| «Со святыми имети будеши часть твою, и в недрех Авраамлих упокоишися. Точию терпи и проводи дни твоя радуяся», говорит преп. Феодор (157–158 стр.). Монашество на земле является цветом христианства по воззрению св. Феодора Студита . «Братие и отцы, – пишет он, – несть ино в житии нашем блаженнейше и выше, яко же жительство монашеское». «Еда бо несть Ангельск образ ваш. Монашеский чин паче же ангельский чин». «Братие и отцы, многократне похвалих аз, и похваляю образ и чин монашеского жительства; и сие не творю за ласкание и прельщение, но истине учу и глаголю, яко есть похвальна вещь иночество, или паче рещи Ангельство» (96–97 стр.). Монашество, по мнению, Феодора Студита , есть «мученичество». Мученичество это сказывается прежде всего в борьбе со своими внутренними глубоко прирождёнными склонностями и неискоренимыми задатками, и в борьбе с окружающим миром за правду Божию и за имя Христово. Какая это глубокая мысль... Как богата она всякими выводами... Далее, нам пришлось бы говорить о том, как руководил —193— в своих «оглашениях» преп. игумен внутреннею, сложною жизнью иноков. Пред нами здесь открывается новое безбрежное море мыслей, чувств, глубочайших наблюдений, ценных до последнего дня земли. Но мы введём своё слово в пристань молчания. И без того мы уже простёрли своё слово слишком далеко. Спасибо автору и за то, что он проштудировал не только почти все русские сочинения о Феодоре Студите , но и некоторые иностранные. Из последних он с особенною добросовестностью изучил сочинение немецкого учёного Шнейдера, взглядами которого и пользуется в некоторых случаях. В числе самых крупных недостатков в сочинении автора я должен отметить несколько. 1) Автор не попытался даже воспользоваться неизданными, непереведёнными ещё на русский язык творениями преп. Феодора. А он мог бы это сделать, как человек, получивший образование в классической гимназии. 2) Автор, как мне известно, знает кроме немецкого английский язык. He постигаю, почему он не воспользовался сочинениями о Феодоре Студите , существующими в английской литературе. 3) Автор поскупился и не раскрыл в желательной полноте ту сложную психологию души падшей и восставшей, с тысячами неуловимых почти оттенков, с её мистикой и пластикой, как это можно было бы сделать на основании «огласительных» поучений преп. Феодора Студита . |
| 682 От бичевания Платона, очевидно, избавили его широкая известность и тяжелое состояние здоровья. 683 В греческом тексте – en tois klimasi tes kata Cherson kai Bosporon paroikias («b климата Херсона и соседстве Воспора») (Michailus Monachus Vita et conversatio sancti patris nostri et confessoris Theodori abbatis monasterii Studii (vers. II)//PG. – Turnhout, 1967. – T.99. – Col.253). 684 Пресвитеры – священнослужители, входившие в окружение епископов; каноническое название 2-ой степени христианского таинства священства. Ниже их следовали прочие церковнослужители. 685 В тексте первой версии: «...Херсона и Воспора и окружающих мест епископы и пресвитеры и сколько ни есть первенствующих монахов (oi gar kata Chersona kai Bosporon kai tous perix topous episkopoi te kai presbyteroi kai osoi protoi ton monachon) (Латышев В. Житие преп. Феодора Студита в мюнхенской рукописи 467. – С. 269, sec.20). Агиограф и в этом случае счел необходимым указать в качестве примера поведение высшего духовенства Таврики, среди которого, видимо, были те, кто разделял категоричные, суровые взгляды Феодора о подчинении светской власти церковным догматам и священству. Недаром позже, в 809–810 гг., во время столкновений студитов с василевсом Никифором I Геником и вызванных этим гонений на непокорное духовенство, в Херсоне был смещен с кафедры епископ Лев, по прозвищу Валелад, а игумен Антоний и двое других отправлены в заключение (Theodori Studitae epistulae//PG. – 1862. – T.99. – Col.1072 D; Творения преп. Феодора Студита в русском переводе. – СПб., 1908. – Ч. 2. – С. 297). 687 Константин VI назван младшим в отличие от старшего Константина V, его знаменитого деда-иконоборца. Примечательно, что власти Таврики заботились о церквах и отчисляли средства на их содержание, чего не стали бы делать подчиненные хагана хазар, всегда с подозрением относившихся к христианству, как к государственной религии соперничающей с ними стороны. Преувеличивать «благосклонное отношение к христианству в среде хазарской элиты» нет оснований, ибо византийско-хазарские династические браки строились из взаимовыгодных на тот или иной момент поли- тических соображений, а реальная, не «проектная» церковная организация на территории Хазарии отсутствовала по крайней мере до начала X в. (ср.: Коновалова И. Г. Христианство в Хазарии//Хазары. Второй Международ. коллоквиум. Тезисы. – M., – С. 58–61). |
