| И если господин притчи мог похвалить своего управителя за такую находчивость, догадливость или мудрость, то едва ли такой управитель может удостоиться от Бога не только высшего блаженства, но даже и простой похвалы. А это опять-таки доказывает, что под образом господина притчи никак нельзя разуметь Самого Бога. Приступая, со своей стороны, к объяснению притчи о неверном управителе, я нахожу, что не все притчи Господни имеют иносказательное (аллегорическое) значение. Например: притчи о богаче, которому Бог послал обильный урожай, о богаче и нищем Лазаре, о милосердном самарянине не содержат в себе никакой аллегории. Думаю, что и в притче о неверном управителе нет никакого иносказания и что все неудачи в толковании ее происходили от непременного желания объяснить: кого надо разуметь под приточными образами господина, управителя, должников и друзей. Итак, не будем доискиваться иного смысла этой притчи, а попытаемся объяснить ее как приведенный Господом, с целью назидания, пример из жизни современных Ему евреев. Для точного уразумения смысла этой притчи и, главным образом, значения заключительных слов Спасителя, следует прежде всего узнать, кому и по какому поводу она была сказана. Повествование свое о сказанных Иисусом Христом четырех притчах, в том числе и о притче о неверном управителе, Евангелист Лука начинает следующими словами: Приближались к Нему все мытари и грешники слушать Его. Фарисеи же и книжники роптали, говоря: Он принимает грешников и ест с ними (Лк. 15, 1—2). Раньше этого с таким же упреком и осуждением фарисеи обратились к ученикам Иисуса, когда Он возлежал с мытарями и грешниками за столом у мытаря Левия (или Матфея): для чего Учитель ваш ест и пьет с мытарями и грешниками? И Господь ответил им тогда: не здоровые имеют нужду во враче, но больные; Я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию (Мф. 9, 9—13; Мк. 2, 14-17; Лк. 5, 27-32). Итак, это был уже второй случай, когда фарисеи и книжники открыто осуждали Иисуса за общение с грешниками. В первом случае Господь ограничился кратким указанием на цель Своего пришествия; теперь же, при повторении упрека и осуждения, Он признал необходимым вразумить фарисеев и книжников притчами. |
| «И назвал Бог свет днем, а тьму ночью. И был вечер, и было утро: день один» (Быт.1:5). Циклическая смена дня и ночи позволяет измерять время. Самой простой мерой его поставлены сутки - 24 часа. Поэтому о первом дне сказано не «первый день», а «день один». Последующие же дни: «второй», «третий» и т.д. Из семи дней складывается следующая мера - седмица (неделя). И все другие периоды времени состоят из определенного числа суток. В иносказательном или символическом смысле «днем» могут быть названы весьма длительные периоды времени, целые эпохи, состоящие из многих веков. «И сказал Бог: да будет твердь посреди воды, и да отделяет она воду от воды. И стало так. И создал Бог твердь, и отделил воду, которая под твердью, от воды, которая над твердью. И стало так. И назвал Бог твердь небом. И увидел Бог, что это хорошо. И был вечер, и было утро: день второй». В объяснении шести дней творения материального мира современными христианскими авторами обычно большое внимание уделяется согласованию библейского сказания с научными представлениями о «многомиллиардной» истории мира. В этом ключе слова о создании Богом тверди, разделяющей воду от воды, и названной «небом», считается одним из самых трудных мест для толкования. Святоотеческие рассуждения о втором дне творения подвергаются бурной критике и насмешкам со стороны противников христианства, как наивные и ненаучные. Действительно, некоторые святые отцы говорят возможном наличии твердого небесного свода, например из льда. Впрочем, они говорят об этом как бы мимоходом, не сосредотачиваясь на «технической» стороне дела. Они видят свою задачу не в выяснении физических и химических подробностей творения, а в поиске духовного смысла Шестоднева. И современные научные гипотезы и представления о происхождении и формировании земли, солнечной системы, как и всей вселенной, ни сколько не должны влиять на понимание главной идеи первой главы книги Бытия - приоткрыть нам некие духовные тайны и законы мироздания. Такой подход не означает отрицание исторического смысла Писания и не трактует Библию как легенду или аллегорию. По учению Церкви, историю Творения нельзя рассматривать как аллегорическое сказание, все, что там написано - истина! Однако в самих Днях Творения есть аллегорический смысл, связанный с будущим творением человека, венчающим все Божие творение. Для христианина в первую очередь интересен именно этот, таинственный духовно-поэтический смысл Священного Писания. И в поисках сокровенного назидательного содержания Шестоднева, нам нет необходимости останавливаться на согласовании библейского текста с научными данными, как не относящемся к делу, а постараемся понять духовный образ предметов и явлений материального мира. |
