| В то же время у владыки были и близкие по духу люди, и студенты, и единомысленные с ним преподаватели, и друзья, сподвижники, в воспоминаниях которых владыка Феодор предстает совсем другим человеком – милостивым, внимательным, заботливым, любящим, остроумным, способным на неожиданные и неординарные поступки. Владыка далеко не всем раскрывал сокровенные тайны своей души, далеко не каждого впускал в свое сердце, но если впускал – то человек на всю жизнь становился его верным другом и помощником. У владыки был круг людей, преданно его любивших, не прерывавших с ним связи даже когда это было опасно, в лагерях и ссылках. Владыка Феодор, безусловно, был яркой и неординарной личностью, оставлявшей незабываемый след в душах и памяти людей. Многие из его учеников в академии, затем ставших даниловскими насельниками, были преданы владыке до конца, до мученической кончины. А те немногие, и не только даниловские монахи и прихожане, но и его ученики-епископы, кто пережил осень 1937 года, через всю свою жизнь пронесли благодарную благоговейную память о владыке Феодоре, о Даниловом монастыре, о том особом даниловском исповедническом духе, который укреплял их потом на протяжении всей последующей жизни. Приведем некоторые из воспоминаний о владыке Феодоре, в которых наиболее ярко и отчетливо видна не только его незаурядная личность, но и мудрый и простой человек. Владимир Македонович Волков был студентом Московской Духовной Академии в 1915-1919 гг. Спустя полвека, будучи заведующим академической библиотекой, он написал свои воспоминания о ректоре Академии тогда ее епископе Феодоре. Вот, что он пишет: «В оценке личности руководящих деятелей современники не всегда бывают единодушны, справедливы и беспристрастны, тем более в том, что касается именно епископа Феодора. Тогда, в буре революционных событий, в угоду духу времени, многое из устанавливаемых порядков казалось ничем не оправданным и даже совершенно чуждым по духу церковности и каноничности. Обычно, характеризуя личность ректора Московской Духовной Академии епископа Феодора, говорят, что он был человеком самозамкнутым, большой индивидуальности, по взглядам своим строгим консерватором, что по существу он не вникал во внутреннюю жизнь Академии и в быт студентов, был недоступен не только для студентов, но и для профессоров и держал себя с ними отчужденно, что близко и душевно он не сходился ни с кем. Казалось, он жил сам по себе, а Академия сама по себе. Однако же он управлял Академией восемь лет (с 19 августа 1909 года по апрель 1917 года), да еще в какое время... Его же предшественники по ректорству в Московской Духовной Академии занимали эту должность лишь по пять-шесть лет. |
| Время управления И. Тамбовской епархией омрачилось революционными событиями 1905 г. Часть семинаристов охватил, по определению И., «дух бунта». Так, в марте 1905 г. после попытки объявить забастовку 20 семинаристов были отчислены, в окт. того же года учащиеся вновь взбунтовалась, предъявили ректору петицию из 16 пунктов с требованием различных реформ. В итоге И. распорядился прекратить занятия в семинарии и распустить учащихся. После ряда мер, принятых архиереем, занятия возобновились. 25-27 янв. 1906 г. И. организовал 1-е пастырское собрание духовенства Тамбовской епархии, на к-ром архим. Феодор (Поздеевский) выступил с докладом о реформе духовных школ. Он заметил, что духовная «школа профессиональная и сословная, но она же и общеобразовательная. Отсюда постоянная борьба направлений светского и духовного, и перевес, кажется, на стороне светского». Архим. Феодор предлагал отделить «светский элемент» и создать «совершенно особый тип пастырской школы» для тех, кто искренно желает связать свою судьбу с церковным служением (ГА Тамбовской обл. Ф. 186. Оп. 112. Д. 1. Л. 61-62). Этот проект, несколько сократив и переработав, И. представил в Святейший Синод. И. боролся против активизировавшихся на Тамбовщине с 1905 г. сект хлыстов, молокан и особенно баптистов. Выступая 5 янв. 1909 г. на епархиальном собрании духовенства, И. говорил о деятельности баптистских проповедников: «За последние три года нам приходится быть свидетелями того, как постепенно пробуждается и поднимает голову сектантство, как настойчивее требует оно от гражданской власти свободы своего вероисповедания, признания своих общин законом» (Тамбовские епархиальные вести. 