| Выписанные нами строки показывают, что почтенный Профессор, признавая во всей полноте близость Итальянской Легенды и Славянского Жития Кирилла друг к другу, не решается, однако ж, произнести окончательный суд о том, первая ли основана на последнем, или наоборот. Вместе с предположением, что Итальянская Легенда есть сокращение Славянского Жития, он дает по видимому почти совершенно равносильное значение другому предположению, что наоборот Славянское Сказание могло быть распространением Итальянского, прибавляя в тоже время, для объяснения взаимного сходства обоих памятников 3-е соображение, что сочинители их могли пользоваться одними и теми же источниками, и что вследствие этого Итальянская Легенда, как и Паннонское Житие Кирилла, „составляет отдельное самобытное сказание» ( стр. 167 ). Оставляя в стороне два последних предположения, мы остановимся на первом из них. Оно, по нашему мнению, не только вероятно, но может быть названо единственно – верным, даже более, не допускающим никаких других объяснений. Мы принимаем за несомненное, что Итальянская Легенда есть ни больше ни меньше, как сокращение Славянского Жития, и всякое другое объяснение взаимного сходства обоих сказаний считаем решительно не возможным. К последнему убеждению мы в особенности пришли, когда сличили выше рассмотренное и приписанное нами Кириллу Славянское, или точнее дошедшее к нам на славянском языке, сказание об обретении мощей св. Климента Римского с теми главами Итальянской Легенды 35 , в которых говорится о том же предмете. Открылось, что эти главы суть не что иное, как с большим искусством сделанный экстракт из Славянского сказания. К тому, что рассказывается в последнем об упомянутом событии, в Итальянской Легенде не прибавлено ни одного лишнего известия, ни одного факта, ни одного собственного имени, ни одного названия местности. С другой стороны все, что рассказывается в Итальянской Легенде, рассказано именно по Славянскому сказанию, откуда выбрано все существенное, относящееся к событию, и во многих местах, не смотря на относительную краткость экстракта, по объему в десять раз меньшего в сравнении с оригиналом, говорим, во многих местах Итальянской Легенды удержаны целые выражения, взятые буквально из Славянского сказания. |
| Распространение офиц. церковного почитания равноапостольных К. и Мефодия сопровождалось созданием ряда посвященных им служб и агиографических сказаний. Важными источниками преданий послужили «Итальянская легенда», по-видимому ставшая известной в Чехии в нач. XIV в., и «Легенда Кристиана» с некоторыми дополнениями. В наиболее крупном памятнике из этой группы - «Моравской легенде» (BHL, N 2074) читается, что на пути в Моравию К. обратил в христианство болгар, говорится о крещении К. моравского правителя и мораван. Труды равноапостольных К. и Мефодия по созданию славянской письменности, обсуждение в Риме вопроса о богослужении на славянском языке излагаются в соответствии с «Легендой Кристиана». В эпоху Карла IV, когда было создано Пражское архиеп-ство (1344), возникла лат. легенда (т. н. «Quemadmodum»; BHL, N 2076), в к-рой К., происходящий из Александрии, в Греции обращает в христианство мораван и их правителя Святополка, становится архиепископом в его столице Велеграде и имеет в подчинении 7 епископов в Польше и Венгрии. Появление сюжета о крещении Святополка объясняется, возможно, влиянием хорват. традиции, принесенной в Чехию монахами, поселенными Карлом IV в Эммаусском мон-ре. Святополк из хорват. легенды на чеш. почве был отождествлен с хорошо известным здесь правителем Вел. Моравии. Далее следует текст из «Легенды Кристиана» о спорах по поводу богослужения на слав. языке, сведения о выполненных К. и Мефодием переводах отсутствуют. Затем сообщается, что, предвидя гибель Вел. Моравии, К. перенес в Рим останки сщмч. Климента, сложил с себя сан и умер в Риме. Мефодий, согласно этому