| 1085 ...по Изяславичихъ... – По-видимому, речь идет не о Изяславичах (Ярополке и Святополке – сыновьях Изяслава Ярославича), а о Ростиславичах (Володаре Ростиславиче Перемышльском и Васильке Ростиславиче Теребовльском). 1087 Броды – город на границе Руси с Польшей в Волынской земле. Здесь состоялось свидание Мономаха с Ярополком и заключен с ним мир. 1090 Супой – левый приток Днепра, впадает в Днепр ниже Переяславля Южного. Следующий за Супоем крупный левый приток Днепра – Сула. Супой и Сула – пограничные с половецкой степью реки. 1092 ...толко семцю яша одиного живого... – Что означает слово «семца» – неясно (может быть, младший член семьи, слуга). 1102 ...у Глбовы чади... – Интересно, что знатный половец носит русское имя; русские имена у половцев встречаются неоднократно. 1108 ...Гюргева мати умре. – Жена Мономаха. Она названа так по имени младшего сына Мономаха – Юрия. Эта жена Мономаха была дочерью последнего англосаксонского короля Гаральда, разбитого в 1066 г. в сражении с норманнами Вильгельма Завоевателя при Гастингсе. Дочь Гаральда Гита воспитывалась в Дании и была выдана за Мономаха, по-видимому, в 1074 или 1075 г. 1115 А всх путий 80 и 3 великих... – В своем «Поучении» Мономах перечислил не все восемьдесят три «великих» похода, а только шестьдесят девять. О том, сколько было меньших «путей» (походов), дает отчасти представление упоминание Мономаха о ста своих поездках из Чернигова в Киев; следовательно, меньшие «пути» исчислялись сотнями. 1118 Бирич – глашатай, вызывавший к суду ответчиков, а также сборщик податей и штрафов, блюститель порядка. 1119 О многострастный... – Этими словами открывается письмо Мономаха своему двоюродному брату Олегу Святославичу, написанное, по-видимому, в 1096 г. Поводом к переписке Мономаха и Олега послужило убийство младшего сына Мономаха – Изяслава в битве с Олегом за Муром. Вняв совету своего старшего сына Мстислава, которого крестил Олег Святославич, Мономах послал это письмо Олегу со словами примирения. Как сказано в «Повести временных лет», Олег «надеяся на правду свою»: Муром был его уделом, незаконно захваченным Изяславом Владимировичем, сидевшим в Курске. Олег же, победив Изяслава, в свою очередь овладел Ростовом и Суздалем, принадлежавшими другому сыну Мономаха – Мстиславу, и помышлял захватить Новгород. |
| Киев, хотел перевести одного Мономаховича из его отческого Переяславля в Курск, но тот не послушался, ответив Всеволоду: " Лучше мне смерть на своей отчине и дедине, чем Курское княжение; отец мой в Курске не сидел, а в Переяславле: хочу умереть на своей отчине " . Была даже попытка распространить это значение и на старшую Киевскую область. С 1113 по 1139 г. на киевском столе сидели один за другим Мономах и его сыновья Мстислав и Ярополк, оттесняя от него старшие линии Изяславичей и Святославичей: этот стол становился отчиной и дединой Мономаховичей. По смерти Ярополка киевляне посадили на своём столе третьего Мономаховича, Вячеслава. Но когда представитель долго оттесняемой от Киева линии Святославичей Всеволод черниговский потребовал, чтобы Вячеслав добром уходил из Киева, тот отвечал: " Я пришёл сюда по завету наших отцов на место братьев; но если ты захотел этого стола, покинув свою отчину, то, пожалуй, я буду меньше тебя, уступлю тебе Киев " . Когда в Киеве сел (1154 г.) другой Святославич, Изяслав Давидович, отец которого в Киеве не сидел, Мономахович Юрий Долгорукий потребовал его удаления, послав сказать ему: " Мне отчина Киев, а не тебе " . Значит, Мономаховичи пытались превратить Киевскую землю в такую же вотчину своей линии, какою становилась Черниговская земля для линии Святославовой. Легко заметить, что территориальное значение отчины облегчало распорядок владений между князьями, запутавшимися в счетах о старшинстве. Притом таким значением предупреждалась одна политическая опасность. По мере обособления линий княжеского рода их споры и столкновения получали характер борьбы возможных династий за обладание Русской землёй. Смелому представителю какой-либо линии могла при благоприятных обстоятельствах прийти мысль " самому всю землю держати " со своею ближайшею братиею, как это и случилось с упомянутым Всеволодом черниговским, и, став великим князем, он мог бы с этой целью перетасовывать родичей по волостям; но родичи ответили бы ему словами Мономаховича: " ...отец наш в Курске не сидел " . |
