| Поприщем забав для Элагабала были и акты государственного управления. Глумясь над политическими традициями Рима и предвосхищая выходки суфражисток и борцов за гражданское равноправие нового времени, он ввел в сенат свою мать и бабушку, прфектом претория назначил танцора, а префектом анноны – парикмахера. Его мать Юлия Соэмия, которая, в отличие от бабки, не пыталась образумить увлекающегося сына и скорее поощряла его в неистовых выходках и безрассудной браваде, его клевреты префект Рима Фульвий, начальник фиска Эвбул, не стыдясь и не прячась от публики, грабили казну. Бразды государственного правления пыталась удержать в своих руках искушенная в политике и не чуждая благоразумия Юлия Меса, но ее советы раздражали внука, закусившего удила, и тогда, чтобы сохранить династию, она решила передать власть другому своему внуку сыну Юлии Мамеи Алексиану. Меса сумела убедить Элагабала усыновить своего двоюродного брата и даровать ему звание цезаря. При этом сын Генезия Марциана и Мамеи Алексиан принял имя Александра Севера. Когда же, заподозрив опасность, Элагабал попытался отстранить брата, лишив его сана цезаря, солдаты, ранее преданные ему ради священной для них памяти его мнимого отца Каракаллы, отказали ему в повиновении. Мать императора Соэмия обратилась с воплем о помощи к преторианским когортам, но из этого ничего не вышло. В начале 222 г. 18-летний император Элагабал и его мать Юлия Соэмия были убиты. Императором стал Александр Север. 5. Правление Александра Севера Аккламированному войсками и утвержденному сенатом императору Марку Аврелию Александру Северу шел 14-й год. Делами государствнного управления занималась вначале Юлия Месса вместе со своей дочерью Юлией Мамеей, а после ее смерти, наступившей в 225 г., мать Александра, опираясь на помощь доверенных сановников. Между тем, облеченного в императорское достоинство юношу продолжали воспитывать и обучать, и это было традиционное греко-римское образование, так что, в отличие от своего кузена, который культивировал в себе черты азиатского деспота, Александр вырос, если пользоваться современной терминологией, интеллектуалом классической традиции, хорошо знавшим и высоко ценившим политическую историю Рима, включая и его старинные республиканские установления. Одним из его воспитателей был выдающийся юрист Домиций Ульпиан. Александр был человеком незаурядного ума и великолепной эрудиции, но с неудобным для государственного деятеля и правителя характером – склонным к рефлексии, колеблющимся, уступчивым, охотно возлагающим принятие решений и ответственность на других лиц; поэтому даже в пору его возмужания Ульпиан, уже в 222 г. назначенный на ключевую в администрации должность префекта претория, пока он был жив, и мать императора Мамея держали бразды правления в своих руках. |
| В русле этой тенденции, прямой наследник революции Наполеон, с особо пристальным интересом относился к деяниям Цезаря, в котором он видел конгениальную себе личность. Из этого его интереса выросло сочинение «История Юлия Цезаря (его войны)», автор которого предложил высокопрофессиональный анализ кампаний Римского полководца. Интерес к Цезарю – фамильная черта Бонапартов: Наполеон III, опираясь, в частности, и на труд своего великого дяди, написал пространную биографию Римского полководца – «Историю Юлия Цезаря», которая также представляет собой опыт проецирования собственных идей, приемов политической борьбы и техники государственного управления на эпоху, удаленную от автора двумя тысячелетиями. Оба эти, увлекательно написанных, сочинения были переведены на русский язык в 1860-х гг. Министр просвещения в правительстве Наполеона III Дюрюи составил 7-томную «Историю Римлян с древнейших времен, до вторжения варваров». Работа основана на исследованиях, выполненных другими учеными, но ее несомненное достоинство – в содержательной насыщенности, увлекательности рассказа и литературном мастерстве автора. В 1840 г. вышла «Политическая экономия Римлян» французского ученого М. Дюро де ла Малля. Опираясь на труды классиков