала VI века, из которого в наши дни не часто делаются открытия. Происхождение памятника, по всем данным, связывается с личностью знаменитого аскета, подвижника преп. Саввы Освященного, который был деятельнейшим и первым устроителем так называемой киновиальной жизни в Палестине, откуда этот строгий образ монашеской жизни был потом заимствован во все другие православные страны. Поэтому наша историческая наука с изданием в свет этих «правил» приобретает прочный краеугольный камень для истории монашества, на восток. «Правила» св. Саввы есть первый Устав монастырского устройства, прототип всех тех Уставов, которые с IX в, являлись весьма часто и получили название в византийской империи ктиторских Уставов. Литургист, при помощи настоящего памятника, легко распутывает один из сложных, но вместе с тем интересных и важных вопросов в истории нашего современного Церковного Устава. Открытием и изданием данных «правил» мы начинаем истинную историю этой важной в церковно-богослужебной практике книги и освобождаемся от легендарных и гадательных сказаний о начале и происхождении её. |
| В Иерусалиме это бедствие разделения Израиля было воспринято, как кара Божия за грехи Соломона. Однако, Ровоам, будучи сыном аммонитянки, которая почитала бога Молоха, религиозной щепетильностью не отличался. К тому же ему было свойственно упрямство и узость взглядов, иначе он не стал бы поступать так жестоко по отношению к тем, кто к нему пришел с просьбой. Он ничего не отменил из тех порядков, которые он установил и еще более их ужесточил. Только его внук Аса (913–773 гг.) начал постепенную и планомерную борьбу против язычества, к которой побуждала проповедь пророков. Преемник Асы Иосафат посылал священников в Иудейские города с книгой Закона, чтобы они наставляли народ. Таким образом, первое десятилетие после раскола, Иудея сумела в какой-то степени преодолеть посеянный Соломоном соблазн многобожия. Совершено другую картину мы видим в Северном царстве Израильском. Цари Иудейские: первый – Ровоам, затем – Авия, Аса, Иосафат, Иоарам, Охозия, царица Афалия, Иоас, Амасия, Озия, Иоафам, Ахаз, Езекия, Манассия, Аммон, Иосия, Иоахаз, Иоаким, Иехония и Седекия. Из царей Израильских: Иеровоам – правил 22 года, Ахав – правил 22 года, 874–753 годы, при нем выступает как пророк Илия Фесвитянин; Иорам правил 12 лет, его упоминают в связи с тем, что при нем проповедовал пророк Елисей; Ииуй – правил 28 лет, Осия – последний из царей израильских, правил 9 лет, окончание его царства приходится на 722 год. Чтобы вам было проще разбираться в событиях, описанных в 3-й и 4-й Книгах Царств после окончания царства Соломона, перечислим вкратце особенности этих книг. Книги начинаются с конца царства Давида и продолжаются до гибели Израильского и Иудейского царств. 3 и 4 книги Царств охватывают период 400 с лишним лет. Составитель книг Царств неизвестен. Почти на все, что пишется в книгах Царств во многом есть ссылки на хронику царей Израильских и Иудейских, т.е. Паралипоменон. Они отчасти дублируют друг друга, дополняя в некоторых местах и корректируя. Книги Царств записаны примерно во время Вавилонского пленения, приблизительно в 561 до Р.Х. Но написаны они до окончания пленения, т.к. о плене и конце плена не говорится. Подлинность этих книг не подвергается никаким сомнениям. У апостола и Евангелиста Матфея, Луки, в Посланиях ап. Павла к Римлянам, в Послании ап. Иакова есть ссылки на эти книги. В этих книгах еще используются источники Паралипоменон царя Соломона, Паралипоменон царей Иудейских и Паралипоменон царей Израильских. |
