| Он, может быть, даже со злорадством смотрел на то, как переменились роли, как интеллигенция спускалась все ниже и ниже, превращаясь в чернорабочих, а крестьяне возвышались все выше и выше, превращаясь в “господ”, щеголяя в шелках и бархатах, как деревенские девки стали носить высокие желтые ботинки на тоненьких каблуках, а парни – высокие лакированные ботфорты… Роли действительно переменились, с той лишь разницей, что у вновь народившихся господ, вместо прежнего либерализма и любви к мужичку, стала наблюдаться непередаваемая злоба и ненависть к интеллигенции, зверская жажда мести, то отвратительное хамство, какое явилось наиболее характерной чертой революции 1917 года. Глава 5. Тревоги и предчувствия. Отъезд в Киев Непередаваемо тяжело протекала моя жизнь у сестры. Мы каждый день обсуждали вопрос о том, что делать и как выйти из того тупика, в котором очутились. Мы сознавали, что поддерживать свое существование физическим, полевым трудом, превратиться в хлебопашцев и чернорабочих мы оба были не в силах, но как выйти из этого подневольного труда, из этого отчаянного положения – не знали. Уезжать?! Но как, если мы были отрезаны буквально от всего мира, если железнодорожное сообщение было разрушено и поезда не ходили, если самый вопрос о том, когда придет поезд на нашу станцию вызывал усмешки у станционной прислуги. Но если бы даже и можно было уехать, то как ликвидировать усадьбу или на кого ее оставить, откуда достать средства на проезд, как тронуться с места, когда на руках у сестры был неизлечимо больной ребенок, когда впереди буквально ничего не было видно и никаких планов и расчетов нельзя было строить?! Между тем мое самочувствие становилось все более тягостным и я знал, что не вынесу его больше, а с октября я стал ощущать такую непостижимую, непонятную душевную тоску, такую тревогу, какая, точно насильно, выталкивала меня из усадьбы все равно куда, лишь бы только не оставаться в ней. Наступил день праздника Казанской Божией Матери, 22 октября, и этот день объяснил мне причины этой тоски и тревоги. |
| Никогда не забуду моих мистических бесед с простым мужиком-чернорабочим, подлинным мистиком, очень утонченным, так странно напомнившим мне по своим манерам, по своей настроенности Андрея Белого. Самые утонченные проблемы мистического гнозиса он понимал лучше, чем многие люди верхнего культурного слоя, читавшие Экхардта и Бёме. Он рассказал мне необычайный факт своей жизни, своего внутреннего опыта. Двенадцатилетним мальчиком пас он коров и шел по полю в яркий солнечный день. И мучили его тяжелые сомнения. Усомнился он в существовании Бога, и, по мере роста своего сомнения в Боге, сомневался он во всем. И почувствовал он, что ничего нет. И вдруг померкло для него солнце и среди белого дня стало темно, и он погрузился в совершенную тьму и в ничто. Но вот вдруг ощутил он, что есть само ничто. И начало из этого ничто все возникать, все вновь рождаться. Снова стало очень светло, снова увидел он поле и яркий солнечный день. И он обрел вновь не только мир, но и Бога, который родился из ничто, из тьмы. Это - очень тонкое и яркое описание мистического опыта, мистического пути, которое можно найти у величайших мистиков. Этот простой мужик не читал Экхардта и Бёме, даже не слыхал о них, но ему открылось то, что открывалось им, он постиг рождение света из изначальной тьмы, из Ungrund " a. Когда мы говорили о пережитом им опыте, он не был мужиком, а я не был человеком культуры и барином. Самый вопрос о " народе " исчез. Этот мистик из народа очень уважал знание и искал знания, его ужасала народная тьма, и он ценил людей ученых, мыслителей больше, чем ценят люди культуры. Высший тип духовной жизни нужно искать не в кристаллизированных народных сектах и не в бытовой народной религиозности, а у отдельных самородков, полных пламенной религиозной жажды, народных теософов, странников, ничем не удовлетворенных, никогда не застывающих. Никогда не забуду моих мистических бесед с простым мужиком-чернорабочим, подлинным мистиком, очень утонченным, так странно напомнившим мне по своим манерам, по своей настроенности Андрея Белого. |
