| Биограф относится к Феофану с большим сочувствием. И в самом деле нельзя не благоговеть пред этой необычайной многосторонней даровитостью Феофана, пред его ученостью и умом, пред его всеобъемлющей, неутомимой энергией. Еще в юности Феофан, ради науки странствующий из Киева в Львов, из Львова в Краков, Вену, оттуда едва ли не чрез все университетские города в тогдашнюю столицу просвещения – Рим, где для того, чтобы иметь право поступить в папскую академию св. Афанасия, он на время меняет религию, делается униатом – представляет собою явление, выходящее из ряда. В короткое время овладевши всей тогдашней ученостью, изучивши Аристотеля и схоластическое богословие, классических писателей древности и современных гуманистов, предвестников реформации (Эразма роттердамского и др.) и выработавши для себя из всего этого самостоятельные воззрения, запечатленные отвращением к схоластике, к папскому фанатизму и исключительности, Феофан возвращается в Киев, делается профессором риторики и пиитики, реформирует эти науки, живостью изложения, остроумием, новизной взглядов создает себе репутацию лучшего из профессоров академии, потом делается префектом, ректором, профессором богословия, – и здесь опять является новатором: новый историко-филологический метод преподавания, заимствованный им у протестантов, делает его известным как «нарочитого учителя в Богословии» по всей России и привлекает к нему слушателей с отдаленного севера, из лесов олонецких (Андрей Денисов). С 1707 года Феофан уже делается известным Петру, как талантливый проповедник, как живой, свежий человек, проникнутый сочувствием к реформе, способный быть сотрудником Государя. С переселением в Петербург и с посвящением во епископа открывается самое широкое поприще для неутомимой энергии Феофана, для его разносторонней даровитости, для его ораторского таланта. Рядом живых, блестящих проповедей он показал, какого способного и точного исполнителя и адвоката нашел в нем великий преобразователь: в этих проповедях, в которых Феофан является апологетом реформы, разъясняет с правительственной точки зрения различные общественные вопросы, Феофан относительно построения и изложения проповеди, в ораторских приемах, является таким же новатором, каким показал себя на профессорской кафедре. Не ограничиваясь проповедями, Феофан в тоже время издает одно за другим разнообразные, всегда умные сочинения в защиту реформы и действий Петра, ведет ученую полемику со своими противниками, составляет духовный регламент, не будучи президентом в Синоде, является в нем, однако, главным действующим лицом. |
| Несмотря на то, что система Ф. Прокоповича не была безупречной как в догматическом, так и в дидактическом отношении, и более того, не была доведена им до необходимого завершения, значимость этой системы для духовного образования и богословской науки трудно переоценить. По свидетельству одного готского биографа Ф. Прокоповича, «Феофан преподавал этот предмет таким образом, что внес в эту область новый свет и сумел до такой степени заинтересовать своих учеников, что они с необыкновенным усердием записывали его лекции» 100 . Впрочем, вклад Ф. Прокоповича в богословскую науку и богословское образование был гораздо более весомым: он не только обогатил Богословие новой системой – он предложил развивать его на основе обновленной методологии. Заметим, что перед посвящением в архиерейское достоинство, он обратился к единоверцам, коллегам, ученым Киевской Академии с увещеванием и призывом «не идти только по дороге, протоптанной другими учеными, но следовать самостоятельным научным воззрениям, которые, рождая солидную ученость, образуют знатоков, а не торгашей науки» 101 . По сути дела, он призывал их к научно-творческой инициативе, к плодотворному богословскому и духовно-педагогическому творчеству. Но хотя этот призыв был уместным и своевременным и не вызывал существенных нареканий со стороны учёных пастырей Церкви, его реализация во всероссийском масштабе осуществилось не скоро. Тому было несколько причин. Православной Церкви издревле свойственен некоторый консерватизм. В области практической жизни Церкви здравый, умеренный консерватизм проявлялся в хранении ряда традиций: литургических, гимнографичеких, иконописных (иконографических), монашеских и пр. В значительной степени консерватизм проявлялся и в сфере богословского творчества, ограничивая вольнодумство и произвол. Что касается преподавателей Российских духовных школ первой половины XVIII века, многие из них могли скрывать под маской консервативности такие качества характера, как индифферентизм, инертность мышления, боязнь новизны. |
