| Во внебогослужебное время священники Русской Церкви носят подрясник (длинное черное платье с узкими рукавами) и рясу (длинное черное платье с широкими рукавами, надеваемое поверх подрясника). Все священники имеют право ношения нагрудного (наперсного) креста – посеребренного, позолоченного или с украшениями. Ношение креста всеми священниками было узаконено в Русской Церкви лишь при императоре Николае II; до этого кресты вручались священникам лишь в качестве награды за особые заслуги или по выслуге лет. (В Церквах греческого Востока кресты носят только те священники, которые получают на это специальное право от архиерея.) Диаконы во внебогослужебное время носят подрясник и черную рясу. Помимо священников и диаконов, на приходах Русской Православной Церкви трудятся представители низшего клира – иподиаконы и чтецы. Иподиаконами называются лица, прислуживающие за архиерейским богослужением, чтецами – лица, которым поручено читать за богослужением все священные тексты, кроме Евангелия. Членами прихода, или прихожанами, являются лица православного исповедания, сохраняющие живую связь со своим приходом. Каждый прихожанин призывается участвовать в богослужении, регулярно исповедоваться и причащаться, соблюдать каноны и церковные предписания, совершать дела веры, стремиться к религиозно-нравственному совершенствованию и содействовать благосостоянию прихода. Прихожане заботятся о материальном содержании причта и храма. Органами приходского управления, помимо настоятеля, являются также приходское собрание, приходской совет и ревизионная комиссия. Приходское собрание возглавляется настоятелем и включает других священнослужителей и прихожан, регулярно участвующих в литургической жизни прихода. Приходской совет состоит из председателя, его помощника и казначея, а ревизионная комиссия – из председателя и двух членов. Состав приходского совета избирается из числа членов приходского собрания. Приходы епархии могут быть объединены в благочиния во главе с благочинными, назначаемыми епархиальным архиереем. Благочинный осуществляет контроль за деятельностью приходов, имеет координирующие функции, в необходимых случаях созывает духовенство на братские совещания. 5. Монастыри и монашество |
| Но на одной картошке далеко не уедешь. Даже в деревне. И вот я подхожу ко второй теме моей колонки. Какие у нас прекрасные люди. Выяснилось тогда, что в том храме много чего не хватает. С хором тем же батюшка всегда как на пороховой бочке. Будут деньги, нет. А не заплатить нельзя, все ведь нуждаются. И труд должен быть оплачен — сам священник в этом абсолютно уверен. Разную церковную утварь приобрести нужно, облачения. — Черное и голубое. Хотя нет, черное еще хорошее. Мне его еще покойный наместник местного монастыря отдал. Свое, старенькое, — делился с нами отец Лев. — А вот голубое нужно… Еще бы бабушкам кондиционер поставить. Жарко им, бедным, летом… Аналой… Не на что… Но Господь не оставит, я верю. Написала я об этом в интернете, попросила помочь. Но, честно говоря, на существенную сумму не рассчитывала. Никто же не умер, не болеет, беды никакой нет. И каково же было мое удивление, когда откликнулось такое количество людей со всей страны! Нет, я и раньше делала небольшие сборы, и в помощь священникам тоже, но тут было что-то удивительное. И все очень быстро. Когда набралось несколько десятков тысяч, батюшка растерянно развел руками: — Я даже не знаю, что теперь делать с такими деньжищами. Кому-то супчик жидковат, кому-то жемчуг маловат… Что это для московского храма? Копейки. А люди продолжали переводить. И потрясло меня тогда, что откликались многодетные семьи, которым самим тяжело сейчас. Люди, потерявшие из-за карантина работу, провинциальное духовенство, которое сейчас в такой же ситуации, мамы-одиночки… Просто неравнодушные люди. — Господь видит нашу нужду, — говорил отец Лев и повторял: — А люди у нас — сокровище! Я теперь год за хор спокоен. Облачение заказал уже… Сотни имен переписал он в свой помянник. И за каждого молится. С любовью и благодарностью. Да, люди, вы — сокровище! Это правда. Я уже не раз в этом убеждалась. Но во время карантина это было особенно видно. Видно, как вы поддерживали друг друга. Кто-то развозил стареньким бабушкам продукты, кто-то пошел волонтером в больницу, кто-то начал бесплатно заниматься с чьими-то детьми по интернету. Кто-то помог собрать деньги на лечение. Кто-то ремонтировал бесплатно чью-то дачу, чтобы многодетная семья смогла уехать из Москвы. Кто-то перевел деньги маме-одиночке, чтобы она смогла оплатить съемную квартиру. А сколько людей просто вытащило на себе семьи священников, которые, после закрытия храмов, оказались на грани выживания… А ведь всем было трудно. |
