| Балакшин Р.А. Праведный Прокопий Устюжский – Какими источниками вы пользовались? – Источники были такие: изданные в XIX веке на русском языке 12-томные Минеи, жития святых – потом они были переизданы, уже в наше время. Брал еще и другие источники, XVIII века, но, как обнаружил, текст везде практически один и тот же. В архивах никаких данных с той поры, когда жил праведный Прокопий, не осталось – слишком много времени прошло. Была еще одна трудность: житие святого Прокопия Устюжского во многом переписано с жития блаженного Максима Константинопольского. Встречаются одинаковые эпизоды: как он с собаками на паперти спал, сцена смерти блаженного Прокопия дословно воспроизводит ту, что в житии святого Максима, есть много и других заимствований. Я уверен, что древнее житие праведного Прокопия Устюжского существовало – оно просто до нас не дошло. Ведь главная беда наших северных деревянных городов – пожары – была не столь уж редкой. Города горели, уничтожались многие документы, памятники, причем вплоть до XX века. Было оригинальное, подлинное житие святого, но, как я считаю, с огромной долей вероятности, оно сгорело, и для его восстановления было уже использовано житие святого Максима. И в житии, которым я пользовался и которое переложил на современный русский язык, есть все-таки детали, ниоткуда не заимствованные. Например, встреча юродивого с девочкой, будущей матерью святителя Стефана Великопермского, сидение святого на камне – кстати, камень этот сохранился до сих пор, – знаменитые три кочерги, которые он носил с собой, спасение Великого Устюга от разрушения каменной тучей по молитвам Прокопия и некоторые другие. Так что, несмотря на заимствования из другого жития, можно сказать, что память о святом в Устюге сохранялась, что и отразилось в нынешнем житии. – Сложно ли писать о жизни святых, особенно о святых, понесших такой непростой подвиг, как юродство во Христе? Самое главное – избегать налета этакой слащавой сказочности. Заигрывать с фольклором, давать волю фантазии, воображению – нельзя. |
| Богородичен: За ны из Тебе воплощшагося, Дево Мати, всегда моли,/благочестно Тя блажащим избавитися бед, душетленных страстей и печалей/и вечнующаго пламене мучения. Песнь 6 Ирмос: В бездне греховней валяяся,/неизследную милосердия Твоего призыва ю бездну:/от тли, Боже, мя возведи. Капли сладкия искапавше, блаженне, пот твоих сладость/и исцелений сияния, на хвалу Христа Бога нашего. Во дворех Бога процвел еси, виноград многоплоден прозяб,/и добродетелей гроздие Делателю душам обилие подав. Царства Божия возжелел еси, над страстьми царствовав, Прокопие,/и, по произволению лучшему, радость праведных получил еси. Богородичен: Избранно Богу бывши яко прекрасное селение/и пространное Сему, Дево, была еси, и чертог, и свещник, и трапеза. Кондак, глас 4: Христа ради юродством/воздушная мытарства на руках ангельских неприкосновенно прешед,/царскаго достигл еси престола/и от Царя всех Христа Бога дар прием благодать исцелений,/многими бо чудесы твоими и знамением страшным/удивил еси град твой Великий Устюг:/людем твоим милость испросив,/миро от честнаго образа Пресвятыя Богородицы молитвою извел еси/и недужным подал еси цельбы./Тем же молим тя, чудоносче Прокопие:/моли Христа Бога непрестанно подати грехов наших прощение. Икос: Како возмогу грешный и скверный аз душею вкупе и телом/исписати во плоти сущее равноангелом житие твое и преславная чудеса?/Аще убо мнози премудрии не достигнут исповедати многаго твоего терпения,/и смирения, и теплыя ко Христу любве,/но, обаче надеяся на твое беззлобие, о блаженне, сице вопию ти:/радуйся, пресветлая звездо, от востока добродетелей возсиявшая/и вселенную чудесы озарившая./Радуйся, возненавидевый родительскую любовь,/Христа же единаго, над всеми сущаго Бога, всем сердцем возлюбивый/и Тому невозвратным желанием последовавый./Радуйся, яко буйственное и юродственное, еже по апостолу, жительство избравый./Радуйся, пременивый тленная и настоящая надеждею будущих благ./Радуйся, древнему Иову уподобивыйся терпением./Радуйся, страстотерпче Христов непобедимый,/но присно победивый диавола твоим смирением./Радуйся, яко древний он Лазарь нищий, ныне почиваеши в недрех Авраамлих./Радуйся, иже по отшествии мира сего/сущим в бедах и искушениих готов обретаяйся предстатель и заступник./Радуйся, везде призывающия тя быстро предваряяй,/молиши бо Христа Бога непрестанно подати грехов наших прощение. |
