| Естественно, давят и на Дану Александровну те, кто устраивает всё это шоу который год, чтобы она исключительно в нужном им ключе прокомментировала информацию о том, что пыталась наложить на себя руки. В тот же день, 12 декабря, в прошлом телеведущая обнародовала на своей странице в социальной сети «Instagram» заключение врачей относительно состояния «звезды», на которых ясно виден ее «неутешительный диагноз», и объяснила, что выпила «большое количество лекарств». Версия созвучна лушниковской - снова раскрученная господином Малаховым через его ток-шоу «знаменитость», якобы, страдает сильным кашлем. «Острый ларингофарингит» - именно такой диагноз поставили медработники. Доказательством этому стала бумажка, которую и опубликовала Дана Борисова в соцсети. « Я верю, что не все люди жестоки, и многие из вас могут поддержать. Выкладываю справки, подтверждающие, что сильно болею последние три недели », - написала в комментарии под фото попавшая впросак по вине своих горе-реабилитологов и шоуменов «телеблондинка». См. фото и комментарии по ссылкам здесь: http://www.rusdialog.ru/news/129618_1513096594 и здесь: http://www.dni.ru/showbiz/2017/12/12/386988.html Почему «бумажка»? Потому что это всего лишь НАПРАВЛЕНИЕ В ЛАБОРАТОРИЮ для исследования сыворотки крови в связи с выставленным диагнозом, а не СПРАВКА из медучреждения. Причем датирована 25 ноября сего года, за 17 дней до возникшей крайне неприятной ситуации. Следует отметить, что подложенное на фото под это направление, написанное от руки некое заключение не пойми какого врача (не видно ни печати, ни даты, ни подписи) указывает не на ларингофарингит, а на фаринготрахеит. Несостыковочка получается. Подтасовка. Явная и откровенная. НИКАКОГО медицинского сопровождения реабилитантов такого рода «наркологи» в создаваемых ими организациях не осуществляют. Как объяснил настоящий психиатр-нарколог с соответствующими дипломами и аттестациями, а не липовый как господин Лушников, Алексей Казанцев журналистам «Life.ru», доза финлепсина должна повышаться или понижаться лечащим врачом - в зависимости от состояния пациента и срока лечения. |
| Это должно быть, повторяю, добровольное желание обоих супругов угодить Богу и совершить свой брачный путь не по законам сластолюбия, а по законам Божиим. Стремиться и желать такого устроения нашей семейной жизни есть обязанность каждого из нас. Если у нас есть такая возможность, она осуществляется. А если наш супруг или супруга оказываются немощны или вовсе не хотят признавать эту заповедь, тогда Господь взыщет с нас желание нашего сердца. Само желание сердца вменится в действие. Подводя итог законодательству о супружеской жизни, мы должны сказать, что Господь благословляет законное супружество и супружескую жизнь в нем с некоторыми правилами воздержания. Благословляет, как основной закон, единобрачие, то есть чтобы муж имел одну жену, а жена имела одного мужа. Только в исключительных случаях допускаются повторные браки, которые уже не приравниваются к первым, а допускаются по немощи человеческой природы. Законное супружество не является грехом, его законно желать, о нем можно молиться. Составлены специальные церковные молитвы, есть святые покровители, которые помогают невестам найти женихов, а женихам найти невест, соединить избранные Богом пары друг с другом. Без специальных причин не благословляется изменение своего супружества, то есть брать вместо одной жены другую, вместо одного мужа другого. И возбраняется блуд, то есть сожительство вне супружества для тех, кому по какой-то причине Господь супругов не посылает или супругов лишил. Что здесь имеется в виду? Нужно уточнить, что понимается под сожительством внебрачным. Когда люди вступают в брак, даже если это брак верующего с неверующим, который не может венчаться, они обещают друг другу быть вместе до конца своих дней и вести общую жизнь: делить все горести