| Болезнь удержала Феофана в Киеве до осени будущего (1716) года. Прибывши в С.-Петербург он не застал там государя, который был, в то время, за границей. «О наших делах–писал Феофан к Марковичу по приезде в С.-Петербург, – узнай вот что. Путь наш чрез постоянные и весьма длинные мосты был весьма утомителен; я решился плыть чрез Ладожское озеро, но, изнуренный морской качкой, едва помнил себя. Потом спустя шесть часов я вышел на берег и проклял это разбойничье озеро. 14-го октября я прибыль в Петербург, явился к высочайшему господину князю и ласково принят им. Когда я, между прочим, хотел говорить, кому следует, о своём возвращении к вам, то получил отказ и сказано, что не могут и слышать об этом. Равно и все, которые, по-видимому, расположены ко мне, настоятельно просили, чтоб я не позволял себе говорить об этом в отсутствии пресветлейшего. Тотчас же после нашего прибытия, князь послал в сенат с вопросом: что решат обо мне сенаторы. Ему отвечали, что они, в скорейшем времени, напишут к царскому величеству: и так доселе нет ничего определенного. Между тем я один, и как бы единственный, начал китихизаторствовать (сказывать поучения), чем и занимаюсь» 48 . До приезда государева, (а государь возвратился через год после приезда Феофана в С.-Петербург), Феофан занимался сказыванием проповедей, которые тотчас-же печатались и пересылались к государю. Феофан был в них больше публицистом, нежели церковным оратором, более рассказывал и разяснял, с правительственной точки зрения, политические дела, нежели поучал истинам веры и правилам частной добродетели. Внимание к нему Меншикова, который, за отсутствием государя, правил делами государства, и слава его проповедей, обратили на него всеобщее внимание. Учитель царевича Вяземский извещал о нём своего воспитанника: «еще доношу, Прокопович сюда приехал и сказывает здесь казанья и велено ему ведать во Пскове, Нарве, Дерпте и Ревеле духовные дела, только как не благоденно с ним обойдется». Кажется, они не радовались возвышению Феофана и считали его дурным предзнаменованием для себя. У них уж был перед глазами невский архимандрит Феодосий, разрешавший государю на вся 49 : теперь к нему присоединялось ещё такое же новое лицо. |
| Следует заметить, что по такому плану написаны и все последующие русские догматические системы, за исключением системы архиепископа Филарета (Гумилевского) (1864), в которой творение мира и промышление о твари присоединены к общему учению о Боге, а вторую часть занимает собственно учение о спасении и воссоздании мира. «В методе, каким написана догматика архиепископа Феофана (Прокоповича) , – писал один из позднейших русских богословов епископ Сильвестр (Малеванский) , – ясно замечается уже отрешенность от стеснительного формализма схоластики и стремление к изложению предмета в духе более свободном и приспособленном к потребностям времени. Такого рода пример, данный архиепископом Феофаном для дальнейших наших догматистов, не мог не иметь доброго влияния на судьбу догматической науки» 24 . За «Догматическим богословием» архиепископа Феофана последовали другие курсы православной догматики. Некоторые авторы при этом не шли дальше составления отдельных трактатов, другие – пытались систематизировать весь накопившийся материал 25 . В силу обилия материала и схоластического подхода к нему догматические курсы разрастались, преподаватели не успевали изложить их за три-четыре года, грандиозные системы оставались незаконченными. Примером такого величественного, но