| По вопросу, об отношении старопечатных книг к новопечатным Феофилакт выяснил и решил все существенные и второстепенные стороны и недоумения, вызванные исправлением книг при патр. Никоне и возражениями автора «Пом. Отв.». Вопрос о необходимости исправления церковно-богослужебных и учительных книг согласно с оригинальным греческим и древнеславянским текстом, как и самый факт исправления книг при патр. Никоне, породивший раскол, были предметом обсуждения и защиты со стороны церковной власти и полемистов, авторов «Жезла», «Увета» и «Пращицы». Между указанными сочинениями существует в этом отношении, как и в некоторых других, преемство, зависимость и улучшение. 14-й ответ «Пращицы» Питирима представляет обстоятельное, детальное, посредством сравнения разновременных исправлений богослужебных книг, рассмотрение вопроса об отношении новопечатных книг к старопечатным. Феофилакту оставалось только воспользоваться трудами своего предшественника, что он и сделал, представив дело с большей полнотой и обобщением. К серьёзному и обширному рассмотрению вопроса о книжном исправлении побуждали Феофилакта резкость и пристрастие, заметные в изображениях Денисова против новоисправленных книг. Указав на неоднократные, но неудачные попытки церковно-гражданской власти к исправлению книг в деятельности преп. Максима Грека († 1551 г.), Стоглавого Собора (1551 г.), четырёх первых патриархов (1589–1652 гг.) Иова, Филарета, Иоасафа и Иосифа, представив примеры грубых важных ошибок и искажений смысла в древне-письменных и старо-печатных книгах с объяснением препятствий к успешному исправлению, Феофилакт смотрит на дело патр. Никона в этом отношении, как необходимое, своевременное, полезное и законное, совершённое не единолично, но соборно, по всем правилам обще-каноническим и местно-административным, в духе любви и согласия с восточной церковью, «а не от умышления своего», как утверждал Денисов 137 . Возражения Денисова по вопросу об исправлении книг при патр. Никоне можно разделить на частные и общие. Первые касаются тех отдельных слов и выражений новоисправленных книг, какие представлялись Денисову менее удачными в сравнении с прежними, бывшими в старопечатных книгах Филаретовского и Иосифовского издания. |
| И эти жалкие перегородки, к крайнему удивлению, мы встречаем в предисловии и послесловии к изданию Стоглава казанской духовной академией. Впрочем, редакция, занимавшаяся изданием Стоглава 2 , в этом странном деле поступила с возможной для нее добросовестностью и старанием добраться до истины, – и хотя собственно до истины не добралась, тем не менее, своим добросовестным трудом доказала, что при всем желании нельзя изменить совершившегося факта и рухнувшую стену заменить легонькой перегородкой. Я с своей стороны весьма благодарен казанской редакции Стоглава за ее старания заподозрить и уничтожить значение этого важного памятника; ибо, в сущности, она не только не достигла этого, а напротив, своим добросовестным трудом, хотя и ложно направленным, собрала такие фактические доказательства в пользу Стоглава, что теперь серьезного спора о значении Стоглава не может и быть, и это дело в науке стало окончательно решенным, – остается только строго подвести итоги того, что уже собрано казанской редакцией Стоглава в предисловии и послесловии к этому памятнику. В предисловии к Стоглаву казанская редакция говорит о значении Стоглава, как о деле решенном, не требующем доказательств. Вот подлинные слова предисловия: «Все, более важные вопросы о Стоглаве уже решены. Теперь никто, кроме самых темных людей, не станет считать его ни канонической книгой православной русской Церкви, ни подлинными, неповрежденными актами самого собора. Исследовано, дознано и доказано, по крайней мере в общих чертах, что эта книга составлена кем-нибудь, может быть даже членом стоглавого собора (1551 г.), но уже после собора, из черновых записок, бывших или приготовленных только для рассмотрения на соборе, но не рассмотренных (всецело), не приведенных в формы церковных постановлений, не утвержденных подписями и не обнародованных для руководства». Здесь, кажется, сказано все ясно, категорически, – Стоглав не каноническая книга, в нем не подлинные акты Московского собора, он составлен кем-то после собора из черновых записок, после такого непреложного категорического заявления и говорить уже нечего, сомнений более нет, дело решено и никаких доказательств ненужно; новая загородка на место рухнувшей стены уже готова, тьма, покрывавшая это дело, возвратилась и опять покрывает его попрежнему; Стоглав, хотя и напечатан, но он не каноническая книга, а так какой-то сумбур, составленный кем-то из черновых записок. |
