| – Правда ли, что до этого ты едва не стал журналистом? – Я пошел в Театральный институт еще и для того, чтобы не учиться на журфаке. Я тогда на журфак уже почти поступил, уже прошел подготовительные курсы, у меня уже даже была рекомендация от приемной комиссии. Вот. Но на журфаке пришлось бы учить английский язык и еще какие-то предметы, которые мне не нравились. Там надо было бы действительно учиться. Невозможно было бы, как в Театральном институте, три года притворяться талантливым, или каким-то там высокодуховным, или там артистичным, и тебе за это всё бы списывалось. На журфаке все вещи конкретные, английский тот же. – А музыкальное образование у тебя есть? – Нет, у меня ни образования музыкального, ничего такого специализированного просто нет. – Как ты чувствуешь музыку? Через кинестетику? – Через что? – Через кинестетику: то есть через ощущения, через пальцы, как бы через кожу. – (Отмахивается.) Нет. Это просто музыка в голове рождается сама. А ты на гармошке подбираешь – получается мелодия для песни. – Что для тебя в творчестве первично: стихи или музыка? – Музыка. – Есть мнение, в том же интернете, в комментариях к клипам, что у тебя музыка однотипная. Хотя, может, это просто авторское решение, причем намеренное, чтобы люди не обращали внимания на музыку, а слышали текст и задумывались? – Я в силу какой-то своей необразованности, действительно, музыку придумываю несколько однотипную или одноритмовую. Либо это оттого, что я не умею хорошо играть на музыкальном инструменте, либо использую один музыкальный инструмент – гармонь. Она стилистически может быть однообразной, если по мелодиям брать, но не думаю я, что она одинаковая. То есть если мелодии грамотно разложить, то сами мелодии, я думаю, все-таки разные. – Или у нас просто нет слуха. – (Смеется.) Это нормально. – Для тебя творчество – это работа или служение? В гармошку что ни засунь, какую угодно мелодию – в итоге всё будет про русскую дорогу. Она, гармошка, патриотический инструмент. – Всё делится на две части. Первая – это когда придумывается новая мелодия. Вот ты ее набрал на гармошке, и она у тебя в гармошечном варианте живет. Образуется тема. Но опять же, как я всё время говорю, в гармошку что ни засунь, какую угодно мелодию – в итоге всё будет про русскую дорогу. Она, гармошка, патриотическая, сам инструмент патриотический. Тема, тематика песен – она продиктована инструментом. А когда уже тема нашлась – начинается работа над текстом. Вот это уже настоящая работа, она может длиться и год, и даже больше года. Лежит себе заготовка, болванка. И всё тебе понятно, даже музыкальный размер понятен. Сколько куплетов надо, уже ты знаешь – шесть куплетов, не больше и не меньше. Музыкальный размер такой-то. Тема тоже ясна. И есть две-три строчки, а то, что между ними, то есть текст, – это уже работа начинается, это уже тяжело. У меня, по крайней мере. |
| От поэзии к песне Московская жизнь на первых порах была не легкой. Настоящая известность, а с нею относительное материальное благополучие пришли к поэту, когда по всей стране запели его песни «Дан приказ ему - на запад, ей - в другую сторону», «Провожание», «И кто его знает», а также знаменитую «Катюшу». Поэтом-песенником он сделался случайно. Его стихотворение «Вдоль деревни» хор имени Пятницкого взял из школьной хрестоматии и положил на музыку. Затем песня пришла в деревню, где ее запели. Позже автор встретился с руководителем хора и он меня попросил дать ему еще что-нибудь. Исаковский предложил ему стихотворение: «Дайте в руки мне гармонь, золотые планки». А вскоре появилась и песня «И кто его знает». Первые две строчки «Катюши» были написаны в самом начале 1938 года. Но дальше работа застопорилась. Что дальше делать с Катюшей, которая вышла на «высокий берег на крутой» и запела песню, автор не знал. Пока весной в редакции газета «Правда» не встретился с композитором Матвеем Исааковичем Блантером. Исаковский передал ему начатую «Катюшу» и забыл об