рассказу, хотел тайно перевезти останки К. в Моравию, несмотря на запрет папы, но недалеко от Рима вынужден был остановиться, т. к. мощи вдруг отяжелели, а правая рука святого указала, что он хочет вернуться в Рим. В этих памятниках сведения о К. как о создателе слав. письменности и взгляды на его деятельность не выходят за рамки тех сведений, к-рые сообщал Кристиан. Созданная также в XIV в. легенда «Блаженный Кирилл» (Beatus Cyrillus; BHL, N 2075) прославляла К. как святого, обратившего в христианство болгар и мораван, не упоминая о создании им славянского письма. В формах, сложившихся на рубеже XIV и XV вв., агиографические сказания о равноапостольных К. и Мефодии сохранялись в Чехии и в последующие века. |
| Только в примечании нашел он уместным сделать следующую заметку: «В Четьи-Минеи сказано, что Кирилл в Константинополе посвящен был в епископа. Но ни Паннонское житие, ни биография Климента, ни Итальянская легенда не говорят об этом. Только Моравская легенда как будто намекает на епископский сан Кирилла: она говорит, что Кирилл в Риме episcopatui renuncians habitum induit monachalem» 190 . Из окончания заметки видно, что почтенный автор не решается высказать прямо своего мнения против епископства Кирилла и находит задержку для этого в легенде Моравской. Но прибавим со своей стороны, что: а) легенда Моравская говорит об отказе от епископства, которое предлагалось Кириллу в Риме; б) что если допускать по легенде Моравской прежнее епископство, приобретенное Кириллом еще в Константинополе, то вышла бы бессмыслица, потому что греческий епископ IX столетия не мог быть не монахом и Константину незачем бы было принимать монашество в Риме. Молчание всех древнейших памятников, и славянских и латинских, о сане епископском Константина в Царьграде служит неопровержимым доказательством недействительности его; такое молчание особенно было бы необъяснимо в Паннонском житии, останавливающемся часто на столь мелких подробностях жизни Кирилловой и говорящем так решительно об отказе со стороны св. братьев от всех почестей, какие предлагались им после проповеди их среди хазар. Из Паннонского жития, а равно и из других достовернейших источников до несомненности очевидно, что св. Кирилл и умер простым иеромонахом, и не только не был никогда епископом в Византии, но отстранился от этого сана и в Риме. Между тем западные писатели усиливаются во что бы то ни стало доказать, что в епископский сан был облечен св. Кирилл, только не в Константинополе и патриархом восточным, а в Риме и папою Адрианом II. Так как вопрос этот тесно связан со мнением католических писателей о монашестве Константина еще в Византии и с особым объяснением перемены имени на Кирилла, то мы и остановимся на их доводах здесь, чтобы потом уже не возвращаться больше к этому предмету. |
| Кроме объясненных затруднений официальные источники для истории Славянских Апостолов представляют то неудобство, что каждый из них, как и в других случаях, относится собственно к одному какому-либо отдельному моменту в жизни Славянских Апостолов, и притом главным образом в жизни Мефодия. Пусть эти отдельные моменты имеют особенную важность, так как относятся к самому главному пункту в деятельности благовестников, т. е. к изобретению славянской азбуки и к учреждению славянского богослужения; но само собою разумеется, что сведения об этих моментах далеко не могут удовлетворить любознательного исследователя собственно полной жизни и деятельности Кирилла и Мефодия. Поэтому нельзя не признать, что в чисто биографическом интересе гораздо важнее, чем папские письма и другие официальные документы, памятники неофициальные. Это именно дошедшие до нас исторические сказания, или так называемые легенды о жизни Славянских Апостолов. Само собой разумеется, что сообщаемые ими сведения, прежде чем займут место в биографии благовестников, должны быть тщательно очищены