| В семнадцать лет я с отличными отметками окончила школу, хотела получить высшее образование, чтобы авторитетно говорить людям о Боге, так как видела скудость в том своих сверстников. Но социальное положение не позволило мне поступить в высшую школу, и я устроилась на паяльную фабрику чернорабочей, чтобы добиться путевки в учебное заведение. Между домом и местом работы было расстояние не менее пяти километров, и мне приходилось бежать, так как надо было успеть что-то сделать дома и поспеть еще в храм к ранней обедне, постоять до половины службы. В обеденный перерыв я бежала опять и достаивала вторую половину уже поздней Литургии, и так каждый день. В качестве чернорабочей я проработала один день. На второй день начальник цеха посадил меня за паяльный стол. Я быстро стала усваивать новую работу и всякий раз возвращалась домой довольная, подкрепленная церковной молитвой и успехом в работе. Но так продолжалось недолго. Молодежь, из которой состоял наш цех, стала выражать недовольство — им не понравилось хорошее отношение ко мне начальника. В конце концов они устроили надо мной товарищеский суд, обвиняя меня в том, что я своим поведением возмущаю массу. Бог помог мне — на суде я горячо защищалась и открывала правдивость и искренность своего поведения, оправдалась и решила уйти. Дома я стала заниматься с девочками дошкольного возраста. Подготовляла их к учебе, занималась с ними рукоделием, а также танцами. Выступала с ними на елках… Мысль об учебе меня не оставляла, и я искала пути к достижению желаемого. Но Бог судил иначе. Он дал мне другую школу, более трудную для меня и тяжкую. Пятидесяти четырех лет умерла мама от туберкулеза легких. Перед самой кончиной она сказала: “Детки, последний день я с вами”, — и стала всех нас благословлять отдельными образами. Меня благословила своим родительским образом, которым сама была благословлена на семейную жизнь, иконой Казанской Божией Матери. Тогда я не придала этому значения, но это было по Божиему смотрению. Это как бы показывало, что мне придется занять в семье место матери-воспитательницы. |
| Всё сказанное, по большей части, враньё. Чтобы понять это достаточно сколь-нибудь внимательно, и без эмоций, посмотреть на пресловутую картину «Иван Грозный...». И что это за ичеготы на ногах поверженного царевича? Ага, вот о них: «специально для работы над полотном по особому заказу были сшиты сапоги царевича, Ренин расписал их масляными красками», - сообщает источник. Да, так они и выглядят, эти фантазийно-расписные «лабутены» XVI века. Но это отнюдь не то узорочье, коим русские украшали кожи и ткани, чтобы «удивлять красотою наряда», а какой-то монголо-татарский секонд-хенд. А во что одеты царевич и его отец? Репин изобразил их обоих по-свойски, в исподнем платье. По Олеарию, царская одежда состояла летом - из легкого шелкового опашня, золотной шапки с меховым околом. Под верхнюю одежду надевался обычный наряд - сорочка, зипун и становой кафтан (спереди разрезанный, застегивающийся, расходящийся книзу, без воротника, с широкими рукавами, напоминающий архиерейский сакос)». Однако «облачение» сына напоминает скорее нечто среднее между женским капотом и пеньюром, даже с кружевцами и рюшечками, а одежда отца - спецовку чернорабочего. Специфичен, естественно, и интерьер картины. Туманные, как бы облупленные стены. Некая дурно сколоченная, опрокинутая табуретка, долженствующая изображать опрокинутый трон. Ковёр, которого в реальности в XVI веке никак не могло быть, ибо эта техника ковроткачества появилась гораздо позже. Какой-то валик от дивана, характерный для XIX столетия, но никак не раньше... Подобный, возможно, стоял у Репина в мастерской. А возле него лежал и тот пресловутый подержанный ковёр, купленный где-то на толкучем рынке. Но главное, конечно, лица персонажей. Для портрета Ивана Грозного Репину позировал его близкий приятель, полтавский художник Г.Г. Мясоедов, тоже «передвижник». Почему он? Григорий Григорьевич, с присущим ему странным юмором, объяснял, что гаже рожи, чем у него, Илье Ефимовичу было просто не сыскать. Но Репин всё равно искал. И что-то нужное, в этом плане, было позаимствовано им из «портрета» композитора П. И. Бларамберга, а также «какого-то старика, жившего в Царском Селе», а помимо того - с «чернорабочего Литовского рынка». |