| Место умершего Святослава тотчас же занял Всеволод, который в самом начале следующего 1077 г. уже должен был выступить против Изяслава, встретился с ним на Волыни, и тут уступил ему старшинство, сохранив по-прежнему права свои на Чернигов и Мономаховы – на Смоленск, между тем как сын Святослава, Олег, был выведен из своего Владимира-Волынского, а прочие братья Олеговы, за исключением Глеба, тогда уже убитого Чудью заволоцкою, увидели себя в числе князей-изгоев. Благодарный дяде за оставление ему Смоленска, Мономах, в том же 1077 году, два раза ходил на Всеслава Полоцкого, летом – со своим отцом, а зимой – с двоюродным братом, Святополком Изяславичем, сжёг и разграбил Полоцк, потом прибыл в Чернигов, тут, на Красном дворе, задал в 1078 г., пир Всеволоду и гостю Всевовлодову – Олегу Святославичу, причём поднес в дар отцу часть добычи полоцкой, 300 гривен золота 21 , и возвратился в свой Смоленск. В его отсутствие, Олег, скучавший изгойством в Чернигов, удалился в Тмутаракань, к брату своему Роману, соединился там с другим изгоем, князем Борисом Вячеславичем, пригласил на помощь половцев и, вступив с ними в русские пределы, двинулся прямо на Чернигов, из которого навстречу ему выступал Всеволод. Противники сошлись между Золотоношей и Пирятином, и тут, у р. Оржицы, Олег наголову разбил дядю своего, который, потеряв в бою лучших дружинников Жирославича, Тукы, Порея, – бежал к брату в Киев и тотчас же уведомил о беде своей Мономаха. Дав слово брату «сложить за него голову», незлопамятный Изяслав пошёл с Всеволодом и сыном своим Ярополком к Чернигову, где властвовали Олег и Борис, и сюда же спешил из Смоленска Мономах, успевший пробиться сквозь полчища половецкие и соединиться с отцом и у Переяславля. Ярославичи с сыновьями приступили к Чернигову тем скорее, что на ту пору не было тут ни Олега, ни Бориса, уехавших в Тмутаракань сбирать войско 22 . Но черниговцы, преданные Олегу, в котором они видели сына прежнего князя своего и любили человека доброго, прямодушного, привлекавшего сердца ласковостью, а дружину разгульностью, укрепились за своими твердынями, состоявшими тогда из двух городов: четырёхстороннего окольного, окружностью вёрст на 12, да внутреннего, в виде трёхвёрстной с лишком трапеции 23 , – и решились не впускать к себе Ярославичей. Последние, облегши окольный город, начали осаду, «Володимер же, – говорит летописец, – приступи к вратам всточным, от Стрижени (речка в Чернигове) отя врата» – и окольный город достался победителям, и жители перебежали во внутренний. В это самое время Ярославичи узнали о приближении к Чернигову Олега с Борисом и, не успев осадить внутреннего города, двинулись навстречу племянникам, нашли их в Переяславском уезде, и здесь, на Нежатиной ниве (нынешний хутор Неготин, близ сельца Гнедина 24 , произошло 3 октября 1078 г., новое побоище, стоившее совершенного поражения Олегу и – жизни: с одной стороны князю Борису, с другой – вел. кн. Изяславу, смертельно поражённому копьём в плечо. |