| К 1722 г. относится особенное «Увещание Святейшего Синода к тем, кто от невежества своего или от крайней злобы, прельщаясь именем страдания, дерзают безрассудно на мучение и сами своей погибели бывают виновны». Увещание это общего характера, т. е. оно относилось не только к раскольникам, но и к тем, кто, подобно раскольникам, обрекал себя на напрасные страдания, под влиянием тогдашних обстоятельств. Означенное «Увещание» составлено было вице-президентом Святейшего Синода, епископом Феофаном Прокоповичем . По синодальному определению от 30 апреля 1722 г., при составлении «Увещания» надлежало воспользоваться известной тогда Святейшему Синоду книжицей «Толкования евангельских блаженств». Это – известное сочинение Феофана Прокоповича , появившееся в печати в конце 1722 года. В этом сочинении, одобренном Петром и Святейшим Синодом, Феофан, как искусный экзегет, проводил нравственные гражданские и политические мысли, сообразно с преобразовательными желаниями и идеалами царя. Как автору «Толкования о евангельских блаженствах», епископу Феофану и поручено было сделать извлечение из его сочинения, дабы вышло «Увещание», направленное для вразумления заблуждавшихся русских граждан. Феофан не замедлил исполнить возложенное на него поручение, прилагая общие свои рассуждения (из объяснения на блаженства) к современным требованиям и условиям жизни, направления и понимания раскольников. Изложение «Увещания» отличается ясностью, простотой и убедительностью, – качествами, присущими вообще сочинениям Феофана Прокоповича . Содержание «Увещания» состоит в развитии той мысли, что «не всякое страдание, но токмо законно бываемое, т. е. за известную истину, за догматы вечной правды, за непременный закон Божий, полезно и богоугодно есть; не просто бо глаголет Господь: блаженны изгнанные, но блаженны изгнанные правды ради...; аще бо кто не правды ради, не за Христа, не истины ради, терпит гонение, узы темницы, муки и самую горькую смерть, тот от Христа не ублажается». Основную мысль «Увещания» автор развивает и доказывает ссылками на учение и примеры священного писания Нового Завета, противопоставляя факты и гибельные следствия превратного понимания христианского учения о страданиях. Извлечём несколько мыслей из «Увещания». |
| Близкий родственник князя Андрея, Яким Кучкович с зятем, озлобленный тем, что брат его казнён за какое-то преступление, Анбал Ясин, крещённый язычник, Ефрем Моизич, крещённый жид, составили заговор на жизнь Андрея и присоединили к себе ещё до 16 человек; одни из заговорщиков пылали злобой за то, что справедливый князь не дозволял им, вопреки их надеждам, весело жить на счёт других 328 ; другие рвались от зависти и негодовали на князя за то, что он верного и лучшего слугу своего Прокопия отличал особенной любовью. Все они были осыпаны милостями князя и Анбал был полным распорядителем в домашнем хозяйстве князя; но страсть, тоже что ад, не скажет: довольно. В пятницу злодеи составили заговор и решили убить Андрея на другой день ночью. В глубокую ночь, вооружённые заговорщики пришли ко дворцу в Боголюбов, зарезали стражей, вломились в сени, подходили к спальне князя; но ужас напал на них, – они бросились бежать из сеней; в погребе княжеском напились вина и опьяневшие пошли опять в сени. У спальни один из них стал звать князя: «государь! государь князь великий!» Андрей, услышав голос, спросил: кто там? Ему отвечали: Прокопий. «Это не Прокопий», громко