| Значит, сатана не так для нас страшен, если будешь с Богом. И всякое зло его не так сильно, как кажется нам. Он нападает на истину, но это вовсе не значит, что оно сильнее истины. Служители сатаны воюют против Бога и всякой святыни, потому что такова их природа: они не могут не идти против Бога, как сие открывается нам из слов Спасителя нашего и Бога, сказанных Им книжникам и фарисеям иудейским: Почему вы не понимаете речи Моей? Потому что не можете слышать слова Моего. Ваш отец дьявол; и вы хотите исполнять похоти отца вашего. Он был человекоубийца от начала и не устоял в истине, ибо нет в нем истины. Когда говорит он ложь, говорит свое, ибо он лжец и отец лжи (Ин. 8:43—44). Твердо знай, возлюбленный, что истины Христовой не может никто победить. Не бойся зла; не падай ниц пред ним, как сего желал сатана от Спасителя Бога и от всех христиан сего домогается. Но с Божией помощью борись со злом и с Богом победишь и достигнешь вечной блаженной жизни! «Итак не заботьтесь и не говорите: что нам есть? или что пить? или во что одеться? потому что всего этого ищут язычники, и потому что Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всем этом (Мф. 6:31—32).» Когда человек перестал верить в Бога и отошел от всех духовных стремлений, с какой же он ревностью отдается заботе обо всем внешнем: пище, одежде, доме. Свои таланты он отдает на развитие земной культуры — она заменят человеку Бога и благодатную христианскую жизнь в Боге; из христианина такой превращается в язычника. Он теперь начинает действительно трусить: а вдруг не станет у него хлеба, или сгорит дом, или будет голод. Это потому, что он потерял точку опоры для своей жизни и жизни всего мира. А такой незыблемой точкой является всемогущий и любвеобильнейший Бог, Отец всех людей и Владыка вселенной. Христианская вера учит нас, что внешняя культура есть дело доброе, но не самоцель, а средство для человеческого благополучия на земле; цель же является жизнь людей по-божьи, для Бога, в Боге. А также вера христианская указывает на ту, очевидную для всех истину, что и внешняя культура, если и имеет прогресс, то не столько благодаря усилиям и гению человеческому, а именно по милости Бога, Который вразумляет человека, Им же созданного, и повелевает природе неодушевленной и зверям, и птицам, и гадам слушаться человека — венца, царя среди всего сотворенного на земле. Господи, Боже наш! …что есть человек, что Ты помнишь его, и сын человеческий, что Ты посещаешь его? Не много Ты умалил его пред Ангелами: славою и честью увенчал его; поставил его владыкою над делами рук Твоих; все положил под ноги его: овец и волов всех, и также полевых зверей, птиц небесных и рыб морских, все, преходящее морскими стезями. Господи, Боже наш! Как величественно имя Твое по всей земле! (Пс. 8:2; 5—10). |
| И вечная жизнь их будет в радости и веселии, в общении с Богом во свете неприступном. 25 мая 1952 г. Неделя 4. Плоть и дух Знаю, что многие из вас дома читают Св. Писание, знаю также и то, что читаете вы главным образом Евангелие, а послания апостолов и Деяния апостольские мало читаете. Почему мало читаете? Потому что, во-первых, не знаете того, как много высокой мудрости содержится в этих посланиях, считаете их второстепенными по сравнению с Евангелием. Это первая причина. А вторая причина та, что послания апостола Павла, которых больше всего среди посланий апостольских, написаны очень трудным языком. Мысль его течет весьма своеобразно, не так, как обычно мыслят люди. Даже апостол Петр сказал в одном из своих посланий, что есть в посланиях Павловых нечто неудобо-вразумительное. Это верно, ибо многие места посланий св. апостола Павла очень трудно понимать. Без помощи, без руководства не сумеете понять их. Сегодня разъясню вам одно весьма важное место в послании апостола Павла Римлянам: «…не понимаю, что делаю; потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю» (Римл. 7, 15). «Добро, которого хочу, не делаю, а