| —753— тельно истории собора 1551 г. – Новое исследование, рецензируемое нами, должно было поставить себе две важнейшие и единственные методологические задачи: эти задачи сводились к выяснению тех вопросов, которые являются открытыми в предшествующих исследованиях. Выяснение этих вопросов в свою очередь могло идти в двух направлениях: во-первых – новыми архивными материалами, неизвестными, которые в состоянии пролить свет на темные вопросы истории Стоглава; во-вторых – тщательном пересмотром имеющихся печатных первоисточников и материалов, имеющих косвенное отношение к Стоглаву. Такая работа может оказаться плодотворной исходя из того соображения, что быть может посчастливится в наличном материале найти то, что ускользнуло от предшествующих исследователей. Второй путь, менее благодарный, но в высшей степени ценный и полезный – это подведение итогов, т.е. если наличный материал не дает возможности осветить темные стороны вопроса, то исследователю улыбается возможность подведения итогов, дабы выпукло выставить и поставить на очередь вопросы, долженствующие привлечь внимание исследователей. Работы второго разряда имеют свое значение в науке, они дают возможность быстрой ориентировки в обширной литературе вопроса, создают экономию времени и обращают внимание исследователей на неисследованные вопросы. Таков тот критерий, по нашему мнению, который должен быть предъявлен к новой работе по истории Стоглава и Стоглавого собора. К сожалению, рецензируемая нами работа не удовлетворяет ни тому, ни другому требованию. «Недостаточная разработка истории каждого церковного собора в отдельности и всех их в совокупности, в их последовательности и взаимодействии, не может не ощущаться в особенности теперь, в виду предстоящего созыва собора всероссийской церкви (ни разу не собиравшегося после реформы Петра В.), для осуществления широко-задуманных преобразований, во главе и членах. Между тем отсутствие твердой исторической базы, даже в самых основных, самых животрепещущих, ищущих неотложного решения, вопросах современного русского церковного быта, множество положений, принимаемых в этой важной области исключительно на |
| Этой пассивной оппозицией и объясняется игнорирование собором вопросов, составленных царем и его партией. Впрочем, нельзя сказать, что собор оставил эти вопросы совершенно без всякого внимания. Например, на 4-й вопрос (о знаменах венечных), по-видимому, ответ дан и даже в целых семи главах (18–24). Действительно, ответ собора имеется, но он, как мы видели, рассмотрен собором совсем не с той стороны, какую имел в виду царь. Строго говоря, из вопросов партии нестяжателей только один 30-й вопрос (о ружных священниках и дьяках) прямо решен собором (гл. 30-я). Собор особенно подробно занимается 1-м вопросом с одной стороны потому, что этот вопрос, как мы видели, мог быть предложен как царем и его сторонниками, так и м. Макарием, а с другой стороны потому, что в этом вопросе неопределенно высказана мысль о том, чтобы все совершались по чину и уставу. Неопределенность этого вопроса давала собору полную возможность рассуждать сколько ему было угодно о соответствии или несоответствии тех или других явлений в церковной практике с «чином» и «уставом» (гл. 6-я, 7-я, 9-я и 34-я). Все остальные вопросы, составленные царем и его партией, остались без ответа, если не считать 8-го, 9-го, 17-го, 20-го и 29-го вопросов, содержание которых рассматривается в ответах собора лишь отчасти, и то совершенно случайно, мимоходом, в связи с другими вопросами. Собором не дано прямого ответа даже на такие вопросы царя, которые касаются лишь стороны богослужебной (вопр. 33-й и 34-й), которую собор столь часто затрагивает в своих ответах на вопросы, составленные м. Макарием. Такое отношение собора к удовлетворению государственных и государственно-церковных нужд, указанных ему царем, с нашей точки зрения, конечно, не заслуживает одобрения. Но нельзя не обратить внимания на следующие обстоятельства, которые способны значительно смягчать это невыгодное суждение о Стоглавом соборе. Совершенно справедливо замечает г. Лебедев 222 , что Иосифлян нельзя представлять себе только как алчных корыстолюбцев, имеющих в виду только свои денежные интересы и не желающих поступиться частью своих денежных и земельных богатств на государственные и общественные нужды. |