сказал князь спавшему в его комнате отроку. Убийцы, узнав по голосу, где князь, стали ломать и – выломали двери. Андрей вскочил, хотел схватить меч, который был всегда при нём (он принадлежал св. князю Борису); но меча не было, – ключник Анбал украл его днём. Двое убийц вскочив бросились на Андрея, но он был силен и сшиб одного с ног, как вбежали прочие; впотьмах они убили товарища вместо князя, потом, узнав, напали на князя. Долго отбивался князь, несмотря на то, что со всех сторон рубили его саблями и кололи копьями. – «Нечестивцы! кричал он им, зачем хотите вы сделать то же, что Горясер (убийца св. Глеба)? Какое зло сделал я вам? Господь отмстит вам за кровь мою и за неблагодарность к милостям моим». Наконец блаженный Андрей упал под ударами. Убийцы подумали, что дело кончено, – князь убит; гонимые страхом, схватили товарища и поспешили уйти из спальни. Князь поднялся на ноги, и в беспамятстве, стоная громко, вышел в сени. Убийцы услыхали стоны и воротились. Не найдя его в спальне, они испугались: «погибли мы, если не найдём его», сказали они. Зажгли свечи и следом крови дошли до князя; Андрей сидел под крыльцом. Зять Кучкова отрубил ему руку; другие вонзили в грудь мечи. Андрей успел сказать: «Господи! в руце Твои предаю дух мой», и скончался. Это было ночью с 29 на 30 июня 1174 года 329 . Утром следующего дня убив Прокопия, убийцы ограбили во дворце княжьем серебро, золото, дорогие камни, жемчуг, ткани и отправили ограбленное по домам. Затем и сами и через своих взволновали народ против верных чиновников князя; начались грабежи и убийства такие, что страшно было смотреть, говорит очевидец. |
| При всем том момент подражания и наследования со счета сбрасывать нельзя. Агиография недвусмысленно на это указывает: Андрей Цареградский «ристати же оттоле нача и играти по улицам, по образу древле бывшю похабу Семеона онаго дивного». До того как возложить на себя вериги этого труднейшего подвига, люди «учатся юродству». Они читают или слушают (в краткой проложной форме — в храме, или в форме пространной — за монастырской трапезой) жития предшественников, в частности житие того же Андрея, которое в Древней Руси воспринималось как своеобразная энциклопедия юродства. Интерес и доверие к Андрею усиливались тем обстоятельством, что на Руси его считали славянином (см., например, Пролог под 2 октября). Так Андрей назван в русских версиях жития, хотя греческие тексты именуют его скифом. Чем позже жил юродивый, тем длиннее перечень его предшественников. Максим Московский (середина XV в.) «ревновал блаженным Андрею и Симеону Уродивым… и святому Прокопию Устюжскому» (ГБЛ, Румянцевское собр., 364, л. 327). Часто этот перечень заканчивается последним по времени, ближайшим из популярных и канонизированных юродивых. Так, Прокопий Вятский, который, по данным жития, появился в Хлынове в 1577—1578 гг., «подражал древних блаженных мужей Андрея глаголю Цареградскаго, Прокопия Устюжскаго и Василия Московскаго». Кроме того, люди наблюдают юродивых. Прокопий Устюжский, будучи еще купцом «от западных стран, от латинска языка, от немецкия земли», каждый год, нагрузив свой корабль товарами, приезжал торговать в Новгород. Здесь он решил остаться: его поразила красота православия. «И виде в Великом Новеграде… премногое церковное украшение, и поклонение святым иконам, и звон велий, и слышит святое пение и чтение святыхкниг, и множество монастырей около Новаграда сограждено, и мнишеским чином велми украшено». На улицах он видел зрелище юродства — и «сам… во юродство претворися и облечеся в раздранныя и непотребныя ризы». (Как видим, уже в экспозиции жития заявлен принцип парадокса: Прокопий был потрясен красотой веры, а сам избрал безобразие, чтобы «охранять» красоту). |