английской политэкономии, де ла Малль на основании богатого фактологического материала, относящегося к аграрному хозяйству, в том числе, и к земельному кадастру, к денежной системе, к ценам на товары, включая рабов, делает выводы о численном соотношении разных категорий населения в Риме, Италии и провинциях, о количестве рабов в разные периоды. В распространении рабства он, в духе аболиционистских настроений своей эпохи, усматривает негативный фактор в жизни Римского общества и государства. На работу де ла Малля опирались позднейшие исследователи Римского рабовладения. Вслед за исследованием де ла Малля, в 1848 г., появилась 3-томная «История рабства в древности» французского ученого А. Валлона, в которой приведены чрезвычайно детальные и всеобъемлющие сведения о рабстве в Греции и Риме, и сделан вывод о рабовладельческом характере античной цивилизации. |
| Последние слова Брута: . О, Цезарь, успокойся: я тебя Убил не так охотно, как себя. Спи спокойно, великий человек! Ты слишком много взял на себя. Свобода Рима погибла, и не твоей руке, как могуча она ни была, дано было восстановить прежнее величие Рима. Но ты сделал иное: ты связал ту связь времен, которая казалась распавшейся навсегда. Если есть Бруты, то Природа может, Восстав, сказать пред целым миром что есть " человек " , есть зачем жить, есть, что делать, и ни зло, ни горе, ни сама смерть - не обвинят жизни. К Бруту Брандес чувствует инстинктивное отвращение. Брут не дает критику покоя. С ним, как с живым олицетворением совести, нельзя жить приятно. Он является вечным упреком человеку, ищущему отдохновения от " сна и еды " в прохладе кладбищенской философии и созерцании своего душевного превосходства. А Брут написан Шекспиром, о нем сказал Шекспир: " Это был человек " ! Очевидно, что только принизив Брута, участь которого " не привлекает " , и вычеркнув " Юлия Цезаря " , как драму, которая ничего не может рассказать нам о том, как думал и чувствовал ее автор, можно беспрепятственно идти к поставленной себе датским критиком цели. Если не считать " Юлия Цезаря " , то Шекспира легче будет изобразить смущенным черепами философом и привести к кандидовскому заключению: " Il faut cultiver notre jardin " . Брандес так и поступает. Но он не нападает открыто, как бы следовало, на Брута, а из-за угла пускает в него маленькие ядовитые стрелы и, таким образом, постепенно низводя лучшую трагедию и ее героя, приуготовляет себе широкий путь для жалобных сетований на жизнь от имени Шекспира. " Из невежества Шекспир очищает Брута от этого порока и насчет Цезаря делает его простым и великим " ,> - говорит Брандес. Это замечание, в котором критик так наивно показывает все свои карты, заключает собою сделанную им небольшую историческую справку. Брандес передает, что Брут, пользуясь подставным лицом, жестоко эксплуатировал жителей азиатских провинций. Но этого ни у Шекспира в драме, ни у Плутарха, бывшего единственным ее источником, нет. |
| Обычай описываемого переименования практиковался в Галлии еще до Цезаря. Мы имеем, по крайней мере, один случай, относящийся к 83 г. до Р.Х. 659 и описываемый у Цезаря 660 . Вот этот случай: один уроженец Нарбонской провинции, по имени Кабур, получил в дар римское гражданство от проконсула Гая Валерия Флакка. С тех пор он стал прозываться Гаем Валерием Кабурием, т.е. сохраняя свое старое племенное имя лишь в виде cognomen. Сын его отбросил и это галльское cognomen, которое не было наследственным, и именовал себя уже чисто по-римски Гаем Валерием Проциллом. Вот еще другой пример, относящийся к эпохе несколько более поздней 661 . Одна напись гласит: «C. Julius C. Juli Otuaneuni filius, C. Juli Gedemonis nepos, Eposterovidi pronepos, sacerdos Romae et Augusti». Тут указываются имена четырех звеньев непрерывной цепи поколений одной и той же семьи, происходившей из области сантонов. Прадед, «живший, может быть, еще в эпоху независимости или в очень близкое к ней время», носит галльское имя: его зовут Эпостеровид. Сын его, обязанный званием гражданина Цезарю или