1909. 36. С. 1666). Одновременно к нач. XX в. в Тамбовской епархии остро встал вопрос о внутренней миссии, т. е. просвещении самих правосл. прихожан, поэтому существовавшее в Тамбове Казанско-Богородичное миссионерское братство И. преобразовал в Богородично-Серафимовское миссионерское просветительское братство. На епархиальном съезде духовенства 27 янв. 1907 г. все клирики стали членами этого братства. И. организовывал и особые миссионерские союзы среди приходского духовенства. Одним из первых был создан в 1906 г. миссионерский союз с центром в с. Митрополье, куда входили 5 приходов. Члены этого союза проводили общественные чтения, беседы, распространяли духовную лит-ру и т. д. Др. миссионерским начинанием И. стало появление специальных миссионерских курсов с целью обучения и воспитания помощников для миссионеров - т. н. правосл. начетчиков. Первые миссионерские курсы состоялись в г. Тамбове в февр. 1905 г., затем - в различных населенных пунктах, гл. обр. в селах с большим количеством сектантов. Участники курсов изучали Свящ. Писание, вероучение сектантов, учились грамотно полемизировать. |
| Есть мыслители, коим особенно хочется возвести естественный исторический культурный рост человечества в самодовлеющую ценность, а христианство поставить и признать за начало, освящающее все человеческое. Жалко как бы расстаться с этим капиталом и продуктом человеческой самости, вменить в уметы все ради Христа, как сделал это апостол. Конечно, для этого нужно почувствовать абсолютную ценность того смысла жизни, какой вносит христианство; нужно иметь ум уже Христов и воспринимать факт греховности человека и падения, как реальный факт громадной значимости в смысле постановки его жизни на совершенно иной путь, не соответствующей идее человека, а скорее типу чисто животного существования и более ничего. Вот почему глубоко ошибаются даже такие серьезные христианские мыслители, как Феодор Бухарев (бывший архимандрит), первый яркий выразитель и проповедник христианской общественности, с его основным положением чисто христологическим: Христос, приняв естество человеческое, тем самым освятил его и вместе все человеческое, приобщив его к божественному в Своем Лице. Это правда, но отчасти: Христос воспринял человеческое естество и только, а не социальные и иные всякие человеческие отношения, и не продукты культуры или общественности. Им Он только подчинился, как изволивший жить среди нас, как подчиненный всему телесному и внешнему; но их же, как и самое естество человеческое, Он должен претворить и изменить, обожив и освятив в Себе это естество человеческое и насадив как бы новый корень жизни человеческой для создания новой твари «во Христе нова тварь» – 2Кор. 5, 17 ) и новой общественности и новой (говорим человеческим языком за немощь плоти нашей, как и Апостол – Рим. 6, 19 ) культуры на новой закваске, как Он и Сам говорил, что Царство Небесное подобно квасу ( Мф. 13, 33 ; Лк. 13, 21 ). Это одно. А потом нужно помнить, что Христос принял естество человеческое безгрешное, так что и Апостол к соблазну еретиков нашел лучшим выразиться о Христе, что Он пришел «в подобии плоти греха» ( Рим. 8, 3 ), обозначив этим не то, что Христос принял не истинное тело и естество, а именно настоящее-то и истинное человеческое естество Он и принял, так как, ведь, по мысли святых отцов, грех вовсе не отнести к истинности человеческого естества, а относится к искажению его, почему Христос, пришедший восстановить падшего человека, и не мог принять естество падшее, отсюда Он и есть по преимуществу «Сын Человеческий», как Он любил называть Себя; отсюда, следовательно, все люди до Христа собственно и не жили истинно по-человечески, а проявляли только свою греховную не истинную природу, как бы подделку под человека. |