| Черное духовенство всегда находилось под пристальным вниманием Петра. Сознавая, что именно в монашестве тлеет молчаливое сопротивление его реформам, он под конец своей жизни решился на беспрецедентную реорганизацию всего монастырского уклада, причем попытался даже привести веские, в его понимании, доводы в защиту своих действий. 31 января 1724 г. издается указ, в котором шла речь о переустройстве монашества и приведении его в соответствие с «государственной пользой». Подобного утилитарного подхода к монашеству придерживался и ближайший к царю архиерей Феофан Прокопович , принявший деятельное участие в подготовке указа. Этот акт содержит очерк истории монашества с описанием образа жизни древних иноков-аскетов; в нем ясно отразился взгляд Петра и его окружения на черное духовенство в целом, поэтому позволим себе привести здесь некоторые небезынтересные из него выдержки. Первые монастыри, как замечают составители указа, располагались в пустынных местах и существовали за счет трудов самих монашествующих. Но спустя столетие «произошли, было, монахи ленивые, желая от чужих трудов питаться, сами праздны суще, защищали свою леность развращаемым от себя словом Христовым (воззрите на птицы небесныя, яко ни сеют, ни жнут, ни в житницы собирают, и Отец ваш небесный питает я), но целомудрие их скоро обличено от прямых монахов». Позднее число обителей неоправданно возросло: «Когда греческие императоры, покинув свое звание, ханжить начали, тогда некоторые плуты к оным подошли и монастыри не в пустынях уже, но в самых городех и близ лежащих местах строить начали и денежные помощи требовали для сей мнимой святости и трудами других туне питаться восхотели. На одном канале из Черного моря до Царя-града, который не более 30 верст протягивается, с 300 монастырей. И тако, как от прочего несмотрения, так и от сего, в такое бедство пришли, что когда осадили Царь-град, ниже 6000 человек воинов сыскать могли, – сия гангрена зело было и у нас распространяться начала» 672 . Совершенно очевиден ход дальнейших рассуждений авторов указа; приводимый далее текст кажется принадлежащим перу Лютера или иного вождя европейской Реформации: «Нынешнее житие монахов точию вид есть и понос от иных законов, понеже большая часть тунеядцы суть. У нас почти все из поселян (крестьян. – В. К.). Что оные оставили – явно есть, – не точию не отреклись, но приреклись доброму и довольному житию, ибо дома был троеданник, то есть: дому своему, государству и помещику, а в монахах все готовое. Прилежат ли разумению божественного писания и учения? Всячески нет. А что говорят – молятся: то и все |
| Наставники-непрогрессисты семинарий и академий все из воспитанников высших учебных заведений, имеют ученые степени магистра и кандидата, даже в низших училищах они принадлежат к кончившим курс в семинариях. Но большинство священников – семинаристы; дьяконы разве не многие кончили курс семинарии, а причетники почти все; из исключенных учеников низших училищ. Далее наставники не лишены возможности в случае невзгоды перейти в другие сословия без потери прав, принадлежащих им по воспитанию и рождению, а членам белого духовенства по расстрижении остается единственный выход в податные состояния. Наставники имеют права гражданских чиновников, магистры принадлежат к IX, а кандидаты к X классам, ну а дьячок – чем он отличается от мещанина? Разве тем, что сын последнего с разрешения общества может поступить в университет, а сын первого не удостоится этой чести, если не принадлежит к перворазрядным воспитанникам семинарии. Естественно ли после этого думать, чтобы все вообще белое духовенство пользовалось большей независимостью и самостоятельностью относительно своего начальства, нежели наставники, чтобы обращение с ним было лучше и современнее, нежели с последними? Другое обстоятельство еще более не благоприятно белому духовенству. Наше черное духовенство издавна пользовалось влиянием и занимало почтенное место в государстве; голос епископов, митрополитов и патриархов решал нередко даже политические вопросы; тогда как в старое время простые священники почти вовсе не имели значения даже между своими прихожанами; и чем далее от настоящего времени станем восходить к князю Владимиру, тем положение белого духовенства, политическое его значение становится незавиднее и ничтожнее. Разумеется, и по образованию черное духовенство, в которое часто поступали бояре и князья, было в старое время несравненно выше, нежели белое, набиравшееся нередко из простых крестьян. Кроме того, в старину всякий начальник имел обыкновение, чуть не право смотреть на себя, как на господина, а на подчиненных, как на рабов своих. |