зло, которого не хочу, делаю» (Римл. 7, 19). «Бедный я человек! Кто избавит меня от сего тела смерти!» (Римл. 5, 24). Бедные мы все с вами! Кто избавит нас от нашего тела смерти? И в другом послании, в послании Галатам св. Павел говорит приблизительно то же: «Я говорю: поступайте по духу, и вы не будете исполнять вожделений плоти. ибо плоть желает противного духу, а дух противного плоти. они друг другу противятся, так что вы не то делаете, что хотели бы» (Гал. 5, 16–17). Вот в этом все дело, дело в том, что дух наш противится плоти, а плоть противится духу. Дух наш стремится вознести сердца наши горе, к престолу Всевышнего. Дух наш стремится к тому, чтобы прониклись мы стремлениями высшего порядка: не низменными страстями, а самыми высокими, самыми глубокими стремлениями духовными. Стремлениями высшего порядка были проникнуты все святые; они покоряли плоть свою духу, они жили не культурой тела, а культурой духа: плоть была у них в пренебрежении, дух был для них всем. |
| И все это сочеталось с новым духовным расслаблением. Блага жизни земной слишком соблазнительны, чтобы пренебречь ими вовсе ради сокровищ духовных. Теперь говорят об «обмирщении», приземленности жизненного идеала русского человека XVII столетия. Это и верно и неверно. Отказа от небесного вовсе не было, но небесное это стало видеться в земном. Окружающий земной мир все более обретал символические формы Царствия Небесного, сакрализовался, обожествлялся даже. Важно, что совершало такое обожествление не материалистическое атеистическое сознание, но религиозное в основе своей. Происходило не «обмирщение» веры, но некоторое изменение в понимании Замысла о мире, перенесение акцентов в рамках религиозного миропонимания. В XVII веке еще нельзя говорить о совершившейся секуляризации культуры. Другое дело, что религиозные истины осмыслялись в эту эпоху более в категориях земного бытия, чем в догматической форме, – что, надо признать, таит в себе опасность для религиозного мировидения. Человек не отвратился от Бога, но все же стал видеть смысл своей жизни в обустройстве на земле, предпочитая доступное и понятное идеальному и требующему духовных усилий. К этому склонен человек, и нет ничего тут дурного, если принять это как временную необходимость, но отнюдь не как цель бытия. Но слишком часто готов человек пренебречь словами Спасителя: «Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут, ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше» ( Мф. 6, 19–20 ). Соблазн состоял в том, что «небо» начинало сознаваться как осязаемая реальность. Оно было как бы здесь: рядом, опустившимся со своей высоты. Все умонастроения человека того времени, способ его осмысления и видения мира отразило церковное искусство XVII столетия, и прежде всего религиозная живопись. Нужно отметить одно важное обстоятельство. Ранее было сказано, что искусство великих мастеров XIV–XV столетий было определено Церковью как образец для всякого дальнейшего писания икон и стенных росписей в храмах. Однако беда в том, что образцы эти подлинные для иконографов более поздних времен оказались фактически недоступны. Их уже нельзя было видеть и, следовательно, подражать в полной мере. Но почему? – Ведь не уничтожали же их, а продолжали бережно сохранять. |
| И вспомните еще одну вещь. В Евангелии есть замечательные слова. Сам Господь говорит, что когда придет на землю Сын Человеческий и все Святые Ангелы с Ним, тогда Он разделит всех грешников и праведников, как пастырь отделяет овец от козлов, и поставит одних по правую руку, а других – по левую руку, и Он спросит тех, кто – по правую руку, праведников: «Я был голоден, и вы накормили меня. Я алкал, и вы напоили меня. Я был в темнице, и вы посетили меня». И они скажут: «Господи, когда мы видели Тебя в темнице? Когда мы видели Тебя голодным или жаждущим?» И Он ответит: «То, что вы сделали одному из малых сих, вы сделали Мне. Придите ко мне, возлюбленные мои, наследуйте уготованное