критикой от всех посторонних наростов времени, личностей, религиозных и национальных пристрастий и проч. При этом, как заметил еще Добровский, показания древнейших легенд должны предпочитаться показаниям сказаний позднейших, и первые должны служить критериумом для последних. Между легендами, в течении почти 200-летних исторических работ над историей Славянских Апостолов, первое место занимала Легенда, так называемая (по месту написания), Итальянская, изданная в первый раз, в 1668 году, болландистом Геншеном в известном собрании житий Святых: Acta Sanctorum, под 9-м Марта, и содержащая в себе последовательное повествование о жизни св. Кирилла и отчасти Мефодия. По мнению Геншена, которое принято было, без всякой впрочем поверки, всеми последующими исследователями, эта легенда составлена епископом города Велитры, Гавдериком, современником св. Кирилла, а потому и признана была источником вполне исторически-достоверным. Ею обыкновенно поверяли (а иные и теперь поверяют) сведения о жизни Кирилла и Мефодия, сообщаемые легендами позднейшими, к числу которых принадлежат: Легенда Моравская, писанная в XIV веке на основании Легенды Итальянской, и Жития св. |
| 394 Житие и перенесение (мощей) св. Климента в рус. пер., из рукописи Румянцевского музея//Кирилло-Мефодиевский сборник. – М., 1865. – С. 327–342; Vita cum Translatione S. Clementis//Бильбасов B.A. Кирилл и Мефодий. – СПб., 1871. – С. 221–223 (текст); 314–316 (перевод); Франко I. Съвятий Климент у Kopcyhi//Записки наукового товариства iм. Шевченка. – Лbib, 1904. – Т. 60. – Кн. 5. – С. 212–215 (в пер. на укр. яз. пропущены гл. 6–8,10–12); Vita cum Translatione S. Clementis//Лавров П. Жития херсонских святых в греко-славянской письменности – М., 1911. – Вып. 2. – С. 142–147 (Сер. «Памятники христианского Херсонеса»); Лавров П. Житие и перенесение мощей св. Климента (Итальянская легенда. Vita cum Translatione S. dementis)//Книга для чтения по истории средних веков/Под ред. П. Г. Виноградова. 4-е изд-е. – М., 1912.– Вып. 2. – С. 215–221; см.: Лавровский П. Итальянская легенда: Критический обзор исследований и мнений о ней//ЖМНП. – 1886. – Ч. 246. – Июль. – С. 17–59; Meyvaert P., Devos P. Trois enigmes cyrillo-methodiennes de la «Legende Italique» resolues grace a un document inedit//AB. – 1955. – T. 73. – P. 455–461. 396 Франко I. Съвятий Климент у Kopcyhi//Записки наукового товариства iм. Шевченка. – Лbib, 1904. – Т. 59. – Кн. 3. – С. 208; Спиридонов Д. С. Д-р И. Франко. Святий Климент у Корсуни. С .272. 397 См.: Петров А. Письмо Анастасия Библиотекаря, новый источник по Кирилло-Мефодиевскому вопросу//ЖМНП. – 1893. – Январь. – С. 186–193. 398 Франко I. Съвятий Климент у Kopcyhi//Записки наукового товариства iм. Шевченка. – Льbib, 1904.– Т. 60. – Кн. 5. – С. 211. 400 См.: Франко I. Съвятий Климент у Kopcyhi//Записки наукового товариства iм. Шевченка. – Лbib, 1904. – Т. 59. – Кн. 3. – С. 192–194 (текст и перевод источников). 401 Слово на перенесение мощей Климента//Кирилло-Мефодиевский сборник. – М., 1865. – С. 319–327 (по списку XVI в.); Слово на перенесение мощей преславного Климента//Лавров П. Жития херсонских святых в греко-славянской письменности//Памятники христианского Херсонеса. – М., 1911. – Вып. 2. – С. 127–131; Франко I. Съвятий Климент у Корсунi//Записки наукового товариства Шевченка. – Льbib, 1904. – Т. 60. – Кн. 5. – С. 246–256 (текст старославянского |