| После этого, как не появиться, не развиться и не утвердиться той мысли, что черное духовенство, особенно архипастыри, бесконечно выше белого духовенства? И как на этой мысли, лелеянной целыми веками, не основать соответственного ей управления? Не излишнее дело также припомнить сказанное нами выше, что черное духовенство руководствуется монастырскими уставами, которых польза, доказываемая подвижниками всех веков, для него должна быть несомненной. Как же людям, убежденным в этой пользе, обязанным действовать по упомянутым уставам, не пожелать распространить, сколько возможно, благодетельное их влияние и на своих подчиненных? Мы находим это вполне естественным, даже неестественно было бы иначе действовать. Если бы по временам и появлялись нововводители; то им пришлось бы бороться с обычаями, утвердившимися рядом столетий, с преданиями старины, от которых отступить не всегда легко. Но эти предания неблагоприятны белому духовенству в рассматриваемом случае. В допетровские, даже петровские времена от батогов, розог, палок и прочих их собратий никто почти не был свободен. Записки почтенного Желябужского так обильны известиями о батогах, что сосчитав все удары, выданные тогдашним стольникам, спальникам, чашникам и пр., невольно себя спросишь: а что? число ударов, выдававшихся ежегодно по придворному ведомству, не будет ли гораздо больше, нежели число всех солдат, составлявших тогдашние войска? Батоги и палочные удары не были забыты даже и после Петра. Наталья Лопухина , – одна из придворных дам, принадлежавшая к знаменитейшей фамилии в государстве, наказана кнутом на эшафоте в царствование Елизаветы. Миниху во время следствия, над ним производившегося, грозило то же увещание, если он не сознается в возведенных на него обвинениях. Румянцев, в полковничьем чине был наказан розгами, конечно своим отцом, но ведь в полковничьем чине. Не удивляйтесь же после этого, не браните никого, что в старинное время употребляли очень чувствительные исправительные средства относительно не только причетников, но и других лиц белого духовенства. |
| Здесь, в нашей оригинальной секте, все доведено только до полюса: грубо и вместе сильно — как все у мужиков. Но это есть то же самое явление, краевая тень которого, первая зорька, отмечена уже Порфирием в Афонской живописи. «Таинственная смерть!» «таинственное воскресение!» — лучше и нельзя формулировать, как этими краеугольными тезисами «божиих людей». VIII Кроме семи «таинств», нумерационно, вещественно и явно нам известных, есть в религии еще «таинства», которых мы не считаем по пальцам, не формулируем их, а между тем присутствие их в ней несомненно. Вот, например, особенность: не увидав монастыря за ранней обедней или за всенощной, я не увидал и вообще красоты его. Отчего же? Живя в городе, я только однажды пошел к ранней обедне и был поражен ее сияющим, как бы горящим видом, — сравнительно с обеднями поздними, какие всегда посещал. Все знают, какое великое торжество — заутреня на Пасху, начинаемая с 12 часов ночи. Даже светские люди, совсем атеисты, испытывают действие ее на душу и неоднократно ее описывали. Если взять деление духовенства на белое и черное, то нельзя не заметить, что черное как бы выражает собой эти ночные службы, с горящими свечами в ночи, — и само горит, воспламенено более; белое же духовенство выражает дневные, неодушевленные, рациональные и сонливые службы. Вот соотношение и параллелизм, которому нельзя не удивиться. День и ночь имеют совсем разную психологию в себе; я хочу сказать, что не, только изменяется психика людей в это время, но что как будто и сама природа на ночь воодушевляется совсем другим воодушевлением, нежели какое владеет ею днем. Можно бы отнести это к зелени, к виду неба; но в городах небо за облаками и дымом не видно, а зелени совсем нет, и, однако, здесь также поэт или философ творят ночью, а не днем. Заседания парламента, где речи обдумываются, где люди хитрят, — бывают днем; а музыка и танцы, концерт и бал — непременно ночью. Даже если они случатся днем, люди входят в совершенно темное помещение и восстанавливают в нем привычное ночное освещение, т. |