Августу и потому принявший имя Гая Юлия, сохраняет еще cognomen, как кажется, галльского происхождения – Гедемон. Внука зовут Гаем Юлием Отуанеуном. Таким образом, nomen Юлия сделалась родовым (gentilicium) в данной семье, равно как и praenomen Гая; галльским же оставалось лишь cognomen, да и то лишь до четвертого поколения, ибо правнук отбрасывает галльский cognomen и называет себя Гаем Юлием Руфом. Так как очень большое число галлов получило права римского гражданства от Цезаря (С. Julius Caesar) или Августа (С. Julius Caesar Octavianus), а также от Тиверия (Tiberius Claudius Nero) или Клавдия (Tib. Claudius Nero) или, наконец, от Гальбы (Serv. Sulpicius Galba), то отсюда произошло неожиданное явление: бесчисленное множество галлов приняло аристократические gentilia этих государей и стали называться Юлиями, Клавдиями или Сульпициями. Однако тут не было раболепства, а было лишь выполнение прямого и необходимого условия для римской натурализации. Галл принимал римское имя; его заносили в списки одной и тридцати пяти римских триб (так было до Каракаллы), причем написи показывают, что Арль принадлежал к tribus Teretina, Ниль – к tribus Voltinia, Бордо – к tribus Quirina и т.д. «Эти люди гордились тем, что носили три римских имени и, очевидно также, считали за честь принадлежать к tribus Voltinia или Quirina 662 ; последнее явствует из намогильных написей таких романизировавшихся галлов, вроде: «C. Oraxsius Voltinia Hilarus», или «C. Pompeius Quirina Sanctus» 663 . |
| Причиной этого было то обстоятельство, что латынь, присвоившая себе исключительное господство в Польше, от введения христианства до самого XV-ro столетия, совершенно было подавила народный язык, как средство образования. Древнейшие польские летописцы, пренебрегая народными сказаниями, сохранявшимися в устном предании, наполняли свои хроники выдержками из латинских писателей, неуместно навязывая славянским народам имена и предания, даже совершенно баснословные рассказы, заимствованные у латинских и греческих писателей. В этом отношении ни один славянский народ, сколько-нибудь замечательный по своей величине, не представляет такой бедности, как поляки. По хронике Кадлубека, Крак дал стране, составлявшей уже значительное королевство, права и законы; прекрасная дочь его Ванда была родоначальницей вандалов; Александр Македонский воевал с поляками и побежден храбрым Лешком, которого народ возвел за это в княжеское достоинство; внук его Лешко Третий три раза победил Юлия Цезаря и погубил Красса; отвергнутая им жена Юлия, сестра Юлия Цезаря, основала города Юлиуш или Либуш, и Юлин или Люблин. – Ближе к народным преданиям рассказы Мартина Галла, жившего и писавшего веком раньше Кадлубека. Он сообщает сохранившиеся в предании (narrant seniores antiqui) известия о польском князе, в Гнезне, Попеле, потерявшем престол, который перешел в род Пястов. – Имена, о которых повествуют польские летописцы, может быть, принадлежали действительным лицам: но сказания о них так изукрашены фантазией, что нет никакой возможности включить их в число исторических. 31 Достоверная история Польши начинается лишь с сына Земомысла Пястовича, Мечко или Мечислава I (931–992). Сын его, Болеслав Храбрый (992–1025), короновался королевским венцом и вознес силу и славу Польши на высокую степень. Но после Болеслава III Кривоустого (1102–1139), разделившего королевство между своими сыновьями, Польша распалась на многие княжества, утратила название королевства и испытывала такие же усобицы, как и Русь. «Словом, сходство в наследии, разделе, управлении и владении общими родовыми областями, между Рюриковичами и Пястовичами столь примечательно, что нельзя сомневаться, что у обоих родов господствовали одни и те же чисто славянские правила пред-исторических времен. |