и радости вместе, совместно рождать и воспитывать детей. Если это такой союз, то это супружество. А если это союз, даже если люди живут вместе, вместе ведут хозяйство, когда подразумевается, что мы живем вместе, пока нам хорошо, а будет плохо – разойдемся, расстанемся, потому что нас ничего не связывает, то это чистой воды блуд, то есть внебрачное сожительство. Часто возникает вопрос о гражданской регистрации брака: имеет ли она какое-нибудь значение? Приходится слышать слова: «Вот венчание – это да, а это – всего лишь бумажка, в государственном загсе полученная». Как правило, отсутствие этой бумажки свидетельствует о наличии у кого-нибудь из членов этого двойственного союза тайной мысли: «Я пока живу, а не понравится – уйду». Есть исключения из этого правила, когда люди в силу каких-то обстоятельств не расписываются. Но обычно, как бы ни произносилось, что бумажка – это пустое, что она не имеет значения, на самом деле тайная причина заключается в этом. Поэтому государственная регистрация супружества является одним из важных шагов к тому, чтобы это была настоящая семья. |
| — Фу, как вы глупо рассказываете, — отозвалась Дарья Алексеевна, — и какой вздор, не может быть, чтобы все что-нибудь да украли; я никогда ничего не украла. — Вы ничего никогда не украли, Дарья Алексеевна; но что скажет князь, который вдруг весь покраснел? — Мне кажется, что вы говорите правду, но только очень преувеличиваете, — сказал князь, действительно отчего-то покрасневший. — А вы сами, князь, ничего не украли? — Фу! как это смешно! Опомнитесь, господин Фердыщенко, — вступился генерал. — Просто-запросто, как пришлось к делу, так и стыдно стало рассказывать, вот и хотите князя с собой же прицепить, благо он безответный, — отчеканила Дарья Алексеевна. — Фердыщенко, или рассказывайте, или молчите и знайте одного себя. Вы истощаете всякое терпение, — резко и досадливо проговорила Настасья Филипповна. — Сию минуту, Настасья Филипповна; но уж если князь сознался, потому что я стою на том, что князь всё равно что сознался, то что же бы, например, сказал другой кто-нибудь (никого не называя), если бы захотел когда-нибудь правду сказать? Что же касается до меня, господа, то дальше и рассказывать совсем нечего: очень просто, и глупо, и скверно. Но уверяю вас, что я не вор; украл же не знаю как. Это было третьего года, на даче у Семена Ивановича Ищенка, в воскресенье. У него обедали гости. После обеда мужчины остались за вином. Мне вздумалось попросить Марью Семеновну, дочку его, барышню, что-нибудь на фортепиано сыграть. Прохожу чрез угловую комнату, на рабочем столике у Марьи Ивановны три рубля лежат, зеленая бумажка: вынула, чтобы выдать для чего-то по хозяйству. В комнате никовошенько. Я взял бумажку и положил в карман, для чего — не знаю. Что на меня нашло — не понимаю. Только я поскорей воротился и сел за стол. Я всё сидел и ждал, в довольно сильном волнении, болтал без умолку, анекдоты рассказывал, смеялся; подсел потом к барыням. Чрез полчаса примерно хватились и стали спрашивать у служанок. Дарью-служанку заподозрили. Я выказал необыкновенное любопытство и участие и помню даже, когда Дарья совсем потерялась, стал убеждать ее, чтоб она повинилась, головой ручаясь за доброту Марьи Ивановны, и это вслух, и при всех. Все глядели, а я необыкновенное удовольствие ощущал именно оттого, что я проповедую, а бумажка-то у меня в кармане лежит. Эти три целковых я в тот же вечер пропил в ресторане. Вошел и спросил бутылку лафиту ; никогда до того я не спрашивал так одну бутылку, без ничего; захотелось поскорее истратить. Особенного угрызения совести я ни тогда, ни потом не чувствовал. Другой раз наверное не повторил бы; этому верьте или нет, как угодно, я не интересуюсь. Ну-с, вот и всё. |