| В. Т. Пашуто считает, что Длугош имел в руках не перемышльский епископский свод 1225 г., а киевскую летопись 1238 г. В. Т. Пашуто сделана попытка восстановить ее текст 1634 . Представления о древней Руси, историком которой в данном случае выступал Длугош, складывались у него прежде всего на основе данных русского летописания. Но при этом нельзя забывать, что польский хронист был современником раздробленной Руси. Часть земель древней Руси входила в состав Польского королевства, историком и апологетом которого был Длугош. Это не могло не повлиять и на изображение им Древнерусского государства. Излагая, в частности, легенду о трех братьях – Чехе, Лехе и Русе, с которой мы встречались уже у Богухвала, Длугош характеризует древнюю Русь как «обширнейшие королевства русов (amplissima regna Russorum) со столицей и главным городом Киевом» 1635 . Трудно было в XV b. польскому автору представить древнюю Русь в качестве единого королевства, о котором сообщают русские и иностранные памятники более раннего времени. Мы уже отметили многочисленные случаи перевода западными хронистами XI – XIII bb. русского термина «князь» словом «rex» (король). Длугош не решился сделать это. Он перевел данное слово термином «dux» – князь, герцог. В качестве таковых в его сочинении фигурируют древнерусские князья Святослав Игоревич, Ярополк и Владимир Святославичи 1636 и даже Ярослав Владимирович, о котором сам Длугош сообщает, что он «стал монархом (monarcha) всей Руси, называемым на русском языке „единовластен» 1637 . Такое ретроспективное изображение древней Руси как ряда княжеств находим и в другом, более раннем памятнике польского происхождения. Речь идет о так называемом малом «Житии св. Станислава» епископа краковского, составленном в середине XIII b. Автор этого произведения, сообщая о женитьбе Kaзuмupa I, короля польского, на дочери Владимира Святославича Марии-Добронеге (в 1039 г.) 1638 , говорит, что она происходила от «князей Руси» (de Rusie principibus) 1639 . Однако мы могли убедиться, что основная масса западных памятников XI – XIII bb. свидетельствует о древней Руси как о едином государстве – королевстве во главе с великим князем – королем. Существование местных самостоятельных княжеств западнее источники начинают отмечать лишь примерно с середины XII b. Первые западные историки древней Руси – авторы XII – XIII bb., бывшие современниками раздробленной Руси, вполне определенно выделяли период, предшествовавший ей, – время относительно единого Древнерусского государства. |
| Новый этап войны предполагал и новые ее формы. Ими стали походы в степь, предпринимаемые в необычно ранние сроки, оказавшись, поистине, новым словом в отечественном военном искусстве. Мы никогда не узнаем, кому именно принадлежала идея проведения таких походов, однако инициативу их организации летописная традиция навсегда закрепила за Владимиром Мономахом. Только авторитет самого доблестного воина среди внуков Ярослава Мудрого мог преодолеть инерцию мышления подавляющего большинства военной аристократии и среди них самого великого князя Святополка Изяславича. Для решения этого архиважного вопроса в обстановке максимальной секретности правители Киева и Переяславля в марте 1103 г. удалились в Долобск - княжескую охотничью ставку на левой, луговой стороне Днепра, отрезанную от столицы разливом. Источники ярко, почти с протокольной точностью, повествуют, о том, как на совещании, проходившем в охотничьем шатре, Владимиру Всеволодовичу пришлось использовать все свое красноречие, чтобы убедить Святополка Киевского и его дружину в правильности избранного замысла. Аргументация Мономаха оказалась безупречной, и вскоре войско семи сильнейших русских князей выступило в поход. Помимо Святополка и Владимира, которые, наверняка, вели все наличные силы киевщины и переяславщины, упомянут Давыд Святославич, располагавший лишь половиной черниговских сил (его брат Олег отказался участвовать). Обращает на себя внимание участие полоцкого князя Давыда Всеславича. Кроме них участие в походе приняли племянник Святополка Вячеслав Ярополчич, княживший в это время в Турово-Пинской земле и внук Игоря Ярославича Мстислав, который, возможно, в это время правил в Смоленске или Владимире Волынском. Упомянут также Ярополк Владимирович, - второй сын Мономаха, - как, вероятно, уже имевший самостоятельную дружину. В поход выступили как на конях, по берегу Днепра, так и в лодьях (пехота), спустившись ниже порогов, до Хортицы. Уже 4 апреля 1103 года на р.Сутине (Молочная), в четырех переходах от места высадки, русские нанесли половцам неслыханное поражение. |
