| Когда ариане лишили эту паству доброго пастыря и на его место поставили другого предстоятеля, то никто из жителей города, ни бедный, ни богатый, ни слуга, ни ремесленник, ни земледелец, ни огородник, ни муж, ни жена, ни юноша, ни старик, не приходили по обыкновению на церковное собрание. Новый предстоятель жил один, никто не видал его и не говорил с ним, хотя, по рассказам, он обходился весьма ласково, на что я представлю и доказательство. Однажды он хотел мыться, и слуги при бане, затворив двери, не пускали тех, кто хотел войти. Тогда, увидев перед дверями толпу народа, он приказал отворить их и предлагал всем свободно мыться вместе с собою. То же сделал он и в ванне. Купаясь здесь, он увидел, что некоторые подошли к нему, и просил их разделять с ним купанье в теплых водах, однако ж подошедшие стояли молча. Тогда, предполагая, что они стоят из почтения к нему, купавшийся встал и тотчас вышел из ванны, а они, думая, что и самая вода заражена язвою ереси, спустили ее в подземные трубы и приказали налить себе свежей. Узнав о том, епископ удалился из города, ибо считал за величайшее безрассудство и безумие – жить в таком городе, где все ненавидят его и питают к нему недоброжелательство. По удалении же Евномия (так звали его) из Самосата, ариане на его место поставили им известного волка и хищника овец Люция. Впрочем эти овцы и без пастыря делали то, что свойственно пастырям: они до конца оставались верными апостольскому учению и сохраняли его неповрежденным, а как гнушались и этим вторым (епископом), – покажет следующий рассказ. Дети на площади перебрасывались мячом и забавлялись игрой. В это время проезжал епископ и случилось, что брошенный мяч прокатился под ногами его осла. Тут дети закричали, предполагая, что мяч осквернился. Заметив это, Люций приказал одному из своей свиты остаться и узнать, что будут они делать. Дети зажгли огонь и, перебросив мяч сквозь пламя, убедились, что таким образом он очистился. Знаю, что это поступок ребяческий – остаток старинного обыкновения, однако ж он достаточно показывает, какую ненависть питал этот город к последователям Ария. |
| См. о нем: F. Dorr, " Diadochus von Photika und die Messalianer " . Freiburg in Breisgau. 1937. 111 Греческий текст впервые издан в Филокалии (Венеция, 1782, 2-е изд. — Афины. 1893, ч. 1, 140–164. Вновь издан К. Поповым в его книге " Блаженный Диадох, епископ Фотики древнего Эпира… и его творения " . Казань. 1903. И, наконец (с игнорированием предыдущих изданий), — J. E. Weiss-Liebersdorf. Leipzig. 1912 (Bibliotheca Teubneriana). Не имея под руками книги Попова, я вынужден цитировать по последнему изданию. 112 Диадох. " Сто гностических глав о духовном совершенстве " , гл. 31 (С. 34, 18–28). 113 Ср. статью К. Попова: " Блаженного Диадоха… учение о " молитве Иисусовой " " , в Трудах Киевской Духовной Академии, 1902, 651–676. Однако еще более древнее упоминание об " Иисусовой молитве " встречается у пр. Нила Синайского (вернее Анкирского, +430). См. его письмо 3, 33 к " Фавмасию монаху " (P. G. 79.388 B-400 D). 114 Диадох. " Сто гностических глав о духовном совершенстве " , гл. 32 (С. 36, 12–14). 115 Там же, 33 (С. 36, 18; 38, 11). 116 В своей интересной и богатой по материалу статье " Contemplation chez les Grecs et autres Orientaux Chretiens " (Dictionnaire de Spiritualite, 2 (1952), 1762–1872) о. Хаусхерр (под псевдоником J. Lemaitre) подвергает некоторому ограничению эту всеобщность отвержения " воображения " в духовной жизни вообще, и в молитве и созерцании в особенности, среди восточных отцов. По его мнению, представители антиохийской школы, в отличие от александрийцев, не отвергали воображения при созерцании (см. главу " Contemplation imaginative " , там же 1859–1860). Нужно, однако, сказать, что приводимые о. Хаусхерром примеры представляются мне малоубедительными. Так, например, епископ Феодорит Кирский, на которого он ссылается, хотя и был, несомненно, ученым богословом-догматистом, толкователем Св. Писания и церковным историком, не был, однако, духовным писателем в подлинном смысле этого слова, был, по-видимому, мало знаком с аскетической терминологией, и его описания духовной жизни подвижников носят часто довольно " любительский " характер. Нельзя поэтому придавать большое значение, если он в своей " Боголюбивой истории " говорит, что такой-то подвижник " воображал Божественное " . См. приводимые о. Хаусхерром примеры. 117 |