| Отец Захария кротко посмотрел на вопрошающего, помолчал, а потом, вздохнув, смиренно ответил: – Что ж… Давно хотел я, братия, покаяться перед вами. Знаете такую поговорку: «Нечего на зеркало пенять, коли рожа крива»? Так это про меня… Ну, а Виталька – он, стало быть, зеркало. Бумажка лакмусовая… Только такая духовная бумажка… Вот как я лишний кусок съем, гляжу – и Виталька добавки просит… Братия недоумённо переглянулись. Уж кто-кто, а отец Захария не только лишнего куска отродясь не съедал, но и был строгим аскетом. А схимник продолжал дальше: – Да… Надысь мне устриц захотелось, а то ещё этих, как их, крикеток. Чего вы там шепчете? Ну да, креветок. Я друзьям их заказал, они мне привезли целую сумку, во какую – здоровенную, да ещё кальмара копчёного кило пять не меньше… А что? Гады морские – они пища постная, греха-то нет… Я уж их ел-ел, пять кило черепнокожих энтих, и до службы, и после службы, и после вечерней молитвы, в келье закроюсь и лопаю от пуза – а они всё не кончаются. Вот как я последнего гада морского доел, гляжу – а Виталька пельменей просит… Братия уже поняли, что дело неладно. Переглядываются. Только келарь отец Валериан голову опустил, красный весь стал, аж уши пунцовеют. Смекнули иноки, стараются и не смотреть на отца Валериана, чтоб не смущать, значит, а схимник дальше продолжает: – А то ещё музыку я люблю! А что? Музыка – это дело хорошее. Вот был у меня старый сотовый телефон, так я друга мирского попросил, он мне новый подарил, навороченный. Классный такой – наушники вставишь в уши и ходишь себе по обители, а у тебя рок наяривает. А что? Рок-музыка – она того, очень вдохновляет! Да… Смотрю, и Виталька вместо песнопений Валаамских тоже чего-то другое слушать стал. А что? Тоже вдохновляется… Сразу двое иноков залились краской. А отец Захария всё продолжает: – Ещё спать я люблю очень. Монах – он ведь тоже человек, отдыхать должен. Чтобы, значит, с новыми силами молиться и трудиться. И вообще, подумаешь: раз-другой на службу проспал… Вечером правило келейное не выполнил, а свечу загасил, да и захрапел сразу. И что? У меня, может, после этого покаяние появилось… Вот не появлялось и не появлялось, а как начал дрыхнуть без просыпу, так и появилось… Значит, польза духовная… И Виталька у себя в каморке спит-храпит, чтоб мне, значит, не обидно одному спать было… |
| А Ева-Лотта уже рассказывала, как зашла в Усадьбу переждать, когда те двое направились по тропинке, где лежал Мумрик. И что она там оставалась самое большее пятнадцать минут. — А потом? — спросил комиссар. Глаза Евы-Лотты потемнели, ей было тяжело. О том, что произошло потом, рассказывать было трудней всего. — Я наскочила прямо на него на тропинке, — произнесла она тихо. — Я спросила, который час, он ответил: «Без четверти два». Комиссар был доволен. Судебный врач смог установить, что убийство произошло что-то между двенадцатью и тремя, а показания этой девчушки давали возможность определить время гораздо точнее — между половиной второго и без четверти два. Очень важно знать, когда именно было совершено преступление. Ева-Лотта оказалась поистине бесценным свидетелем! Он продолжал спрашивать: — Как этот мужчина выглядел? Расскажи все, что ты помнишь, все подробности. Ева-Лотта опять назвала темно-зеленые габардиновые брюки. Потом стала вспоминать еще. Белая рубашка… Темно-красный галстук… Ручные часы… Да, и много-много черных волос на руках. — Какое у него лицо? — Комиссар даже привстал от волнения. — У него усы и длинные темные волосы, они ему падали на лоб. Он не такой уж старый. Лицо довольно приятное. Только он был очень испуганный и злой. И бросился от меня бежать. Он так торопился, что уронил один вексель и не заметил. У следователя дух захватило. — Что, что ты говоришь? Что он уронил? — Вексель, — важно повторила Ева-Лотта. — Вы разве не знаете, что это такое? Просто такая маленькая бумажка, и на ней написано «Вексель». Уверяю вас, самая обыкновенная бумажка. А из-за этих векселей, знаете, такой шум бывает! Комиссар опять взглянул на