вам Царство от создания мира». А другим скажет: «Я жаждал, и вы не дали Мне пить. Я был в темнице, и вы не навестили Меня». И грешники Ему тоже скажут: «Господи, когда мы Тебя видели в темнице или голодным, или жаждущим?» А Он ответит им: «Ведь если вы не сделали это одному из малых сих, вы не сделали этого Мне. Пойдите от Меня, проклятые, в муку вечную». Лекция 2 Итак, я напомню, дорогие друзья, что вчера мы с вами говорили как бы о доисторических путях искания Бога, о том, что с глубочайшей древности человек пытался найти какие-то свои пути к возвращению в потерянный рай, но точно понять, как он искал, мы не можем, потому что нет главного памятника. Главным памятником духовной культуры является, конечно же, слово – слово произнесенное и слово написанное. Представьте себе на минуту, что от христианства (не дай, конечно же, Бог, чтобы это произошло на самом деле) не останется ни слов, ни книг. Тогда мы с большим трудом и в очень маленьком объеме сможем восстановить, как верили христиане. Вот в таком же положении находятся ученые, изучающие религии далекого прошлого. Но примерно 5 тыс. лет назад человек научился писать, человек освоил письмо, и это помогло нам взглянуть не только на то, как он верил и чем он жил, но и взглянуть на то, чему верили его предки, пока они не владели письменностью. Ведь понятно, что религия, в общем-то, очень консервативная форма культуры. |
| «Ибо живущие по плоти о плотском помышляют, а живущие по духу — о духовном. Помышления плотские суть смерть, а помышления духовные— жизнь и мир. Потому что плотские помышления суть вражда против Бога; ибо закону Божию не покоряются, да и не могут. Посему живущие по плоти Богу угодить не могут» (Рим. 8, 5-8). Постмодернизм вообще стремится реабилитировать разного рода извращения— телесные, душевные, духовные (оккультистские соблазны, например). Кому это нужно, кому выгодно? Врагу — и тем, кто служит его целям, сознательно или не сознавая того. Эти силы, которые И.Ильин именовал мировой закулисой , стремятся расчеловечить человека, используя и возможности искусства. Очень тонко почувствовал это Г.В.Свиридов: в эстетическом соприкосновении с некоторыми характерными веяниями в художественной культуре. Он писал о тех, кто паразитирует на греховной повреждённости мира: «…Они стали тоньше, мудрее, образованнее, добрее, как это ни странно. Их задача в том, чтобы те, кто на них трудится, были сыты, обуты, одеты, имели бы соответствующие их уровню жизни развлечения и пр. Беда только в том, что эксплуатируемые при этом потеряют облик человеческий (по образу и подобию!), не будут иметь понятия о добром и злом, о правде и неправде, о свободе и рабстве. Искусство для париев и должно (по мысли хозяев жизни) нести им этот одуряющий обман; выдавать правду за неправду, рабство за свободу, зло за добро. Такое “искусство”, “балдёж” для роботов в обилии производится теперь во всём мире» 131 . Можно сказать иначе: программа Великого Инквизитора осуществляется успешно, и весьма. То, что к этому хочет привести нас враг,— не диво. Удивительно иное: почему человек не хочет уяснить того? «От нас требуется осознать, что в земном мире есть именно неискоренимое зло, не способное изменить свою сущность, которое требует от нас сопротивления ему» 132 , — справедливо сформулировал один из духовных законов нашей жизни М.Назаров. Однако для этого осознания и сопротивления требуется усилие, от которого хочет отвратить человека навязываемая ему ныне культура. Культура постмодернизма . |