| И пошёл Каин от лица Господня и поселился в земле Нод, на восток от Эдема [страшная фраза: и пошёл Каин от лица Господня. В духовном плане это значит, что он вычеркнул Бога из своей жизни. Поэтому каиниты создают цивилизацию: он первым построил город и заложил, как говорится, основы цивилизации. Кем эта цивилизация создаётся? Обезбоженным умом. Она в самой себе, в самом начале своём, несёт вот это страшное разрушение и истребление. Потому что создаётся умом, которого не интересует Бог, а только временное и земное. Смотрите, 17-й стих:] И познал Каин жену свою; и она зачала и родила Еноха. И построил он город; и назвал город по имени сына своего: Енох [дальше идёт линия каинитов. Вот эти каиниты и каинитки в 6-й главе получат название дочерей человеческих, сыновей человеческих, а потомки Сифа – который родится у Адама с Евой вместо Авеля убитого – будут называться сынами Божиими. Но это название в 6-й главе сынов Божиих уже будет служить им в осуждение. Потому что это павшие сыны Божии, не устоявшие в своём чине. Произошло смешение двух линий и зло умножилось. Смотрите:] У Еноха родился Ирад; Ирад родил Мехиаеля; Мехиаель родил Мафусала; Мафусал родил Ламеха [а вот этот Ламех уже вводит полигамию: нарушает основное установление, брак в форме моногамии нарушается – вот начало всем гаремам, многожёнствам, изгнаниям жён, убийствам неугодных жён – всё это коренится вот здесь:]. И взял себе Ламех две жены: имя одной: Ада и имя второй: Цилла. Ада родила Иавала: он был отец живущих в шатрах со стадами. Имя брату его Иувал: он был отец всех играющих на гуслях и свирелях [между пастушескими народами и племенами, которые не ведут оседлого образа жизни, и племенами с оседлым образом жизни идет вражда испокон века. Вот и говорят нам: она еще коренится в ненависти Каина, который был земледельцем, к Авелю. Так ли это? Это всё из области предположений, и мы ограничиваемся тем, что говорит нам текст, и не даём воли своей фантазии. Потому что аллегорическое толкование небезопасно. Здесь также надо соблюдать границы, чтобы аллегория не выродилась в вычурную фантазию. |
| И третий тип толкования – анагогия (от греч. «анаго» – возвожу). Анагогическое толкование открывает тайны грядущего Царства. По определению святителя Димитрия, это «нечто, приличное жизни вечной, еяже чаем, или Церкви, в вышних торжествующих, к нейже прейти желаем и надеемся» [цит. по 3, т. 1, с. 95]. Преподобный Иоанн Кассиан Римлянин таким образом иллюстрирует приведенные типы толкования: «Один и тот же Иерусалим можно понимать в четверояком смысле, – в историческом смысле он есть город Иудеев; в аллегорическом – есть церковь Христова; в анагогическом – есть город Бога небесный, который есть матерь всем нам; в тропологическом – есть душа человека, которую часто под этим именем Господь порицает или похваляет. Об этих четырех родах толкования апостол говорит так: «теперь, если я приду к вам, братия, и стану говорить на незнакомых языках, то какую принесу вам пользу, когда не изъяснюсь вам или откровением, или познанием, или пророчеством, или учением?» (1 Кор. 14:6). Откровение принадлежит к аллегории, по которой то, что содержит историческое повествование, объясняется в духовном смысле; ... А познание, упоминаемое также апостолом, есть тропология, по которой все, что относится к деятельной рассудительности, что полезно или честно, мы различаем благоразумным исследованием, ... Также пророчество, которое апостол поставил на третьем месте, означает анагогию, которая относится к невидимому и будущему, ... А учение означает простой порядок изложения истории, в которой не содержится никакого более сокровенного смысла, кроме того, какой означается словами» c. 425]. В литературе вы можете встретить упоминание о типологическом (от греческого «типос» – прообраз) толковании. Что это такое? В соответствии с этим толкованием, отдельные ветхозаветные лица или события истолковываются как прообразы лиц или событий новозаветной истории. Классический пример – это история патриарха Иосифа, в которой мы усматриваем пророчество об обстоятельствах служения Господа Иисуса Христа. Иногда в литературе можно встретить противопоставление типологии и аллегории (см. напр. Однако применительно к христианской экзегезе правильнее было бы рассматривать типологию как один из видов духовного, то есть аллегорического толкования с. 52]. |