| Прожив безвыходно столько лет в своих пещерах, оставили свои кущи, они сошлись со всех сторон, как сошедшие с неба ангелы, и стал тогда город подобен небу, потому что везде появились эти святые и одним своим видом утешали скорбящих и располагали к совершенному презрению несчастия... Они, пришедши к самым начальникам, говорили смело за виновных. Готовы были все пролить кровь и положить головы свои, только бы исхитить узников от угрожавших бедствий, и сказали, что не отступят, пока судии не пощадят граждан или не пошлют их самих к царю вместе с виновными. Говорят, что один из них сказал и другое, исполненное любомудрия, слово: низвергнутые статуи опять воздвигнуты и приняли свой вид, а вы, если умертвите образ Божий, то как можете поправить сделанное? Многое иноки говорили начальникам и о суде». И далее проповедник рисует картину мужественного предстательства отшельников. «Иноки, люди бедные, не имеющие ничего, кроме худой одежды, жившие в сельской простоте, казавшиеся дотоле ничтожными, пребывавшие в горах и лесах, предстали, как некие львы, с великим и высоким духом, между тем как все боялись и трепетали. Иноки оказались могущественнее всех... они «письменно» умоляли царя» 59 . «Теперь», торжественно продолжает священный повествователь, «о случившемся здесь услышит царь, услышит и великий город Константинополь, вся вселенная услышит, что в Антиохийском городе (собственно в окрестностях города) живут такие иноки, которые показали дерзновение апостольское. Теперь, как письмо это будет читаемо в столице, все удивятся их (иноков) великодушию, все ублажат наш город, свидетельство иноков будет достаточным доказательством нравов города» 60 . И это не панегирик монахам, затемняющий, ради дружбы, истину; не произведение фантазии проповедника. Нет! Это слово истины пред лицом живых свидетелей события, это – историческая правда. Блаженный Феодорит, Епископ Кирский, подробно описывает в 20-й главе 5-й книги своей Церковной истории и обстоятельства возмущения в Антиохии и самоотверженную защиту несчастных, какую оказали иноки. |
| Двух сожителей в одно время я не хочу иметь. Земляка я люблю именно, как земляка, но отвергнуть прежнего друга, который сделался для меня приятен, я считаю и несправедливым, и оскорбительным для него.” Тогда Анфемий сказал: “Действительно, так, отче, несправедливо отослать того, который весьма долгое время служил тебе, как негодного, и принять человека, ничем не доказавшего своего доброго нрава, потому только, что он соотечественник.” На это Афраат сказал: “Так, любезный, я не возьму этого хитона, потому что не хочу иметь двух, а, по-моему мнению, приятнее и, по-твоему, лучше тот, который уже служил долгое время.” Таким образом, притчей вразумив Анфемия и показав ему свое остроумие, он убедил его впредь не говорить ни одного слова о том хитоне. Об этом я (блаженный Феодорит, епископ Кирский) упомянул с тем, чтобы показать две вещи: во-первых, что он от одного только человека принимал необходимые услуги, во-вторых, он самого просившего принять хитон заставил согласиться, что не должно было принимать. (Блаж. Феодорит. История боголюбцев. С. 96). 665. Тронутый полной нестяжательностью старца, нищий отдал ему все, что имел у себя в мешке См. также: Доброта ; Милостыня . В Лавре “Башен” жил один старец, отличавшийся полной нестяжательностью. В то же время он очень любил подавать милостыню. Однажды пришел к нему в келию один бедняк, прося милостыню. Старец ничего не имел, кроме хлеба, и, взяв его, подал нищему, но тот возразил: “Не нужно мне хлеба. Дай мне одежду.” Желая услужить бедняку, старец, взяв его за руку, привел в свою келию. Нищий не нашел в ней ничего, кроме того, что носил на себе сам старец. Глубоко тронутый святостью старца, нищий развязал свой мешок, вынул из него все, что имел, и положил посреди келии, сказав: “Возьми это, добрый старец! А себе я найду что мне нужно в другом месте.” (Луг духовный. С. 15). 666. Старец Евпрений помогал ворам выносить свои вещи и сам отдал свой жезл, который воры не хотели взять См. также: Незлобие . Однажды обкрадывали авву Евпрения: он помогал ворам выносить из келии то, что там находилось. |