| Постановления собора 1551 года, чтобы быть приведёнными в действие, имели быть официальным образом обнародованы. Но это обнародование не могло совершиться так, чтобы всюду, куда надлежало, разослана была книга деяний собора в её подлинном виде. В то время у нас ещё не было книгопечатания, а книга деяний собора настолько обширна, что изготовить потребное количество рукописных её экземпляров было бы делом совершенно невозможным. Поэтому, вместо подлинной книги деяний соборных были обнародованы выписки или экстракты из неё, которые в официальных актах называются наказами 1620 и которым некоторые учёные дали название наказных списков. В настоящее время нам известны две таких выписки, из коих одна адресована к приходскому духовенству с его уездными властями, а другая к монахам. Та и другая известны нам посланными митрополитом в два места его епархии (первая – во Владимир и Каргополь, вторая – в Симонов и в Иосифов Волоколамский монастыри), и так как та и другая из них в обоих случаях есть одна и та же (т. е. одна и та же посланная во Владимир и Каргополь и одна и та же в указанные монастыри), то следует думать, как это совершенно вероятно и само по себе, что была приготовлена одна выписка, – известная нам, для рассылки по всем приходским духовенствам, и одна, – также нам известная, по всем монастырям, и что епископы и рассылали их по своим епархиям. В первой из выписок, разделяющейся на 57 параграфов, сокращённо излагаются узаконения Стоглавого собора, преимущественно относящиеся к приходскому духовенству (об архиерейском суде, об архиерейских пошлинах, о богослужении, о священниках и их поведении и обязанностях, о мирянах и их пороках и поведении 1621 ; во второй выписке буквально воспроизводятся из книги деяний собора главы (девять с частью десятой), относящиеся к монастырям и монахам 1622 . Как не скоро могла быть совершена рассылка выписок, а вместе с тем – как не скоро могли быть повсюду введены в действие и новые законы, видно из того, что митрополитом в его епархии выписки рассылаемы были не менее как до 1558 года (выписка в Каргополь послана была митрополитом 2 Февраля 1558 года). |
| 40-я); в той же 40-й главе Стоглав неправильно приводит слова Моисея (кн. Чис. 6:5 ), относя их не к голове Назарея, а к бороде всякого человека; в главе 87-й послание патриарха Константинопольского Нила приписано его предшественнику Филофею. Можно ли предполагать, что преосвященные архипастыри – члены Стоглавого собора – допустили в своем уложении столь важные ошибки, которые могут быть приписаны только какому-нибудь невежественному частному лицу, внесшему их в Стоглав, который, таким образом, является его произведением? На эти рассуждения преосв. Макария и его сторонников мы считаем необходимым заметить, что те же самые неправильные ссылки, находящиеся в Стоглаве, встречаются и в других современных Стоглавому собору памятниках, каковы, например, известные нам «Ответ» митрополита Макария и Сводная Кормчая, которую, как мы знаем, Стоглавый собор пользовался как материалом. Что касается, прежде всего, ссылки Стоглава на несуществующее правило 5-го вселенского собора, то весьма замечательно, что это же самое правило и с приписанием его именно 5-му вселенскому собору находится и в рукописной Кормчей 1493 года, о которой мы уже имели случай упоминать. 314 Далее, искаженное Стоглавом свидетельство св. Писания о пророке Захарии совершенно буквально повторяется и в «Ответе» м. Макария, и даже с большим распространением (см. примечание 143-е). Правило 67-ое шестого вселенского собора читается так: «Божественное писание заповедало нам воздрежатися от крове и удавленины и блуда ( Деян. 15:29 ). Посему, ради лакомствующего чрева, кровь какого бы то ни было живатнаго каким-либо искусством приуготовляющих в снедь, и тако оную ядущих, благоразсмотрительно епитимии подвергаем. Аще убо кто отныне ясти будет кровь животнаго каким либо образом, то клирик да будет извержен, а мирянин да будет отлучен». 315 В 91-й главе Стоглава читаем: «правило 67-ое святаго вселескаго шестаго собора возбраняет всем православным удалвенины и крови ясти сиреч колбасы». Затем приводится самое правило: «Божественное писание заповедало есть удалятися от крови и удавлены и от блуда. |
| Нахождение «Слова к смеющим» в сборнике сочинений преп. Максима Грека ещё не доказывает принадлежности его преп. отцу; названия древне-русские сборники получали иногда по чисто внешним и случайным признакам, как, например, по первому сочинению автора, по преобладающему количеству сочинений составителя, по известному содержанию их, не исключавшему присутствия сочинений других авторов (как например, «Книга о Вере», «Кириллова книга» и т. п. получили своё название на основании статей, занимающих в книгах первые места между сборными рассуждениями разных авторов о разных предметах). Таким образом, со стороны учёного требовалось тщательное рассмотрение Максимовского сборника: нужно было определить время его составления, самый состав входящих в него рукописей, сличение почерка руки преп. Максима Грека с почерком сочинений сборника и преимущественно с почерком «Слова», место последнего в ряду других рукописей, разные пометки, помарки, прибавки