| Августина в смысле позднейшей римско-католической доктрины «Filioque», которую так называемый «августиновский филиоквизм», можно думать, не покрывает собою (всецело). Другими словами, западные, преимущественно римско-католические, богословы своеобразную концепцию бл. Августина о Св. Духе, с ее действительно филиоквистическою по своему смыслу основою, со своей стороны «догматизировали», превратив ее из личного и потому необязательного богословского мнения или даже философского предположения бл. Августина в dogma de fide, в наглядное выражение якобы всегдашнего и неизменного и потому для всех обязательного верования древне-вселенской Церкви. Сколь основательна подобная «аккомодация» специфически-августиновского «Filioque» к «Filioque» римско-католических догматических систем нашего времени, и должен наглядно показать ниже приводимый нами в относящейся сюда части весьма обстоятельный трактат немецкого католического богослова проф. Th. Gangauf’a, воплощающий в себе типичные черты богословско-философской аргументации римско-католиков в отношении этого 1-го пункта вероисповедных разностей между православным Востоком и инославным Западом. Вторую характерную литературно-богословскую традицию объяснения и изложения августиновского учения о Св. Духе и Его личном отношении к Отцу и Сыну представляют собою некоторые православно-восточные (именно русские) богословы преимущественно древнего времени (Адам Зерникав, Феофан Прокопович и нек. друг.; из новых – отчасти Митроп. Макарий; из новейших – Еп. Сильвестр, однако, по-видимому, изменивший впоследствии свою первоначальную точку зрения на этот предмет, равно как и предпринявший сначала попытку «реабилитировать» православный образ воззрений Августина о Св. Духе проф. А. Ф. Гусев, но тоже решительно отказавшийся затем от этого своего первоначального взгляда и даже впавший в противоположную крайность). Филиоквистический смысл многих выражений бл. Августина о Св. Духе для богословов этой категории или неочевиден, или самые эти выражения, по убеждению названных богословов, неподлинны или искажены позднейшими латинскими богословами в целях конфессиональных. И эта вышеупомянутая нами «догматическая модернизация» учения бл. Августина о Св. Духе, предпринятая западным ученым проф. Th. Gangauf’oм в духе современной нам римско-католической доктрины «Filioque», и противоположная ей «догматическая реабилитация» (воцерковление) этого учения Августина в смысле приближения его к древне-апостольскому и древне-отеческому верованию вселенской Церкви (Адам Зерникав, Феофан Прокопович) не находят для себя места в следующем за сим литературном типе богословского сознания по рассматриваемому нами вопросу. |
| Старец опять остановил болтливую старушку увещаниями не говорить лишнего. Наконец, прощаясь с отцом Филиппом, старушка спросила его: «Что же прикажешь батюшка, передать-то помещице?» Старец уже рассердился, начал доказывать, что ему не до покупок, что нет никакого смысла в этом, что она рассказывает, ибо он не имеет понятия о Зосимовой часовне, никогда там не был и ничего не знает. Изумилась старушка и пошла в Лавру. Встревожился и сам отец Филипп. Вернувшись домой, он рассказал об этом своим сыновьям. Особенно внимательно его слушал сын Прокопий. Как нам уже известно у Зосимовой часовни, между двух елей, часто сиживал местный помещик Вл. Вас. Головин, почитавший батюшку Зосиму и старавшийся насколько возможно сохранить в целости могилу старца и следы прежней обители. В один прекрасный день сторож часовни рассказал В. В. Головину, как приходили сюда два монаха от имени отца Филиппа Киновейского за справкой не продаст ли ему помещица Неттель три десятины леса с Зосимовой могилой. Головин, конечно, знал всем известного Филиппушку, понравилась ему эта мысль и видя, таким образом, возможность возрождения Зосимовой пустыни, он даже послал от себя крестьянина в киновию спросить отца Филиппа: правда ли что он желает приобрести эту землю и справедлив ли столь радостный для него слух? Старец принял посланного от Головина при своих сыновьях и подивились они опять все случившейся истории , о которой они ничего