| Не много вносят в эту область и собственные сочинения Феодора. В них высказываются его воззрения на задачу монашества и поведение иноков, осуждаются злоупотребления, вкравшиеся в монашескую жизнь, рисуются обычаи тогдашних монастырей, но всего менее – их литургический строй, то, что мы называем уставом службы. С этой-то именно стороны изображает биограф деятельность Феодора Студита как настоятеля. Он говорит, что при увеличившемся до очень крупных размеров числе братии преп. Феодору недоставало ни времени, ни сил во всё входить самому и лично следить за порядками, – и вот он учреждает целый ряд должностных лиц, помощников себе по управлению монастырём и для заведывания разными частями администрации и хозяйства. Таковы: эпистомонархи, таксиархи, будильники, эконом, его помощник и другие 21 . Но биограф напрасно называет эту меру изобретением ( ννοε) Феодора Студита . Она не была нововведением. Со многими из этих лиц мы встречаемся в известиях о быте более ранних монашеских общин на Востоке. Феодор Студит только воспользовался опытом предшествующего времени и применил к делу то, что было известно в монастырской практике гораздо раньше. Для руководства этим лицам он издал, выражаясь словами биографа, письменные наставления в ямбических стихах 22 , где изложил обязанности, начиная с игумена и кончая последним из братии 23 . Далее жизнеописатель говорит об эпитимиях, изложенных Феодором Студитом за разные провинности братии. В каком составе вышли они из-под пера студийского настоятеля, решить трудно. Но что они были уже записаны при нём, и эта запись начиналась такими правилами, которые читаются в дошедших до нас сборниках, это видно из перечня их содержания в жизнеописании Феодора Студита 24 . Скажем только, что в том составе, как они изданы у Миня и читаются в некоторых списках, не могут принадлежать одному Феодору Студиту , но появились в равное время и постепенно дополнялись, вследствие чего оказались между ними повторения и даже противоречия. В печатном издании они распадаются на два отдела: первый 25 , под именем епитимий общих всей братии, обнимает 110 правил и представляет древнейшую, подлинную часть. |
| В области церковной службы имя Феодора Студита занимает видное место, как гимнографа и в этом отношении церковный устав был обязан ему значительным дополнением, касающимся, впрочем, не порядка службы (потому что этот порядок установился раньше), а её состава и округлённости. Дополнение это, прежде всего, относится к службе великопостной, для которой преп. Феодор составил утренние трипеснцы, продолжал то дело, которому положил начало Косьма Майюмский, написавший трипеснцы на страстную неделю 32 . Поэтому Феодор Студит вместе с братом своим Иосифом Солунским и называется составителем триоди 33 . В 1876 г. Кардинал Питра, известный своими изданиями греческих церковных памятников, издал по Корсиниеву тропологию 27 кондаков с акростихом το στ δτ и Θεοδρ, которые признаёт за произведение Феодора Студита 34 . Что под этими именами разумеется не кто другой, как знаменитый настоятель студийский, на это нет положительных оснований в содержании названных песнопений: ещё менее данных приурочивать к нему те (впрочем, весьма немногие) кондакари, которые носят в акростихе имя σ τ и ωσφ ρ. Последний из них „на погребение монахов” (in monachorum exsequiis) составлен по подражанию того же содержания кондакарям Романа и Анастасия. Произведения этих песнописцев были, без сомнения, известны Феодору и находились в тогдашнем церковном употреблении. Весьма вероятно, они входили в состав того тропология, о котором упоминает Студит в одном письме, говоря, что он взял его с собой в темницу вместе с другими книгами и им утешал себя в горькие минуты заключения 35 . В одном из ямбов св. Феодора есть даже выражение, по-видимому, заимствованное из Романова кондакаря, начинающегося словами: τρανωσ ν μ γλσσαν. Разумеем его 20-й ямб „ ες κοιμητριον”, где читаются следующие слова: „ γλσσαν τρανν μο πρς τ μλπειν ετνως”. Из одного письма Феодора Студита видно, что он составил канон монаху Иакову, умершему страдальческой смертью за иконы. Но этот канон не дошёл до нас, а кондаки, хотя и сохранились в рукописях некоторых западных библиотек, но не осталось сведений, какое положение занимали они в составе студийской службы, долго ли употреблялись и как широк был круг их известности. Ни слова не говорится о кондаках преп. Феодора и в студийских уставах. |