| О Ленине отрицательно отзывались все, кто знал его. Даже многие известные российские социал-демократы, участвовавшие в тех событиях: Вера Засулич, Мария Спиридонова, Аксельрод, Мартов, Плеханов и многие другие. Вот что отмечал Плеханов, вернувшийся в 1917 году из эмиграции: «Наша печать давно уже недолюбливает г. Ленина. А с тех пор, как его «интернационализм» проявился во всей своей, поистине обольстительной красоте, автору пресловутых «апрельских тезисов», можно сказать, проходу нет в нашей печати. Мне, разумеется, и в голову не приходит защищать его: слишком много жестокого, быть может, совершенно непоправимого вреда принес этот человек России». «Не все большевики одобряют нынешнюю деятельность Ленина. Некоторые из них упорно борются с ним. Это мало известно читающей публике, но это в самом деле так». «Захват власти может быть делом небольшого числа революционных удальцов. Ленин издавна стремился стать диктатором в среде подобных удальцов. Всем, знакомым с историей нашей социал-демократии, известно, что раскол, начавшийся в ней в 1903 году, поддерживался и упрочивался желанием Ленина приобрести в партии, бывшей тайным обществом, диктаторскую власть. Власть эту он называл дирижерской палочкой». «Выступления наших ленинцев очень дорого обошлись России». «Ленин демагог до конца ногтей. И тут он ближе к Бакунину. В тактике Бакунина «организация разнузданной чернорабочей черни», ставка на «дикий голодный пролетариат», как носитель социалистической идеи. Это, конечно, демагогия. Но то, что было зародышем у Бакунина, принесло роскошный плод у Ленина. Ленин - несравненный мастер по части собирания под свое знамя «разнузданной чернорабочей черни»; он все свои псевдореволюционные планы строит на неразвитости «дикого голодного пролетариата». «Ленин органически не способен понять, что поражение России будет поражением русской свободы». «Возьмем ту часть демократии, которая шла за Лениным. Это было меньшинство. Оно вошло в сношение с неприятелем (см. обвинительный акт по делу Ленина и др.) и, оплодотворив свою энергию его золотом, принесло много жестокого вреда России. Если старый порядок оставлял нашу армию без оружия, то ленинцы своим разлагающим влиянием постепенно превращали ее в дикую развращенную орду». Это цитаты из книги Плеханова «Год на Родине», вышедшей в 1921 году в Париже. |
| Мной оставленные предположения, до слития с Палестинской Комиссией, исчислены были на 31 служащего – 31 320 фр. Ваши предположения на то же количество 31 служащего составляли 29 240 р. Совет, принимая в основание слитие с Палестинской Комиссией и увеличение вследствие того и работы, и числа служащих, утвердил временно следующие штаты: Уполномоченный 12 000 фр. Помощник 6000 фр. Смотрительница 3000 фр. Экономка 1800 фр. Помощница 900 фр. Кастелянша 900 фр. Надзирательница 1 и 2 разряда 1200 фр. Надзирательницы 3 разряда 2 по 1200 фр. Прислуги женской 4000 фр. Прислуги на кухне 1440 фр. Прачки 1260 фр. Бухгалтер 3200 фр Писарь 1200 фр. Привратники и сторожа 3000 фр. Садовник старший 900 фр. Садовник младший 300 фр. Чернорабочие 500 фр. 44 000 фр. Кроме того, полагается им даровое помещение и порции, следующие: Уполномоченный 6 комн. 2 порц. 1 разр. Помощник Смотрительница Экономка Помощница Кастелянша Надзирательница 1 и 2 разряда Надзирательница 3 разряда Прислуга женская 1/2 (5) Прислуга на кухне 1/2 (2 1/2) Прачка 1/2 (1 1/2) Бухгалтер Писарь Привратники и сторожа 1/2 (5) Садовник старший Садовник младший Чернорабочие 1/2 (1) отд. комн. 1 разр. 2 разр. 3 разр. Канцелярия Бухгалтерия В содержание не входит госпиталь, Палестинская Комиссия на него по смете ассигновала: Врачу 9 000 фр. Фельдшеру 5 сёстрам милосердия по 240 фр. Прислуге Содержание больных Аптеке 30 832 фр. Этого вопроса мы пока не касались. Возвращаясь к вышеприведённому содержанию служащих, Совет признавал необходимым увеличить содержание уполномоченного и его помощника, чтобы несколько приблизить к тому, что получают в Консульстве и по новым штатам в Духовной Миссии, наши служащие не должны быть поставлены в худшее положение. Относительно прислуги мы поставили максимум, лучше из этого сберечь, чем, если не хватит, требовать дополнительной сметы. Штаты эти мы установили временно на 2 года, опыт этих двух лет укажет, что в них нужно будет изменить. Относительно Бейт-Джалы, мы, не уверенные в том, что работы будут окончены к 1 сентября, решили открытие там женского пансиона отложить до будущего года. Но об этом не говорите ни о. Архимандриту, ни Я. Е. Халеби. |