| Вечером ужин у Гид. Бахмана. Скучища смертельная. Потом не нравится мне этот Бахман! Еще со времен Венеции 1962 года. 20 апреля Позвонил Норман и сказал, что Остуни (RAI) настаивал на итальянском актере: (Мастроянни, Тоньяцци). Это, конечно, смешно. Но, как они считают, они в своем праве и будут настаивать и дальше. Посмотрим. Во всяком случае, я еду в Милан для встречи с Трентиньяном. Все это мелочи по сравнению с московскими проблемами и по сравнению с теми неприятностями, которые я пережил в Москве, дожидаясь заключения контракта с RAI. «Лев Николаевич был чужим для этой женщины (Соф. Анд. [— А. Т. ]), которая могла его любить приливами». (В. Шкловский. «Лев Толстой») «Толстой восхищался повестью Чехова „Душечка“… …Л[ев] Н[иколаевич] считал, что Чехов, желая унизить женщину, необыкновенно прославил ее…» (В. Шкловский. «Лев Толстой») Говорил с Ларисой. В Москве все плохо: слухи о каком-то моем намерении превратились в официальную версию. Поэтому ее не хотят пускать. Просила для Сурикова дать телекс о немедленном приезде Ларисы в Рим. Y болен. Сегодня она весь день ждала телефона от кого-то, кто может помочь в этой ситуации. Я звонил около 7.30 вечера (по московск. вр[емени]). У Ларисы отвратительное настроение, конечно, но надежды не теряет. Надо поторопить RAI с телексом. Я попросил ее сообщить начальству, когда оно появится, что я не приеду в конце апреля из-за необходимости ездить и встречаться с актерами. Спросил также, влиятельный ли человек, который может помочь. Она сказала, что очень. В Москве очень плохо. Настроение сразу испортилось. Затылок разболелся. Все, как полагается в таких случаях. P.S. У Толи Солоницына отнялись ноги. Болезнь добралась до позвоночника. 21 апреля «Добро есть служение Богу, сопровождаемое всегда только жертвой, тратой своей животной жизни, как свет сопровождаем всегда тратой горючего материала». (8 июня 1891 г. Из дневника Л. Н. Толстого) Существует легенда, что на площади Св. Петра, здесь в Риме, есть в каком-то ее месте невидимые ворота, через которые человек может исчезнуть из этого мира, как исчезли уже многие. Только попасть в невидимый этот проход очень трудно: необходимо то ли стать лицом к ним, то ли находиться еще в каком-то точном положении по отношению к ним, прежде чем войти, — этого я не помню, но легенда эта существует. Норман говорил мне, что он будто бы написал заявку сценария на эту тему. Но кто-то из высокопоставленных католиков, или близкий к ним, сказал, что этот фильм никогда сделан не будет, т. е. тема эта под запретом. |
| Но эти-то подробности и суживаются в знакомых уже нам источниках со смертию Кирилла. Паннонское житие последнего, понятно, прекращается; легенда Итальянская, назначившая главною задачею себе рассказать об открытии и принесении Константином в Рим мощей св. Климента, точно так же не переходит за пределы своей цели и лишь в немногих и общих словах передает о затруднениях Мефодия в Моравии, касаясь при этом больше князя Святополка и не проронивши ни одного слова даже о смерти Мефодия; почти одинаково скудна в этом отношении и легенда Моравская, остановившаяся больше на характере Святополка, а из деятельности Мефодия почему-то ограничившаяся только повествованием о крещении Борживоя, князя чешского, да о похищении мощей Кирилла, причем в сказании о поднятой руке Кирилла с указанием на Рим ярко обнаружился в авторе поклонник западной столицы. Точно так же и жизнеописатель св. Климента спешит гораздо уже быстрее по смерти Константина перейти к главному лицу своего жизнеописания, очертивши с подробностью лишь отношения Мефодия к Святополку, что для него особенно было необходимо, так как с этими отношениями тесно связаны были и бедствия учеников Мефодия, выгнанных по кончине последнего из Моравии, а следовательно – и самого Климента. Остается, таким образом, один подробный источник, это Паннонское житие Мефодия, и его-то сведениями постараемся воспользоваться мы при дальнейшем изложении судьбы славянского богослужения в Паннонии и Моравии, под натиском духовенства немецкого и под влиянием папы римского. Само собою понятно, что только те сведения будут иметь для нас силу исторической достоверности, которые оправдываются или подтверждаются как общими соображениями о характере и деятельности современных лиц, принимавших какое бы то ни было участие, дружеское или враждебное, в деятельности Мефодия, так и положительными указаниями других современных известий, причем, конечно, на первом месте должны стоять буллы папские и неизвестный летописец об обращении баварцев и хорутан, писавший в ту пору, когда действовал Мефодий в Паннонии как архиепископ, когда личность его останавливала на себе самое зоркое внимание туземного и окрестного духовенства немецкого, к числу которого, без сомнения, принадлежал и безыменный летописец. |