| Итак, в среде ревностных иконопочитателей – студитов все дело защиты Православия держалось на духовноотеческом пастырстве и на праве вязать и решить. Теми же самыми средствами обычно действовали студиты и в мирской среде. Выше мы приводили известие из жития преп. Феодора Сту- дита, что в царствование Константина VI (780–797), когда подвижник был в разрыве с патриархом, снисходительным к вопиющему проступку императора, епископы, пресвитеры и благочестивые монахи отлучали от евхаристии тех, которые, подражая императору, разводились со своими женами и женились на других. Их увлек к такой мере пример преп. Феодора Студита и духовного отца его – Платона. В монахах мы признали монастырских старцев, действовавших в мирской среде духовноотеческой властью. А теперь мы должны прибавить, что эта студитская организация духовноотеческого пастырства, к которой принадлежало немало и простых монахов, вызвана обстоятельствами времени, существовала уже в конце VIII в. и играла видную церковно-общественную роль. Эту организацию и санкционирует православная иерархия, которая искала средств борьбы с ересью. Преп. Феодор, находясь под стражей, налагал заочно епити- мии ученикам своим и вызвал упреки своего сторонника, монаха Феодора. Оправдываясь от обвинения, великий ревнитель иконопочитания ссылается на авторитет епископов и даже патриарха: «Осуждающие пусть осуждают не нас, а господ епископов, которым мы, уничиженные и подвластные, следуем, ими быв вынуждены, мы и доселе назначали епитимии сказанным порядком и назначаем, когда случится» 841 . Но преп. Феодор был пресвитер, и наложение им епитимий представляется делом естественным. Однако имеется довольно ясное указание на то, что право вязать и решить в иконоборческую эпоху официально получили и простые, не имеющие священного сана монахи. Указание мы находим в одном послании преп. Феодора Студита . К тому же монаху Феодору, стороннику иконопочитания и, значит, своему союзнику, преп. Феодор пишет обличительное письмо. Письмо Студита вызвано окружным посланием этого монаха, направо ленным против кажущихся ему беспорядков в покаянной дисциплине иконопочитателей. |
| Например: 8. Повеленное тайно: Троице Святая и Честная, пост в седмицах триех совершающия сохрани целы и неосужденны, сподоби благотещи и к прочим, и вся заповеди Твоя совершити: яко да сице достигнем преславное воскресеше, пение хвалу приносяще (сед. св. Феодора на понедельник 3 седм.). Ahreльckыz силы и на rpoбj трце бе7 и сп7се. третии начинаищимь. направи намъ cmunahuz. сьхрани ны здравы дш7еи. сп7би прочее ст7го meчehuz. скончати весело. и с7тое твое въстание. тебе beлuчazщe (тоже). В греческих рукописях данных песнопений уже не сохранилось совсем. Славянская триодь переведена была до 916 года. Следовательно рассматриваемые песнопения отличаются глубокой древностью: некоторые из них, быть может, восходят еще ко временам самого св. Феодора Студита. Вероятно, они составлены были с целью возместить вышеуказанный недостаток в его триоди седальнов и стихир. Славянские переводчики перемешали их с подлинными песнопениями свв. Феодора и Иосифа. Чем древнее рукопись, тем больше в ней названных песнопений содержится: в более же поздних триодях они постепенно вытесняются стихирами и седальнами Феодора и Иосифа. Вот сравнительная статистика их по вышеперечисленным рукописям: Феодора. Иосифа. Подобны Феодора. Подобны Иосифа. Анонимные Анонимные подобны. Шафариковская триодь. 18 6 12 15 28 33 Типографская “ 20 1 10 13 36 33 Орбельская “ 22 7 18 24 35 25 В синодальной триоди сохранились из данных песнопений одни только седальны, стихиры же там заменены уже подобнами свв. Феодора и Иосифа. Вот сводный список названных стихир и седальнов по всем вышеупомянутым рукописям. Июдеискы сборъ ги7 (есть и в типогр. триоди IV, 2: Днсе волеи на страст8 приходить; VI, 2: Днесъ спсъ и гъ безаконномъ npeдaemьcz; 5: Гlaшe спсъ своимъ иченикомь; сед.: г. Blkou рикама wмыbaeмъ июда; VII, 2: Страха ради июдейска (см. первый тропарь 3-го часа в. пятка); X, 3: Сщ7енни идариши mz. тваръ bъcmpzcecz; второй седален после 12 антиф.: Вьскрес t мRъ. Yжacecz небо зpz тебе сидима |