| К нему обращены Ветхий и Новый Заветы и другие высшие духовные дары, соединяющие человека с Богом, с вечностью. Текстам свойственно стареть, утрачивать былую значимость, становиться жертвами забвения, но трансцендентность не досягаема для бренности. «Не стареет только то, что свидетельствует о вечном, что само причастно вечности. И это совсем не значит " религиозное " в узком смысле этого слова. Не устареет, например, Чехов, то есть те " маленькие люди " под осенним дождичком, которых он описывал. Потому что они – вечны, не как " маленькие " , а как люди…» (25 ноября 1981).Если писатель, стоящий на внецерковных позициях, обнаруживает в других людях трансцендентного человека, а в окружающей реальности – светоносную внутреннюю трансцендентность, то его творчество вполне достойно быть предметом теологии литературы. Религиозность всегда шире конфессиональности. Об этом писал апостол Павел, усматривая исполнение Божьего закона в поведении людей, далеких от истинного Бога: «Ибо когда язычники, не имеющие закона, по природе законное делают, то, не имея закона, они сами себе закон: они показывают, что дело закона у них записано в сердцах, о чем свидетельствует совесть их и мысли их, то обвиняющие, то оправдывающие одна другую» (Рим.2,14-15). То есть Бог оставляет каждому человеку открытой возможность приобщения к светоносной трансцендентной реальности. Писатель-христианин, в отличие от писателя с секулярным миросозерцанием, ставит читателя перед трансцендентной реальностью без обиняков. Для него природа, история, культура – то, через что эта реальность прямо и непосредственно является человеку. Он следует призыву Христа: «Ищите прежде всего Царствия Божия, а остальное все приложится вам» (Мф. 6:33), и эти слова обретают для него особый смысл. Если интерес к предельному, последнему, трансцендентному входит в его текст именно как чаяние о Царстве Божием, то к этому, непременно, приложится еще очень многое, откроются новые горизонты, новый мир в его необычайном величии. «Христианство, – пишет Шмеман, – призвано все время изнутри взрывать культуру, ставя ее лицом к лицу с последним, с тем, кто выше нее, но кто, вместе с тем, и " исполняет " ее, ибо на последней своей глубине культура и есть вопрос, обращенный человеком к " последнему " » ( 7 марта 1982). |
| Как это бывает с некоторыми — уже с самого начала спорными — западными идеями, у нас “корпоративная этика” наложилась на определенное восприятие власти, восприятие, которое является источником многих проблем для сегодняшней России. Власть — не обязательно государственная, это может быть и власть руководителя предприятия над работниками — воспринимается как собственность, а не как служение. Подчиненные — не как со-трудники, вместе с которыми и в интересах которых руководитель трудится на благо общества, а как крепостные. Довольно обычной является ситуация, когда руководитель ведет себя не как свободный и уважаемый гражданин, сотрудничающий с другими свободными и уважаемыми гражданами, а как барин в своем имении, где барский каприз — закон. Захочет барин — пойдете в Церковь, захочет по-другому — пойдете на гей-парад. И в случае с “Русским молоком” мы имеем дело с ситуацией, когда традиционная (увы!) корпоративная культура накладывается на “ревность не по рассуждению” новообращенного. Обретение веры часто — даже можно сказать, как правило — проходит через такое неофитство, когда у человека много ревности, горячего желания утвердить новообретенную им Истину, но еще не хватает духовной зрелости и рассудительности. Можно вспомнить историю про кельтского вождя, которому некий монах проповедовал Евангелие — “Ах, если бы я там был со своею дружиной, этим мерзавцам не удалось бы распять Спасителя!”. И действительно, история полна примеров того, как люди, сформировавшиеся в определенной культуре, привносили ее привычки в свою новую христианскую жизнь — и викинг, привыкший решать все разногласия мечом и копьем, превращался в христианского викинга с тем же самым мечем и копьем. Нет ничего необычного в том, что новообращенный руководитель корпорации привносит в свою новую жизнь привычки, сложившиеся в нашей корпоративной среде. Но мы не должны приспосабливать Евангелие к сложившейся культуре — мы должны стремиться преобразить культуру светом Евангелия. Чему же учит Евангелие? Именно Евангелию русская и, шире, европейская культура обязана представлению о власти, как о служении, власти, которая призвана подражать примеру истинного Царя: “Иисус же, подозвав их, сказал им: вы знаете, что почитающиеся князьями народов господствуют над ними, и вельможи их властвуют ими. Но между вами да не будет так: а кто хочет быть большим между вами, да будем вам слугою; и кто хочет быть первым между вами, да будет всем рабом. Ибо и Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих. (Мар.10:42-45)” |