этом. А композитор, летом того же ода, встретившись с Михаилом Васильевичем, сказал, что музыку «Катюши» он написал, что песня вроде бы получилась, но необходимо дописать слова. Что и сделал Исаковский, после чего песня начала покорять мир. Годы Отечественной войны Исаковский провел в эвакуации в Чистополе. А в начале декабря 41-го года появились обращенные к немцам такие такие строки поэта : " Уже отходную запел вам ветер на тысячи различных голосов, уже мороз выходит на рассвете командовать парадом мертвецов... " . В эвакуации Исаковский написал знаменитые песни «В прифронтовом лесу», «Ой, туманы мои, растуманы», «Огонек», «Где ж вы, где ж вы, очи карие», «Лучше нету того цвету», которые в 1943 году были удостоены Сталинской премии. Вынашивая стихи, Исаковский никогда себя не понукал, не ставил себе сроков. Специально он писал стихи для фильма Ивана Пырьева «Кубанские казаки». Написанные совместно с Исааком Дунаевским две песни из фильма «Ой, цветет калина...» и «Каким ты был, таким остался...» стали всенародно известными и любимыми. Песни живут отдельно от полузабытой картины «Кубанские казаки». |
| Проснулся как раз в пору. Служение да еще и с концертом: возлюблю. На чаю г. Ламбру с женою и племянницей, да старая Дикисса 1048 . Письмо из Яффы не совсем успокоительного свойства. Ответ на оное. Газета вместо работы. Еще бы работать. А праздник-то на что? Обед без малейшего позыва к оному. Продолжение кейфа, закончившееся, конечно, сном. Купание в поту. Испытание устроенного вчера окуляра. Анастасия Горняя, заверяемая Исааком и всею шайкою бездельников, что ее так же скоро выгонят, как и других. На дворе Заведений по обычаю многонародье, шум и детские игры. Эолова музыка. Батурина и тонкая тоска. Строчки две-три статьи. Ожидание вестей из города. Шельмец не поддается, а главное, не высказывается ясно и решительно. У консула арбуз, чай и ликер и споры о масонстве и др. 11 ч. домой. Сие. Тут же над тетрадкой и сон на целый час. Понедельник, 10 авг Встал, конечно, не ранее 3-го часа. Дела первые. La grande dame, не допущенная до нашей Grandezzbi 1049 . Две номерные бумаги: на Афон и в г. Скопин. Открытие хода в библиотеку восточного и копирование ресторированной г-м Ганно Силоамской надписи. Очистка столового ящика и при этом бросившаяся в глаза апология Чапкина 1050 . Неудержимое желание пустить ее в оборот. Никола, готовый ехать. Письмецо туда. Обед. Самаан за благословением к сестре на свадьбу. Снабжение его лирами по сему случаю. Переписка Чапкиниады до потемок. Пребывание наверху и глазенье на новую комету с небольшим сравнительно хвостом, вступающую в созвездие Б. Медведицы. Тут чай, сражение с кровопийцами и переписка реплики чуть не до 3-х часов ночи. Вторник, 11 авг Возвратилась боль в левом глазу. Молитва и все прочее. Переписка со всем усердием. К о. Вениамину с подарками церковными. Никодим Леденцов из Казани с депозитом. Писание. Г. Ganneau с реляцией о надписи Эммаусской. Австриякская почта без ничего. Жаль, а я надеялся получить ein Briefen из Берхтенсгадена. Г-жа Болганова, все еще без плана. О. Вениамин с позволением служить завтра в Гефсимании. Конец Чапкиниады. Обед. Мучение с глазом. Вечерня. Чтение того-сего. 10 золотых Зананири. Минутка наверху. Тут чай, поты, комары. Запрос в редакцию «Ц Общ Вестника». Холод и тяжесть в макушке. 11 ч. О, глаз, глаз! Среда, 12 авг 1881 |