| Вот судьба «православия, самодержавия и народности». И я даже не думаю, чтобы кн. Трубецкой и Бердяев и Роз-в [авторы печатных откликов. – К.П.] помогли. Нет, «само собой», и п. ч. Вас знали и ожидали. Так я думаю. Это страшно важно» 120 . В отличие от книги, судьба диссертации (начавшейся кандидатским сочинением 1908 г.) не была столь благоприятной. Достаточно сказать, что ее готовый вариант был представлен Совету МДА еще в апреле 1912 г. 24 мая 1913 г. свящ. П.А. Флоренский писал В. В. Розанову : «Очень м. б., что в самом скором времени мне придется уйти из Академии» 121 . Думается, причиной могло служить не одно только дело «имяславцев», синодальное решение по которому состоялось 18 числа. За год до того он обмолвился в письме к проф. А.И. Введенскому (учителю, предшественнику по кафедре, скончавшемуся 23 февраля 1913г.): тяготит «какая-то неопределенность Академии и по ее Уставу, и по ее составу: никак не можешь выяснить себе, какова, собственно, задача Академии и что именно надо делать» 122 . А 7 ноября 1913 г. откровенно писал ректору, по своему желанию ставшему официальным рецензентом: «Я хорошо понимаю и чувствую, что своей диссертацией поставил Вас, дорогой Владыко, в положение неловкое и весьма смущался и смущаюсь этим. Вы не знаете, что же, собственно, надо делать со мною, и это вовсе не по недоброжелательному отношению, а несмотря на прямое желание сделать все наилучшим образом». Догматизм формальных требований ведет к тому, что «люди, отрицающие не только положения Православия, но и Самого Христа, прямо или косвенно, но соблюдающие при этом известный семинарский этикет, благополучны, а другие, нарушившие этикет, или, точнее, живущие по этикету иной среды, хотя и искренно признают церковность, на каком-то подозрении. Но если другие не понимают, то Вы-то, Владыко, понимаете разницу между послушанием и подхалимством» 123 . В каком направлении развивались дальнейшие события видно из письма В.А. Кожевникова (21 янв. 1914 г.): «Вчера был у меня еп. Феодор и говорил, что находит нужным, чтобы Вы еще кое-что выпустили в Вашей книге (для диспута). |
| Известный аскет и подвижник, он принадлежал к тем общественным деятелям, которые всегда собирают вокруг себя молодежь, воодушевленную одной общей идеей. Для нас важно, что в революционные годы XX столетия, во время общего оскудения веры, он сумел своим личным примером привлечь к иночеству и взрастить целое поколение мучеников и исповедников. Они видели в нем пример «доброго пастыря и учителя», всегда прислушивались к его мнению и окружали его многие годы, пока тюрьмы, лагеря, ссылки или смерть не разлучили их. «Жизнь христианина, - считал владыка, - есть жизнь человека спасающегося, борющегося с грехом, человека, который от рабства и болезни греховной при помощи христианства восходит к свободе нравственного совершенства». Именно к этой внутренней работе, в первую очередь, над собой и призывал своих учеников архиепископ Феодор. Он вдохновлял их личным примером добродетельной и подвижнической жизни, всегда готовой к жертве. «Мир… и радость жизни должен каждый из нас нести в общую жизнь, но прежде, конечно, должен сам их приобрести. И вот в этом открывается тайна, глубокая тайна и правда христианства, что оно возрождает душу человека любовью, чистотою и миром, в самом корне обновляет жизнь человеческую и обеспечивает благие внешние плоды ее». Вся его церковная деятельность, необычайно последовательная и целостная, свидетельствует о том, что для него воспитание будущих пастырей - патриотов и аскетов, было, пожалуй, самым главным делом жизни. Как известно, в 1871 году в России была проведена реформа образовательной системы. В ее основе лежали западные принципы светскости школы и образования, а по сути дела – провозглашение свободы от Церкви и народных традиций. В результате добровольного забвения исконных начал народной жизни началось всеобщее оскудение веры и отход образованного общества от Церкви. Уже к началу ХХ века Россия погрузилась в глубочайший общественный кризис, переросший в первую революционную смуту 1905–1907 годов. Но этот кризис еще острее выявил внутренние противоречия и самой образовательной системы. Поэтому не случайно волна стачек и выступлений особенно охватила светские и духовные школы. Революционные соблазны, искренние и намеренные заблуждения, протесты против всего положительного и разумного, коснулись всей системы церковных школ. В духовных академиях преподавательские корпорации выступили с требованием широкой автономии богословского образования от церковной власти, а воспитанники семинарий – с требованием политических свобод. |