не знали до сих пор. В сердце своем блаженный Филипп, однако, чувствовал, что тут совершилось чудесное проявление воли Божией. Средний сын Филиппушки, отец Прокопий, выслушав вторичный рассказ о таинственных монахах, решился наконец просить благословения отца съездить в Зосимову пустынь, осмотреть ее и расспросить подробно о случившейся истории. Старец находил это лишним, бесцельным, но благословил сына и согласился на его поездку в Ульянову пустошь. Тем временем и старушка-крестьянка вернулась к своей помещице Г. И. Неттель. Сперва обрадовалась барыня возможности получить верные сведения и ответ Филиппушки, но затем страшно рассердилась, когда старушка сообщила ей свой разговор со старцем. |
| Авторитет Прокопия не только в смысле правдивости, но и по отношению к искусству изложения, критике и выбору материала всецело признан ученой литературой в приложении к «Истории войн». Но что сказать о явном пристрастии, прозрачной лжи и вытекающей отсюда нравственной несостоятельности, в которой не может не заподозрить Прокопия и самый усердный его почитатель, когда он сравнит отзыв об Юстиниане и Феодоре по сочинениям о «войнах», «постройках» и по «Тайной истории»? Если не может подлежать сомнению противоречие во взглядах и в суждениях об исторических лицах, то не подрывается ли этим авторитетность Прокопия и в тех случаях, где нет явных противоречий; должен ли Прокопий заслуживать доверия как историк? Ключ к уразумению характера Прокопия нужно искать в духовном и нравственном состоянии тогдашнего византинизма. Только известная эпоха могла дать подобный продукт. Тон его произведений полный трагизма, резкий, основанный на глубоком убеждении, что современный ему порядок вещей не есть нормальный, что слава римская безвозвратно миновала, и современники не походят на героев прошлого. Печаль о погибели римского могущества и славы – основной тон произведений Прокопия. Чтобы бороться против этого настроения, нужны были устои нравственные и религиозные. Нравственных принципов с трудом возможно искать в писателе, который слишком надвое высказывается по поводу принципиальных вопросов; чаще он колеблется, не находя в себе достаточно твердых критериев. Другого рода устои – это те, которые указаны блаженным Августином , – в религии. Хотя Прокопий – писатель VI в. и лицо, близкое к правительственным кругам, но он остался чистейшим язычником, христианство его не коснулось. Он говорит о религиозном споре в таком тоне: «Признаться, я не берусь судить об этом, ибо считаю сумасбродным исследовать природу Божию, какова бы она ни была. Человеку трудно с точностью понять и человеческое, как же ему рассуждать о божественном? Поэтому мне представляется лучше молчать о предметах благоговейного почитания». Холодное отношение к вопросам, волновавшим ему современное человечество, для Прокопия характерно. Религии у него не было – он скептик. Во многих случаях, когда он говорил о превратностях судьбы, о несчастиях людей высоко стоящих, он смахивает на фаталиста, он разделяет мысль древних о зависти богов к людям, к человеческому счастью. Он как бы говорит любимцам судьбы: «Остановись, скоро конец! Боги завидуют счастью людей!» Тяжело отозвалось на нем отсутствие нравственных устоев, двойственность воззрений – в одном месте он сообщает о великих делах Юстиниана и Феодоры, в другом смешивает их же с грязью. |