своих коллег. Вчерашний допрос соседей Грена на Плутовской горке показал, что старик неплохо прирабатывал, ссужая деньги под проценты. Многие заметили, что по вечерам к нему приходили какие-то таинственные личности, хотя и не так часто. Очевидно, Грен предпочитал встречаться со своими клиентами за городом. При обыске у него дома обнаружили множество векселей на разные фамилии. Полиция записала все фамилии, чтобы отыскать его таинственных клиентов. Ведь один из них мог оказаться убийцей! Комиссар с самого начала догадывался о причине убийства: кто-то, запутавшись в своих денежных делах, решил разом покончить со всеми осложнениями. Да, скорее всего, так и было. И, конечно, идя на такое дело, преступник был уверен, что сумеет уничтожить все опасные для него бумаги. |
| – Какая ещё транспортировка? Это стандартный обязательный документ… Подпишите… Похоже, чувство юмора Лидии Васильевны навсегда осталось в тех строгих стенах, где начиналась её аппаратная карьера. Подсунутую бумажку я подписал. Читать не стал. Наверное, потому что не было времени. Заодно вспомнил, как шесть лет назад нас, только что прибывших на сербскую землю русских добровольцев, наставлял один из наших, провоевавших здесь уже несколько месяцев, соотечественников: – Воюйте как надо, только не перестарайтесь… Помните, все вы здесь на неофициальном положении… Кто захочет приклеить ярлык наёмника, тот и приклеит – никому не отмазаться… Старайтесь выжить, и чтобы не покалечиться, без ранений и всего прочего… Потому как, повторяю: вы здесь – вне закона… Никто вас официально не приглашал, никто вас официально не отправлял… Если с ранением в Россию кто вернётся – никто возиться, лечить не будет… Тем более, если завалят, труп на Родину некому будет отправлять… Вам страховок не положено! Выходит, подписанная при оформлении командировки бумажка – свидетельство моего более официального, чем шесть лет назад, статуса. Точнее, статуса, более близкого к официальному. Конечно, в поездке на Балканы страховка – бумажка по нынешним временам – штука важная, только …с «калашниковым» было как-то спокойнее и надёжнее. Как и было обещано моими сербскими друзьями, один из них – Душан Г. встретил нас в аэропорту Белграда, отвёз на своей машине на автовокзал, откуда отходили автобусы до Приштины – столицы автономного края Косово. Русский язык Душан знал, но к числу разговорчивых, похоже, не относился. Цели и прочие особенности нашей командировки его, кажется, мало волновали. Тем не менее, прежде чем попрощаться, совершенно без повода он поинтересовался: – Почему Россия не даёт нам комплекс С-300? К такому лобовому и не совсем «по адресу» вопросу мы не были готовы. Наше недоумение Душана нисколько не смутило. – Весь мир против Сербии… Только за то, что мы – сербы, что мы – православные… Скоро нас убивать будут… Бомбить будут… Защищаться нечем… Вот был бы у нас С-300… |
| Несколько раз во время болезни старца братия пыталась накормить его на особинку, повкуснее, но он признавал только простую пищу: суп да кашу. А из лекарств – Святое Причастие. Иноки поражались: разболеется старец, все уже переживают, поднимется ли от одра болезни на этот раз, – а он добредёт до храма, чуть живой доковыляет к Причастию, смотришь – ожил отец Захария, опять идёт себе тихонько в трапезную, жмурится на солнышко, иноков благословляет. В келье у него были лишь топчан, стол да иконы. И ещё всюду духовные книги. Кому случалось заглянуть в келью старца, удивлялись: где же он спит? На топчане, заваленном книгами, спать можно было только сидя. Один послушник как-то рискнул полюбопытствовать, но лучше бы не спрашивал, так как старец брови нахмурил, принял вид разгневанного, – послушник и ответа, бедный, ждать не стал, убежал. Братия очень почитала старого схимника и опытным путём знала силу его благословения и пастырских молитв. Отец Захария мог и приструнить, и прикрикнуть на