| Сложность эстетических чувств еще очевиднее. Ландшафт, напр., действует на нас соотношением своих частей и в тоже время гармонией красок и освещения. Кроме того, своим общим характером он пробуждает в душе известное настроение, которое потом мы переносим на внешнюю природу и видим в ней его выражение. В свою очередь это настроение затрагивает целый ряд ассоциаций, которые постепенно развертываются пред нашим сознанием, припася с собою и те чувства, с которыми они связаны. Под влиянием всех этих факторов получается сложное чувство, кажущееся однако для непосредственного сознание чем-то совершенно простым. Так же сложно и чувство нравственной ценности. Когда человек связан с другими чувством любви и имеет внутреннее ощущение единения с ним, он получает удовлетворение с двух сторон. Во-первых, его разумная природа находит удовлетворение своей основной тенденции в ощущении полного жизненного единения с другим. Во-вторых, чувство любви само по себе есть одно из приятнейших состояний сознания. Сюда присоединяется также приятное чувство соответствия своей личности с идеалом, чувство, психологический источник и осложняющие элементы которого будут выяснены ниже. Все эти три элемента сливаются в одно сложное чувство нравственной ценности. Подобные же чувства человек переживает и в том случае, если является простим свидетелем отношений любви и согласия между другими. Приятное чувство в нем вызывает прежде всего гармоническое отношение двух воль, затем он симпатически переживает в себе сладость самого чувства любви, наконец, ему доставляет внутреннее удовлетворение соответствие наблюдаемого поведения с идеалом. Итак, чувство нравственной ценности сложно. Его главными элементами служат: чувство гармонии любви. Такое слияние этих элементов объясняется общими законами смешения чувств. Согласно этому закону, слияние чувств бывает тем теснее, чем теснее ассоциированы представления, с которыми связаны входящие в соединение отдельные чувствования. Например, наслаждение, получаемое в опере, представляет собою смешанное чувство. |
| Одновременно и параллельно этому, чувства соединяются с соответствующими отвлеченными понятиями. Отвлеченные понятия иногда бывают связаны с весьма сильными чувствами. Например, понятие истина в сознании человека, преданного науке, является всегда в сопровождении более или менее живого чувства. Еще более живые чувства связаны с отвлеченными понятиями, имеющими соприкосновение с нравственностью, каковы отечество, нация, человечество. Когда актер впервые продекламировал стих Терренция: «я человек и ничто человеческое не чуждо мне», театр задрожал от рукоплесканий. Впоследствии стих этот повторялся многими писателями и повторяется моралистами до наших дней. Все это показывает, какое живое чувство связывается у нас с понятием человек. Но само по себе отвлеченное понятие, конечно, не может возбуждать чувства. Оно бедно содержанием. Между тем чувство бывает тем живее, чем конкретнее представление. Отвлеченное понятие способно возбуждать чувство лишь постольку, поскольку оно служит заместителем тех конкретных представлений, с которыми чувство связано непосредственно. В этом отношении понятие есть то же, что символ. Кусок материи, привешенный к длинной палке, сам по себе но может конечно вызывать тех чувств, которые старый солдат питает к знамени своего полка. Значение знамени основывается на том, что с ним искусственно соединены отдельные радостные, печальные и трогательные представления, с которыми связана жизнь в полку и его история. Таково же значение креста для христианина. Взгляд на этот символ оживляет в его сознании множество представлений, относящихся к личности Спасителя, к истории христианства, к его личной жизни, вместе с теми разнообразными чувствами, которые соединяются с этими представлениями. При виде креста эти представления теснятся в сознание. Каждое из них несет с собою связанное с ним чувство, и, таким образом, возникает сложное душевное волнение, которое чувствует каждый благочестивый христианин при взгляде на орудие Искупления. Понятие есть тоже искусственный символ или заместитель конкретных представлений известного класса. Когда в нашем сознании появляется известное понятие, оно оживляет целый ряд конкретных образов и много численные чувства, соединенные с ним. Возникает, таким образом, сложное чувство, которое и сообщает известную эмоциональную окраску отвлеченному понятию. Закон распространения чувств с конкретных образов на отвлеченные понятия объясняет, почему на каждой ступени нравственного развития общие этические понятия соответствуют достигнутой ширине объема нравственных отношений. Там, где предметом любви является только единоплеменник, вызывать чувство может только понятие племени, но не человечества. Понятие человечества на этой ступени развития могло возбуждать конкретные представления, не связанные с чувством любви, а потому и само должно было оставаться холодным. Наоборот, понятие племени возбуждало представления, с которыми слились уже известные чувства, и потому само должно было сильно влиять на чувство. |
