| Демонизация Путина является и основным ферментом сплочения украинских ультранационалистов. Есть такой анекдот: Умирает старый бандеровец и говорит окружающим: - Берегите Путина. Берегите..!!! - ??? - Это единственное, что нас объединяет. Таким же образом, киевской власти и Донбасс нужен только для войны с ним, как символом России. Раздуваемая официальной пропагандой ненависть к «проклятым» пророссийским «сепаратистам» - «террористам» является фундаментом сохранения нынешнего украинского политического режима. Если бы нынешняя украинская власть могла, она бы и воздух Донбассу отключила. Следует признать, что технологии социального конструктивизма, опирающиеся на тотальную дезинформацию, зомбирование, запугивание населения, насильственное подавление пророссийской оппозиции демонстрируют впечатляющие результаты в Украине. Устами Киева глаголет Вашингтон. Нет такой лжи, на которую не способен бы нынешний Киев, и нет такой лжи Киева, на которую не готово заткнуть свои уши Запад. Осуществляется программа сепарирования Украины от России не только на уровне культуры и цивилизации, но и на этноконфессиональном и религиозном уровне. Активно подчеркивается, что Украина - это не православная страна, а христианская. Говорят, проще вытащить человека из СССР , чем СССР из человека. Но не в обиду будет сказано нашим украинским братьям - потомкам запорожских казаков, на языке авторов знаменитого письма турецкому султану, ситуация складывается таким образом, что евро-американские социальные конструкторы наяву вознамерились вывести две новые породы украинцев - еврохохлопов и хохлуев американских, планируя ими заменить население Украины. Желто-голубой террор питается идеями национального превосходства, декларируемой защитой целостности государства, курсом на благоденствие в «демократическом» и «свободном» Евросоюзе, куда Украина нацелена войти, правда, не понятно, каким образом, в настоящее время, разве, что - «вперед ногами»... Помощь Украине от Запада - это инъекции в протез. Понятно, что оживить сегодня ее сможет только Россия. |
| В.В. Виноградов Танцовать от печки ТАНЦОВАТЬ ОТ ПЕЧКИ 363 Этимологическим фундаментом многих фраз является указание на какое-нибудь бытовое явление или событие прошлого. Прямое значение словосочетания подвергается забвению или утрачивает свою реальную основу по мере того, как отходит в историю самый факт, давший жизнь фразе. Но фраза продолжает жить своими другими, переносными значениями или оттенками, которые наслаиваются на нее еще в то время, когда она относилась к конкретному жизненному явлению. Однако внутренние мотивы этого переносного употребления становятся все более и более смутными и непонятными. Их можно восстановить, лишь воспроизведя культурно-историческую обстановку того далекого или близкого прошлого, когда складывалось переносное значение фразы (иначе говоря, когда свободное сочетание слов семантически трансформировалось в целостную фразовую единицу). В качестве примера может служить фразеологическое единство танцовать от печки, из устной речи вошедшее в литературный оборот не ранее 40-х годов XIX столетия. Танцовать от печки – это значит: приступая к какому-нибудь делу, начинать всегда с одного и того же, возвращаясь к исходному пункту. Для понимания социально-бытовой почвы, на которой сложилась эта идиома, интересен отрывок из неоконченного романа В. А. Слепцова «Хороший человек». Герой этого романа, «неслужащий дворянин» Теребенев, после бесплодных скитаний по Западной Европе возвращается в Россию. Он думает о том, «что ему предстоит делать в России, как трудна будет его роль, как он будет теперь служить народу... и вдруг почему-то вспомнил, как его учили в детстве танцовать. Представилось ему, что стоит он в зале, у печки, с вывернутыми в третью позицию ногами...». Все – и родители и дворня – с интересом смотрят на обучение молодого барчонка. «Вдруг – скандал: одна нога у Сережи как-то подвертывается, заплетается за другую. Сережа сбивается с такта и останавливается... – Эх, какой ты, брат! – с укором говорит отец. – Ну, ступай опять к печке, начинай сначала. |