и т. п.; но, главное, необходимо установить, кто составлял сборник – сам ли преп. отец или другой кто, и из чего это видно 15 . Но такого обстоятельного разбора «Слова» не сделано ни еп. Феофилактом Лопатинским, ни проф. Голубинским: оба они признали содержание памятника нелепым. Первый на основании содержания отвергает достоверность памятника, не подвергая его разбору с внешней стороны; второй признаёт его без надлежащего критического разбора достоверным. Таким образом, всё побуждает быть крайне осторожным, дабы не привлекать преп. Максима Грека к ответственности за определение Стоглавого Собора о сугубом аллилуйя – определение, состоявшееся без личного присутствия и участия на Соборе преп. отца. Совершенно не известно, руководились ли члены Собора мнением преп. Максима в этом вопросе; есть основание отрицать влияние на определение Собора со стороны преп. Максима, находившегося в то время в подозрении и опале у церковных властей, не говоря уже о том, что авторитет греческой церкви тогда потерял среди русских свою силу, согласно утверждению и проф. Голубинского. О ясной зависимости определения Собора 1551 г. от преп. Максима Грека может говорить только воображение и настойчивое желание нашего учёного критика, а не видимая фактическая и официальная сторона дела. Что касается до предположения автора о том, будто бы преп. Максим Грек согласился, в противоречие своим убеждениям, написать наставление о двоении аллилуйя по просьбе «какого-либо сановитого поборника сугубой аллилуйя, надеясь через него добиться (?) свободы от заточения, анафемы или отпуска на родину, то такое предположение, как голословное, противоречащее высоконравственному облику преп. отца и его недостойное, не заслуживает опровержения; оно даже не отличается и остроумием, которое иногда употребляется некоторыми за отсутствием доказательств. |
| Макарием с прочими отцами собора, а есть только неискусный свод того, что говорилось на соборе защитниками двуперстия и что принято было собором как основание для определения. Впрочем, для поставленного выше вопроса безразлично – признавать ли 31-ю главу Стоглавника собственным и подлинным постановлением собора 1551 г., или не признавать; важно то, что определение о двуперстии действительно было сделано собором и внесло в разосланные м. Макарием наказные списки. Что же, – имело ли оно и в самом деле «вполне обязательную силу», – было ли принято всей церковью к непременному исполнению? И учение о двуперстии, вследствие того, было ли признано «единственно правильным, для всех обязательным, и исключающим все другие формы перстосложения, как неправые»? Здесь прежде всего весьма любопытно и важно то обстоятельство, что речь о «полной обязательности» соборного определения о двуперстии, равно как и само появление этого постановления, необходимо предполагает общераспространенное у нас в то время существование троеперстия, которое собственно и имелось в виду устранить изданием соборного постановления о двуперстии. Значит само двуперстие совсем не было дотоле учением, всей нашей церковью признанным за единственно правильное, для всех обязательное, и проч. Очевидно, напротив, что троеперстие было общеупотребительным обрядом на Руси, и защитникам двуперстия, желавшим ввести его в употребление, нужно было не только издать о нем соборное постановление, но и требовать настоятельно, как требуется и в Стоглаве и в наказных списках, «чтобы протопопы и все священники на себе воображали крестное знамение, також бы и детей своих, всех православных христиан, поучали и наказывали ограждать себя крестным знамением... двема персты». «Поучают и наказывают» обыкновенно тому, чего наказуемые и поучаемые не знают и не делают: значит духовные дети протопопов и священников, да и сами священники и протопопы не знали дотоле и не употребляли двуперстия, напротив, крестились троеперстно. По крайней мере не следует ли признать за несомненное что отселе, со времени Стоглавого собора, уже все у нас начали креститься двумя перстами, что с появлением Стоглава и изданием наказных списков «учение о двуперстии» уже действительно «было признано церковью за единственно правильное», для всех получило «вполне обязательную силу?» Конечно, определения и распоряжения церковной власти, повторим опять, должны бы иметь обязательность для пасомых и вообще для церкви, и должны бы исполняться; но в действительности не всегда бывает так, и иные постановления и распоряжения самой же церковной властью иногда оставляются без действия. |