| Культура чувств — это обогащение, усложнение чувств. Простые чувства доступны каждому человеку, независимо от того, учился или не учился он. Человеку образованному доступны сложные, невыразимые в словах, из многих красок составленные чувства. Урок математики. И это — поле для развития чувств. Мы решаем задачу, и в ответе выходит: три с четвертью человека. Решали бы вроде правильно, но ответ смущает нас, он кажется нам некрасивым — ну что это, в самом деле, «четверть человека»! Мы пересматриваем решение и находим ошибку. Или решаем сложное уравнение, а ответ получился громоздкий, с радикалами в знаменателе. Опять некрасиво! Мы чувствуем это — и добиваемся красоты. Ответ может быть красивым или некрасивым, решение — кратким, изящным, красивым или запутанным, тяжёлым — некрасивым. Математика, вся построена на логике, на понятиях, не может быть изучена, если у человека нет чувства красоты математических преобразований; об этом так часто говорят выдающиеся учёные, что не хочется и повторяться. Урок химии волнует нас и по-другому: нас восхищает красота химических формул, мы не перестаём удивляться мощи человеческого разума, который проникает в глубочайшие тайны природы и создаёт материалы, которых природа создать не могла. Химия — наука о чудесах превращения элементов, в чуду ли не удивляться! А не уроке английского языка мы радуемся своим приобретениям, удивительной нашей способности понимать чужую речь и чужие слова. С годами занятий появляется чувство чужого языка — мы начинаем строить фразы не задумываясь, они как-то сами возникают в сознании, и это всегда приносит удовольствие, И так на каждом уроке. Учение — волнующее человека ре по, развивающее его чувства. Если, конечно, он живой человек или стремится стать живым. 6 Среди многих человеческих чувств ещё одно особенно важно для учения в школе. Это чувство истины. Наслаждение, получаемое от того, что человек узнал правду и глубоко убеждён в том, что его знание истинно, правдиво. Знание становится сильным и ясным только тогда, когда оно соединено с уверенностью в том, что знание это истинно. |
| Но мысль, привыкшая к остроумным сопоставлениям, как показывают выдержки из бесед на Евангелия, легко осмысляет неясные и покорные числа, и по чертежам цифр без особенного труда разводит занимательные узоры. Что означают например двадцать пять локтей, которыми определяется широта ворот или расстояние от кровли покоев до кровли ворот? По указанию св. Григория, в этом измерении лежит глубокий смысл, и число 25 для его мысли дает много реального содержания. Кровля покоев у него означает сокровенную горячность любви, а кровля ворот – символ того, что свящ. Писание написано для нас, но не все понимается нами. Двадцать пять локтей между ними, – это пять чувств человеческих, помноженных на самих себя. Без этих телесных чувств мы не можем обходиться при исполнении небесных заповедей. Умножение их на самих себя означает умножение того, что чрез них совершается в добром деле. Двадцатью пятью локтями и измеряется широта между покоями и воротами; потому что в делах внешних чувств показывается и узнается, насколько мы узнали свящ. Писание, и насколько сердцем любим ближнего. Проповедник не удовольствовался таким замысловатым объяснением. Рядом с ним он поставляет другое, которое не менее первого может иметь долю вероятности. Ворота могут означать вход в царство небесное. Покои и ворота имеют кровлю, – сила нашей любви к Богу и ближнему не узнается здесь, а узнается только тогда, когда из этого века мы перейдем в покой вечной жизни. Широта от покоев до ворот, простирающаяся на двадцать пять локтей, показывает то, что мы до входа в царство небесное многообразно и непрестанно должны совершать все, что можем, по любви к Богу и ближнему, которую, раз почувствовавши, мы должны возращать и увеличивать. Какой же при этом собственно смысл в числе 25? Толкователь разлагает его на множители, и составивши из числа 25 сложное число 6 х 4 1, с помощью этого разложения находит особенное знаменование в составных числах. Шестеричное число, соответствующее дням творения и дню, в который Бог завершил все дела свои, означает дело или делание, к которому призывается человек. |