| Второй поход Антония был удачнее. Он вторгся в Армению, захватил ее царя и, вступив потом с триумфом в Египет, привел его окованного золотыми цепями к Клеопатре, сидевшей на великолепном троне. Октавия терзалась самыми горестными чувствованиями. Она поехала было чрез Грецию, к мужу, но в Афинах получила от него письмо. Антоний приказывал ей воротиться в Рим, и даже, к крайнему огорчению Октавии, запретил ей жить там в своем доме. В Александрии, в собрании народа, Антоний провозгласил Клеопатру своею законною женою, ее сына Цезариона – законным сыном Юлия Цезаря, а двум своим сыновьям от Клеопатры дал титулы царей и назначил им разные области на Востоке. Признанием Цезариона законным сыном Юлия Цезаря, Антоний оскорбил Октавия, показав, что Цезарион, а не Октавий законный преемник Юлия Цезаря; раздачею же римских областей своим детям посягнул на достоинство римского сената. Наконец Антоний явно восстал против Октавия. В 32 г. он обвинил его перед Сенатом в том, что он отстранил от триумвирата Лепида, и заявил, что триумвират разрушен. За все эти преступления Антоний, по определению Сената, лишен вверенной ему власти, а Клеопатре объявлена война. Предвидя междоусобную войну, Ирод начал готовить войска для помощи Антонию, но Антоний, по желанию Клеопатры, поручит Ироду начать войну против Аравии. После обоюдного приготовления к военным действиям Октавий отплыл к мысу Акциуму в Амбракийском заливе, в Акарнании, где стоял флот Антония и Клеопатры, и в октябре 31 г. разбил их. Клеопатра и Антоний бежали в Египет. Во время Актийской битвы в Иудее сделалось страшное землетрясение, пользуясь которым, Аравитяне сделали нападение на Иудею, но были поражены Иродом. Услыхав о разбитии Антония, своего друга, Ирод считал себя погибшим. Он решился ехать к Октавию, но перед отъездом обвинил Гиркана в сношениях с Малхом, царем Аравийским, и казнил 80-летняго старца, а тещу Александру и жену Мариамму оставил в замке Александрии под строгим присмотром, приказав их казнить, если получится известие о его смерти. |
| Как оправдать Брута, как убедить себя, что в своем несчастьи и своих неудачах Брут был выше, правее, достойнее счастливого, удачливого Цезаря? Ведь намерения Брута были чисты, а чистота намерений оправдывает все. Или это – неправда?! Чистота намерений не оправдывает? Плутарх и философия лгут?! Шекспир, когда писал «Юлия Цезаря», не смел думать, что здесь возможен обман. Нравственность права и жрецы ее правы: абсолютное благо не у Цезарей, а у Брутов. Нужно только быть последовательным, нужно только верить высоким заветам, нужно не бояться жертв – все остальное приложится, и претерпевший до конца спасется. Этим и объясняется «прямолинейность» Брута, возбуждающая в критиках столько неудовольствия. Для Шекспира на одной чашке весов лежала человеческая жизнь, на другой – требования высокой морали, и он сделал все, что было в его власти, чтоб перетянула вторая. Когда бы и зачем бы нравственность ни позвала Брута – он всегда готов отозваться на ее призыв. Другие участники заговора руководятся посторонними соображениями – честолюбием, ненавистью к Цезарю и т. д. Бруту же, как рассказывает Плутарх, «даже и враги не приписывали таких намерений». К убийству он питает отвращение: он не выносит даже лжи и притворства, которых требует характер предпринятого дела. Он хотел бы действовать прямо и открыто, он хотел бы избегнуть пролития крови. Но долг требует, – и он безропотно повинуется. Он говорит, обращаясь к Кассию и заговорщикам: Не будем мы, Кай Кассий, мясниками, Мы Цезаря лишь в жертву принесем: Против его мы духа восстаем, А дух людей ведь не имеет крови. О, если бы его, не убивая, Могли его мы духом овладеть! Но он – увы! За этот дух страдая, Кровавой смертью должен умереть. Убьем его мы смело, но без гнева, Как жертву, приносимую богам… Бруту нельзя ни одну секунду действовать по тем побуждениям, по которым обыкновенно действуют люди. Ему нельзя ни сердиться, ни радоваться, он не вправе ни бояться, ни желать. Он должен повиноваться, он священнодействует, он приносит жертвы. У Фихте есть удивительные слова, – удивительные тем, что они необыкновенно отчетливо характеризуют «желательные» отношения человека к идеалу. «Я призван, – говорит он, – свидетельствовать об истине; моя судьба, моя жизнь ничего не значат; дело моей жизни значит бесконечно много. Я жрец истины, я наемник ее, я обязан для нее все делать, на все дерзать, все вынести». Замените в этой красноречивой фразе слово «истина» словом «нравственность», и вы получите profession de foi Брута. И он жрец, и он наемник, и он обязался на все дерзать, все вынести ради своего идеала. Но ни в одном из монологов Брута нет того радостного, торжествующего, стремительного пафоса, которым одушевлена речь Фихте. |