| Письмо 83. Молодому человеку, который беспокоится о своем тщеславном друге Тщеславие – духовный недуг. Оно овладевает теми, кто утратил страх Божий или не стяжал его. В Книге жизни написано:/Начало мудрости – страх Господень/ 190 . Премудрый жаждет разговора о Творце мира, а тщеславный – разговоров о себе. Твой друг прилепляется только к тем, кто его хвалит и возвеличивает. Он говорит только о себе и требует, чтобы говорили только о нем. Собирает свои фотографии из газет, хотя знает, что в газетах публикуются и фотографии преступников, и всем читает письма, в которых кто-то хвалит его. Он досаждает всем, и все его избегают. Он утверждает свою славу на самом ненадежном фундаменте – на людской молве. Несчастный человек! Он требует серьезного лечения, ибо, если это продлится, болезнь тщеславия неминуемо приведет его к преступлению над кем-либо или над самим собой. Попробуй почитать ему книгу Екклезиаста, особенно выдели слова:/суета сует, всё – суета/ 191 . Пройдись с ним по кладбищу и скажи ему: «Вот здесь под нашими ногами тлеют уста, которые восхваляли нас!». Расскажи ему эту восточную притчу. У дороги росла пальма, а под ней колючка. По дороге проходили путники, и колючка цепляла и царапала каждого из них. Путники сердились и ругали колючку, сожалея, что никто ее не вырвет, чтобы она не вредила людям. Возгордилась колючка, подняла голову и надменно сказала пальме: «Что тебе толку от твоей высоты, если никто не сказал о тебе ни слова? Слышишь ли, только обо мне и говорят? Велика моя слава в мире, а ты ничтожество». – «Злая слава у тебя, такая же злая, как и ты сама. А то, что говорят о тебе, хуже молчания, – ответила ей пальма. – Обо мне говорят, только когда собирают финики с моих ветвей. Ты права, редко говорят, но слова эти полны благодарности и благословения». Настоящие люди заботятся о том, чтобы их жизнь принесла достойные плоды, а не о славе и похвале соседей. Слава сама сопутствует им, как эхо. Даже если эхо не всегда слышится на земле, оно непременно отзывается на небе. Ибо жизнь настоящего человека всегда связана с небом и вечностью. Когда Христос творил добро, Он часто решительно запрещал говорить об этом 192 . Святые Божии усвоили Его науку и бегали людской славы, как огня. Некая римская матрона отправилась из Рима в Египет, чтобы увидеть святого Арсения Великого . Арсений принял ее, но, когда она стала восхвалять его, он быстро вернулся в келью и закрыл за собой дверь. Другой евангельский наследник говорил: «Всякое похвальное слово обо мне заново открывает исцеленные раны моей души». |
| В силу этого сказанное наблюдение побуждало лишь к энергическому напряженно законнической ревности и совсем не требовало замены терновым венцом драгоценной короны на главе Избавителя – Царя. Таким образом Савлу не виделось надобности считать Голгофу престолом Утешителя, и у него не было ни объективных, ни субъективных поводов вносить в яркий мессианский идеал мрачные черты скорби и страдания и тем нарушать гармонию, столь отрадную и упоительную для ума и воли фарисея. Естественно, что всякие апологии смерти Христовой, даже при всей их неотразимости, пропадали для него бесследно, не забросив в его душу искры света христианского, почему и утверждаемое воскресение было для него просто обольщением лукавого, если только не обнаружением закоренелого лукавства. Крест был для него вечным соблазном к самому беззаветному неверию с неизбежным результатом в неумолимом гонительстве. Оно приобретало тут еще больше горючего материала и необходимо распалялось до крайности, ибо его совесть все сильнее убеждалась, что этим приносит наилучшую службу Богу. Несомненно, что и при ближайшем знакомстве с христианской общиной Савл оставался непоколебимым в занятой позиции, а потому дальнейшим путем было для него лишь энергическое продолжение начатого. Раз это справедливо, психологическая теория рушится в самом своем фундаменте. Она допускает, что под напором христианских впечатлений молодой зилот потерял на время равновесие, и в его нравственно-религиозном сознании произошел болезненный разлад. Возникает критическая борьба между прошлым и новым, – и он судорожно ищет точки опоры. Почва колеблется под его ногами, и душа страшно раздирается внутренними антиномиями. Но старый привычки – особенно религиозного характера – не легко уступают свое место, которое всегда очищается после жестокого боя. И – подобно всем героическим натурам – Савл «с бешенством отчаяния, хотя и не твердой рукой» 654 , старается залить потоками крови свой собственной пожар, дабы спасти наследственное достояние 655 . При этом самая чрезмерность гонительного увлечения свидетельствует уже, что старое падает безвозвратно и сердце всецело тяготеет к тому, что оно внешне отвергает. |