| Чисто нравственное приятное чувство нормальной деятельности может осложняться сознанием прочности своего положения в обществе, своего влияния и приятными чувствованиями удовлетворения врожденных гуманных склонностей, – любви и сострадания к ближним. Но, как и в первом случае, эти моменты представляют собою нечто случайное и к существу совести вовсе не относящееся. Это – не более как случайные примеси, усиливающие интенсивность чисто нравственных чувствований. Анализ понятия совести привел нас к тому выводу, что явление это сложное, и что в нем можно различать чувствование случайные, или второстепенные, и – постоянные, или главные. Первыми служат удовольствие или страдание, являющиеся следствием удовлетворения или неудовлетворения известных склонностей, которыми определяется содержано нравственных отношений – уважения, сострадания, любви и т.п. Вторыми служат чувство должного или нормального, чувство одобрения или неодобрения, связанное с оценкою настроения, поступка, намерения или характера. Среди разнообразных систем морали бескорыстных чувств можно различать две группы: одни из них отмечают и полагают в основу нравственности одну, несколько или все склонности , которым мы приписали второстепенное значение в состоянии довольства или беспокойства совести; другие, признавая неполноту первых, кроме указанных склонностей, в основу нравственности полагают еще чувства нравственного одобрения и порицания . Соответственно этому, мы разделим свое критическое обозрение систем морали бескорыстных чувств на две части: первая будет посвящена системам первой группы, которые мы назовем условно моралью склонностей , вторая – системам второй группы, которым мы дадим название морали специфически нравственных чувств . В общем составе настоящей главы эти две части будут представлять собою отдел второй и третий. II. Мораль склонностей При изложении и критике морали склонностей мы будем преследовать двоякую цель: во-первых, мы постараемся отметить ее недостатки, во-вторых указать те стороны ее, которые должны быть приняты для объяснения явлений нравственности всякого теорией, желающей избежать упрека в односторонности, и которым, с своей стороны, мы предполагаем отвести известное место в своем решении вопроса. |
| Целей много. А время и силы ограничены. Приходится выбирать. Вступает в действие конкуренция целей, которая сводится к конкуренции потребностей, на удовлетворение которых направлены сами цели... …Имеют значение не только величина потребности и сила, отражающего его чувства, но еще реальность цели. Само это понятие сложное. Степень реальности (ее количественное выражение) определяется вероятностью достижения цели и временем, нужным для этого. Студент слышал, что раком легких заболевает каждый десятый курильщик к шестидесяти годам. Реальность опасности для него явно мала: во-первых, не каждый заболеет, может, меня минует; во-вторых, до этого еще сорок лет! Все еще может измениться. А удовольствие от сигареты, хоть и несравнимо с жизнью, но абсолютно реально. И оно оказывается сильнее страха смерти… Величина чувства зависит от значимости потребности (один любит больше всего командовать, другой – вкусно поесть, а третий – получать информацию). От степени ее удовлетворения сейчас и в будущем с учетом реальности и адаптации 250 . Поступки определяются соотношением чувств, существующим в данный момент 251 . Поэтому желание сейчас съесть пирожное оказывается «на минуточку» сильнее страха склероза и инфаркта... Кроме чувств, отражающих биологические потребности, есть еще убеждения, привитые обществом. Они выражаются словесными формулами (что такое хорошо и что такое плохо), имеющими иногда такое большое значение, что могут толкнуть на смерть… Человек счастлив или несчастлив своими чувствами: одни выступают своим приятным компонентом, другие – неприятным, в зависимости от степени удовлетворения соответствующей потребности» (Амосов Н. М. 252 ) ( 210: 24–28). «На определенном этапе филогенетического и онтогенетического развития присущее живым тканям общее свойство раздражимости обогащается свойством переживаемости 253 . Это величайший скачок, величайшее событие в ходе эволюции жизни. В результате этого скачка от раздражимости к переживаемости на физиологической основе и возникла психическая форма отражения. С точки зрения развития психики очень важным моментом явилось именно обогащение раздражимости переживаемостью. |
