| Первое, что на ум пришло, — вишня. Вспомнил отец Стефан, как в детстве они с вишен смолу отколупывали и благополучно ее ели. Вишни прямо в приходском дворе были, так что эксперимент не заставил себя долго ждать. Отковырнул несколько кусочков смолы священник, да на раскрасневшуюся печку в сторожке немножко бросил. Задымилась смола, но запах слабенький, на метр отойдешь — и ничего не слышно. Пришлось остальной клей (так в детстве они вишневую смолу называли) по старой привычке съесть. За манипуляциями отца настоятеля староста со стороны наблюдал. Молча. Но когда от сгорающей на плите смолы уже черный дым потянулся и жженым запахло, подошел, тряпкой золу смахнул и выдал: — Живица нужна! — Кто? — не понял отец Стефан. — Живица, — повторил староста. — С сосны или елки смола. Она хорошо пахнет. «Действительно, — подумал отец Стефан, — еще только подъезжаешь к сосновому лесу — и уже запах слышно. Вот только нет рядом леса хвойного…» Староста помог: — Ты, батюшка, в город езжай, там в парке у реки сосен да елок много. И отдохнешь от нас, и к празднику кадить будет чем. На следующий день, после обеда, отец Стефан надел спортивный костюм, кроссовки и взял увезенный из советской армии штык-нож. Завел свой видавший виды жигуленок и отправился в город, в двадцати пяти километрах от его прихода располагавшийся. Каждый новый десяток километров пути машина настоятеля ломалась, а уже перед самым въездом в объятия цивилизации батюшка умудрился пробить заднее колесо. Пока менял да качал камеру, день потихоньку подошел к вечеру и к большому городскому парку, на берегу Донца находящемуся, отец Стефан приехал, когда начало смеркаться. Естественно, у уже уставшего священника после столь «дальнего» маршрута с автодорожными приключениями вид был немного босяцкий: спортивный костюм в пятнах, кроссовки грязные, борода, хоть и небольшая, всклокочена. Неординарный вид пастыря овец православных дополняли раздраженное голодное лицо и лохматые длинные волосы. Машину батюшка оставил у въезда в парк, достал свой внушительный нож и быстрым шагом направился к соснам и елкам, чтобы успеть до темноты смолы наковырять. Зря он торопился. Да и то плохо было, что не заметил батюшка, как влюбленную парочку со скамейки парковой словно ветром сдуло, когда они запыленного косматого верзилу с ножом увидели… |
| 7:17—19. Бедственное положение Израиля в Египте, когда народ нуждался в избавителе, напоминает трудности, с которыми сталкивались верующие в I в. в Палестине; многие уповали на появление другого пророка, подобного Моисею, который избавил бы их от притеснений. В «новозаветный период многие неевреи часто оставляли своих детей умирать, но иудеи питали отвращение к этой практике; здесь Лука использует специальный термин, которым обозначалось оставление детей родителями, подчеркивая темсамым жестокость фараона. 7:20. Некоторые авторы (особенно позднейшие раввины, использовавшие древние рассказы о Ное) сочиняли фантастические истории о рождении Моисея (напр., что младенец был столь прекрасен, что в момент егорождения вся комната наполнилась светом, или что он родился обрезанным и т. п.). Стефан упоминает только то, что говорит о рождении Моисея Ветхий Завет. 7:21. Иосиф Флавий также трактует поступок дочери фараона в Исх. 2как усыновление (используя, впрочем, менее определенное выражение, чем Стефан, который обыгрывает здесь формулировку Септуа-гинты). 7:22. Как и Иосиф Флавий, другие еврейские авторы значительно развили тему египетской образованности Моисея и его легендарных подвигов в качестве египетского военачальника. Стефан отмечает только самое необходимое, но подчеркнутый в его речи факт обучения Моисея у язычников, вероятно, показался говорящим по-гречески слушателям менее возмутительным, чем его намеки на географическую заурядность Израиля (напр.: 7:2—4,10). Замечание о языческом образовании Моисея служит еще одним аргументом в полемике, которую ведет Стефан: Бог с самого начала намеревался спасти все народы, а не только Израиль. 7:23—29. Хотя Моисей пожертвовал своим привилегированным положением в Египте, чтобы присоединиться к своему народу в роли спасителя, евреи отвергли его. См. коммент. к 7:35—37. (Подобно раввинам и таким еврейским авторам, писавшим по-гречески, как Филон и Артапан, Стефан представляет убийство египтянина Моисеем в положительном свете; Иосиф Флавий, который писал иудейскую историю для читателей-неевреев, вообще опускает этот эпизод.) |