| В спальнях появились отличные одеяла, простынки, наволочки и даже чехлы в изголовьях и в нотах коек, все столики между койками были накрыты новыми хорошими клеенками, табуретки тоже. В кухне суетились наемные повара, а в столовой семинарские служители носились с отличными скатертями, салфетками, ножами, вилками ложками и фаянсовою посудою. Полы в столовой, коридорах и классах были живою рукою вымыты; двор семинарский весь был чисто начисто выметен, а дорожки все усыпаны песком... Приходившие в семинарию ученики с удивлением смотрели на то, как в одно утро преобразилась их семинария и облеклась во все чужое. И нельзя было им иначе смотреть на это! Было все уж слишком пересолено и нисколько не гармонировало с бедностью костюмов семинаристов, так что сразу же могло внимательному взору посетителя дать заметить, что все это напускное. Положим, это было хорошо, по мысли начальства семинарии, в том отношении, что было ясным протестом против всюду в обществе и литературе распускавшихся тогда слухов о страшной черноте и бедности содержание семинарий; за то это скрывало истинное положение семинарии, могло внушить посетителю ложное убеждение в том, что семинарии не нуждаются в посторонней помощи, и тормозило дело улучшение содержание духовно-учебных заведений на счет пособия от казны, в чем в действительности тогда очень сильно нуждались семинарии... В семинарской больнице в этот день тоже большая была суматоха с раннего утра. Все старое и черное: простынки, одеяла, наволочки, туфли, халаты и даже белье – все заменено было новым и чистым, впрочем, своим, а не чужим; в изголовьях, в ногах на койки были надеты чехлы, нарочно накануне сшитые; столики все были обиты нарочно на этот же раз купленною клеенкой и покрыты поверх хорошими салфетками – собственностью самого эконома. Полы были притерты кислым квасом; а вместо прежних, уже черных холстов, были разостланы новые длинные ковры, взятые где-то напрокат. На столах появился настоящий парадный прибор: на каждом из них стояло по две белых фарфоровых миски и кружки с крышками, по две фаянсовых тарелки с белыми хлебами, прикрытыми салфетками, явились также серебряные ложки, новые ножи и вилки из собственной кладовой эконома... Во всех комнатах было накурено сначала смолою, потом курительными порошками и свечами, во множестве расставленными в разных местах, и наконец какими-то духами, из огромного флакона, самим эконом были опрысканы все койки. На дощечках, при всех койках, вновь были написаны имена и фамилии, лета от рождения и время поступление в больницу каждого больного и та болезнь, которой был одержим больной. Аптека была приведена в порядок; двери в нее – и из приемной и из той комнаты, где лежал Владиславлев, были отворены. Словом, в больнице все теперь явилось в новом блестящем виде; а все прежнее, черное и старое было тщательно прибрано на чердак. |
| Картина написана в 1881 году, в эпоху, когда романтическое настроение в искусстве заметно шло на убыль. Живопись Айвазовского становится более реалистичной, на смену пестроцветью приходит сдержанная цветовая палитра. Полотно разделено на две равные части: две стихии — небесная и морская в своей первозданной сущности. Несмотря на изображение волнующегося моря, есть в этой работе какое-то внутреннее спокойствие, самодостаточность. Здесь все просто и мудро: величие творения, и контрастом с этой безграничной, первичной мощью на линии горизонта видна крохотная, едва различимая точка корабля — единственный след человеческого присутствия на картине. Зритель, подобно этому крошечному кораблю, теряет себя в безграничном пространстве. Перед нами, как в первые дни творения, открывается нерукотворный мир Божий, и как-то непосредственно, без нажима приходит чувство смирения перед величием Творца. Именно об этой картине Крамской отозвался как об одной из «самых грандиозных» в живописи. Черное море. 1881 Художника всегда оценивают по его вершинам. Глядя на «Черное море» Айвазовского, не будет преувеличенной похвалой согласиться с Крамским: «Айвазовский, кто бы и что ни говорил, есть звезда первой величины… и не только у нас, а в истории искусства вообще». Инна Волошина От издателя «Фома» — православный журнал для сомневающихся — был основан в 1996 году и прошел путь от черно-белого альманаха до ежемесячного культурно-просветительского издания. Наша основная миссия — рассказ о православной вере и Церкви в жизни современного человека и общества. Мы стремимся обращаться лично к каждому читателю и быть интересными разным людям независимо от их религиозных, политических и иных взглядов. «Фома» не является официальным изданием Русской Православной Церкви. В тоже время мы активно сотрудничаем с представителями духовенства и различными церковными структурами. Журналу присвоен гриф «Одобрено Синодальным информационным отделом Русской Православной Церкви». Поделиться ссылкой на выделенное |