| Шатов выслушал нахмуренно и злобно. Нервный недавний испуг оставил его совсем. — Я не признаю никакой обязанности давать черт знает кому отчет, — проговорил он наотрез, — никто меня не может отпускать на волю. — Не совсем. Вам многое было доверено. Вы не имели права прямо разрывать. И, наконец, вы никогда не заявляли о том ясно, так что вводили их в двусмысленное положение. — Я, как приехал сюда, заявил ясно письмом. — Нет, не ясно, — спокойно оспаривал Петр Степанович, — я вам прислал, например, «Светлую личность», чтобы здесь напечатать и экземпляры сложить до востребования где-нибудь тут у вас; тоже две прокламации. Вы воротили с письмом двусмысленным, ничего не обозначающим. — Я прямо отказался печатать. — Да, но не прямо. Вы написали: «Не могу», но не объяснили, по какой причине. «Не могу» не значит «не хочу». Можно было подумать, что вы просто от материальных причин не можете. Так это и поняли и сочли, что вы все-таки согласны продолжать связь с Обществом, а стало быть, могли опять вам что-нибудь доверить, следовательно, себя компрометировать. Здесь они говорят, что вы просто хотели обмануть, с тем чтобы, получив какое-нибудь важное сообщение, донести. Я вас защищал изо всех сил и показал ваш письменный ответ в две строки, как документ в вашу пользу. Но и сам должен был сознаться, перечитав теперь, что эти две строчки неясны и вводят в обман. — А у вас так тщательно сохранилось это письмо? — Это ничего, что оно у меня сохранилось; оно и теперь у меня. — Ну и пускай, черт!.. – яростно вскричал Шатов. — Пускай ваши дураки считают, что я донес, какое мне дело! Я бы желал посмотреть, что вы мне можете сделать? — Вас бы отметили и при первом успехе революции повесили. — Это когда вы захватите верховную власть и покорите Россию? — Вы не смейтесь. Повторяю, я вас отстаивал. Так ли, этак, а все-таки я вам явиться сегодня советую. К чему напрасные слова из-за какой-то фальшивой гордости? Не лучше ли расстаться дружелюбно? Ведь уж во всяком случае вам придется сдавать станок и буквы и старые бумажки, вот о том и поговорим. |
| — Есть, но совсем немного: три, может быть, от силы пять. — Просьба у меня такая: когда придете на работу, посмотрите, пожалуйста, на месте ли в этих книгах 22-я страница? И если в одной из них ее не окажется, посмотрите по оглавлению, о каких травах шла речь на этой странице, и позвоните мне. Надеюсь, это вас не очень затруднит? — Да нисколько! Я записала и буду вам звонить, как только все выясню. — Спасибо, милая Танечка! — Ах, не стоит благодарности, Елизавета Николаевна! Ждите моего звонка. Апраксина взяла прозрачную папку, сунула в нее обрывок книжного листа и отправилась на террасу, захватив с собой телефон. Она положила его на подоконник, а сама снова спустилась в сад, теперь уже к пестрой клумбе с примулами, и принялась старательно рыхлить землю вокруг цветущих кустиков. Телефон зазвонил через час, когда Апраксина, обиходив примулы, перешла к окучиванию розовых кустов. Это была Танечка. — Елизавета Николаевна! Во всех наших книгах о растениях 22-я страница на месте. Могу я еще чем-нибудь вам помочь? — А вы что — уже в библиотеке? — Конечно! И все наши травники лежат передо мной на столе. — Ах, Танечка моя дорогая, да зачем же… Впрочем, это просто замечательно — вы сэкономили мне бездну времени. Так если вас не затруднит, прочтите мне из каждой книги верхние две строчки на 22-й странице. Ни один из прочитанных Танечкой текстов не совпал с отрывком про загадочное растение Д. Апраксина поблагодарила и сразу же сделала новый звонок — на этот раз в библиотеку радиостанции «Свобода». — Ксению Рар, пожалуйста. Ксеня? Огромная просьба… И она повторила просьбу, с которой час назад обращалась к Татьяне. — Елизавета Николаевна, вы не кладите трубку, я сейчас же посмотрю: у нас всего две книжки о травах и стеллаж с ними стоит рядом, это займет всего минуту. Минута прошла, и Ксения объявила, что 22-я страница в обеих книгах на месте, но на этих страницах нет растений на букву Д. — Как жаль! Но я благодарю вас, Ксения, за труды. Кланяйтесь от меня родителям и братьям! — Апраксина много лет дружила с семейством Раров. Глава семьи Глеб Александрович Рар вел в русской службе радио «Свобода» единственную, как считала Апраксина, истинно православную русскую передачу «Россия вчера, сегодня и завтра», и трое из его шести детей тоже работали на «Свободе». |