| «Ибо мы возвестили вам силу и пришествие Господа нашего Иисуса Христа, не хитросплетенным басням последуя, но быв очевидцами Его величия» (ст. 16). Апостол Петр не следовал неким, как говорится в славянском тексте, «ухищренным басням» (под баснями здесь подразумеваются обычные небылицы, а не литературный жанр), а если перевести точнее, мифам. Эти мифы, пусть даже интересные и увлекательные, по сути своей ложны — как в отношении описываемых в них событий, так и в отношении идеи, смысла. Хотя древние философы и пытались найти в них аллегорическое значение, но все их толкования оказывались совершенно произвольными и были не более чем фантазией. Но апостол возвестил «силу и пришествие Господа нашего Иисуса Христа», потому что стал очевидцем «Его величия», то есть сам пережил то, о чем рассказывает нам. Несомненно, речь идет о Преображении. Далее апостол Петр говорит о Преображении более конкретно: «Ибо Он [Господь Иисус Христос] принял от Бога Отца честь и славу, когда от велелепной славы принесся к Нему такой глас: Сей есть Сын Мой возлюбленный, в Котором Мое благоволение» (ст. 17). Что значит «ибо Он принял от Бога честь и славу»? Под этими словами подразумевается не что-то отвлеченное и абстрактное, а сияние лица Спасителя, подобное солнечному, и блистание Его ризы, подобное блистанию снега или света (см. Мф.17:2 ; Мк.9:3 ). Когда мы друг другу воздаем честь и славу, то это по большей части выражается в приятных, льстящих нашему тщеславию словах. А когда честь и славу дарует Бог, то это есть реальность, причем реальность сверхъестественная, едва постижимая нашим умом. В полной же мере понимает и постигает ее тот, кто хотя бы отчасти переживает нечто подобное. А что такое «велелепная слава»? И снова здесь апостол Петр имеет в виду не что-то отвлеченное, а то светлое облако, которое осенило Спасителя во время Преображения. Итак, апостол Петр следовал не отвлеченным рассуждениям, как подобно ему выражается в одном из своих посланий апостол Павел (см. 1Кор.2:1 ), который, между прочим, во многом отличался от Петра. |
| иеромонах Иов (Гумеров) В греческом слове ICHTHYS (рыба) христиане древней Церкви увидели таинственный акростих, составленный из первых букв предложения, выражающего исповедание христианской веры: Jesous Christos Theou Yios Soter – Иисус Христос, Сын Божий, Спаситель. «Если первые буквы этих греческих слов соединить вместе, то получится слово ICHTHYS, то есть «рыба». Под именем рыбы таинственно разумеется Христос, потому что в бездне настоящей смертности, как бы в глубине вод, Он мог оставаться живым, то есть безгрешным» ( Блаженный Августин . О Граде Божьем. XVIII. 23.1). Профессор А.П. Голубцов высказывал предположение: «Это буквенное значение слова ICHTHYS было рано подмечено христианскими экзегетами, и, вероятно, в Александрии – этом центре аллегорического толкования – впервые был и поставлен на вид таинственный смысл этого знаменитого слова» (Из чтений по церковной археологии и литургике. Спб., 1995. С. 156). Однако надо определенно сказать: не одно только наблюдение над буквенным совпадением привело к тому, что у христиан первенствующей Церкви рыба стала символом Иисуса Христа. Сознание древних учеников Божественного Спасителя, несомненно, находило опору для такого понимания в святом Евангелии. Господь говорит: Есть ли между вами такой человек, который, когда сын его попросит у него хлеба, подал бы ему камень? и когда попросит рыбы, подал бы ему змею? Итак если вы, будучи злы, умеете даяния благие давать детям вашим, тем более Отец ваш Небесный даст блага просящим у Него ( Мф. 7: 9–11 ). Символика ясна и выразительна: рыба указывает на Христа, а змия – на диавола. При насыщении более четырех тысяч человек Господь творит чудо умножения хлеба и рыбы: И, взяв семь хлебов и рыбы, воздал благодарение, преломил и дал ученикам Своим, а ученики народу. И ели все и насытились ( Мф. 15: 36–37 ). При другом чуде насыщения народа было пять хлебов и две рыбы (см.: Мф. 14: 17–21 ). Об евхаристическом понимании первого и второго насыщения свидетельствует изображение, сделанное на стене одной из римских катакомб святого Каллиста: плывущая рыба держит на спине плетеную корзину с пятью хлебами и стеклянным сосудом с красным вином под ними. |