виноватого, но зато, когда он, благословляя, клал свою большую тёплую ладонь на твою голову, казалось, что вот она, награда, другой и не нужно, – так тепло становилось на душе, такой мир и покой воцарялись в сердце. Большей частью отец Захария молчал и был углублён в молитву. Игумен Савватий обращался к нему только в самых важных случаях, и сейчас иноки были поражены: уж такое простое дело, как безобразия глупого Витальки, можно было, наверное, решить, не нарушая молитвы схимника... Отец Захария кротко посмотрел на вопрошающего, помолчал, а потом, вздохнув, смиренно ответил: – Что ж... Давно хотел я, братия, покаяться перед вами. Знаете такую поговорку: «Нечего на зеркало пенять, коли рожа крива»? Так это про меня... А Виталька – он, стало быть, зеркало. Бумажка лакмусовая. Только такая... духовная бумажка. Вот как я лишний кусок съем, гляжу – и Виталька добавки просит... Братия недоумённо переглянулась. Уж кто-кто, а отец Захария не только лишнего куска отродясь не едал, но был строгим аскетом. А схимник продолжал дальше: |
| ...Чем больше стареешь, тем больше приучаешься ценить прочность дружеских отношений в этом непрочном, неверном, призрачном мире... Если мы видим грех, значит сами причастны к нему, и именно к этому греху. Осуждает ли ребенок кого за разврат? Он его не может видеть. То, что мы видим, - мы отчасти имеем. Иногда у стариков душа будто постепенно умирает вместе с телом. Это впечатление оскудения души происходит от того, что тело, дряхлея, перестает быть достаточным выразителем души. Происходит то, что бывает в переводных картинках - намоченная бумажка дает слабый очерк какого-то рисунка (жизнь); потом постепенно мы эту бумажку (тело) отдираем (болезнь, старость). Рисунок исчезает по частям; потом он исчезает совсем (смерть). В руках наших чистая бумажка (мертвое тело), но взглянувши под нее, мы видим яркий рисунок (жизнь будущего века). План (давно обдуманный) работы о памяти и беспамятстве. Значение, моральное и религиозное, памяти: благодарность, покаяние. Слабая память, думается, один из признаков греховного состояния; в ней заключаются следующие греховные свойства - неспособность к духовному усилию, рассеянное внимание и недостаточная любовь. Представим ли " беспамятный святой " ? Конечно нет, потому что у него - активное отношение ко всему, сосредоточенное внимание, любовь ко всему. Слабая память узкому сознанию. С другой стороны - огромное значение слабой памяти, беспамятства. Частичная потеря памяти - часто прямая выгода для духовной жизни. Оно освобождает от мирского, от груза ассоциаций, воспоминаний, знаний, дает возможность быть вполне непосредственным, значит - искренним, значит - гениальным; оно дает возможность жить данной минутой, данным делом, данным человеком, -быть " как дети " ; воспринимать все как новое, светлыми глазами смотреть на мир. Беспамятство - преодоление времени, забвение обид, облегчение послушания, забвение своих заслуг, приобретение простоты. Все равно - память хранит все на свете и только временно отказывается воспроизводить. Беспамятный старец похож на пассажира, сдавшего свои чемоданы в багаж и налегке ожидающего поезда. Придет время, суровые таможенники вскроют его чемоданы и он ужаснется их содержимому. |
| Братия очень почитала старого схимника и опытным путём знала силу его благословения и пастырских молитв. Отец Захария мог и приструнить, и прикрикнуть на виноватого, но зато, когда он, благословляя, клал свою большую тёплую ладонь на твою голову, казалось, что вот она, награда, другой и не нужно, – так тепло становилось на душе, такой мир и покой воцарялись в сердце. Большей частью отец Захария молчал и был углублён в молитву. Игумен Савватий обращался к нему только в самых важных случаях, и сейчас иноки были поражены: уж такое простое дело, как безобразия глупого Витальки, можно было, наверное, решить, не нарушая молитвы