| Две трети российских беженцев нынешнего года живут теперь в Польше, Австрии, Франции и Бельгии (всего — 7720 человек). Примерно шестая часть — в Норвегии, Швеции и Германии (1812 человек). Остальные — в США, Канаде, Австралии и Новой Зеландии. Всего же за последние два с половиной года с запросом об убежище в западных странах обратились 48 632 выходца из России. Из них к настоящему моменту 44 443 человека уже обрели новый статус. Их приняли в 37 странах мира. Третья по величине группа российских эмигрантов — те, кто уезжал учиться, а затем остался жить и работать в стране, где получил образование. Так, из России в Великобританию по учебным визам ежегодно уезжают свыше 30 000 человек, плюс еще более 5000 студентов едут в Германию, Францию, Канаду и Австралию. Статистика прошлых лет показывает, что приблизительно 30% из них не возвращаются. Примерно треть россиян говорят о том, что у них за рубежом есть родные или знакомые, уехавшие из России. Таковы данные опроса фонда «Общественное мнение», проведенного в 44 субъектах Федерации в 2007 году. При этом 14% опрошенных сами хотели бы уехать на постоянное место жительства в другую страну. Из них 3% сейчас предпринимают для этого активные действия. На север Европы Как выглядит эмиграция из России в отдельно взятой европейской стране, хорошо видно на примере Норвегии, занимающей в рейтинге стран, принявших наших соотечественников, средние строчки. В Норвегии, куда в свое время хотел эмигрировать Александр Солженицын и где в течение года занимался преподавательской деятельностью Александр Галич, с серьезным наплывом выходцев из России столкнулись совсем недавно. Лишь треть российских эмигрантов в Норвегии приехали свыше пяти с лишним лет назад. Другие две трети — 7 тысяч 885 выходцев из России — стали жить в Норвегии в последние четыре года. В прошлом году в Норвегию эмигрировали 1475 россиян. Основные группы — семейная (те, кто женились/вышли замуж за граждан Норвегии) и беженцы (те, кто попросил убежища, защиты, гуманитарной помощи). Директорат Норвегии по иммиграции отмечает десятипроцентное увеличение этих групп по сравнению с предыдущим годом, зачисляя Россию по беженцам в тройку лидеров наряду с Ираком и Сомали, а по семейным эмигрантам — в пятерку наряду с Таиландом, Сомали, Польшей и Германией. |
| У входа в залу кабачка взгляд посетителя останавливали на себе следующие строчки, написанные на дверях мелом рукой Курфейрака: Коли можешь – угости, Коли смеешь – сам поешь. Глава 2 Чем закончилась веселая попойка Легль из Мо, как известно, имел пребывание главным образом у Жоли. Он находил жилье так же, как птица, – на любой ветке. Оба друга жили вместе, ели вместе, спали вместе. Все у них было общим, даже отчасти Мюзикетта. Эти своеобразные близнецы никогда не расставались. Утром 5 июня они отправились завтракать в «Коринф». Жоли был простужен и гнусавил от сильного насморка, насморк начинался и у Легля. Сюртук у Легля был поношенный, Жоли был хорошо одет. Было около девяти часов утра, когда они толкнулись в двери «Коринфа». Они поднялись на второй этаж. Их встретили Матлота и Жиблота. – Устриц, сыру и ветчины, – приказал Легль. Затем они уселись за стол. В кабачке никого не было; они сидели только вдвоем. Жиблота, узнав Жоли и Легля, поставила бутылку вина на стол. Только они принялись за устриц, как чья-то голова появилась в лестничном трапе и чей-то голос произнес: – Шел мимо. Почувствовал на улице восхитительный запах сыра бри. Зашел. То был Грантэр. Он взял табурет и уселся за стол. Жиблота, увидев Грантэра, поставила две бутылки вина на стол. Итого – три. – Ты разве собираешься выпить обе бутылки? – спросил Легль у Грантэра. – Тут все люди с умом, один ты недоумок, – ответил Грантэр. – Где это видано, чтобы две бутылки удивили мужчину? Друзья начали с еды, Грантэр с вина. Полбутылки было живо опорожнено. – Дыра у тебя в желудке, что ли? – спросил Легль. – Дыра у тебя на локте, – ответил Грантэр. И, допив свой стакан, прибавил: – Да, да, Легль – орел надгробных речей, сюртук-то у тебя старенек. – Надеюсь, что так, – ответствовал Легль. – У нас согласная домашняя жизнь, у моего сюртука и у меня. Он сам принял форму моего тела, нигде не жмет, прилегает к моей нескладной фигуре, снисходительно относится к моим движениям; я его чувствую только потому, что мне в нем тепло. Старое платье – что старые друзья. |