| Общерусское же прославление святых Владимира и Ольги состоялось лишь в 1540-е годы, во время московских Великих соборов. Тогда же за святыми окончательно закрепился статус равноапостольных. Три Владимира «Повести временных лет» Первым из древнерусских летописцев Владимира Святославича очень подробно описал составитель «Повести временных лет». Но, читая его повествование, ловишь себя на мысли: автору не позавидуешь. И дело не только в том, что жил составитель летописи в начале XII столетия, а его герой в X веке, что ко времени написания летописи вопрос о канонизации князя – крестителя Руси – всё ещё не был решён. Просто автору летописи нужно было совершить почти невозможное: он, православный монах, должен был описать язычника и раскаявшегося грешника, но при этом не уронить честь фактического основателя правящей династии. А ведь проявления, достойные сильного князя и христианского святого, так различны, что порою противоречат друг другу. Временами создаётся впечатление, что в древней летописи – перед нами не один князь, а, как минимум, три разных человека. Язычник «Первый Владимир» летописи – воинственный и коварный язычник. Он скор на подъём, решителен в действиях и никому не позволяет оскорбить себя. Стоило дочери полоцкого князя язвительно и публично намекнуть Владимиру на его низкое происхождение («Не хочу розути робичича», – заявляет строптивая княжна, у которой на примете есть более почётный жених), как Владимир нападает на Полоцк и берёт Рогнеду в жёны насильно, убив её отца. Владимир пытается убить Рогнеду, но её сын, князь Изяслав преграждает ему путь. (Миниатюра из Радзивилловской летописи, XV век). Владимир-язычник не только отбирает у старшего брата невесту, но и идёт на него самого войной. Всё, что в силах сделать здесь летописец, – это снять со своего героя часть вины. Так убийство Ярополка, замысленное Владимиром, в его повествовании оказывается выполнено руками варягов по наущению изменника-воеводы Блуда. Сам же Владимир проявляет даже некоторое благородство, заранее предупреждая брата о том, что пойдёт на него войной. |
| Б. не было. Они возобновились в дек. 1076 г., после смерти Святослава. Уже летом следующего года (неясно, до возвращения Изяслава Ярославича на киевский стол 15 июля 1077 или после него) Всеволод Ярославич с сыном совершили поход на Полоцк. Зимой 1077/78 г. блгв. кн. Владимир (Василий) Всеволодович Мономах в сопровождении Святополка Изяславича снова разорил окрестности стольного города В. Б. Как и после 1069 г., предполагалось вытеснить В. Б. из Полоцка, а город должен был перейти либо к Изяславу, либо ко Всеволоду. Ответ В. Б. не заставил себя ждать. Немедленно после захвата в конце авг. 1078 г. безземельными князьями Олегом Святославичем и Борисом Вячеславичем Чернигова, принадлежавшего тогда Всеволоду Ярославичу, В. Б., оставив в покое Новгород, вернувшийся под власть Изяслава, совершил нападение на др. город Всеволода - Смоленск. Последовавший в кон. 1078 г. поход Владимира Мономаха на владения В. Б. (были разорены Лукомльская, Логожская и Друцкая волости, т. е. весь юго-восток Полоцкого княжества) получил продолжение в 1081 г. (по реконструируемой хронологии «Поучения» Владимира Мономаха), когда Мономах ходил войной на юг Полоцкой земли - в Минскую вол. После этого сведений о военных действиях против В. Б. нет. Однако брак сына В. Б. Глеба Всеславича , буд. кн. минского, с дочерью