| Вдруг я остановился. На землю под ноги падал узкий пучок неяркого света и от него образовалась светлая дорожка. Я поднял голову. Свет пробивался сквозь щель в ставнях одного из окон стоящего рядом дома. Луч был совсем неяркий, так электрические лампочки не горят. Мне стало интересно. Осторожно, чтобы не топать, приблизился к окну, привстал одной ногой на кирпичный фундамент и попытался заглянуть вовнутрь. Щель была совсем узкая, и никак не удавалось ничего разглядеть. Но любопытство уже овладело мной. Стараясь не шуметь, слегка одной рукой отодвинул ставень. Он легко приоткрылся. Теперь мне стала видна внутренность небольшой комнаты. Она была освещена неярким светом, источник которого я так и не смог определить. Посредине сидела молодая женщина в несколько странном одеянии, которое никогда раньше не видел. Одной рукой она держала маленького ребенка, смотрела на него ясными и чистыми глазами и, казалось, любовалась им, сохраняя торжественную и величественную позу. Мальчик тоже сидел тихо, его взгляд излучал тепло детской любви к матери, и в то же время от него исходило ощущение какой-то незащищённости. В руке он что-то держал. Обе фигуры были неподвижны, лишь неуловимые движения глаз и рук подтверждали их реальность. Через некоторое время мне стало неудобно так стоять и я попытался переменить ногу. Это сделал немного неуклюже, нарушив равновесие и топнув ногами. Женщина повернула голову и посмотрела в мою сторону. Она по-прежнему была спокойна, и взгляд не был тревожным, скорее располагающим к беседе или общению. Мне показалось, что она хочет что-то сказать. Стало неловко за моё подсматривание и я, спрыгнув на землю, быстро, почти бегом направился в сторону своего дома. Пройдя пару десятков метров до угла оглянулся. Сзади ничего похожего на свет уже не было видно. Минут через пять я стоял у своей калитки. Мать поставила мне на стол ужин, но есть почему-то не хотелось. Картина увиденного стояла перед глазами и никак не хотела уходить из памяти. Отец поинтересовался: как я дошел, и я рассказал ему об этой безмолвной встрече. Он помолчал, затем попросил уточнить, что это за дом. Я постарался подробнее объяснить ему. |
| — Фрада! Это ты? Ты куда-то собрался идти? Куда же?.. — Ничто не могло укрыться от дедушки Дадарши. «У него прямо чутье на все, что я собираюсь сделать», — подумал про себя Фрада. Вслух же сказал: — Да, дедушка Дадарши. Я собираюсь навестить досточтимого айсора Сеннахирима. — Сеннахирима?! — Дадарши разогнулся и, встав во весь рост, широко открыл глаза. Фраде показалось даже, что борода дедушки Дадарши от удивления слегка зашевелилась. — Отчего это ты вдруг решил навестить почтенного Сеннахирима? — Я хотел осведомиться о его здоровье, — слукавил Фрада. Но Дадарши не так-то легко было сбить с толку. Он поспешил к ограде и, уставив на Фраду немигающий взор своих старческих, слегка слезящихся глаз, спросил: — И это все, что ты хотел у него узнать? — Нет, — Фраде ничего не оставалось, как сказать всю правду. — Я хотел спросить у него про камень. — Про камень? Фрада протянул Дадарши камень, и он засверкал на его ладони, переливаясь всеми цветами радуги. Дадрши даже зажмурился — так ярко сверкал камень, отражай солнечные лучи. — Где ты нашел его? — Его нашла Ариана. В брюхе у рыбы. — Как ты сказал? В брюхе у рыбы? — Да, дедушка Дадарши. В брюхе у рыбы. Ее подарил мне на базаре торговец Гурам. — Вот как? — протянул удивленно тот. — А что, может быть, он действительно чего-нибудь стоит. — Именно это я и хочу узнать у почтенного Сеннахирима. — Фрада зажал камень в ладони, кивнул дедушке Дадарши на прощание головой и зашагал в сторону калитки. — Надо же, — удивился еще раз вслед Фраде дедушка Дадарши. И, что-то бормоча себе под нос, вернулся к своему любимому дереву. Глава 12. О том, как айсор Сеннахирим покупал у Фрады камень Айсор Сеннахирим жил в красивом белом доме — настоящем кирпичном доме, который покоился на прочном фундаменте, сложенном из больших камней. Рамы в доме были вырезаны из кипариса и украшены резьбой. А по бокам дома высились два лепных изображения древних ассирийских богов «шёду» — странных существ с телом быка и человеческим лицом — точь-в-точь похожего на лицо почтенного Сеннахирима: с такой же аккуратной окладистой бородой, уложенной рядами мелких колец, с такими же толстыми губами, мощными надбровными дугами, тонким орлиным носом и большими, круглыми, слегка выпученными глазами. Разница между ассирийскими богами «шеду» и почтенным Сеннахиримом состояла в самом теле. В отличие от «шеду» у айсора Сеннахирима было обычное человеческое тело — с руками и ногами, разве что очень длинное и худое. Но поскольку Сеннахирим всегда передвигался медленно и величаво, его худоба не бросалась в глаза, и выглядел он внушительно, поглядывая на всех с высоты своего немалого роста. |