схимника… Отец Захария кротко посмотрел на вопрошающего, помолчал, а потом, вздохнув, смиренно ответил: – Что ж… Давно хотел я, братия, покаяться перед вами. Знаете такую поговорку: «Нечего на зеркало пенять, коли рожа крива»? Так это про меня… А Виталька – он, стало быть, зеркало. Бумажка лакмусовая. Только такая… духовная бумажка. Вот как я лишний кусок съем, гляжу – и Виталька добавки просит… Братия недоумённо переглянулась. Уж кто-кто, а отец Захария не только лишнего куска отродясь не едал, но был строгим аскетом. А схимник продолжал дальше: – Да… Надысь мне устриц захотелось, а то ещё этих, как их, крикеток. Чего вы там шепчете? Ну да, креветок. Я друзьям их заказал, они мне привезли целую сумку, во какую здоровенную, да ещё кальмара копчёного – кило пять, не меньше… А что? Гады морские – они пища постная, греха-то нет. Я уж их ел-ел, пять кило черепнокожих энтих: и до службы, и после службы, и после вечерней молитвы… В келье закроюсь и лопаю от пуза – а они всё не кончаются. Вот как я последнего гада морского доел, гляжу – а Виталька пельменей просит… Братия уже поняла, что дело неладно. Переглядываются. Только келарь отец Валериан голову опустил, красный весь стал, аж уши пунцовеют. Смекнули иноки, стараются и не смотреть на отца Валериана, чтоб не смущать, значит, а схимник дальше продолжает: – А то ещё музыку я люблю! А что? Музыка – это дело хорошее. Вот был у меня старый сотовый телефон, так я друга мирского попросил – он мне новый телефон подарил, навороченный. Классный такой! – наушники вставишь в уши и ходишь себе по обители, а у тебя рок наяривает. А что? Рок-музыка, она, того, очень вдохновляет! Да-а… Смотрю, и Виталька вместо песнопений валаамских тоже чего-то другое слушать стал. А что? Тоже вдохновляется… |
| Чукотка — лакмусовая бумажка миссии К сожалению, люди часто идут в секты, потому что не обретают того, что ищут в православии: доброту, открытость, доступность, возможность общения. Хотя именно таким православие должно быть. 22 ноября, 2010 К сожалению, люди часто идут в секты, потому что не обретают того, что ищут в православии: доброту, открытость, доступность, возможность общения. Хотя именно таким православие должно быть. Одной из наиболее острых и актуальных тем, обсуждаемых на IV всецерковном съезде епархиальных миссионеров , была тема противодействия тоталитарным сектам и уврачевания расколов. О том, как проходит работа в этом направлении в Анадырской и Чукотской епархии, рассказывает ее правящий архиерей — епископ Анадырский и Чукотский Никодим. — Владыка, расскажите, как бы Вы определили: что такое «борьба с сектами»? Приемлемо ли это понятие для православия в прямом смысле? — «Борьба с сектами» — это общее название противосектанского направления. В значение этих слов не нужно вкладывать какие-нибудь враждебные агрессивные смыслы. Нет необходимости куда-то чуть ли не с оружием идти и насильно кого-то возвращать. Нужно объяснять населению пагубность того или иного сектанского учения, проще говоря — раскрыть правду. Таким образом могут быть ограничены действия любой секты. Мы должны понимать и объяснять, что часто целью сектанской деятельности является банальное вымогание денег из ее членов. И вот здесь уже можно привлекать государственные правозащитные органы. К сожалению, люди часто идут в секты, потому что не обретают того, что ищут в православии: доброту, открытость, доступность, возможность общения. Хотя именно таким православие должно быть. Православные миссионеры должны предложить людям что-то такое, от чего души их загорятся. И не менее важно уметь это предложить. Определенный комплексный подход обязательно принесет свои плоды. Но самое главное, чтобы наши прихожане — люди, которые называют себя православными, имели хотя бы элементарную духовную грамотность, могли разобрать в том, во что они верят, и уметь с любовью объяснить это другим. |
|
|