| —129— новейших историков, затрагивается вопрос о влиянии иудеев и арабов и намечаются течения и интересы, сплетавшиеся в иконоборческом движении; в третьей – идет речь о детских и юношеских годах Феодора до начала его общественной деятельности, и в четвертой – описывается участие Феодора в споре о браке Константина VI и деятельность его до вступления на престол Никифора. Первая часть сочинения на этом заканчивается. – Из этих четырех глав написанными вполне являются только первая и третья, а вторая и четвертая представляют собою конспект. – Глава первая показывает несомненно, что г. Блешенков перечитал усердно литературу источников и пособий. Литература эта очень значительна и почти вся на языках греческом, латинском и немецком. – Глава вторая изложена конспективно. Точка зрения на иконоборческое движение намечена довольно широко. Но как бы автору удалось развить ее и доказать, об этом судить трудно. – Глава третья написана очень хорошо, гораздо лучше, чем написан соответствующий отдел Thomas’oм, автором биографии Феодора Студита . Г. Блешенкову удалось вполне выяснить воздействие на Феодора семьи и особенно матери. – Глава четвертая изложена конспективно. Вторая часть сочинения г. Блешенкова (стр. 69–261) состоит из двух отделов: в первом идет речь о развитии учения об иконопочитании до возведения его на степень церковного догмата, а во втором (стр. 185 до конца), излагается учение Феодора Студита об иконопочитании. В первом отделе четыре главы. Этим главам предшествует несколько замечаний г. Блешенкова, во-первых, о постепенном развитии идей у православных и иконоборцев, каковое обстоятельство делает необходимым обзор истории литературной полемики боровшихся сторон, чтобы видеть, какое место в этой истории принадлежит Феодору Студиту ; – а во-вторых, об одной будто бы особенности названной полемики, состоящей в «диаметральной противоположности аргументации иконоборцев и иконопочитателей. Что для первых мерзко, то для вторых любезно и честно, что для одних идолопоклонство, то для других признак истинного благочестия» (стр. 71). Эта мнимая особенность полемики православных с иконобор- |
| —28— Псевдо-Дионисий, или, что нам представляется более вероятным по всему ходу рассуждений посланий Феодора монаха и Феодора Студита , – и монахов и пресвитеров, которые не заявили себя исповедниками иконопочитания. Ревностный защитник иконопочитания, нам кажется, в исповедничестве видел и источник власти ключей. Из разобранного и еще другого письма Студита к тому же Феодору монаху выходить, что уже в то время у студитов довольно прочно организовалась, если можно так вы разиться, духовная семья, – нравственно-бытовой союз отца духовного с своими духовными детьми. Из первого письма мы видели, что соблюдалось правило о единстве духовного отца, сообщавшее нравственную крепость духовно семье. Из второго письма ясно, какой характер носили епитимии, налагаемые духовными отцами. Строгий монах обвинял преп. Феодора Студита за неправильное наложение епитимии. Подвижник оправдывается. „Назначая епитимии по принуждению от самого первого дня, и притом из заключения под стражею посредством писем, – ибо посредством писем же просили об этом монахи и священники, – я отвечал не в виде определения, а в виде совета от меня касательно епитимии. Почему? Потому, что я не иерарх, но священник, делающий внушения своим ученикам, другим же нет 1537 , а, как сказано, предлагающий им свое мнение до времени мира с тем, чтобы тогда принять то, что будет определено святейшим патриархом, с утверждения святого собора, к увеличению епитимии или уменьшению. И, думаю, я поступил не несправедливо, простирая человеколюбиво руку падшим, впрочем, не присвояя себе власти, что было бы нелепо“ 1538 . Итак, власть духовного отца, в данном случае священника, ограничивалась семьею учеников, не простираясь далее. Границы духовной семьи определяли следовательно границы духовно-отеческой власти. Притом же эта власть была чисто нравственная: духовный отец налагал епитимии на своих учеников, как советь, а не как принудительную заповедь. Следовательно покаяние, —29— как и исповедь, было добровольное. Епитимии были „различные по различным грехам“. |