| 289 Относительно Ашберга в литературе имеется еще одна легенда. Керенский в книге «La Verite», поспешил сделать необоснованное утверждение, что Ашберг, фигурировавший в Стокгольмском свидании, и Ашберг, являвшийся по так наз. «американским документам» (см. «Золотой немецкий ключ»), посредником в передаче большевикам немецкой субсидии в 17г., одно и то же лицо. Отсылаю читателей к своей книге. Из изложенного там ясно, с какой осторожностью и критикой надо относиться к этим фальсифицированным документам: возможно, что Ашберг вставлен нарочно творцами большинства «документов». 290 Суждения Полякова-Литовцева, (прибывшего в Стокгольм в качестве газетного иностранного корреспондента) должны быть отнесены к числу лишь предположений журналиста, ничем в воспоминаниях не обоснованных. По его словам, идея свести Протопопова с Варбургом родилась в Петербурге в «влиятельном кружке лиц», смотревших с раздражением на поездку парламентской делегации. Это были не промышленники, а аграрии, которые боялись послевоенных солдатских мечтаний о земле. Им улыбался мир и союз с Германией: нити этой группы через Стокгольм тянулись в Берлин. 292 Как было указано, Олсуфьев писал через полгода, оговорив, правда, что он имел «счастливую возможность сверить свои воспоминания с тем, что помнят о нашей беседе свидетели». Этими свидетелями, очевидно, были супруги Поляк. Сам Поляк свидетельствует, что он принимал непосредственное участие в составлении письма, которое должно было быть опубликовано и за его подписью. В своем отрицании Поляк шел еще дальше – он говорил, что при свидании в Стокгольме, вообще ничего не говорилось о мире... 293 Штюрмер высказался еще категоричнее, упомянув, что Протопопов сам рассказывал «чушь эту про историю шведскую». 294 Белецкий даже утверждал, что глава политического розыска за границей, Красильников стремился затушевать стокгольмское свидание раскрытием шпионской организации в Швейцарии. 296 Белецкий говорил, что в этой поездке имя Протопопова было искусственно лансировано благодаря стараниям Гурлянда, директора распорядителя офиц. телеграфным агентством, с которым Протопопов имел «непрерывные сношения». В газетных сообщениях того времени такого специального выдвижения имени Протопопова не видно. Правда, лансировал Протопопова итальянский корреспондент «Русского Слова» Амфитеатров, в довольно повышенных тонах изображавший, например, 28 июня встречу, которая оказана была итальянским обществом председателю парламентской делегации. Протопопов «буквально очаровал римское общество всех его классов» – «редко я видел человека, которого в Риме полюбили так быстро и так серьезно». Преувеличенная восторженность Амфитеатрова может быть и объяснялась приглашением его к руководящему участию в проектированной Протопоповым газете... Это характеризует, однако, гораздо больше писательское кредо одного из «королей» русского фельетона, нежели потаенные мысли будущего министра. |