| Блаженный Августин занимает особое место в истории христианского богословия. Наши отечественные исследователи творчества блаженного Августина в последние годы сетуют на то, что «устойчивой, раз и навсегда определенной культурной ниши в русской... интеллектуальной традиции Августин не занял до сих пор» 503 . Конечно, с этим можно согласиться, если сравнивать русскую «августиниану» с систематическим изучением наследия блаженного автора в Германии, специальными институтами, сосредоточенными на его творчестве, в Риме и Париже. Однако и русское богословие не могло пройти мимо наследия блаженного Августина , и без учета этого нельзя адекватно понять многие важные моменты в истории самой русской богословской мысли. Но историография темы « Блаженный Августин в русском богословии» пока не очень богата 504 , хотя само творчество Иппонийского епископа, разумеется, привлекает внимание отечественных исследователей. Одним из первых вопрос о влиянии идей блаженного Августина – a именно триадологии – на русское богословие поставил, причем в критическом смысле, протоиерей Сергий Булгаков 505 . Через два года после статьи протоиерея Сергия к вопросу о связи русского богословия с блаженным Августином обратился известный исследователь византийского и русского богословия Мартин Жюжи 506 . Автор не пытался выявить влияние тех или иных идей святого Августина на русское богословие, но обращал внимание на то, что святой Августин был крайне популярен среди русских «книжников» и в период латинского влияния, которое испытало русское богословие во второй половине XVII – начале XVIII в., и в период сменившего его пропротестантского периода, когда через преосвященного Феофана (Прокоповича) блаженный Августин опять стал активно читаемым и часто цитируемым. Можно не соглашаться с М. Жюжи по поводу оценок того или иного периода русского богословия: «латинского влияния», «протестанских идей». Но нельзя отрицать фактов наличия в русских богословских библиотеках творений иппонийского автора – и на латинском языке, и во французских переводах – и частоты обращения к нему русских авторов. |
| Достойно нашего внимания героическое стремление отца Ефрема совместить два образа монашеской жизни: пустыннический и киновиальный, – что исполнял он с непревзойденным усердием, настойчивостью, терпением. А помогала ему Божественная благодать, которую он удерживал послушанием и отвержением своей воли, как этому учит Предание отцов. Когда и мы, по благодати Христовой, летом 1947 года поступили на послушание к нашему Старцу, отец Ефрем был у нас священником 4 , и мы восприняли его как своего подлинного, единодушного и единомысленного брата. Наш преподобный Старец разъяснял нам цель монашеской жизни и вел к ней, наставляя нас всепоглощающей любви к Богу, а не вниманию к уставам и местам пребывания, зависящим от обстоятельств. Какая еще более обязательная заповедь дается человеку, нежели та, что говорит о любви к Богу от всего сердца, души, помышления и силы (см.: Мк. 12, 30 )? Вот первый и главный урок, который преподавал нам наш Старец, неустанно на деле наставляя нас на путь к успеху. В этой учебе нашим соработником и сподвижником по собственному произволению был наш благоразумнейший брат отец Ефрем. Более зрелый по летам и опыту, он всегда отличался точностью в исполнении послушания, но не со страхом и рабски, а с любовью к давшему наказ Старцу-отцу. Изъясняя слово Господа к ученикам о том, что «слушающий вас Меня слушает, и отвергающийся вас Меня отвергается» ( Лк. 10, 16 ), он постоянно подчеркивал значение всецелого послушания старцу, как Самому Христу. Он с ясностью и в подробностях на многих примерах объяснял нам суть послушания и учил ему. По моему скудоумному мнению, он должен был бы называться «отцом Ефремом Послушником», а не Катунакским, потому что именование Послушник он оправдывал на деле. Мы и другие отцы храним в памяти очень много его изречений о послушании. Все они соответствуют Божественному Откровению и святоотеческому учению, ибо, согласно и логике, и естественным законам, практическое действие по воссозданию и спасению «павших и тленных» – это возвращение к изначальному положению зависимости и послушания, в соответствии с образом нашего Возобновителя и Спасителя, Который, хотя и ничем не был меньше величия Отца (См. Флп. 2, 6 ), «был послушным даже до смерти, и смерти крестной» ( Флп. 2, 8 ), чтобы убедить нас самим делом в том, что без послушания Богу нет надежды на спасение. Отец Прокопий и святые Феодоры |
|
|