далеко не осуществленного замысла может служить догматическая система архимандрита (впоследствии архиепископа) Георгия (Конисского) , преподававшего в Киевской Духовной Академии в 1751–1754 гг. 26 . После многих неудачных опытов Киевская Академия решила вернуться к догматике архиепископа Феофана (Прокоповича) , которая в качестве стабильного учебного курса существовала до конца XVIII века. Дальнейшее совершенствование богословского образования в Киевской Академии связано с именем архимандрита (впоследствии епископа) Иринея (Фальковского; 1762–1823) 27 . Он в 1795–1801 годах осуществил радикальное преобразование всей богословской системы, задуманной и отчасти выполненной архиепископом Феофаном (Прокоповичем) , самостоятельно ее переработав, дополнив новыми разделами и превратив в стройный концентрированный «Компендиум христианского православного догматико-полемического богословия» 28 . «Компендиум» епископа Иринея, как по содержанию, так и по форме, намного превосходил, по мнению позднейших исследователей, положенную в его основу догматику Феофана 29 и представлял «лучшую догматическую систему своего времени, не имевшую и не боявшуюся никаких соперников» 30 . |
| Она мало чем отличалась от программы Киевской Академии, но интересна критическим отношением автора к системе Феофана Прокоповича. «Учение богословское, — говорится в ней, — производить по системе преосвященного архиепископа Феофана Прокоповича, только лишнюю в оной риторическую красоту и некоторые ругательные слова совсем исключить» . Надо заметить, что по поводу богословия Феофана критически высказывался и ректор Александро–Невской семинарии Иннокентий Дубровицкий, как можно судить по словам его ученика И. И. Мартынова: «Сие море великое и пространное, но тамо и гады, имже несть числа» . Вот еще одно суждение епископа Самуила о преподавании богословия: «Богословию одну всегда преподавать, а всякого курса вновь не сочинять и отнюдь не переменять… иметь неусыпное попечение… чтобы система богословская была кратка и непродолжительна» (§ 6). Самуил выступал за преподавание на русском языке и требовал, чтобы на занятиях учащиеся осваивали великорусский выговор. Философские диспуты, по его мнению, следовало также проводить непременно на русском языке. В качестве основы для подобных диспутов он рекомендовал сочинения Вольфа: «Физика» (в переводе Б. Волкова: СПб., 1760) и «Экспериментальная физика» (в переводе М. Ломоносова: СПб., 1748). Студенты должны «проповеди по крайней мере три сочинять», придерживаясь при этом «Православного учения веры» архимандрита Платона Левшина (§ 8, 9). «В русской элоквенции и поэзии, — писал Самуил, — надобно обращать особое внимание на изящество и чистоту русского слога», на орфографию и правильность ударений (последнее доставляло немало затруднений для украинских студентов). Относительно метода преподавания епископ Самуил замечал, что бессмысленная зубрежка вредна, что надо обучать «владению правилами путем их практического применения и навыка» (§ 4, 7, 3, 13). Как то было принято в семинариях, Самуил также предлагал класть в основу курса философии труды Баумайстера. Преподаватель богословия получает от него особые указания о том, как преподавать свой предмет: в дополнение к богословию Феофана следует привлекать знаменитейших христианских авторов: «не довольно учащимся одни только догматы веры с утверждением оных крепкими доказательствами Священного Писания и святых отец свидетельствами показывать, но, конечно, надобно и возражения, objectiones, от противной стороны происходящие, при каждом догмате приводить и кратко решить твердо и основательно, наипаче посредством таким, чтобы учащимся открыты и показаны были при сем случае яснейшие Священного Писания места, нежели противополагаемые, и так всегда должно места с местами сличать и сносить темные с яснейшими, немногие с множайшими, ясно истину открывающими» (§ 4) . |