| С именем магистерской диссертации мы привыкли уже соединять представление об ученой работе, которая требует от автора большой затраты сил не только для систематизации, сопоставления и критической оценки ученого материала, но также и для собирания этого материала. Исследователю приходится быть до некоторой степени чернорабочим: самому подготовлять и очищать тот материал, который должен пойти потом на постройку здания. Вы при составлении своей диссертации находились в более счастливых условиях. Вы были в положении архитектора, который имеет для исполнения предварительных работ чернорабочих. И этим чернорабочим, трудами которого Вы воспользовались, был никто иной, как м. Филарет. Он собрал огромную массу канонического материала – Вам оставалось воспользоваться им и систематизировать его. Вы воспользовались им, привели его в порядок и во многих случаях выполнили свою работу замечательно удачно. При той огромной массе сырого материала, которая была у Вас под руками, Вы —117— могли бы написать огромную книгу, которая далеко оставила бы за собою в отношении объема те диссертации, о которых я уже упоминал. Вместо одной фразы Вы могли бы выписывать целое письмо, вместо двух-трех слов, Вы могли бы брать несколько периодов. Но Вы не злоупотребляли этой возможностью. У Вас положительно есть талант, составлявший некогда отличительную черту мышления и стиля Филарета, – талант уловить сущность мысли, развиваемой на протяжении нескольких страниц, и передать ее в форме чрезвычайно сжатой, но точной и выразительной. Вы представили в полном смысле слова экстракт воззрений м. Филарета, как канониста. Вообще с формальной стороны Ваша работа настолько безукоризненна, что сам м. Филарет с трудом мог бы найти в ней пробелы. Однако я решаюсь принять на себя роль поверенного м. Филарета и попытаюсь указать некоторые формальные недочеты, которыми страдает и Ваша диссертация. Далее оппонент указал несколько противоречий, встреченных им в диссертации. На стр. 3 магистрант говорит, что м. Филарет был канонист-практик. |
| Однако я скажу вам еще что-то, что вам покажется крайне неожиданным. Тот новый путь богословствования, на который я вас зову, для которого едва можно указать кое-какие аналогии в новейшей западной философии, – путь духовной мистики есть путь, о котором давно страстно вздыхает русская душа. Духовная мистика, субъективная —53— духовная философия, философия сердца должна выясниться, как национальная русская философия. Я это утверждаю, как историк русской богословской науки... Философия сердца это наша русская философия в противоположность западному рационализму. Этого мало. Философия сердца отличает русский гений и от старого греческого духа с его интеллектуализмом и гностицизмом. Поэтому для идеи нового богословия является необходимым, роковым вопрос о предании. М. Тареев Гумилевский И. В., свящ. Реформа или творчество? (Размышление над богослужением первых христиан) Богословский вестник 1917 г. Т. 2. 6/7. С. 54–74 (1-я пагин.) —54— Это было в давнопрошедшем. Нога не говорила: «я не принадлежу к телу, потому что я не рука» и ухо: «я не принадлежу к телу, потому что я не глаз» ( 1Кор.12:16 ). Не было самоисключения в ущерб интересам целого. Не было ни недооценки личного положения, ни переоценки положения других. Ни глаз, ни слух не претендовали на абсолютизм; не желали быть всем телом (ср. 1Кор.2:17 ). Глаз не говорил руке: «ты мне ненадобна; или также голова ногам: вы мне не нужны» ( 1Кор.12:21 ): не было взаимоисключающей нетерпимости. В единстве тела осознавали себя все его члены и потому «одинаково заботились друг о друге», страждущему члену «все» сострадали, а с радующимся радовались ( 1Кор.12:2526 ). Мир и единомыслие. А между тем налицо, были и аристократы тела и чернорабочие его: так «Бог расположил члены, каждый в составе тела, как Ему было угодно» ( 1Кор.12:18 ): разделения вне человеческой воли и, если бы члены тела пытались перемениться своими положениями, они имели бы против себя природу и Бога. Так в природе тела. Между людьми возможны конфликты. Но тогда эта возможность не переходила еще в действительность: разделения религиозной природы мирствовали в единстве взаимной любви, не ищущей своего (ср. 1Кор.13:5 ). Чернорабочие не могли не отметить аристократов, ибо таковы они и по природе и по призванию силою Бога. Но, прежде чем почувствовать аристократизм своего ближнего, они уже обоняли благоухание его любви, созидающей интересы каждого из них. На любовь отвечали любовью. Улыбка |