| Таковая практическая нужда в обращении к кормчей книге в полном ее составе, а не к книге правил, может встретиться, например, по вопросам брачного права или монастырской дисциплины. Издание св. синодом книги правил в 1839 г. не может быть интерпретируемо как отмена всего остального содержания кормчей, не вошедшего в книгу правил. Юридический авторитет печатной кормчей книги опирается на авторизацию царской власти, и, хотя книга правил издана св. синодом также с авторизацией царской власти, но последняя авторизация относится лишь к изданию 1839 г., а не к отмене издания предшествовавшего, тем более что главным мотивом печатания книги правил было издание полного их текста вместо сокращенного, находящегося в кормчей книге, а не упразднение этой последней. Каноны в том же смысле и в той же мере являются практическим источником для регулирования русской церковной жизни, как и остальное содержание кормчей книги, т. е. источником субсидиарным, следовательно, не применяются, как скоро известное отношение определено национальным церковным законодательством. Канонов, которые могли бы допускать буквальное применение их к русской церковной практике, очень немного: и церковная организация, и разные функции церковного правительства определяются не канонами, а другими нормами. В уставе духовных консисторий есть специальная статья об основаниях, на которых утверждаются епархиальное управление и суд 1026 . Основания епархиального управления и суда, по уставу духовных консисторий, суть: а) закон Божий, в священном Писании предложенный, б) каноны или правила св. апостолов, св. соборов вселенских и поместных и св. отцов, в) духовный регламент и последовавшие за ним высочайшие указы и определения св. правительств. синода и г) действующие в государстве узаконения. Насколько бесспорно, что каноны, как и св. Писание, служат основаниями епархиального управления и суда, настолько неудачным представляется применение одной и той же точки зрения к священному Писанию и канонам с одной стороны, к духовному регламенту, высочайшим указам и пр. |
| Необходимый вообще в работах по исследованию памятников, указываемый анализ тем более необходим при исследовании памятника церковного права того типа, как Номоканон при Б. Требнике. Памятники этого рода, т. е., канонические сборники, особенно происхождения не раннего, обыкновенно представляют не столько стройно составленное целое, сколько вообще беспорядочную совокупность церковных правил. В них большею частью мы не найдем более или менее ясных указаний: в общей совокупность правил – на точную идею, какую преследовал составитель сборника, – в подборе отдельных правил – на их внешнее и внутреннее взаимоотношение, – в расположении более или менее видных частей – на определенную конструкцию сборника и, наконец, в расположении отдельных правил – на известную детальную их группировку. Читателю работы, посвященной изучению такого памятника, даже имея пред глазами самый памятник, – дело большей трудности усвоить все указываемые существенные его черты, – требуется нарочитое изучение памятника в трактуемом направлении. Номоканон, исследуемый А. С. Павловы м, совершенно не составляет исключения из цикла подобных канонических сборников; наоборот он может быть понимаем довольно типичным их представителем. В нем именно не наблюдается – ни ясно выраженной в подборе правил основной идеи сборника, ни мало-мальски наглядной конструкции в расположении этих правил. Поэтому-то, хотя самый текст Номоканона и издается автором здесь же, но отмечаемый дефект тем самым ни мало не устраняется. Наконец, при исследовании именно Номоканона при Б. Требнике, особый анализ его содержания и конструкции представляется не только необходимым с точки зрения читателя, «но и целесообразным с точки зрения автора. – Говорим так, руководясь некоторыми представлениями, связанными с историческою судьбой этого Номоканона. Сборник этот, пока не достаточно освещен с его исторической стороны. Так, в частности точно, неизвестны – ни его составитель, ни приемы автора при этом составлении, ни, наконец, детальная историческая судьба его в греческой церкви. – Между тем, по нашему представлению, не один из таких вопросов, если не в значительной, то хотя в некоторой мере, освещается и получает для себя кое-какие данные из анализа содержания Номоканона. В виду этого, переходя к обозрению существа книги А. С. Павлова , мы и считаем уместным прежде всего восполнить отмечаемый теперь его дефект и изложить в кратких чертах обзор с указанных сторон самого Номоканона, как литературного целого. |
|
|