| Она мало чем отличалась от программы Киевской Академии, но интересна критическим отношением автора к системе Феофана Прокоповича. «Учение богословское,— говорится в ней,— производить по системе преосвященного архиепископа Феофана Прокоповича, только лишнюю в оной риторическую красоту и некоторые ругательные слова совсем Надо заметить, что по поводу богословия Феофана критически высказывался и ректор Александро-Невской семинарии Иннокентий Дубровицкий, как можно судить по словам его ученика И. И. Мартынова: «Сие море великое и пространное, но тамо и гады, имже несть Вот еще одно суждение епископа Самуила о преподавании богословия: «Богословию одну всегда преподавать, а всякого курса вновь не сочинять и отнюдь не переменять... иметь неусыпное попечение... чтобы система богословская была кратка и непродолжительна» (§ 6). Самуил выступал за преподавание на русском языке и требовал, чтобы на занятиях учащиеся осваивали великорусский выговор. Философские диспуты, по его мнению, следовало также проводить непременно на русском языке. В качестве основы для подобных диспутов он рекомендовал сочинения Вольфа: «Физика» (в переводе Б. Волкова: СПб., 1760) и «Экспериментальная физика» (в переводе М. Ломоносова: СПб., 1748). Студенты должны «проповеди по крайней мере три сочинять», придерживаясь при этом «Православного учения веры» архимандрита Платона Левшина (§ 8, 9). «В русской элоквенции и поэзии,— писал Самуил,— надобно обращать особое внимание на изящество и чистоту русского слога», на орфографию и правильность ударений (последнее доставляло немало затруднений для украинских студентов). Относительно метода преподавания епископ Самуил замечал, что бессмысленная зубрежка вредна, что надо обучать «владению правилами путем их практического применения и навыка» (§ 4, 7, 3, 13). Как то было принято в семинариях, Самуил также предлагал класть в основу курса философии труды Баумайстера. Преподаватель богословия получает от него особые указания о том, как преподавать свой предмет: в дополнение к богословию Феофана следует привлекать знаменитейших христианских авторов: «не довольно учащимся одни только догматы веры с утверждением оных крепкими доказательствами Священного Писания и святых отец свидетельствами показывать, но, конечно, надобно и возражения, objectiones, от противной стороны происходящие, при каждом догмате приводить и кратко решить твердо и основательно, наипаче посредством таким, чтобы учащимся открыты и показаны были при сем случае яснейшие Священного Писания места, нежели противополагаемые, и так всегда должно места с местами сличать и сносить темные с яснейшими, немногие с множайшими, ясно истину открывающими» (§ |
| Определенным итогом развития богословской науки в старой Киевской академии стали труды епископа Иринея (Фальковского). Основываясь на системе архиепископа Феофана Прокоповича, он создал свой полный курс богословия, который охватывал, догматику, полемику, а также нравственное богословие. О сочинениях епископа Иринея высказывались различные мнения, в большей же части они были положительные. Так, современный исследователь Н.Н. Лисовой характеризуя положение отечественного богословия в XIX-XX столетиях, писал, что совершенствование богословского образования (после системы Феофана Прокоповича) в Киевской Академии связано с именем архимандрита (впоследствии епископа) Иринея (Фальковского). Он, по словам Лисового, в 1795-1801 гг. осуществил радикальное преобразование всей богословской системы, задуманной и отчасти выполненной архиепископом Феофаном (Прокоповичем), самостоятельно ее переработав, дополнив новыми разделами и превратив в стройный концентрированный «Компендиум христианского православного догматико-полемического богословия». «Компендиум» епископа Иринея, как по содержанию, так и по форме, намного превосходил, по мнению позднейших исследователей, положенную в его основу догматику Феофана и представлял «лучшую догматическую систему своего времени, не имевшую и не боявшуюся никаких соперников». Такие положительные отзывы имеются у митрополита Макария (Булгакова), Н. Глубоковского и у архиепископа Филарета (Гумилевского). Более резкий и негативный отзыв по поводу данного пособия находим в размышлениях