| Октавиан победил потому, что его желали и призывали. 13 января 27 года он предстал перед сенатом — приземистый, рыжеватый, с утомленным, немного женственным лицом. Мститель за Цезаря, своего «отца», он объявил миссию, возложенную на него Римом, оконченной. Девятнадцатилетним юношей начал Октавиан борьбу с «врагами отечества», испытал все превратности гражданских войн, сломил Антония, хотевшего подчинить Рим Востоку, усмирил и варваров, провел дороги и акведуки. Теперь ему уже тридцать шесть; он сделал свое дело, и пора подвести итог. «Сенат и народ римский» получили из его рук обновленное государство. Присутствующие догадывались, что перед ними разыгрывают спектакль, и с готовностью приняли в нем участие. Им было известно, что Октавиан прочно опирается на армию и пролетарские массы. Еще не забылась учиненная им кровавая резня. Сенаторы знали холодную беспощадность этого человека, такого спокойного на вид. Не он ли по одному лишь подозрению велел пытать претора Галлия, а потом своими руками его умертвил, предварительно выколов ему глаза?.. В то же время была опасность, что уход Октавиана вызовет новую лавину революций и террора, которые уже почти столетие истощали Рим. Люди бесконечно устали и бредили миром. Поэтому сенат не желал и слышать об удалении Октавиана от дел и умолял его оставить за собой власть. Было предложено наречь его новым Ромулом, но вскоре остановились на титуле Август, что значит «священный» или «возвеличенный». С этого момента начинается странное правление, которое, оставаясь по внешности республиканским, на деле явится абсолютной монархией. Помня о заговоре 44 года, преемник Цезаря станет играть в сенате роль демократического вождя и терпеливо выслушивать чужие мнения. Он будет устраивать бутафорские выборы, получать пышные титулы «цезаря», «трибуна», «принцепса», «отца отечества». Все обретет вполне законный вид: голосование, конституция, отчеты, народные собрания. Между тем нити власти одна за другой будут стягиваться в единой крепкой руке… Октавиан мало походил на блестящего и страстного авантюриста Юлия. Неизменная основа его стратегии — осторожность. Он всегда действовал как рыбак, который боится порвать сети с уловом. Его любимыми изречениями были: «Спеши не торопясь», «Лучше сделать поудачней, чем затеять побыстрей». По натуре сдержанный и немногословный, Август считал безрассудство главным пороком политика; ему нравилось выжидать, подсчитывать, взвешивать. Даже свои любовные связи он использовал в политических целях. |
| Букет для Цезаря Популярная автобусная экскурсия «Рим христианский» напоминает, что есть альтернатива – Рим языческий. Христианский Рим, разумеется, существует и шибает в нос всем своим антуражем, однако на весах Вечного города язычество тянет книзу. Это очевидно для всякого, кто способен различать форму и дух. Кто, удалившись от Ватикана, навестил тихий храм Scala Santa и увидел святую лестницу, привезенную царицей Еленой из Иерусалима – 28 мраморных ступеней из дворца Понтия Пилата. По ним поднимался на суд прокуратора Христос. Мрамор закрыт деревом, но в узкие щели между досками вполне проходит ладонь – камень, ледяной даже в жару, можно потрогать. Когда бы вы ни пришли, увидите нескольких паломников, которые преодолевают лестницу на коленях. Шелест молитв. Никакого пафоса. А в нескольких километрах отсюда – на знаменитом римском Форуме – алтарь, где горел погребальный костер Юлия Цезаря, завален свежими цветами. Для верующего человека Scala Santa и остатки кирпича и туфа, на которых кремировали великого завоевателя, любовника