волынского кн. Ярополка Изяславича Анастасией, к-рый следует датировать если не ок. 1085 г., то во всяком случае временем киевского княжения Всеволода Ярославича (до апр. 1093), свидетельствует о сохранении определенной напряженности между Киевом и Полоцком, коль скоро один из самых активных сыновей В. Б. ищет союза с потомками покойного Изяслава Ярославича. Отсутствие В. Б. и каких бы то ни было его представителей на общерус. княжеском съезде в Любече в 1097 г. можно объяснить и сохранявшимся недоверием полоцкого князя по отношению к Киеву, и демонстративным желанием подчеркнуть, что его вотчинные права не зависят от решений съезда. Летописная дата смерти В. Б.- 6609 г., «априля в 14 дьнь, индикта 9, в среду» - содержит внутреннее противоречие, т. |
| Но если принимать 11 июня в качестве дня вокняжения В. С. в Киеве, то событиям, к-рые в ПВЛ помещены между возвращением В. С. «из-за моря» (сделать это он мог только с началом навигационного сезона, после освобождения Финского зал. от льдов) и взятием им Киева, очень трудно уложиться в 2-3 месяца. Едва ли подлежит сомнению, что приведенные хронологические вехи усобицы Святославичей условны и являются более поздними добавлениями к первоначальному рассказу, не разделенному на годовые статьи,- вроде того известия, фрагменты к-рого сохранились в летописчике Иакова Мниха. Ясно одно: незадолго до 978 г. между Святославичами вспыхнула борьба за власть, в ходе к-рой и кн. Ярополк (когда в Полоцк прибыли сваты от В. С., кнж. Рогнеду, согласно летописному преданию, собирались «вести» за Ярополка), и В. С. стремились привлечь на свою сторону Полоцк, в к-ром правил тогда не зависевший от Киева князь. Совокупность данных - сведений нем. источников о династическом союзе Ярополка и герм. имп. Оттона II (973-983), чехо-моравского предания об удалении в Чехию сына кн. Олега Древлянского, свидетельства перечня сыновей В. С., согласно к-рому первой женой князя была «чехиня» (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 79-80, 121; Т. 2. Стб. 67, 105; НПЛ. С. 128, 159; Жития св. мучеников Бориса и Глеба. С. 27-28) и др.- позволяет выдвинуть гипотезу (А. В. Назаренко), что юные Святославичи, видимо, оказались втянуты в длительную и ожесточенную борьбу Оттона II против чешско-польск. коалиции, к-рая определяла политические союзы в Центр. Европе 70-х гг. X в., причем киевский князь оказался на стороне герм. императора, а новгородский и древлянский князья - на стороне его противников Болеслава II Чешского (967/972-999) и Мешко I Польского (ок. 960-992). Крещение кн. Владимира. Миниатюра из Радзивиловской летописи. Кон. XV в. (БАН. 34.5.30. Л. 62 об.) Крещение кн. Владимира. Миниатюра из Радзивиловской летописи. Кон. XV в. (БАН. 34.5.30. Л. 62 об.) Так или иначе, с 978 г. начинается киевское княжение В. С., 10-летний языческий период к-рого в древнерус. |
| Владимир. Эмаль. Сер. XIX в. (ЦМиАР) Как то бывало и раньше (напр., после гибели кн. Игоря), династические неурядицы в Киеве сопровождались ослаблением или даже полным прекращением даннической зависимости от него ряда восточнослав. племен. Первые годы киевского княжения В. С. летопись рисует как цепь военных предприятий, направленных на восстановление такой зависимости: в 981/2 и следующем году - против вятичей на средней Оке, в 984/5 г.- против радимичей на р. Сож (левый приток Днепра). С восстановлением пресекшейся после смерти кн. Игоря власти Киева над племенами зап. окраин Древнерусского гос-ва - восточнослав. хорватами (в верховьях Днестра) и западнослав. лендзянами (видимо, к западу от верховьев Зап. Буга) был связан поход, к-рый в ПВЛ отнесен к 981/82 г. и охарактеризован как поход «к ляхом». Это дает основания заключить, что В. С. в качестве киевского князя, вероятно, унаследовал союз с Германией и войну против Чехии и Польши, начатую его предшественником кн. Ярополком. Непосредственным продолжением этого похода стала победа В. С. над балтским племенем ятвягов (между Зап. Бугом и средним Неманом), к-рая закрепила позиции Древнерусского гос-ва в будущей Берестейской вол. (по летописи, в 983/84). К противоположной, сев.