священника Павла Флоренского, который обвиняет труд в излишней прозападности, схоластичности и даже в пропаганде католического учения. Однако, исследование источников, положенных в основание «Компендиума» епископа Иринея, показывает, что он вслед за архиеп. Феофаном использовал не только католических, но и лютеранских авторов. Проделав анализ положения обличительного богословия в Киево-Могилянской академии в конце XVII — начале вв., можем отметить следующее: Для профессоров этого времени ближайшими и непосредственными источниками при составлении их лекций были руководства по преподаванию в латино-польских академиях и коллегиях. |
| Затем на листе 35 говорится о явлении антихриста: „и ныне объявился проклятый змий скверный зверь антихрист и богомерска скверная проклятая служба его антихристова преданная возрастает”. На полях против этого места замечено: „ныне вся прелесть сия исполнися и вся совершися в конец”. Затем следует большое поучение об антихристе, направленное против папы, и заметка: „зри – единогласно вси святии отцы рекут, яко чернец антихрист будет”; а в конце – другая заметка: „разумей, возлюбленнии, единогласно вси святии отцы глаголют яко антихрист чернец будет в новом Иерусалиме в последнем третьем Риме имать царствовати”, а на полях замечено: „в Москве” 1081 . Эта последняя заметка по характеру раскольничья. Но весь сборник по содержанию противо-раскольничий. Протестантствующий и неприязненно относившийся к папам и к латинской вере знаменитый русский богослов 17 века Феофан Прокопович был склонен признать папу антихристом. Незадолго до смерти своей, в 1735–1736 годах, Феофан Прокопович , с целью опровергнуть раскольничье учение об антихристе, начал писать сочинение под заглавием: Показание прореченного прежде в словесех Божиих, издавна уже явившегося в мире великого антихриста, через характеры его, в Священном Писании предложенные и по его явлении от многих предшедших лет узнанные и ныне ясно видимые на нем. Феофан расположил это сочинение на две части: в первой он перечислял безымённо отличительные свойства антихриста, означенные в Священном Писании; во второй он намерен был применить их к папе, следуя примеру протестантских богословов. Но он не успел окончить это сочинение: написана только первая часть, да и то не вся. Сочинение это остаётся в рукописи. Изъяснения протестантских богословов учения Апостола Павла о времени и признаках пришествия антихриста исторические Несоответствие полемического учения протестантских богословов об антихристе и о времени и признаках его пришествия с учением Священного Писания было настолько очевидно, что ещё в 16 веке нашёлся один реформатский богослов Иероним Цанхий, который хотя и не отвергнул совсем полемического или вероисповедного взгляда на антихриста, но высказал его с таким существенным ограничением, при котором его взгляд на антихриста приближался к правильному, догматическому учению о нём. |
| Но и в разговорах богословских и других слышати и сам не молчати, не токмо, как прочии обыкли, не стыдился, но и с охотою тщался, и многих в сумнительстве совести наставлял, от суеверия отводил, к познанию истины приводил, что не токмо с честными делал, но и с простыми и худыми, наипаче же когда случилося с раскольниками: и готовое ему на то, аки всеоружие было, изученные от священных писаний догматы, наипаче Павлова послания, которые твердо себе в памяти закрепил. И таковые Петрова дарования нам добре ведущим, и из близкого и частого сообществования видевшим не дивна, но разве недостаточная есть, якоже помянулося, вся вышереченная повесть о воинских, гражданских и церковных делах и попечениях его». Славу Петра признала и провозгласила вселенная. Приводятся многие свидетельства иностранцев. Благодать Божия видимо на нем почила. Она хранила его невредимым среди бедствий, ему утрожавших, и не оставила в последние минуты жизни. Проповедник рассказывает кончину Петра Великого и влагает ему в уста слово к России, на которую устремлены его взоры с высоты неба. В заключение, Феофан обращает утешительное слово к