| Что главное в Рождестве? Одна фундаментальная вещь, которая и делает наш разговор о нем чем-то более значимым, чем просто обсуждение календарного события. У него нет избранности. Оно не для православных, не для католиков, не для христиан, не для взрослых, не для детей. Оно вообще для всех. Есть в Рождестве полная универсальность, всечеловечность. — В отличие от Пасхи? — В Рождестве еще нет ничего, что требовало бы от человека определенного выбора. Это дар всему человечеству. Кто-то его возьмет, кто-то будет попирать его ногами, кто-то на него наплюет, кто-то будет ему поклоняться… Но пока ничего этого еще нет. Родился Младенец — совершенно безвестно, безымянно, без шума, одна звездочка только его встретила, и всё. Ни извержения вулкана, ни тайфуна, и небо не обвалилось на землю, а тихонько сошло в пещерку… В этом очень большой смысл — в том, что это радость для всех. Хочешь — примешь, не хочешь — не примешь. А когда у нас говорят, что на Западе стараются толерантно избавиться от всякой рождественской символики, — это немножко преувеличено. Когда приезжаешь в Европу и видишь все эти рождественские базары, все эти католические адвенты, когда все города утопают в этой символике, возникает вопрос: а где же эта толерантность? Мои впечатления противоположные: 90 процентов людей по всему миру религиозны. А стремящихся открыто исповедовать свой атеизм или агностицизм совсем немного, люди как-то не очень выставляют это напоказ. — И возникающее сейчас у многих стремление съездить на Святую землю — это не просто мода? И само по себе ее посещение может что- то открыть человеку? — Может открыть, а может и нет. Я приезжал на Святую землю с разными группами, и должен сказать, что для многих людей ничего там не происходит — приехали и уехали, даже иногда с досадой: «Все эти ваши восторги… Ничего такого я не испытал». Но то, что место, предметы и даты в жизни человека, в его внутренней духовной истории действительно важны, — это факт. В психологии это называется «синхронизацией», когда мы вместе начинаем чувствовать — в определенном месте, в определенное время — одно и то же. |
| Владыка стяжал дар умиленных слез, которыя постоянно льются из его глаз, как из чаши переполненной благодатью. На своем посту Владыка, как бы сгибаясь под тяжестью своей ноши, потерял способность свободно владеть ногами, но думается, что тем самим Господь сохранил на более долгое время для России и Русскаго народа его ум и его сердце, которое вмещает в себе всю Россию с ея безграничным горем и ея безграничным величием и верится, что страна, которая дала такого иерарха имеет великое будущее, заключающееся в его безсмертных идеях, которыя мало были поняты и применены в России прошлой, но составляют драгоценный нравственный капитал для России будущей. В заключение скажем, что излюбленным героем Митрополита Антония из русской истории является Патриарх Никон , котораго Владыка считает самым гениальным русским человеком, непонятым своим Отечеством. Мало понят в своей многогранной жизни и Владыка Митрополит Антоний. Однако, звезда Владыки Митрополита Антония взошла над русским горизонтом, когда потерпела крушение Россия прошлая и взору русских людей должна предлежать Россия будущая. Вот Владыка своей жизнью и своими творениями и создал фундамент будущей России, который при всем своем неисчерпаемом богатсве, при всем разнообразии своих идей сводится к единому основанию – всеобъемлющей сострадательной любви, ибо Бог есть любовь. Не состоя ни в каком служебном отношении к Владыке Митрополиту, мы в течение 12 лет заграничной жизни имели счастье быть к Владыке в непосредственной близости, записывать его мысли, популяризировать в печати его идеи, наслаждаться его мудростью и любовию. Пусть же эти бледныя и несовершенныя строки, лишь намечающия основныя черты облика великаго Архипастыря Русской Земли Блаженнейшаго Владыки Митрополита Антония, будут нашей посильной сыновной благодарностью нашему глубокочтимому архипастырю, мудрому и любимому учителю и дорогому отцу. Читать далее Источник: Сборник избранных сочинений Блаженнейшаго Антония, Митрополита Киевскаго и Галицкаго. С портретом и жизнеописанием автора. Юбилейное издание ко дню 50-летия блаженной кончины Блаженнейшаго Митрополита Антония. - Монреаль: Издание Братства преп. Иова Почаевскаго «Monastery Press», 1986. - LII+431 с./Блаженнейший Антоний, Митрополит Киевский и Галицкий. III-XLVI с. Вам может быть интересно: Поделиться ссылкой на выделенное |