| послужить источником для Жития Кириллова. Как бы то ни было, но сочинитель Славянского Жития Кирилла ссылается как на свой источник, на оба рассмотренные памятника (гл. VIII и X), и это, разумеется, не только не уменьшает, а напротив, как выше уже замечено было, возвышает цену и историческое значение нашего памятника, представляя ручательство самого Кирилла за истину сведений о тех событиях, которых свидетелем не был сам его жизнеописатель. Таким образом, вопреки сомнениям Дюммлера, надеемся, мы имеем полное право сказать, что и Славянское Житие Кирилла, как и Мефодиево, удовлетворяет всем самым строгим требованиям исторической критики и должно быть отнесено к числу первостепенных и вполне достоверных источников для обработки истории Славянских Апостолов. Остается теперь определить то место, которое должны занять так называемые Паннонские Жития в ряду других, однородных с ними, источников для того же предмета. Показать относительное значение и сравнительное достоинство их в этом отношении очень важно потому, что сообщаемые Паннонскими Житиями данные, далеко не все согласны с показаниями о том же других сказаний о Славянских Апостолах; а в следствие этого, при исследовании некоторых вопросов в их жизни, в случае разноречия Паннонских Житий с другими однородными с ними памятниками, сейчас же является вопрос: какое из двух, или нескольких противоречащих свидетельств, должно принять, и какое отвергнуть, и какой источник предпочесть другим, или другому? Само собою разумеется, что из вышеисчисленных нами, однородных с Паннонскими Житиями, источников, здесь может идти в рассмотрение только так называемое Итальянское сказание, как памятник, подобно им, (по крайней мере по общепринятому мнению), современный самым событиям; потому что все другие сказания о Славянских Апостолах, как то: находящееся в греческом житии Климента, Легенда Моравская, Легенда о св. Людмиле и проч. позднее Паннонских, и след. говоря вообще, в случае разноречия их с последними, по законам исторической критики, должны уступить им первое место. |
| И следовательно, он говорит то же, что Неканонические книги не были переведены Св. Мефодием. 1 Источники сведений А. Греческие: Жизнь Св. Климента, ученика Мефодиева, изд. Ab Ambrosio Pampereo. Vien. 1802. Б. Паннонские: аа) Жизнь Св. Мефодия, описанная одним из учеников его; бб) Жизнь Св. Кирилла, описанная во время близкое к Кириллу (содержание той и другой, с критич. замечаниями, в Москвитянине 1843 г.). В. Русско-Болгарские: аа) Известия Нестеровой летописи, взятые почти буквально из Паннонских житий; бб) Екзарх Болгарский (изд. Калайд. 1825г. М.); вв) Житие Свю Кирилла, изд. Хиланд. Библ., 13-го в. (у Мациевского); гг) Житие Мефодия; в Прологе 13-го в. (изд. Калайд. Стр 90); дд) Известия 15-го в., изд. Погодиным (Кирилл и Мефодий М. 1825); ее) Четь-Минея 11 мая. Г. Далматские: аа) (Итальянская) Легенда о Константине, взятая из известий современника Еп. Гавдерика (Act. Sanct. Ad 9 Martii); бб) Диоклейский Пресвитер (ок. 1161г.): О Царстве Славян (ed. In Lucii de regno Dalmatorum. Amstel. 1666, in Schwandtneri Script. rec. Hungar. T. 3. Vindob. 1748 p. 479, в Шлецеровом Несторе). Д. Чешско-Моравские Легенды: аа) Vita S. Ludmillae; бб) Vita S. Ludmillae et S. Wencesai, auctore Christanno (извлечения in act. Sanct. Ad 9 Martii, p. 24; у Добровского: Кирилл и Мефодий М. 1826); гг) Vita S. Cyrilli et Methodii) in Actis SS. ad 9 Martii, вернее у Добровского: Mahrische Legende v. Cyrilli u Methodius. Prag, 1826) е) Неизвестный современный Немец: de conversion Boioariorum et Carantaorum (изд. in Varquardii Freheri Rerum Bohemia. Script. Hannov. 1602.; выписки у Добровского, см. Римские послания П. Адриана и Uoahha VIII , Библиот. Анастасий. Отзывы Добровского о жизни Климента, о Несторе и о Моравской Легенде (у Погодина, стр. 4, 18, 29), без сомнения, во многом были бы совсем другие, если бы он знал Паннонские жития. 2 2 Паннонскяя жизнь Св. Кирилла. По содержанию тоже говорят: Повествование о Св. Клименте, Диоклейский Пресвитер, Легенда о Людмиле, обе Легенды. Библ. Анастасий называет Константина Философом, мужем отличной святости , искреннейшим другом Фотия (fortissimus amicus); но то, что говорить Анастасий об упреке, Фотию со стороны Кирилла, требует свидетеля, более правдолюбивого, чем Анастасий ; в том ничего нет невероятного , что Фотий давал чувствовать П. |
|
|