| Светает. Бледнеет предутреннее августовское небо. Только самые яркие звёзды ещё видны на нём. На юго-востоке, над заводом, куда нас поведут сейчас, — Процион и Сириус — альфы Малого и Большого Пса. Всё покинуло нас, даже небо заодно с тюремщиками: псы на небе, как и на земле, на сворках у конвоиров. Собаки лают в бешенстве, подпрыгивают, хотят досягнуть до нас. Славно они натренированы на человеческое мясо. Первый день в лагере! И врагу не желаю я этого дня! Мозги пластами смещаются от невместимости всего жестокого. Как будет? как будет со мной? — точит и точит голову, а работу дают новичкам самую бессмысленную, чтоб только занять их, пока разберутся. Бесконечный день. Носишь носилки или откатываешь тачки, и с каждой тачкой только на пять, на десять минут убавляется день, и голова для того одного и свободна, чтоб размышлять: как будет? как будет? Мы видим бессмысленность перекатки этого мусора, стараемся болтать между тачками. Кажется, мы изнемогли уже от этих первых тачек, мы уже силы отдали им — а как же катать их восемь лет? Мы стараемся говорить о чём-нибудь, в чём почувствовать свою силу и личность. Ингал рассказывает о похоронах Тынянова, чьим учеником он себя считает, — и мы заспариваем об исторических романах: смеет ли вообще кто-нибудь их писать. Ведь исторический роман — это роман о том, чего автор никогда не видел. Нагруженный отдалённостью и зрелостью своего века, автор может сколько угодно убеждать себя, что он хорошо осознал, но ведь вжиться ему всё равно не дано, и значит, исторический роман есть прежде всего фантастический? Тут начинают вызывать новый этап по несколько человек в контору для назначения, и все мы бросаем тачки. Ингал сумел со вчерашнего дня с кем-то познакомиться — и вот он, литератор, послан в заводскую бухгалтерию, хотя до смешного путается в цифрах, а на счётах отроду не считал. Гаммеров даже для спасения жизни не способен идти просить и зацепляться. Его назначают чернорабочим. Он приходит, ложится на траву и этот последний часок, пока ему ещё не надо быть чернорабочим, рассказывает мне о затравленном поэте Павле Васильеве, о котором я слыхом не слышал. Когда эти мальчики успели столько прочесть и узнать? |
| свящ. Илия Гумилевский Размышление над богослужением первых христиан Это было в давнопрошедшем. Нога не говорила: „я не принадлежу к телу, потому что я не рука“ и ухо: „я не принадлежу к телу, потому что я не глаз“ ( 1Кор. 12:16 ). Не было самоисключения в ущерб интересам целого. Не было ни недооценки личного положения, ни переоценки положения других. Ни глаз, ни слух не претендовали на абсолютизм; не желали быть всем телом (ср. 1Кор. 2:17 ). Глаз не говорил руке: „ты мне ненадобна; или также голова ногам: вы мне не нужны“ ( 1Кор. 12:21 ): не было взаимоисключающей нетерпимости. В единстве тела осознавали себя все его члены и потому „одинаково заботились друг о друге“, страждущему.члену „все“ сострадали, а с радующимся радовались ( 1Кор. 12:2526 ). Мир и единомыслие. А между тем налицо, были и аристократы тела и чернорабочие его: так „Бог расположил члены, каждый в составе тела, как Ему было угодно“ ( 1Кор. 12:18 ): разделения вне человеческой воли и, если бы члены тела пытались перемениться своими положениями, они имели бы против себя природу и Бога. Так в природе тела. Между людьми возможны конфликты. Но тогда эта возможность не переходила еще в действительность: разделения религиозной природы мирствовали в единстве взаимной любви, не ищущей своего (ср. 1Кор. 13:5 ). Чернорабочие не могли не отметить аристократов, ибо таковы они и по природе и по призванию силою Бога. Но, прежде чем почувствовать аристократизм своего ближнего, они уже обоняли благоухание его любви, созидающей интересы каждого из них. На любовь отвечали любовью. Улыбка и поцелуй, слово и дело истинной любви, забывающей себя для всех, чтобы в этом самозабвении найти себя, свою новую личность – личность любви, – вот чем созидалась общественная среда, вот чем определялись ее взаимоотношения... Что же это за общество, организованное аналогично человеческому телу и так далекое от своего исторического продолжения? Не идея ли, которой не дано осуществиться?! – После проповеди апостола Петра „охотно принявшие слово его крестились, и присоединилось в тот день душ около трех тысяч. |
|
|