| В таком случае остается выход только в допущении, что будто бы св. Кирилл повторил Аполлинария и отнял разумную душу у воспринятого Богом Словом человечества. Вот главное содержание полемической части Феодоритова труда. Анализ его приводит нас к убеждению, что, хотя возражения Киррского предстоятеля не были беспочвенны, они не редко, может быть помимо его воли, основывались на неверном толковании оспариваемых положений. Впрочем, в них была и своя доля правды в учении о полной целости естеств во Христе, и с этой стороны они получили некоторое значение в выяснении способа соединения природ в лице Господа Спасителя. С полною очевидностью это доказывают уже ответы св. Кирилла. Прежде всего здесь совершенно определенно устраняется понятие слияния или смешения и вместе с этим формулируется та истина, которая в Халкидонском вероизложении была выражена термином συγχτως 315 . Христианскому сознанию и богословской пытливости указывается верный исход, спасающий всякого верующего от близкой крайности монофизитства. Это во-первых. Положение об ипостасном соединении многими, особенно в период крайнего возбуждения умов, могло быть истолковано в ложном смысле, и принятие его в этом виде не предотвратило бы всех опасностей. Феодорит подмечает скрытую неясность формулы и своею логикою заставляет св. Кирилла обнаружить настоящий, православный смысл ее. И мы знаем, что Александрийский епископ в своем ответе высказал, что νωσις καθ’ ποστασιν означает только истинное и действительное соединение естеств в одну живую Богочеловеческую личность, нелишенную разума 316 . Православная догматика приобрела чрез это термин διαρτως, дававший твердую точку опоры для богословской мысли. Это второй результат. Б конце концов всею этою полемикою приготовлялась почва для раскрытия догмата об ипостасном и неслитном соединении естеств в Господе Спасителе. Мы говорим здесь, конечно, о формальной стороне дела и ни на минуту не склонны допускать положения о развитии догматов. Общецерковное христианское сознание всегда носило в себе эту основную истину, но точная формулировка ее для человеческой мысли требовала и времени и ученой разработки христологической проблемы. |
| В заключение мы позволим себе воспроизвести образ Феодорита-епископа. Мужественный и бодрый, он был заброшен в глухой городок дикой части Сирии, но не был подавлен неприглядною обстановкой, а господствовал над нею. Он торжествовал победу там, где безвременно гибнет или безвестно чахнет всякая посредственность и слабохарактерность. В административном отношении он проявил мудрость и энергию превосходного гражданского деятеля с отличием начальника униженных и угнетенных; как епископ, он всегда имел пред собою возвышенный и чистый идеал пастыря. Влиянием собственного примера и решительною настойчивостью он все и всех поднимал до себя, никогда не опускаясь в сферу нравственной или умственной низменности. Его бескорыстного и теплого покровительства искал и жалкий бедняк и несчастный страдалец за веру черпал в нем бодрость, чтобы непостыдно носить имя христианина. Его учительное слово гремело на всем «Востоке», и блестящая Антиохия с нетерпением жадности стекалась вокруг кафедры, на которую всходил Феодорит. Всякое малейшее событие в жизни пасомых находило отклик в его отзывчивой душе, освещалось его умом и согревалось его любовью. Он был всем все, по выражению Апостола. Неутомимый до последних дней своей жизни, он тем поразительнее для нас, что подвергался нередким физическим недугам, которые благодушно переносил от руки Проведения, сокрушаясь более о Церкви, чем о себе 271 . Широкий общественный деятель, – он тем недосягаемее в наших глазах, что умел соединять в себе монашескую строгость отшельника с примерною общедоступностью многостороннего практика-администратора. Один светский писатель конца прошлого столетия, касавшийся ядовитым жалом своего неверия всякого исторического лица, попадавшегося под его желчное перо, называл Феодорита «самым ученым и самым благочестивым человеком своего времени» 272 ; неумолимый Диоскор был не в силах указать хотя бы одно пятно на светлом нравственном облике ненавистного ему человека. Одним словом, это был добрый пастырь, которому не легко найти равного в пятом веке. Ум, энергия, святое одушевление, всеобъемлющая любовь, нравственная чистота, – вот характеристические черты Феодорита-епископа. Не даром же слава о нем проникала в самые отдаленные уголки империи 273 . Глава третья |