| Оказывается именно, что одно реально только в субъекте, а другое реально и в субъекте, и в объекте, – что одно субъективно реальное эфемерно, как эфемерен субъект, а другое, объективно-реальное, вековечно, как вековечна природа. Затем еще далее оказывается, что эфемерное субъективно-реальное познается нами, более или менее, непосредственно, чрез непосредственное раздражение специальных нервов внешних и низших внутренних органических чувств, – а вековечное объективно-реальное познается посредственно, чрез длинное и, большею частью, крайне сложное отвлечение от свидетельства внешних чувств. Можно даже сказать, что большая часть этого объективно-реального познается крайним напряжением рассудочного анализа, крайне точным и тонким устранением всего непосредственно-чувственного из нашего знания. В самом деле, нужно крайнее напряжение мыслительной силы, чтобы представить себе природу существующею так, как она действительно существовала до появления на земле первого человека, или, точнее, – первого чувствующего, одушевленного существа, – чтобы представить ее, с одной стороны, отрешенною от всего непосредственно-чувственного, изменчивого в процессе не только бытия, но и ощущения, лживого, не объективного, беззвучно-немого, непроглядно-мрачного, а с другой стороны, со всеми ее и вековечными, и, в тоже время, беспрерывно изменяющимися частями, с неизменными ее силами и законами, с ее, неискажаемым субъективным чувством, истинными формами и размерами, то необъятно для чувства гигантскими, в сравнении с которыми расстояние земли от солнца является менее одного шага, а земля оказывается песчинкою, то невообразимо мелкими, в сравнении с которыми кайля воды является целым небосклоном. Между тем внутренний голос твердит нам, что действительно природа, до бытия человека, существовала именно в таком виде, – что мыслить ее в ее объективном бытии нужно именно в отделении от всего внешне-чувственного и что в этом отрешении бития от всего внешне-чувственного и заключается объективная истина. |
| Анализ религиозного чувства показывает, что это чувство сложное и состоит из чувств благоговения пред Богом, благожелательности к людям и т.д. Отсюда, задачею религиозного воспитания является возбуждение и укрепление в детях и этих религиозных чувств. Прекрасною школою благоговения пред Богом может служить внушаемое ребенку чувство уважения к своим родителям. По справедливому замечанию одного педагога, «ребенок чувствует дуновение высшего духа, живущего в родителях, и отсюда возникает у него чувство благоговения. И родители не могут оказать своим детям большего благодеяния, как углубить это чувство. Из этого чувства вырастает со временем уважение к человеческим и божественным законам. Благоговение к родителям является зачатком религиозного благоговения» 587 . То же чувство благоговения можно пробудить в дитяти и обращением его внимания на прекрасные и величественные явления природы, поведующей славу Божию. «Когда радуга развернется на небе своими яркими цветами, когда облака окаймятся золотою чертою, когда игра теней образует множество мимолетных очертаний, – справедливо говорит известная писательница по вопросам о воспитании Некер-де-Соссюр, – укажите вашему дитяти на эти явления, и вы откроете в его сердце доступ религии» 588 . Так же точно необходимо внедрить и возрастить в сердце ребенка и входящую в состав религиозного чувства благожелательную любовь к ближним, являющуюся самою сущностью Божества. По учению христианской веры, «Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем» ( 1Ин.4:18 ). Поэтому любить Бога может только тот, кто любит брата (вообще своего ближнего). «Кто же говорит: я люблю Бога, а брата своего ненавидит, тот лжец; ибо нелюбящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит» ( 1Ин.4:20 ). В жизни главное – вера в людей и добро, двигающая горами, и эту-то веру надобно внушить ребенку, уча его любить всех людей. Путь к этому один: любовь приводит любовь 589 . Вселите и развейте в ребенке чувство любви, окружите его теплою атмосферою ласки и любви до такой степени, чтоб он не «знал, что такое злой взгляд, гневный жест, грубое слово, – и он будет питать самые благожелательные чувства к своим ближним 590 . |