| Наконец, очень тяжелые думы о самом русском духовенстве могут навевать мечты епископа по поводу патриаршества. Каким должно представляться состояние духовенства, если путь для истины к властям земным, не провозглашалась устами духовенства и не достигала до них по неимению в России Патриарха! По вопросу о введении в России патриаршества никак нельзя затем упускать из виду существование в настоящее время значительного нравственного разъединения и недовольства между белым и черным духовенством. Черное духовенство в лице епископов является властвующим и часто это вполне самоуправно, а белое поставлено к нему в совершенно подчиненное положение низшего чиновника к высшему и всеми средствами чисто внешней власти обязывается к формальному повиновению. Вот как довольно характерно выразился о положении в России властвующего черного духовенства и подчиненного ему белого недавно умерший Пермский епископ Петр, по поводу донесения Св. Синоду о деяниях архимандрита Зосимы, осужденного, наконец, в сентябре сего года Пермским Окружным Судом по Уложению о Наказаниях: «Синод никогда не сменяет протоиерея на архиерея. Чтобы бы ни писали на архиерея, всегда обер-прокурор пошлет архиерею, обратно. На этот раз имеется даже особые печатные бланки». 40 Что же удивительного, если при таких условиях в белом духовенстве давно уже накопилось столь много недовольства своими архиереями, что оно делалось теперь явлением, разлагающим русскую церковную жизнь и взывающим об его устранении, и вот создание патриаршества может еще более увеличить подобное влияние черного духовенства и не только не уничтожить вредное зло, но и способствовать его поддержанию. Не к возвеличению епископской власти в лице патриарха нужно стремиться современному церковному обществу, а к возможно большему нравственному объединению всех членов Церкви, епископов, духовенства и мирян, для совместного служения и интересам согласно современным потребностям и задачам. А это скорее всего достижимо не резким выделением главы духовенства в церковном обществе, а организацией церковного строя на истинном начале соборности, когда каждый какого бы звания и степени священства, он ни был, может являться в церкви не объектом только начальствования, хотя бы епископского, но прежде всего в качестве живого члена единой Христовой Церкви. |
| – И, Бог с тобою! – сказала старушка. Она y меня всегда одна топит печь и все готовит.... A тебе-то где, батюшка мой, поднять сноп на такую вышину?... Твое дело непривычное, не сможешь... ведь ты небось священников сынок?.. так работы-то этой небось и не знаешь совсем... – A вот увидите! – сказал Владиславлев и тотчас же, взлезши на воз, стал подавать Рафаилу снопы. Дело как раз и сладилось: в несколько минут снопы все были поданы и одонышко вывершено. – Ну, Рафаил Михалыч, бедненько живет ваш отец, – говорил Владиславлев Воскресенскому, возвращаясь с гумна. – Об этом уж и говорить нечего, – отвечал Рафаил, махнув рукою, – такая y нас во всем бедность, что из рук вон, нет, как говорится, ни кола, ни двора; избушка завалилась, двор небом покрыт, a чистым полем обгорожен... Просто глаза бы не глядели на такую нищету... И ведь досаднее всего то, что ничего нельзя сделать для того, чтобы хоть сколько-нибудь нам поправить свое состояние.... – Да; это очень грустно... Я очень пожалел о вас, как взглянул на ваше бедное жилище... Помоги вам Бог терпеливо нести свой крест в бедной своей доле... Только вот что я вам скажу по-товарищески, от чистого сердца: когда, Бог даст, вы поступите на место и будете жить порядочно, ради Бога не забывайте этой бедности... Это забвение своего прежнего положения, столь обыкновенное и везде-то, a y нас в духовенстве в особенности, есть самое черное пятно неблагодарности... это позор для нашего духовенства... Много и было, и есть y нас доселе людей, из нищеты вышедши в знатные лица, что называется, из грязи вылезших в князи, грудью пробивших себе дорогу и занимающих теперь важные должности и места как в духовном же, так и в гражданском ведомствах... – Конечно, таких людей очень немало... – Да... И казалось бы, что эти-то именно люди и помогут теперь крайне бедному положению нашего духовенства хоть в чем-нибудь, или по крайней мере хоть родственников-то своих не забудут своею посильною помощью. A между тем что же видишь теперь на деле?.. Люди эти как будто никогда и не видывали страшной нужды во всем и бедности нашего духовенства, как будто и не живали никогда среди своих бедных родителей и родственников. Живя теперь благополучно, они совершенно забыли, что сами вышли из нищеты и что таких бедняков, какими были и они сами, и их отцы, много еще и теперь на белом свете в среде духовенства... Они, кажется, не допускают и самой возможности того, что и теперь есть люди, живущие в крайней нужде и бедности, нуждающиеся не только в лишнем рубле, но даже в лишней копейке... Какая, брат, это черная неблагодарность!.. И как трудно переносить ее тем, кто имеет право ждать облегчения своей участи от этих людей, как своих близких друзей... |
|
|