Екатерине и ко всей России: «уповай на Его, на Негоже единого уповал Петр, и который сохранил Петра во всех путех его, сохрашит и тебе. О буди Господи милость твоя на нас, яко же уповахом на тя! сей глас присно к тебе возносил Петр наш, сей мы от глубины сердца воздвизаем. И не престани миловати помазанницу твою, нашу Самодержицу, и горесть ее на сладость претвори, и укрепи державу ее, и при ней все отечество наше, миром, безмятежием, изобилием плодов земных, и всяких благ исполнением благослови. Аминь». На этом мы окончим обозрение торжественных слов Феофана Прокоповича . Царствование Петрово было лучшим временем в его поприще, как оратора; в присутствии Петра раскрывалось его дарование во всей полноте. Позднейшие произведения Феофана очень важны, как исторические памятники; но они не прибавляют ни одной черты к его характеристике, как оратора. До конца своей жизни он быль верен самому себе, повторял теже самые начала, применяя их к обстоятельствами, служа постоянно делу преобразования. О слоге Феофана Прокоповича , после многих, представленных нами выписок, говорить почти нечего. Мы уже заметили в нем умеренность в употреблении фигур, сравнительно с проповедниками того времени. Феофан Прокопович редко прибегает к фигурам и образам; за то немногие картины, у него встречающиеся, отличаются особенною полнотою, окончанностью, округленностью. Укажем на сравнение мужа твердого в напастях со скалою посреди моря: «видел ли еси како шумящие моря волны устремляются биющи на камень, и пр. 84 Тон проповедей и торжественных слов Феофана Прокоповича довольно ровен, также в сравнении с современными ему писателями. |
| 49 См.: Червяковский//ХЧ. 1876. 1/2. С. 34. Надо заметить, что сам Флоровский при разборе богословских взглядов Прокоповича по большей части, кажется, пересказывает указанную статью. 50 «Феофан не окончил сам всей системы. Он написал или, точнее, составил только следующие трактаты: 1) о Священном Писании , 2) о Боге едином, 3) о Боге троичном, 4) об исхождении Св. Духа, 5) о творении и промышлении, 6) о первобытном состоянии человека, 7) о состоянии человека после падения. Сюда же надо причислить 8) написанный им трактат о благодатном чрез Христа оправдании грешника. Только этот последний трактат несомненно написан Феофаном в том виде, как мы его имеем; что же касается до остальных трактатов, то они составлены по первоначальной рукописи самого Феофана или по запискам его слушателей, с поправками – неизвестно какими… окончанием Феофановой системы по его плану занимались многие киевские ректоры… Итак, система, известная под именем Феофана, выработана целой школой по плану и методу Феофана и по его почину» (Там же. С. 35–36). Ср. также у митр. Макария (Булгакова) в его «Истории Киевской академии»: «Одна избранная богословская система, которую отселе начали преподавать в Киевской академии, была система Феофана Прокоповича . Наставники то сокращали ее, то пополняли (ибо Феофаном она не окончена) и обрабатывали почти каждый по собственным соображениям, всегда, впрочем, придерживаясь ее плана. Не раз она издана была в свет сперва в виде некоторых отдельных трактатов в 1770, 72, 73 и 75 годах, потом в виде целой системы Догматическо-полемической (нравственной Феофан не оставил), как издал ее в 1782 г. во всей обширности и с собственными дополнениями митрополит Самуил Миславский, и в 1805 г. издал сокращенно ректор академии Ириней Фальковский» ( Макарий (Булгаков ), митр. История Киевской духовной академии. М., 1843. С. 143. Подробнее см.: Филарет (Гумилевский) , архиеп. Обзор русской духовной литературы: В 2 кн. Харьков, 1859. Кн. 2. С. 4–5). 55 К этой мысли Феофан возвращается неоднократно, напр.: «Определение понятно само по себе и, так же как определения других наук или искусств, состоит из объекта, причины действующей и причины финальной» (ThCh. Т. 1. Р. 2); «Под именем начал здесь, как и в других науках, разумеем доказательства, которые служат семенем всех аргументов и посредством которых, когда что-то утверждается – утверждается вполне» (Там же. Р. 11). |
|
|