| 2.16. В XXI столетие Российская цивилизация вступила в состоянии очевидного религиозного ренессанса. Причинами подъёма религиозных чувств стали, с одной стороны, возвращение Церкви в публичное пространство после долгого периода гонений, приобщение новых поколений к богословской мысли предшественников, с другой стороны – обращение к православному христианству как средству национальной и цивилизационной самоидентификации. С учётом этого, православному христианству предстоит сыграть чрезвычайно важную роль в формировании российского общенационального и общецивилизационного мировоззрения. Россия имеет богатый исторический опыт сосуществования народов и религиозных общин без тенденций к их ассимиляции и унификации. Этот опыт может представлять большую ценность при выработке модели многополярного мира, обеспечивающего добрососедское сосуществование цивилизаций с разными религиозными традициями. Особое значение для судеб мира может иметь российский опыт успешного взаимодействия христианства и ислама. Глобальная роль России также может заключаться в том, что она способна выступить мостом между союзом традиционных незападных обществ, противостоящих атлантическому секуляризму, с одной стороны, и европейскими христианскими традиционалистами, с другой. 2.17. В период крупных цивилизационных сдвигов и потрясений к России обращаются взоры не только православных христиан, оплотом и защитником которых она традиционно считалась. На Россию как на хранительницу христианской традиции с надеждой начинают смотреть консервативные европейцы, теряющие духовную почву под собственными ногами. Одновременно от России ждут спасения гонимые христиане Азии и Африки, преследуемые исламскими радикалами и преданные секулярным Западом. Не исключено, что в XXI столетии Россия сможет принять на себя роль организующего центра всего христианского мира, существующего внутри разных цивилизаций. 3. Современное государство: соотношение религиозного и светского начал 3.1. Исторически все без исключения государства опирались на этический фундамент религии или сакральной философии (фанцзя и конфуцианство в Китае). При этом принципы вероисповедной политики существенно разнились: государство могло признавать равноценность нескольких культов (например, включая богов присоединённых народов в официальный пантеон, как в Римской империи), отдавать предпочтение только одной религии без притеснения остальных (христианская империя Константина Великого), вводить ограничения для инаковерующих (мусульманская Османская империя) или запрещать иные исповедания даже под страхом смерти (католическая Испания после реконкисты). |
| Посмотрим, наконец, на «реальные» условия развода. То, что я заговорил об этом только сейчас, имеет свою важную причину. Дело в том, что люди, занимающиеся вопросами развода, то есть те, кто применяет законы, выносит решения или проводит экспертизы, подвержены тем же трудностям и мистификациям, что и сами участники развода. И это в двух отношениях. Во-первых, позиция того, кто наблюдает, проверяет, оценивает, выносит решения и, как думается, лично не имеет со всем этим ничего общего, только кажется объективной. И, во-вторых, их представления о том, что все эти наблюдения, проверки, оценки и решения прочно стоят исключительно на серьезной, профессиональной (юридической или психологической) основе, тоже не совсем объективны. На самом же деле судья, социальный работник или эксперт волей-неволей сознательно или бессознательно оказываются лично втянутыми в каждый отдельный случай. Мало того, они ни в коем случае не остаются сторонними наблюдателями, они непосредственно влияют на течение дела (уже до вынесения решения или дачи рекомендаций). Наконец, профессиональная, то есть объективная, обоснованность его действий нередко оказывается полной боли иллюзией. При этом я думаю прежде всего о таком критерии, как «благополучие ребенка», по поводу которого эксперты имеют свои устоявшиеся представления; они достаточно уверенно высказываются о том, что хорошо и что плохо в вопросах благополучия семей, детей и юношества. Но вся дилемма в том, что без этих иллюзий никакая семейная законность не была бы возможна. В данной главе речь пойдет прежде всего о проблемах «фундамента» институциональных интервенций. Освобождению от «личного участия» в решении профессиональных вопросов в этой области может помочь участие в работе супервизионных групп. Одних только теоретических познаний здесь недостаточно. Однако критическое осмысление собственных действий может иметь в какой-то степени «исцеляющий» эффект, а именно: если ты знаешь, что здесь слишком глубоко, то ты стараешься не заплывать далеко от берега. Страшно становится лишь тогда, когда думаешь, что уже достиг твердого грунта, и вдруг не чувствуешь почвы под ногами. Неуверенность и страх, как известно, приводят как к эмоциональным столкновениям, так и к возможным ошибкам. |
|
|