| Мне это всегда импонировало. Конечно, бывает, что мы с детьми не слышим друг друга, но потом я пытаюсь искать подходы, чтобы ребенок оттаял. Только терпение поможет. Все-таки папа – самый дорогой человек, который у них есть. И это не потому, что я такой хороший, просто так должно быть. Детям нужен близкий, за которым они будут стоять, как за каменной стеной. У меня чувство справедливости очень развито. Зная характер каждого ребенка, не позволяю лишний раз их обвинять. Например, когда какой-то учитель жалуется, что ребенок не хочет что-то учить, я спрашиваю его: «А вы что сделали, чтобы мой ребенок заинтересовался?» Я и сам в школе любил только те предметы, которые преподаватель преподносил, – отец Стефан с улыбкой пролистывает ленту сообщений на телефоне. – Рад, что старшие пишут из армии, вспоминают наш дом… Наташ! Посмотрите Степу, пожалуйста! «Слава Богу, что больные дети у меня есть!» Степу называют главным малышом в семье. Мальчика с грубым поражением центральной нервной системы и врожденным фиброзом легких брать из дома малютки никто не хотел, он с рождения лежал в больнице. А потом пришел отец Стефан. Из больницы четырехмесячного мальчика выписывали с новой фамилией – Канубриков. Перед тем, как взять ребенка, отец Стефан всегда устраивал семейный совет: сначала советовался со старшими детьми, а потом собирал всех за кухонным столом, показывал фотографии малыша. Рецепт успешной адаптации детей в его семье в общем-то прост: новый ребенок всегда младше остальных, а значит, старшие уже интуитивно будут о нем заботиться и любить. Но того, что стало происходить со Степой, не ожидал никто. Апрельским вечером на следующий день после Благовещения к дому Канубриковых подъехала скорая – Степу с воспалением легких увезли в реанимацию в областную больницу. Каждый день в течение недели отец Стефан ходил в отделение навещать сына строго к 14:00. «Я же ему нужен», – объяснял монах врачам и сидел возле Степы ровно час – именно столько позволяли доктора. А дома мама, Наталья и дети заставляли его потом хоть что-то съесть. |
| — Можно взглянуть? — Конечно, маэстро! — художник вскакивает с места, он уже готов бежать наверх. — Регина, хочешь посмотреть на свой портрет? — спрашивает Виктор. — Я его видела, дорогой — я же позировала Степану! Фу, какое несуразное имя! Виктор поморщился. — Ох, простите, Стефан! Я всегда сбиваюсь почему-то на Степана, — извиняется Регина. — Ничего, я привык, — кротко отвечает Стефан, длинный, тощий и белобрысый, похожий на молодого послушника. Втроем они поднимаются на второй этаж, где вдоль длинного коридора, освещаемого с торцов двумя большими, от пола до потолка окнами, размещены по одной стороне студии художников, а по другой — их личные комнаты: у каждого художника отдельная студия и спальня. Они заходят в залитую солнцем студию Стефана — ее освещает высокое окно, занимающее всю переднюю стену; снаружи этот край крыши специально приподнят; архитектор строил «Приют русских художников» по его, Виктора, рисункам. Портрет изображает головку-аквариум на золотисто-сером фоне площади святого Марка с голубями. Лицо Регины зеленовато-бледное, как у русалки или утопленницы, а в ее зеленых волосах-водорослях прячутся маленькие разноцветные змейки — легкое напоминание о Гофмане. В лице у нее что-то колдовское, коварное, что вовсе Регине-дурочке не свойственно, но тем не менее портрет Виктору нравится. Особенно приятно ему, что на дне аквариума, на небольшом холмике песка стоит крошечная копия их виллы. Да, художники почитают его как отца родного — еще бы, ведь он столько для них делает! — Это конгениально, Стефан. Это лучшая твоя работа. — Я тоже так думаю, — скромно отвечает художник. — А мне портрет не очень нравится, Вики, — вдруг возражает Регина. Оба удивленно на нее смотрят. Да, кстати, надо будет отучить ее от этого дурацкого «Вики», он ей не песик. — Стефан начал писать портрет до того, как мне сделали пластическую операцию. Мне совсем не хочется видеть, какой уродливый у меня раньше был нос! — Регина подходит к мольберту, чуть пригибает колени, чтобы ее голова оказалась на одном уровне с портретом, и демонстрирует свой новый профиль — с точеным, слегка вздернутым носиком. Стефан тут же послушно берет кисть — и профиль Регины на портрете тоже приобретает интернациональную безупречность. |