| Именно посредством слова получали откровение от Бога многие пророки, чьи письменные тексты часто содержат формулы: «И было слово Господне», «И сказал Бог». Бог Ветхого Завета – говорящий Бог, отчего само Священное Писание евреи называли Священным Словом, a христиане стали называть Словом Божиим. Однако следует заметить, что название «Священное Слово» появилось у еврейских писателей (Аристовула, Филона) в эллинистический период в связи с развитием аллегорического толкования. Этот термин использовали античные авторы в отношении к мистериальным греческим и варварским текстам 128 . Поэтому древние христианские авторы будут стремиться избегать его. Ветхий Завет постоянно подчеркивает силу, действенность («Слово Мое, которое исходит из уст Моих, – оно не возвращается ко Мне тщетным, но исполняет то, что Мне угодно, и совершает то, для чего Я послал его» ( Ис. 55:11 ); «Слово Мое не подобно ли огню, и не подобно ли молоту, разбивающему скалу» ( Иер. 23:29 ); «Пошлет слово Свое, и все растает» ( Пс. 147:7 )), постоянство, вечность («Трава засыхает, цвет увядает, а слово Бога нашего пребудет вечно» ( Ис. 40:8 ); «Навеки, Господи, слово Твое утверждено на небесах» ( Пс. 118:89 )) слова Бога, которое направляет, руководит человеком («Слово Твое светильник ноге моей и свет стезе моей» ( Пс. 118:105 )). Слово является в каком-то смысле посредником между Богом и миром. Именно поэтому в таргумах, авторы которых стремились подчеркнуть идею непостижимости, запредельности Бога, вместо имени Божия употребляется среди других заменителей и термин «слово-мемера (Божие)» 129 . В таргумах мы встречаемся с персонификацией Мемеры. Персонификация Мемеры встречается и в Книге Еноха век до P. X.). «Подойди Енох к Моему святому Слову», – говорит в ней Господь своими устами (Книга Еноха, 14) 130 . Талмудическая Мемера творит мир, промышляет о нем, занимается спасением избранного народа, предстает как личное существо. Особый интерес при рассмотрении учений о Логосе представляет ветхозаветная Премудрость, которую христианская экзегетическая традиция прочно связала с Божественным Словом, отождествив Софию Ветхого Завета со Второй Ипостасью Святой Троицы. |
| Ис.11:6 . Тогда волк будет жить вместе с ягненком, и барс будет лежать вместе с козленком; и теленок, и молодой лев, и вол будут вместе, и малое дитя будет водить их. Ис.11:7 . И корова будет пастись с медведицею, и детеныши их будут лежать вместе, и лев, как вол, будет есть солому. Толкователи расходятся в понимании этого места. Одни разумеют здесь действительных животных, другие (именно отцы Церкви и некоторые новейшие толкователи, напр., Smend) видят в зверях символическое обозначение языческих народов, которые действовали по отношению к избранному народу, как хищные звери по отношению к ягнятам и козлятам (так называемое, аллегорическое изъяснение). Какое мнение правильно? Вернее всего – первое. В самом деле, там, где у пророков идет речь аллегорическая, это ясно из контекста речи (см. Иер.5:6 ), а между тем здесь нет никакого основания для аллегорического изменении. Наоборот, здесь пророк естественно подготовляет, так сказать, почву для следующего далее изображения мира между людьми, который возможен именно тогда только, когда прекратится борьба за существование во внешней природе. Животные должны встретить нового человека, уже сами будучи наперед обновлены, как встретили они некогда первозданного Адама. И все изображение этого мира между животными у пророка находится в полном согласии со сказанием книги Бытия о состоянии первозданного мира. В самом деле, животные, до грехопадения человеческого, питались только растительной пищей ( Быт.1:30 ), человек был над ними «господином» – во всяком случае над теми, с которыми общался в Эдеме ( Быт.1:26, 28 ; Быт.2:19 и сл.), и пророк Исаия мог, очевидно, говорить о восстановлении всего этого первоначального положения вещей. Апостол Павел в Послании к Римлянам, вероятно, имел в виду наше место, когда говорил, что природа неразумная будет освобождена от служения суете ( Рим.8:20–22 ), которая, между прочим, и состоит в постоянной борьбе за существование, какую должны животные вести между собою, так что, следовательно, и Новый Завет подтверждает мысль о том, что Исаия мог иметь в виду действительных животных, когда говорил о будущем мире в природе. |