| Так, две строчки, две только строчечки, и об камне упомяните: благороднее будет-с. Ну-с, до свидания… Добрых мыслей, благих начинаний! Порфирий вышел, как-то согнувшись и как бы избегая глядеть на Раскольникова. Раскольников подошел к окну и с раздражительным нетерпением выжидал время, когда, по расчету, тот выйдет на улицу и отойдет подальше. Затем поспешно вышел и сам из комнаты. III Он спешил к Свидригайлову. Чего он мог надеяться от этого человека — он и сам не знал. Но в этом человеке таилась какая-то власть над ним. Сознав это раз, он уже не мог успокоиться, а теперь к тому же и пришло время. Дорогой один вопрос особенно мучил его: был ли Свидригайлов у Порфирия? Сколько он мог судить и в чем бы он присягнул — нет, не был! Он подумал еще и еще, припомнил всё посещение Порфирия, сообразил: нет, не был, конечно, не был! Но если не был еще, то пойдет или не пойдет он к Порфирию? Теперь покамест ему казалось, что не пойдет. Почему? Он не мог бы объяснить и этого, но если б и мог объяснить, то теперь он бы не стал над этим особенно ломать голову. Всё это его мучило, и в то же время ему было как-то не до того. Странное дело, никто бы, может быть, не поверил этому, но о своей теперешней, немедленной судьбе он как-то слабо, рассеянно заботился. Его мучило что-то другое, гораздо более важное, чрезвычайное, — о нем же самом и не о ком другом, но что-то другое, что-то главное. К тому же он чувствовал беспредельную нравственную усталость, хотя рассудок его в это утро работал лучше, чем во все эти последние дни. Да и стоило ль теперь, после всего, что было, стараться побеждать все эти новые мизерные затруднения? Стоило ль, например, стараться интриговать, чтобы Свидригайлов не ходил к Порфирию; изучать, разузнавать, терять время на какого-нибудь Свидригайлова! О, как ему всё это надоело! А между тем он все-таки спешил к Свидригайлову; уж не ожидал ли он чего-нибудь от него нового, указаний, выхода? И за соломинку ведь хватаются! Не судьба ль, не инстинкт ли какой сводит их вместе? Может быть, это была только усталость, отчаяние; может быть, надо было не Свидригайлова, а кого-то другого, а Свидригайлов только так тут подвернулся. Соня? Да и зачем бы он пошел теперь к Соне? Опять просить у ней ее слез? Да и страшна была ему Соня. Соня представляла собою неумолимый приговор, решение без перемены. Тут — или ее дорога, или его. Особенно в эту минуту он не в состоянии был ее видеть. Нет, не лучше ли испытать Свидригайлова: что это такое? И он не мог не сознаться внутри, что и действительно тот на что-то ему давно уже как бы нужен. Ну, однако ж, что может быть между ними общего? Даже и злодейство не могло бы быть у них одинаково. Этот человек очень к тому же был неприятен, очевидно чрезвычайно развратен, непременно хитер и обманчив, может быть, очень зол. Про него ходят такие рассказы. Правда, он хлопотал за детей Катерины Ивановны; но кто знает, для чего и что это означает? У этого человека вечно какие-то намерения и проекты. |
| Человек со знаменем: А. С. Макаренко и педагогика его времени А.С. Макаренко Поначалу кажется, что писать о Макаренко, да еще как о педагоге, все равно что толочь воду в ступе. «То, что вам кажется “новостью”, это лишь “грязное белье”, ложные сенсации, детали, – презрительно твердят нам “макаренковеды”. – Давайте наконец уважать прошлое». Но, на наш взгляд, деятельность Макаренко далеко не «прошлое», а уважение как раз и состоит в том, чтобы попытаться понять, осмыслить результаты этой деятельности. Странная годовщина «…Пришла Вера Ефименко. – Я не могу учиться, раз у меня нет способностей, так зачем же учиться? У меня “два” по физике, “два” по украинскому. – Всякий человек может учиться, кроме последних идиотов. – А