| Если возможно, то да будет подано мне первое; если нельзя, то – второе». Впрочем, Феодорит мало надеялся на успех своего ходатайства и уже собирался покинуть Кирр. Теперь с полною ясностью сказалось, какую авторитетную личность терял в нем этот город. Он уподоблялся вдове с беспомощными сиротами и принимал тем более унылый вид, что привлеченные сюда пастырем полезные люди не хотели оставаться по его уходе 925 . Но невинному страдальцу не суждено было распорядиться собою добровольно: ожидания его скоро сбылись – и, по благоизволению свыше, обитель опять должна была приютить своего славного питомца. Неизвестно, чувствовали ли враги некоторое угрызение совести, или император сохранял еще по отношению к Феодориту почтительное уважение, но преемник ему не был назначен 926 . Однако не следует идеализировать монофизитствующих и открывать хорошие стороны там, где не было и задатков человечности: мы знаем, что уже на самом разбойничьем соборе было высказано мнение о замещении Киррской кафедры 927 . Точно также и бесхарактерный Феодосий, бывший органом велений Хрисафия, не мог бы на свой страх прямо отменить Эфесский вердикт. Вероятнее всего, дело было только отложено на время, по заступничеству влиятельных доброжелателей Феодорита и в виду опасения различных осложнений в роде тех, какие происходили в Иераполе при изгнании Евфратисийского митрополита Александра 928 . Киррский епископ поехал в Апамию, жестоко поруганный и опозоренный. Беспросветная тьма царила повсюду, – ни один луч не прорезывал черных туч, – все надежды были потеряны. Но, когда все кругом было так мрачно и грозно, – в отдаленном Риме готовился сильный удар Диоскору: легаты Феодорита нашли благородный отклик в сердце мужественного папы, и он отнесся к просителю с горячим сочувствием, будучи оскорблен и как богослов и как первосвященник Римский. В Эфесе были провозглашены совершенно превратные воззрения на лице Богочеловека, а его томос – устранен и даже не был прочитан 929 . Уполномоченные Льва не пожалели красок, чтобы нарисовать самую ужасающую картину; неугомонный Евсевий Дорилейский, пробравшийся на Запад, своим пламенным словом разжигал ревность предстоятеля апостольского престола 930 . |
| Таким образом в данном случае несомненно по крайней мере то, что Киррский епископ пользовался евангельским рассказом о Фоме в тех или иных целях. Нельзя сказать того же о многих других изречениях, приводившихся Эфесскими деятелями 449 года под именем Феодоритовых. Это, по большей части, краткие и отрывочные предложения, неподдающиеся анализу исторической критики, которая чувствует себя тем более бессильною, что самые сочинения, хотя бы и не в целом виде, не дошли до нас. При всем том возможно сильное сомнение, действительно ли Киррский пастырь говорил и писал все то, что ему навязывали крайние его противники. Мы, по указанным выше причинам, не в состоянии представить на это ясных доказательств и потому ограничимся ссылкою на компетентного в нашем вопросе Мартэна. «Проблема эта, – говорит он по вопросу о подлинности различных фрагментов, находящихся в сирских актах (Pseudo-Synode. Р. 43), – может быть, навсегда останется неразрешимою. Правда, род и круг идей, привычная манера рассуждения, известное число сравнений, некоторые оригинальные формулы: все это хорошо идет к Феодориту и Иве, но мы не осмеливаемся сказать, что эти авторы на самом деле ответственны за все те слова, какие им здесь приписываются». 709 В своих письмах Феодорит не раз упоминает о подобных соборных томосах. См. напр. epist. 112: М. 83, col. 1312. Sytiodicon, cap. CXLVIII: Μ. 84, col. 763. 710 Hoffmann (Verhandlungen. S. 71,24. 25) и Perry (The second synod. P. 339) передают это место в прошедшей форме: «твое благочестие узнало согласие восточных епископов касательно евангельских догматов с собиравшимися в Никее святыми отцами... и из писем, которые мы отправляли чрез благовейного пресвитера Евсевия». Здесь, очевидно, указывается на какие-то раннейшие произведения «Восточных», адресованные Диоскору, а таковые действительно были в виде письма Феодорита (ар. Migne 60), пересланного чрез пресвитера Александрийского Евсевия. Если, приняв версию Гофмана и Перри, мы допустим, что в данном случае намекается именно на этот эпизод, тогда получится новое и весьма веское доказательство в пользу мысли о преобладающем значении Киррского епископа на «Востоке» в правление Домна: последний признает его слова за верный голос всех Сирийских пастырей и охотно соглашается с ним. |