| В канун желанной разгадки уже В. В. Розанов , недоуменно перечитывая другого современного мыслителя, указывал на безосновательность обвинений: «»Личное спасение себя, личное спасение своей души» Однако может ли сказать Бердяев, чтобы Христос к чему-нибудь другому, к чему-нибудь иному призывал человека Решительно нет, решительно круг Евангелия действительно и очерчен заботою о спасении души, – своей личной души, вот как она станет пред Богом» 29 . Слово ректора «К академическому новолетию» произвело сильное впечатление на В. В. Розанова , делившегося со своим постоянным корреспондентом редактором журнала о. Павлом Флоренским: ««Б. В.» – великолепен. Речь о. Федора – великолепна. Даже хотел ему писать. Все [в вестнике. – К.П.] верно, важно» (14 окт. 1915 г.). И в следующем письме от 20 октября те же слова: «Феодору напишу» 30 . Отвечая, владыка вновь развил свою мысль: ««Наши», разумею академическую среду, и вообще богословствующую, никак не понимают, что христианство нельзя сочинять, а нужно его сначала воспринять как новую совершенную жизнь; что «богословствование» и «богословская наука» не одно и то же: и первое – миг благодатной христианской жизни, а второе – от рассудка, часто «восстающего на разум Христов» " 31 . Семь месяцев спустя Василий Васильевич благодарно отозвался в «Новом времени», говоря о подцензурном еп. Волоколамскому «Православном народном листке», – «Прочел и вижу – все работа около земли, около хлебов, и с насыщением хорошим духовным хлебом. Да за последним смотрит строгий отец-ректор Феодор (он строгий и даже не без суровости, судя по его кратким и всегда выразительным речам к наставникам и учащимся академии, печатаемым изредка в «Богословском вестнике»)» 32 . Тревогу А. Белого и Н.А. Бердяева , имея за плечами опыт трех революций, гражданской войны и первых эмигрантских лет, склонен был разделить протоиерей Сергий Булгаков . Иная тональность не меняет смысла его раздумий: «…про себя лично скажу, что, хотя в бытовых и практических отношениях я шел об руку с этим культурным консерватизмом (как он ни был слаб в России), исповедовал почвенность, однако в глубине души никогда не мог бы слиться с этим слоем, который у нас получил в идеологии наиболее яркое выражение в славянофильстве (с осколками славянофильства: Ф.Д. Самариным , П.Б. Мансуровым, М.А. Новоселовым, В.А. Кожевниковым и др. я дружил и лично). Меня разделяло общее ощущение мира и истории, какой-то внутренний апокалипсис, однажды и навсегда воспринятый душой, как самое интимное обетование и мечта. Русские почвенники были культурные консерваторы, хранители и чтители священного предания, они были живым отрицанием нигилизма, но они не были его преодолением, не были потому, что сами они были, в сущности, духовно сыты и никуда не порывались души их, никуда не стремились» 33 . |
| Пришел как-то к отцу Гавриилу один священник, и старец во время исповеди его спросил, вычитывает ли он положенное правило, готовясь к службе? Священник не постеснялся признаться, даже с некоторым вызовом, что читает не правило, а газеты. «”Газеты? – изумился старец. – Да вы в Бога-то веруете?” – “Н-ну, не очень, не скажу, чтобы очень...” – процедил исповедник, улыбнувшись в сторону. У старца закипело на сердце от такой странной манеры “каяться” и ожесточенного сердца пастыря душ человеческих. Волнуясь, он стал допрашивать не свойственным ему строгим голосом: ”И что же, все-таки, служите?” – “Да, конечно, ведь я же священник”. – “И народу проповедуете, чтобы молились и в Бога веровали?” – “Да, проповедую. По обязанности… Видите ли, я на это