я не могу. Целые ночи сидела. – Принеси сюда физику. – А зачем? – Принеси. – Ну, зачем я принесу? – Я тебе докажу, что сдать физику в январе – пустяк. – Две темы? – Да, две пустяковые темы. Четыре часа работы. Можно их сдать за четыре часа? – (Шепотом) Можно. – Так я тебе приказываю сдать». Номер «Учительской газеты» за 1964 год, на последней странице которого был напечатан этот маленький диалог, вышел 3 октября. Газете исполнилось ровно 40 лет. Но об этом в номере – ни единой строчки. При этом, забыв о собственном юбилее, газета предложила читателям отметить 25-летие со дня смерти Антона Семеновича Макаренко (1888–1939) и опубликовала несколько неизвестных отрывков из его записных книжек. Ситуация удивительная, если вспомнить, что, во-первых, с момента реальной годовщины смерти (1 апреля) к октябрю прошло уже полгода, и, во-вторых, при жизни Макаренко газета не напечатала его ни разу (!). Для газеты, семь лет (1930–1937) носившей название «За коммунистическое просвещение», все это более чем странно. В судьбе Макаренко вообще много странностей. Мало кто, например, знает, что теоретик коммунистического воспитания так и умер «беспартийным большевиком». Может быть, потому, что вынужден был всю жизнь упоминать в анкетах своего младшего брата Виталия, белогвардейца и белоэмигранта. Или потому, что его жену Галину Салько, члена партии с 1917 года, «вычистили» из ВКП(б) в 1933-м. А может, и потому, что сам он в юности гораздо больше симпатизировал эсеровским и меньшевистским программам. Между прочим, вместе с ним во всех его колониях и коммунах также работали почти исключительно беспартийные. Впрочем, ни анкета, ни политические симпатии ничуть не мешали Макаренко работать в образовательных структурах, подчиненных ГПУ–НКВД. А потом, пережив все волны репрессий в этих органах, внезапно умереть в 1939 году… на вокзале от сердечного приступа. |
| Россия – Нюрин Храм. Последние строчки – ответ тем, кто считает, что в жизни поэт сделал что-то не так. На критику этого большого поэта от «патриотов» я бы ответил, что Евтушенко – человек мира. Его пребывание в США – культурно-дипломатическая, духовно-нравственная миссия. Личность Евтушенко настолько многогранна, он настолько обогащал своим творчеством каждого человека – это видно особенно сейчас, по реакции людей после его ухода. Действительно, «поэт в России – больше, чем поэт». Стихи в храме Мы очень рады были его поддержать, когда в нашем храме он устроил авторский вечер в День славянской письменности. Ведь вся его поэзия имеет духовно-нравственные корни, у него нет не нравственных стихов. Стоять ему на той встрече было трудно, он сидел на коляске. Вокруг собрались люди – от детей до пожилых прихожан, все внимательно слушали его, буквально – внимали. Это было настолько трогательно видеть в нашем храме. Вообще его идея читать в храмах стихи была интересной. Он читал в Вашингтонском храме, который вмещает полторы тысячи человек. И он был полон! Несколько часов люди стояли после службы, чтобы услышать стихи поэта. Евгений Евтушенко стремился соединить две цивилизации, две культуры – русскую и американскую. Он был миротворцем. Можно вспомнить его активную гражданскую позицию во время Карибского кризиса. А ведь Нагорная проповедь Спасителя нам говорит о том, что «Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими» (Мф. 5, 9). Статуя Ответственности и крестное знамение Помню его идею, которую, надеюсь, удастся реализовать уже нам. Евгений Александрович говорил: «В США есть статуя Свободы, а в России желательно поставить бы статую Ответственности». Про отношения с Богом, про свою веру он говорил так: «Отец Валентин, поймите меня, я человек не культовый. В каком плане? Я верю в Бога, чувствую, что Он всегда со мной, вижу, как Он мне помогает, как Он меня любит… Но не могу я на виду у всех класть поклоны, постоянно осенять себя крестом». Хотя, заходя в наш храм, Евгений Александрович осенял себя крестным знамением. |
|
|