| Тело – это великий разум… а твой маленький разум, который ты называешь духом, брат мой, является орудием твоего тела, маленьким орудием и игрушкою твоего великого разума. «Я» говоришь ты и гордишься этим словом. Но более великое, чему ты не хочешь верить, это – твое тело и его великий разум: оно не говорит «я»; но создает его… За твоими мыслями и чувствами, брат мой, стоит могущественный повелитель, неизвестный мудрец, который называется «сам». В твоем теле живет он и есть твое тело. «Сам» смеется над твоим «я» и его гордыми скачками. Что значит для меня эти скачки и полеты мысли?» говорит он себе: они – окольный путь к моей цели. Я служу помочами для «я» и внушителем его понятий… Чувства и дух, которые хотели бы убедить тебя, что они конец всех вещей, являются его орудием и игрушкой. «Сам» видит глазами чувств и слышит ушами души… всегда прислушивается и наблюдает, сравнивает, преодолевает, завоевывает, разрушает. Творящее «сам» создало и волю, и ценность, создало для себя дух, как орудие воли, создало для себя и уважение и презрение, наслаждение и страдание 21 . Всю совокупность наших жизненных стремлений можно объяснить как выражение и разветвление основной формы воли, а именно воли к власти; равно как всякая действующая сила и самый мир, познаваемый нами, есть не что иное как воля к власти 22 . Философы имеют обыкновение говорить о воле, как о самой известной вещи в мире. Даже Шопенгауэр дал понять, что собственно только воля и известна нам, вполне известна без всяких вычетов и прибавлений. Но мне кажется, говорит Ницше, что Шопенгауэр в этом случае перенял и преувеличил народный предрассудок. Мне кажется, что «хотение» есть нечто особенно сложное, что если оно представляет единство, то только как слово, и в этом одном слове заключается народный предрассудок… В каждом хотении, во-первых, множество чувств… Признавая чувства составными частями воли, такою частью ее, во-вторых, надо признать и мышление: в каждом акте воли есть руководящая мысль, и нельзя думать, будто бы можно отделить это мышление от «хотения», так чтобы после этого отделения еще осталась воля 23 . |
| — Ты что, слепая? — Мама тыкала указательным пальцем в сторону Дашиной комнаты: — У нее злые глаза! — Тебе это кажется, — шипела я, — не говори так, Даша может услышать! — И что? — Она повышала голос до демонстративного тона, чтобы Даша услышала наверняка. — Ей-то все равно. Она никого не любит, кроме родной матери, которая сидит в тюрьме! — Гос-с-споди! — Я хотела только одного: провалиться сквозь землю. — Ей больно, ты понимаешь? — Я понимаю только то, что ты испортила жизнь себе и своей семье. Вот с этим утверждением невозможно было поспорить. Я потом долго сидела, закрывшись в спальне, и прокручивала в голове каждое ее слово. Мама, как и многие другие люди ее поколения, не понимала, как сильно разрушает ребенка жизнь в детском доме. Как важен стабильный контакт с родителями. Я-то многое испытала на собственной шкуре с Нэллой и потом получила объяснения всем нашим трудностям во время учебы в ШПР. А мама никаких специальных курсов не проходила. Того, что успевала пересказывать я, видимо, было мало. Даша прекрасно чувствовала отношение моей мамы и отвечала ей взаимностью. Неприязнь окружающих Даша сканировала четко и тут же отражала ее как зеркало, усиливая эффект в несколько раз. В моменты, когда я отчаивалась и переставала верить в счастливый исход нашей семейной жизни, Даша с утроенной силой набрасывалась на меня. Словно пыталась проверить, жива я еще или нет, чувствую что-то или уже окаменела. Странно было, что она так легко считывала в людях негативные эмоции, но не могла угадать других, лучших чувств. Или просто боялась в них поверить? Иначе давно бы уже разглядела мое отношение к ней. Несмотря на весь ужас совместной жизни, постоянные обиды и душевные раны, я желала Даше только добра. Прошло совсем немного времени, и я уже любила дочь какой-то необъяснимой любовью — пока еще юной и болезненной. Той, которая оберегала и защищала, но не позволяла присвоить себе. Это было очень сложное чувство. С множеством ограничений и нюансов. Временами на меня накатывало отчаяние. Казалось, я никогда не сумею пробраться сквозь эту броню, физически не доживу до ответных чувств… |
|
|