смотрю так: чиновник обязан служить и служит, а что у него в душе, – до этого никому дела нет. Я обязан проповедовать, и я проповедую, а что у меня внутри, – кому до этого какое дело?..” – “Как? – воскликнул о. Гавриил, вставая во весь свой рост. – У тебя, значит, на языке-то мед, а на сердце – лед? Да ведь ты преступник!!” – и не помня себя, в неописуемом волнении даже по аналою рукой ударил. …Потом этот священник исправился и был искренним почитателем старца» 1 . Этот случай можно назвать знаковым. Обычно добрый и любвеобильный старец становится суровым обличителем, когда сталкивается с формальным, фальшивым священством. Такое отношение к «проповедниками по обязанности» перенял у своего духовного отца и владыка Феодор. Владыка был непримирим к тем, кто относился к делу Божьему теплохладно. Особенно это проявилось в бытность владыки Феодора ректором Московской Духовной Академии. Из жизнеописания, из книг о преподобном Гаврииле (Зырянове) мы знаем, как много он пострадал от зависти, клеветы и ненависти ближнего. Старца травили, выживали и гнали из всех монастырей, в которых он подвизался. Постоянно находились недовольные из числа братии, писались доносы. Его обвиняли и в нерадивом ведении монастырского хозяйства, и в растратах, и в присвоении церковного имущества. |
| Однако 15 декабря при явке в ОГПУ по повестке был вновь задержан по распоряжению Тучкова. На сей раз его стали допрашивать о том, с какой целью к нему заходил профессор Иван Васильевич Попов. Поначалу еп. Феодор решил обойтись общими словами, что мол беседовал с ним о своем пребывании в тюрьме, о здоровье Патриарха и т.д. – ни о чем, заслуживающем внимания. Однако, видимо тут же вынужден был добавить, что " профессор Попов спрашивал его о фамилиях некоторых вновь назначенных и прежних епископов... Полученные сведения... Попов тут же внес в имеющиеся у него несколько полулистов, заполненных машинописью, причем крайняя справа графа была незаполнена. По объяснению Попова, он это делал по поручению Патриарха Тихона для составления списка иерархии Православной Церкви» Епископ Феодор добавил также: ...недели полторы тому назад ко мне зашла гр-ка Невахович, Варвара Николаевна... со списком (от Попова) с тем, чтобы я проставил в списке сведения о себе, касающиеся времени, проведенного мною в тюремном заключении, каковые сведения и были мною даны. На том месте, где я вписывал эти сведения, я заметил имена епископов Фаддея Успенского , Феофила Богоявленского; других имен не заметил... Никаких вопросов по существу списка я не делал никому, равно не вносил в него никаких исправлений. Цель этого списка мне была не известна. В результате допросов следователь " пришел к выводу», что епископом Феодором " собирались сведения о репрессиях, применяемых Соввластью по отношению к церковникам, причем сведения эти брались им из недостоверных источников с целью дискредитации Соввласти перед населением, ...что предусматривается ст. 73 Уг. К... и обвиняемого заключили в Бутырку. 15 мая епископу " пришили» еще " сношения с представителями иностранных государств с целью вызова со стороны последних интервенции по отношению к Советской власти, для каковой цели Поздеевским давалась явно ложная и неправильная информация о гонениях ...по отношению церкви и епископата» К этому вздорному обвинению епископ смог все же приписать, в частности, то, что»..сношения с иностранными миссиями не имел, а по делу составления проф. Поповым списка я свое участие выразил, не зная цели составления списка, только указанием нескольких фамилий» |