| Как я уже показал в некоторых своих статьях (и не только я, конечно, но практически все, кто изучал секуляризм), секуляризм нельзя просто отождествить с атеизмом или отрицанием религии. Так, все мы знаем (или должны бы уже знать), что американский секуляризм (отличный в этом от, скажем, марксистского) на деле очень, почти патологически, религиозен. Однако достаточно взглянуть на заголовки проповедей… или прочитать список мероприятий в любом приходе (совершенно независимо от его конфессиональной принадлежности), чтобы понять, что религия в секулярной культуре (как, например, в американской) преследует на деле те же самые цели, что и сам секуляризм, а именно – счастье, реализация своих способностей и возможностей, социальное и личное преуспеяние. Такие цели могут быть как возвышенными и благородными – спасение мира от голода, борьба с расизмом, так и более ограниченными – сохранение этнической идентичности, поддержание некоторой системы общественной безопасности» . Безопасность, кстати говоря, является одним из идолов современного секулярного общества, поскольку человеческая самоуспокоенность не может осуществиться без мифа о гарантированном комфорте, отсутствии риска, угроз и опасностей. Однако, увы, таковые условия желаемой секулярным человеком безопасности есть явный признак не только духовного неблагополучия, но и приближающейся эсхатологической катастрофы глобального масштаба, ибо, как сказано святым апостолом Павлом: «О временах же и сроках нет нужды писать к вам, братия, ибо сами вы достоверно знаете, что день Господень так придет, как тать ночью. Ибо, когда будут говорить: “мир и безопасность”, тогда внезапно постигнет их пагуба, подобно как мука родами постигает имеющую во чреве, и не избегнут» (1 Фес. 5: 1-3). Упование на всеобщую безопасность как комфортное и безбедное существование выявляет, таким образом, в своих основах совершенно определенные черты религиозного сознания, религиозной веры. Но как же отличить в таком случае онтологически присущую человеку религиозность от наносной, поверхностной, искаженной процессами секуляризации? Каковы признаки истиной веры, отличающие ее от неподлинной? Хорошо известно, что слово «религия» восходит к латинскому глаголу religare – «воссоединять», «связывать». |
| Когда человек евангельски серьезно задумывается над тайной своей жизни и жизни вокруг себя, тогда он должен придти к выводу, что самая насущная потребность – это отказаться от всех потребностей и решительно пойти за Господом Иисусом Христом, и соединиться с Ним совершением евангельских подвигов. Не сделав этого, человек остается духовно бесплодным, бессмысленным, безжизненным; душа его иссушается, рассыпается, распадается, и он постепенно мертвеет, пока, наконец, весь без остатка не умрет, ибо Божественные уста Христовы сказали: «Как ветвь не может приносить плода сама собою, если не будет на лозе: так и вы, если не будете во Мне. Аз есмь лоза, а вы ветви, кто пребывает во Мне, и Я в нем, тот приносит много плода; ибо без Меня не можете делать ничего. Кто не пребудет во Мне – извергнется вон, как ветвь, и засохнет, а такие ветви собирают и бросают в огонь, и они сгорают» ( Ин.15,4–6 ). Только через духовное органическое единство с Богочеловеком Христом человек может продолжить жизнь свою в жизнь вечную и существо свое – в существо вечное, Человек Богочеловеческой культуры никогда не одинок: когда мыслит – он Христом мыслит, когда действует – Христом действует, когда чувствует – Христом