| 1320 Беринг, профессор римско-католической семинарии в Балтиморе, в Северо-Американских Соединенных Штатах, во время Ватиканского собора 1870 г., провозгласившего непогрешимость папы, отрекся от католицизма, адресовав папе Пию IX письмо с изложением причин своего отречения, и присоединился со всем своим семейством к православной Церкви – 3 мая 1870 г. Согласно выраженному им желанию, он был рукоположен во священника к вновь устроенной в Нью-Йорке православной русской церкви. 1323 Здесь разумеется кафедра естественно-научной апологетики в Московской Духовной Академии, занимаемая до настоящего времени профессором Д. Ф. Голубинским . Уставом 1869 г. кафедры физико-математических наук, занимаемые в Москов. Дух. Академии до введения устава ордин. проф. Д. Ф. Голубинским и бакалавром свящ. Н. Фортинским, исключены из числа академических. Но Д. Ф. Голубинский заявил желание все-таки преподавать какой-либо предмет, более или менее близкий к кругу наук естественных и в то же время имеющий близкое отношение к наукам богословским. Совет Академии, сочувствуя этому заявлению и принимая во внимание, что высшей целью образования всех воспитанников духовных Академий должна быть проповедь и защита христианского учения, и что в настоящее время главным источником, из которого возникают возражения против христианского учения служит превратное разумение фактов, открываемых естественными науками, пришел к заключению, что для воспитанников Академий, в виду высшей цели их образования, есть настоятельная нужда в таком знакомстве с естественными науками, которое давало бы им возможность успешно пользоваться естественно-научными открытиями как для утверждения истин христианской религии, так и для опровержения всяких ложных и вредных учений, ищущих себе опоры в тех открытиях... Поэтому Совет Академии постановил ходатайствовать пред Св. Синодом: ввести в круг предметов академического преподавания естественно-научную апологетику, предоставив изучение этого предмета свободному избранию студентов всех отделений и назначив для преподавания его часы свободные от обязательных уроков; наставнику этого предмета дать содержание и права экстраординарного профессора, а для содержания наставника просить Высокопреосвящ. Иннокентия об ассигновании из сбережений Московской кафедры по две тысячи рублей ежегодно; наставником же этой науки, с правами экстраордин. профессора Академии, утвердить ординарн. профессора физико-математич. наук Д. Ф. Голубинского. |
| 1347 Рукопись Волоколамской библиотеки 490-й (135-й по Описанию иером. Иосифа) – сборник из трех рукописей XVI в., в лист, на 421 листе. 1348 Издававшийся Московской Духовной Академией журнал «Прибавления к Творениям св. отцев», основанный в 1843 г., прекращался два раза: с 1865 до 1870 г. и с 1873 до 1879 г.; окончательно прекратился в 1891 году и заменен издающимся теперь «Богословским Вестником». 1349 Об этом адресе А.В. Никитенко в своем дневнике под 4-м декабря 1870 г. записал: «Что это за адрес? Москва или Московская Дума просит в нем о свободе печати, свободе совести и церкви». (Никитенко. Записки и Дневник, т. 3-й (СПБ., 1893), стр. 252-я. 1350 В.П. магистр XIII курса (вып. 1842 г.) Московской Духовной Академии, ранее посольский священник в Париже и Берлине, а в то время протоиерей, профессор Богословия в Петербургском Университете и настоятель Петропавловского собора. В 1871 г. он оставил службу при Университете и соборе и служил в Исаакиевском соборе до 1874 г., в котором по болезни оставил службу. Скончался в 1878 г. Славился как знаменитый проповедник-импровизатор. 1352 Правила эти («меры к замещению наставнических должностей в семинарии воспитанниками духовных академий») – в «Извлечении из всеподданнейшего отчета обер-прокурора Св. Синода гр. Д.А. Толстого по ведомству православного исповедания за 1871 г.» (СПБ.,1872), стр. 130–131. 1353 Введение нового устава (1869 г.) перестраивало академическую жизнь снизу доверху, и применение устава на практике порождало немало вопросов и недоумений. К числу наиболее сложных вопросов относился и вопрос о назначении на службу воспитанников Духовных Академий, вызывавший неоднократные указы и разъяснения Св. Синода. По уставу семинарий 1867 г. определение преподавателей предоставлено было епархиальным преосвященным, по представлениям правлений, основанным на предварительном испытании ищущего преподавательской должности посредством трех пробных уроков; а при неимении правлением в виду лиц, желающих занять кафедру – по сношению с академическими конференциями. В августе того же года правлениям семинарий поставлено было в обязанность доставлять не позже 15 мая в одну из Академий по своему усмотрению сведения о вакантных наставнических местах, на которые они не имеют собственных кандидатов и предоставляют испытание и назначение их конференции Академии. Определенных таким порядком преосвященные и правления должны были принимать без повторения испытаний. |
|
|