Клеопатры, – несопоставимы в принципе, поскольку лестница – вне земного измерения. С точки зрения хронологической эти раритеты – примерно одной эпохи. Цезаря убили за 77 лет до Распятия. А для нынешнего римлянина – хотя он другого рода-племени и к тем, кто витийствовал на Форуме, отношения не имеет – алтарь дороже. Туристы цветов не носят, нет у них такой привычки, цветы – от «своих». И означают эти букеты: у нас была великая империя. Ну, не у нас – у них. Но они здесь жили, а значит, мы – как ни крути – наследники. Рим – центр мира. Это ощущение у новых аборигенов в крови. Для Scala Santa подобный пупизм ничего хорошего не сулит. Перефразируя известный вопрос: может ли быть что доброе из Иерусалима, то есть с глухой имперской окраины?.. Кому придет в голову усомниться в том, что древняя русская столица – не настолько, конечно, древняя, как Рим (то есть настолько не настолько, что даже обидно), при всей своей многоконфессиональности, более того – при всем недавнем официозном атеизме, город православный? А то какой же еще? Нет вопросов. Для Рима вопрос есть. Да, сегодня Рим город показушного христианства, как вчера еще был центром эффектного язычества. Эту благодатную землю всегда населяли выпендрежники. Рим «замер от счастья в детстве» – по гениальному определению Иосифа Бродского. А детство Рима пришлось на эпоху античности. Преображение величайшей материальной империи в величайшую духовную сильно преувеличено. Рим – в каждом осколке мрамора, каждом бокале кьянти и тарелке ризотто, в каждом глянцевом листке на апельсиновых деревьях – восхитительно и безнадежно материален. Вообще обаяние Запада в глазах России – это именно обаяние материальности. Сомнения приходят вместе с насыщением. |
| Когда Британия освободилась от римского владычества, на континенте еще одна территория отошла от Рима – полуостров в северо-западной Галлии, который в то время назывался Арморика, а затем получил название Бретани, и это название до сих пор сохранилось во Франции. Северные территории Пиренейского полуострова также стояли на пороге освобождения от Рима в результате упорной борьбы их населения, но окончательную роль в этом процессе сыграло Великое переселение народов. Германцы Об этих племенах известно больше, чем о кельтах. Первый источник, который используют историки, изучая германские племена – «Записки о Галльской войне» Юлия Цезаря (сочинение закончено в 50 г. до н.э.). В своем сочинении Цезарь подробно и красочно передал быт германцев. Спустя 150 лет о германцах писал другой известный римский историк –Тацит, которому принадлежит сочинение «Германия». О германцах писали также Плиний, Плутарх и многие другие известные античные авторы. Из их сочинений известно, что германцы жили между на Рейном на западе, Вислой на востоке, Балтийским и Северным морями на севере и Альпами и Дунаем на юге. Многочисленные германские племена жили в Скандинавии. С самого начала эти племена делились на западных и восточных германцев, причем это деление сохраняется до сих пор. Вероятно, это не случайно: различия между ними были довольно существенные. Границей между западными и восточными германскими племенами была река Эльба. Из германских племен, имевших во времена Цезаря и Тацита наибольшее значение, чаще всех упоминаются свевы . Кроме свевов, значительную роль среди германских племен играли хамавы, сугамбры, хатты, херуски; восточные готско-вандальские племена, жившие за Эльбой и на побережье Балтийского моря; квады и маркоманы, обитавшие по Дунаю. Общественный строй германцев, а именно свевов, о которых первым писал Цезарь, отличался от общественного уклада того времени, когда о них писал Тацит. Цезарь и Тацит, дополняя друг друга, оставили бесценные сведения о жизни германских племен. Во времена Цезаря германские племена еще не перешли к полной оседлости. Земледелие их было примитивным, носило грубо переложный характер. Поля поверхностно разрыхлялись, в землю горстями, наугад, бросали зерна, а через год, когда был собран урожай, племя покидало эту территорию. |
|
|