| Истолковывает древняя экзегетическая традиция данный фрагмент речи Елиуя и в нравственно-аллегорическом ключе. Так, например, святитель Григорий Великий понимает слова Елиуя (в их версии по Вульгате) Пшеница жаждет облаков ( Иов. 37:11 ; Вульгата) (в синодальном переводе – влагою Он наполняет тучи) в следующем смысле: «Что иное есть избранные, как не пшеница Божья, которой должно быть убранной в небесные житницы? Они ныне приводятся совокупно с соломой [то есть вместе с грешниками] для обмолота в гумно; ибо теперь они проходят очищение в Святой Церкви черезпретерпевание ими противоположных им обычаев нечестивых, пока Хлебопашец не отделит их лопатой суда и, приняв Своих избранных подобно зерну, не поместит их в небесные обители, а солому не предаст вечному огню. Об этом хорошо сказано Иоанном: лопата Его в руке Его, и Он очистит гумно Свое и соберет пшеницу Свою в житницу, а солому сожжет огнем неугасимым ( Мф. 3:12 ). И эта пшеница, покуда не достигла совершенной спелости, ждет дождя из туч, чтобы расти. Души праведных питаются влагой слов проповедников, дабы солнце плотских желаний не иссушило влагу любви...» 978 Затем ( Иов. 37:14–18 ) Елиуй говорит об абсолютной непостижимости Божества для человека, что свидетельствуется таинственным устроением законов мироздания, недоступных для нашего рационального осмысления. Мы не знаем, как Бог заставляет светиться облака, каким образом тучи плывут по небосводу, почему под лучами южного солнца на человеке нагревается одежда. Не знает этого и страдалец Иов. Именно поэтому ему следует, благоговея перед Творцом, смириться, осознав собственное абсолютное незнание тайн Господнего Промысла. Елиуй говорит: Внимай сему, Иов; стой и разумевай чудные дела Божий. Знаешь ли, как Бог располагает ими и повелевает свету блистать из облака Своего? Разумеешь ли равновесие облаков, чудное дело Совершеннейшего в знании? Как нагревается твоя одежда, когда Он успокаивает землю от юга? Ты ли с Ним распростер небеса, твердые, как литое зеркало? ( Иов. 37:14–18 ). |
| Итак, Господь вновь начинает говорить к Иову. И отвечал Господь Иову из бури и сказал: препояшь, как муж, чресла твои: Я буду спрашивать тебя, а ты объясняй Мне. Ты хочешь ниспровергнуть суд Мой, обвинить Меня, чтобы оправдать себя? ( Иов. 40:1–3 ). По мысли древних толкователей, Господь, обращаясь к Иову со словами препояшь, как муж, чресла твои: Я буду спрашивать тебя, а ты объясняй Мне ( Иов. 40:2 ), тем самым как бы вызывает страдальца на поединок, на открытое противоборство – побуждает к ответу. По словам Олимпиодора, Бог здесь как бы произносит: «...возьми себя в руки, мужайся, оттряси малодушие и, помыслив о Том, Кто ставит перед тобой вопрос, дай мужественный ответ». Изъясняя эти слова в нравственно-аллегорическом смысле, Олимпиодор подчеркивает: как в житейских обстоятельствах обыкновенно туго «препоясывает чресла» именно тот, кто стремится к «целомудрию», так и в духовном смысле «препоясывается... по чреслам как муж тот, кто препоясан по чреслам истиной догматов, богатый догматами целомудренными и православными, упразднивший то, что [относится] к младенческому [духовному возрасту] и ставший мужем, [то есть] воспринявший возрастание в познании» 1044 . Итак, Господь выражает здесь Собственную встречную готовность – в ответ на вызов страдальца – выйти на суд с Иовом как на честный поединок. Как пишет святитель Иоанн Златоуст , «Бог, зная, что не по злобе, но по незлобию говорит так Иов... принимает его вызов на суд. Страшно сказать: раб призывает Владыку на суд, человек – Бога, создание – Создателя, брение – Творца...» 1045 Златоуст подчеркивает, что Бог в дальнейшем «исправляет» Иова именно «как друга»: с любовью и снисхождением. Вместе с тем Господь ясно свидетельствует Иову, что он ошибочно понял смысл попущенных ему от Бога страданий. Творец, по выражению Златоуста, отвечает Иову, «как сказавшему неправильно», но, однако, как поступившему так «вместе и по незлобию, и по неведению» 1046 . По Златоусту, Господь поражает Иова совсем не ради того, чтобы несправедливо – «отступившись от правды» – наказать его за несуществующие грехи, но именно для того, чтобы «исправить его неведение» 1047 : открыть ему те Божественные тайны, которые ранее – в своем прежнем, предшествовавшем страданиям духовном состоянии – Иов попросту не был способен постичь. |
|
|