| Еще вопросы ли на Западе теперь богословие в собственном смысле этого слова и можно ли, употребив все время обучения, например хотя в Академии, на изучение течения западной научной богословской мысли, стать действительно богословами. Следует почаще вспоминать слова Григория Богослова о том, что нужно для того, чтобы стать богословом. Когда научная работа сводится только к критике текста Писания, к исследованию внешней стороны памятников, к разбору и сочинению разных торий, как это и делается на Западе, выработка цельного православного богословского мировоззрения парализуется, дух жизни, дышащий со страниц Откровения и творений св. Отцов и вводящий душу в светлую атмосферу истинного богословия, минует в этом случае изучающего, и он питается только суррогатом богословия. Несомненно, благодаря тому, что протестантами забыты духовные сокровища богословствования св. Отцов, и замечается там теперь такой упадок истинной живой богословской мысли. Куда может зайти по этой дороге богословская мысль – угадать не трудно. Когда утеряны критерии истины, и нет уже руководства святоотеческого, блуждание возможно и широкое, и свободное. Неудивительно, что теперь, под влиянием и в угоду современному настроению, насилуется даже святоотеческая мысль для направленных идей социализма. Неудивительно, что личное мнение и личное чисто патологическое религиозное настроение возводится в источник для богословских концепций, и болезненный мистицизм преподносится любителю богословия, как последнее слово научного богословия в виде научных исследований. В будущем, конечно, можно опасаться и еще худшего, если богословская мысль и работа не возвратятся к тем забытым сокровищам духа, которые способны, как бы живой водой, окроплять сухой скелет богословской науки и ввести в него дыхание, жизни. Это, воистину, будет освобождением из тяжкого плена и вступлением на новый и в то же время на старый путь богословствования. Со всей решительностью и полной определённостью в противовес западному рационализму и нужно теперь говорить о необходимости для нашей школы и богословия пути веры, нравственно развитие и введения в свою личную жизнь духа христианской жизни для того, чтобы уразуметь тайны духовной мудрости и богословствовать. Этот личный опыты должен покоиться на опять святоотеческом, и приобщение себя к этому сонму духоносных отцов, хотя бы мыслю и настроением, есть, есть главное условие для богословствования. |
| можете творити ничесоже», – всякое дело без Христа, и помимо Его, – безжизненно и мертво, и может оно плодить только греховные страсти, питать тщеславие и самолюбие, а не возращать духовные плоды добродетелей к созиданию небесного царствия. И это применимо решительно ко всему. Даже доброе христианское дело, оторванное от Христа, и делаемое не через Христа, опошляется и обезжизнивается. Добрая христианская идея низводится в ряд обычных гуманитарных идей и теряет свою спасительную силу. Даже начало христианской благотворительности, если оно взимается из интимной сферы христианской души, спасающейся во Христе, и превращается в организованную добродетель, оно уже теряет тот духовный аромат, присущий живому чувству христианской любви, делается тяжелым игом внешней законности. Мне хочется указать даже, хотя быть может в этом и погрешаю, что подобное искушение – устанавливать добрые отношения к миру и людям не через посредство, а вне Бога, претерпел и Христос. Припомни, как дьявол предлагал Христу через поклонение ему, дьяволу , получить власть над миром, и как Христос ответил ему, что кланяться нужно только Богу. Мне думается, Господь Иисус Христос Сам показал нам, что отношение наше к миру и ко всему, что в мире, непременно должно устанавливаться через Бога. Итак, да будет всегда ясен в тебе лик Христов. В Нем Одном рассматривай мир и все дела твои, которыми тебе придется трудиться. К нему возводи все, и из Него все изводи. Правда, это великая жертва нашей человеческой воли. Но, ведь, если, по слову Апостола, без крови не бывает завета, а кровь предполагает жертву, то и здесь, в нашей духовной жизни, завет со Христом не возможен без жертвы и слез, заменяющих кровь. Я знаю и не хочу скрывать сейчас, в чем твоя жертва Христу. Ты искушался и, быть может, теперь еще искушаешься любовью к той школе, которой ты служишь, и чувством опасения, как бы иночество не лишило тебя этой школы. Но что такое Академия без Христа?! Это – пустое место и мертвый дом. Да и что без Христа вся наша жизнь, наша душа?! Наконец, что такое без Христа весь мир?! – Конечно, ничто. Ты сам знаешь, что если бы мы только в сей жизни надеялись на Христа, |
|
|