-вост., окраине Руси был направлен поход против волжских булгар, завершившийся заключением долгосрочного русско-булгарского мира (985/86, по летописной хронологии). Аналогичный, но не вполне совпадающий перечень походов В. С. язычника имеется и в летописчике Иакова Мниха, в к-ром отсутствует поход «к ляхом», но зато добавлен поход против хазар (видимо, продолживший дело кн. Святослава по разгрому Хазарского каганата ок. 965) и, кроме того, ятвяжский поход помещен не до, а после радимичского. Вне сомнения, хронологическое приурочение походов В. С. в ПВЛ страдает той же условностью, что и хронология усобицы Святославичей. Так, по данным зарубежных источников, поход «к ляхом» скорее всего следовало бы датировать не 981/82, а 979 г. Равноап. кн. Владимир. |
| С этого времени и почти до самого разорения татарами г. Курска, он часто упоминается в летописях в долгий период усобицы между Мономаховичами и Ольговичами. При Великом же Князе Ярополке (1132 – 1139), этот добродушный князь, не желая кровопролития, добровольно уступил Ольговичам Курск с частью Переяславской области и с этих пор Курск стал управляться удельными Князьями из рода Олега Великого Князя Черниговского, оставаясь во время дальнейших усобиц открытым для нападения пунктом, как один из пограничных (украинных) городов. В 1185 году княжил в Курске Всеволод Святославич. В этом году «сдумавши, как выражается летописец, Ольгови вноуци па Половци, зане бяхоу не ходили том лете с всеми князи, но сами пойдоша о себе рекоучи: мы есми ци не князи, пойдем и такоже себе хвалы добудем» 1 1. В этом походе участвовал и Всеволод Князь Курский с своей храброй дружиной. Неизвестный певец древней Руси, описавший это событие в произведени известном под названием: «Слово о полку Игореве» (по имени старшего из Ольговичей – Князя Игоря Новгород Северского), влагает в уста Курскому Князю Всеволоду следующий поэтический отзыв о его дружине: «А мои же Куряне сведоми имети, под трубами повити, под щеломы взлелеяны, конец копия вскремлени, пути им ведоми. Яруги им знаеми, луци у них напряжени, тулы отворени, сабли изострени, сами скачют акы серыи волцы в поле, ищучи себе чти, а князю слове». Известно, что поход этот кончился неудачей. Около 1223 года произошла первая встреча с Татарами на берегах Днепра, в которой участвовал и Курский Князь Олег с своею дружиной, обративший на себя внимание отличной храбростью, в сражении при реке Калке. Но эти усилия не отвратили близкой грозы от Курска и его области: в 1237 году, при нашествии на Русь Батыя, вместе с другими городами и Курск был разорен до основания; однако область Курская продолжала существовать и после разорения Батыева. В 1278 г. покорил её Царь Ногай, а в 1283 г. некто татарин Ахмат, поданный Ногая, откупил дани в Курской области и населил в окрестностях разоренного Курска две слободы; принимая под свою защиту беглых преступников, он завёл там разные промыслы и производил торги. Когда же Русские Князья (потомки Святослава Ольговича) с дозволения Кипчакского Хана разорили Ахматовы слободы, тогда Ногай послал для защиты Ахмата войско (1285), а князья принуждены были на время уступить. Ахмат снова обстроил свои слободы у Курска, но они скоро были уничтожены нечаянными нападениями тех же Князей. После сего близкие окрестности Курска снова запустели, а самое пепелище древнего города поросло дремучим лесом, в которое жители Рыльска и других мест приходили для звериной ловли и добывания меда (бортного). Такое запустение Курска промыслом Божиим попущенное, продолжалось ровно 360 лет. |
|
|