| 4 . 5. Отыскивая генеалогию этого примитивного общего ядра трёх уставов, я подвергаю анализу наиболее родственный и наиболее близкий Алексеевскому Уставу литургический памятник, именно связанный с именем знаменитого организатора литургической практики студийской обители преп. Феодора Студита – ποτπωσις, и произвожу этот анализ в тесной связи, с одной стороны, с несомненно подлинными творениями Феодора Студита , а с другой – с воспроизводящим содержание ποτπωσις-а литургическим памятником второй половины X века – Διατπωσις-ом св. Афанасия Афонского . Детальный текстуальный анализ двух наличных редакций ποτπωσις-а сравнительно с Διατπωσις-ом открыл мне, что Διατπωσις, по крайней мере в области регламентации литургической практики, есть ни что иное, как памятник новой третьей редакции ποτπωσις-а, средней между наличными: краткой, изданной, Maii и Migne, и распространённой, недавно изданной по Ватопедской рукописи Дмитриевским. Я попытался путём сравнительного анализа всех трёх редакций ποτπωσις-а определить приблизительно первоначальный объём и вид этого памятника в литургическом отношении и нашёл, что ποτπωσις в наличном его виде есть плод долговременного коллективного творчества, что наличному виду предшествовало ещё не менее двух редакций, или, по крайней мере, двух направлений процесса постепенного усложнения и видоизменения текста в X веке и ранее, и что, наконец, регламентация чтений есть коренная принадлежность уже первоначального текста, а регламентируемый здесь строй чтений совпадает с порядком чтений примитивного ядра всех —246— трёх полных уставов. Подвергнув специальному обследованию оглашения св. Феодора Студита (впервые в их полном объёме, в каком они стали доступны после издания Пападопуло-Керамевсом второй книги Великого Оглашения и Петербургской Академией русского перевода, с патмосской рукописи, неизданных доселе многих слов первой и третьей частей Велик. Оглашения), я нашёл здесь данные, с несомненностью свидетельствующие, что уже при св. Феодоре в его студийской обители существовал тот же по существу общий строй и состав чтений, какой указан в ποτπωσις-е и характеризует примитивную основу трёх монастырских уставов. Таким образом, мне удалось установить, что примитивное ядро систем чтений всех трёх Уставов восходит к первой четверти IX века. |
| Из этих святоотеческих слов видно, что небесное единоначалие именуется как одна власть и одно Богоначалие над всем. Здесь ясно выражена мысль, что одна только Божественная власть, и никакая другая, сама управляет всеми тварями, сама все держит в Своей воле, что эта Божественная власть не только единая, но и самодержавная. Но ясно здесь высказана и та мысль, что эта единая самодержавная Божественная власть дана человеку, что то же — установлена от Бога для устроения порядков в его жизни. В дальнейших словах св. Феодора Студита, приведенных критикой, указываются виды богоустановленных на земле или происшедших от Бога властей, в которых отражается в той или иной мере указанное Божественное самодержавное единоначалие. Среди этих видов указывается власть царя, о которой говорит св. Феодор Студит прежде всех других видов мирской власти, ибо царь в особенности отображает в себе Божественную, единую, самодержавную власть. Отсюда видно, можно ли на основании слов св. Феодора Студита, приведенных в нашей книге полностью, утверждать, что в них говорится вообще о единоначалии. Они с неопровержимою очевидностью свидетельствуют не только о единоначалии вообще, но и о происхождении царской единодержавной или самодержавной власти от Бога. Несостоятельным представляется нам и то заключение, которое делается в конце данного возражения: «Эти мысли о значении единоначалия глубоко верны, но если в них видеть доказательство богоустановленности царской власти как таковой и ее основанности на православной вере, то к власть капитана надо было бы признать основанной на учении православной веры и св. отцов». Что мысли св. Феодора Студита в приведенных его словах представляют из себя доказательство происхождения, наряду с другими видами власти, и царской власти от Бога, это само собой очевидно. С такой же очевидностью мы находим здесь доказательство и основанности царской власти на православной вере, а лучше сказать — на учении православной веры в его сущности или основе. Сущностью этого учения является то же самое Свящ. Писание. Но св. Феодор Студит, в качестве основания, данного человеку богоподобного единоначалия вообще и царской единодержавной или самодержавной власти в частности, как раз и указывает в приведенных нами словах своих на изречение Свящ. Писания: «...сотворим человека по образу Нашему и по подобию» (Быт. 1:26). |
|
|