чувствует. Словом: он непрестанно живет Христом Богом, ибо что такое человек без Бога? – в начале получеловек, а в конце – нечеловек. Только в Богочеловеке человек находит полноту и совершенство своего существа, свой Первообраз, свою бесконечность, свое бессмертие и вечность, свою абсолютную ценность. Господь Иисус Христос один между людьми и всеми существами провозгласил человеческую душу самой большой драгоценностью всех горних и дольних миров. «Какая польза человеку, – говорит Спаситель, – если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? или какой выкуп даст человек за душу свою?» ( Мф. 16, 26 ). Все звезды и планеты не стоят столько, сколько одна душа. Если растратит человек душу свою в грехах и пороках, он не сможет ее выкупить, хотя бы и стал господином всех звездных систем. Здесь человеку остается один выход – Богочеловек Христос – Единственный, Кто дарует бессмертие человеческой душе. Вещами же душа не освобождается от смерти, а порабощается, и лишь Богочеловек освобождает человека от тирании вещей. Над Христовым человеком вещи не имеют власти, а он имеет власть над ними. Всем вещам он определяет настоящую ценность, ибо ценит их так, как это делал Христос. А поскольку по Евангелию Христову человеческая душа имеет несравнимо большую ценность, чем все существа и все вещи в мире, то православный человек всю свою заботу и внимание уделяет душе, ибо православная культура есть прежде всего культура души. |
| Культура ведения войны, согласно библейской антропологии. Побывавший в горячих точках опытный священник протоиерей Олег Стеняев в одном из интервью сказал, что Библия создала определенные правила и культуру ведения военных действий . Во-первых, война по Библии является крайней мерой, и начинается тогда, когда мир между народами уже невозможен и заканчиваться она также должна предложением мира: «Когда подойдешь к городу, чтобы завоевать его, предложи ему мир» (Втор.20:10). Во-вторых, библейская культура ведения войны предполагает недопущение жестокости, свирепости, защиту слабых и даже бережное отношение к окружающей природе: «Если долгое время будешь держать в осаде какой-нибудь город, чтобы завоевать его и взять его, то не порти дерев его, от которых можно питаться, и не опустошай окрестностей, ибо дерево на поле не человек, чтобы могло уйти от тебя в укрепление» (Втор. 20:19). В-третьих, в ветхозаветные времена на войну часто отправляли опытного человека, который женат, обзавелся хозяйством и имел наследника, чтобы в случае его гибели в бою, род не закончился: «Надзиратели же пусть объявят народу, говоря: кто построил новый дом и не обновил его, тот пусть идет и возвратится в дом свой, дабы не умер на сражении, и другой не обновил его» (Втор. 20:5-8). В православной традиции для воинов, находящихся в боевом походе, отменяется пост. Согласно церковному правилу святителя Василия Великого, им также разрешается участие в Таинстве Причащения, но по окончании боевых действий на них на какое-то время налагается епитимия – запрет на участие в Евхаристии, поскольку они проливали кровь, хоть пусть и за правое дело. Русский взгляд на войну. Русский взгляд на войну тесно сопряжен с библейским. Для русского православного человека война является безусловным неизбежным злом и также выступает крайней мерой воздействия. И в этом смысле война имеет большое духовно-нравственное воспитательное значение, которое выражается не в том, чтобы как-то переделать другого человека под себя, причинив ему какое-то увечье и уничтожив его, а наоборот, чтобы послужить ему верой и правдой, проявив любовь и заботу. Более того, как говорит В.С. Соловьев устами генерала в «Трех разговорах», без этой «нравственно-религиозной санкции» для русского человека война теряет всякий смысл, поскольку в таком случае солдат утрачивает боевой дух и становится неспособным проявить главное – готовность бить врагов и быть в любой момент убитому, жертвуя собой ради своего ближнего. |
|
|