| Второе обширное письмо было отправлено с пресвитером Стефаном, которого Киррский епископ хвалит за «благопристойность нравов». Отсюда можно заключать, что это был посол от угнетенных страдальцев к наиболее видным представителям «Восточной» церкви. Стало быть, слава Феодорита была настолько значительна, а его пастырская мудрость так ценима всеми, что его духовной помощи искали даже Персидские христиане, пред которыми носился грозный призрак мучительной смерти. Вот факт, столь сильно рекомендующий высокую нравственную личность епископа Киррского! По своему содержанию 77 письмо отличается общим характером и не без основания считается окружным пастырским посланием к христианам Армении, хотя и адресовано одному лицу, епископу Евлалию. «Я узнал, – пишет здесь Феодорит 245 , – что сатана просил вас, дабы сеял, яко пшеницу ( Лyk. XXII, 81 ), и Господь попустил это, чтобы показать пшеницу, чтобы испытать золото, чтобы прославить славных, чтобы увенчать борцов, чтобы возвестить победителей. Я страшусь и трепещу, конечно, не за вас, мужественных борцов в состязаниях за истину, но поелику знаю, что есть некоторые весьма слабые... Однако же я имею одно утешение в страдании, когда размышляю о вашей святости. Будучи воспитаны божественными словесами и научены Архипастырем относительно того, что отличает доброго пастыря, – вы положите душу свою за овец». Если Апостолы подвергались мучениям за своих врагов, то «тем справедливее принимать постигшую в настоящее время опасность за единоверцев, и братьев, и детей. Ведь подобная любовь свойственна даже неразумным: вот и воробьи по мере возможности борются за своих птенцов и употребляют все свои силы на защиту их; равно и все другие птицы принимают опасности за своих детенышей. Да и что говорить о птицах? Даже и медведи, и леопарды, и волки, и львы охотно принимают все за своих детенышей»... Не вполне твердые в вере составляют предмет преимущественной заботливости Феодорита. «Я прошу твое благочестие, – внушает он епископу Евлалию 246 , – иметь особенное попечение о слабейших и не только колеблющихся поддерживать, но и упавших поднимать, ибо и пастухи не оставляют в пренебрежении болящих, а отделяют их от других и всячески стараются об излечении их. |
| Посему не только некоторые из людей лишаются благоденствия, но и города и народы теряют благосостояние и впадают в крайнее несчастие. Это именно потерпела древняя Ливия, ныне называемая Африкой 556 : ибо, бывши полною всяких благ, она внезапно сделалась пустынною. Причиною сего – люди, не имеющие никакой кротости, сжившиеся с лютостью и зверством 557 ; в виду этого большая часть боголюбезнейших епископов тамошних избрала вместо отечества чужбину, имея утешением надежду на Бога и рассчитывая в необходимом для телесных потребностей на щедрость боголюбезных мужей. Один из таковых есть боголюбезнейший епископ Флорентий, который стремится в величайший город (Константинополь) и держит путь чрез вашу святость. И он знает, что достигнет (у вас) пристани хорошей, приятной, безветренной и полной всяких благ. Я же, насладившись немногое время обращением с ним, воздаю приветствия твоему почтению, которое высоко ценю, и вместе с сим спешу послать (его к тебе), рассчитывая получить от тебя удовольствие и побуждая к молитвам за меня достойного старца. Письмо 202. ( XXII ). Софисту Аерию. В древности Афиняне оплакивали сицилийские бедствия; настоящее же время произрастило бедствия Ливии и Карфагена 558 , – и эти скорбнее и гораздо тягостнее (тех); их принесли лютость и дерзость варваров. Они постигли и благороднейшего Максимиана; оплакивая свои страдания, он поражает слушающих и орошает (их) потоками слез. Истину рассказываемого им засвидетельствовал письменно боголюбезнейший и преподобнейший епископ, господин Ювеналий. Итак, да удостоится он гостеприимства Алкиноя 559 , так как и этот избежал многих треволнений, ибо ведь кораблекрушения тяжки и на суше. Письмо 203. ( XXIII ). Софисту Исокасию 560 К аттическим лугам вашим опять слетаются наши пчелы, опытом познавшие полезность тех цветов. Итак, ваша ученость да наполнит их медом и да научит со знанием составлять ( φανειν) соты, ибо ваша слава – красноречие воспитанников. Я же прошу, чтобы они сподобились большей заботливости, так как желаю, чтобы и наш город блистал вашими плодами. |
|
|