| Его возвысил Бог в Начальника и Спасителя... Свидетели Ему в сем мы и Дух Святой» ( Деян.5:29–32 ). Это был дерзкий ответ. Члены Синедриона пришли в ярость и хотели убить апостолов. Однако Гамалиил, один из вождей фарисейской партии, славившийся познаниями и мудростью, призвал к осторожности. Если новое движение от Бога, сказал он, лучше ему не противостоять; если же это дело чисто человеческое, оно и само разрушится, подобно другим мессианским движениям ( Деян.5:33–39 ). Политика Гамалиила (поживем – увидим) убедила членов Синедриона. Они не приговорили апостолов к смерти, но лишь, чтобы умилостивить саддукеев, велели их бичевать и еще раз запретили «говорить именем Иисуса». Однако страдания и позор не угасили апостольского духа. Напротив, апостолы были рады тому, что удостоились претерпеть бесчестье за имя своего Учителя, и продолжали благовествовать Иисуса как Мессию и публично, и дома ( Деян.5:4042 ). Однако вскоре ситуация резко переменилась. Произошло событие, которое разъярило фарисеев даже сильнее, чем саддукеев, и навлекло на учеников враждебность всего Синедриона. Среди эллинистов (т.е. грекоязычных иудеев), обратившихся в христианство, был человек по имени Стефан. Согласно Луке, Стефан был крупным лидером и выделялся своей верой, духовной силой и мудростью ( Деян.6:5, 8, 10 ). Он помогал в распределении средств из церковного фонда помощи, творил чудеса, а также проповедовал благую весть эллинистическим иудеям Иерусалима. Его действия вызвали протест со стороны иноземных иудеев, которые, вернувшись в святой город, особенно чтили Закон Моисеев. Особенно же выступали против Стефана «некоторые из так называемой синагоги либертинцев, киринейцев, александрийцев и тех, кто был из Киликии и Азии» ( Деян.6:8–9 ). По-видимому, Стефан первым из христиан провел четкую грань между иудаизмом и христианством, а также проповедовал христианство, свободное от иудейских национальных ограничений. Не сумев опровергнуть его аргументы, противники выставили против него свидетелей, которые обвинили его в кощунстве против Моисея и Бога. Первый раз христиан обвиняли в чем-то подобном. Это взбудоражило фарисеев и отрицательно сказалось на симпатии народа к христианам. Стефана привели на суд Синедриона, где было сформулировано более конкретное обвинение: Стефан будто бы учил, что Иисус из Назарета разрушит храм и изменит обычаи, данные Моисеем ( Деян.6:14 ). |
| — Скажите, — обратился отец Стефан к непреклонному стражу российских рубежей, — а могу я с вашим начальством поговорить? Где оно находится? — Можете, но идти к нему не надо, оно сейчас само сюда придет. И действительно, спустя несколько минут к машине контрабандиста в священном сане подошел более представительный по годам и по званию таможенник. Заглянул в машину и в багажник. Покачал головой. Сказал глубокомысленное «м-да», а затем обратился к священнику: — Куда везете? — На приход, — начал объяснять отец Стефан. — Пенсий у стариков нет, зарплаты тоже задерживают. Болеют люди. Вот земляки ваши православные помогли. Таможенный начальник еще раз сказал: «м-да». Покачался с ноги на ногу, зачем-то постучал по колесу священнической колесницы ботинком и задал новый вопрос: — А счет из аптеки есть с полным перечнем лекарств? — Конечно, конечно, есть, — затараторил батюшка. — Сейчас, сейчас покажу. Начальник внимательно рассмотрел бумаги с печатью, еще немного на ногах покачался и сказал в третий раз: «м-да». Затем добавил: — На штрафплошадку машину. А вас, — главный таможенник обратился к священнику, — мы скоро позовем. Это «скоро» длилось уже больше двух часов. Прожектора над таможней постепенно меркли. Рассвет, хмурый, как и отец Стефан, начался строго по положенному ему графику. От неопределенности и усталости батюшку все сильнее клонило ко сну, но поспать не дали. Молодой таможенник, который изначально границу перекрыл, в стекло ветровое постучал: — Святой отец, вам нужно на второй этаж подняться, там кабинет начальника. Вас ждут. Перекрестился священник, сказал свое любимое: «Пусть будет, как будет, а будет так, как Бог даст» — и пошел в главный кабинет силовой структуры за приговором. В кабинете главного таможенника за столом сидели двое. Представительные, в форме, но тоже невыспавшиеся. Кроме бумаг и чая, перед ними на столе стояла приличного размера картонная коробка. Разговор начался со стандартного: «м-да». После паузы последовало продолжение: — Значит, так, отец-батюшка, больше так поступать не рекомендую и очень настоятельно советую, прежде чем к нам заезжать с таким грузом, все надлежащим образом оформлять. — Затем, обращаясь к напарнику, начальник с улыбкой посетовал: — Не, ты представляешь, я в полпятого утра в окружную звонил из-за этого нарушителя… |
| Статер – золотая монета весом в 4,5 г. Другое название – солид (номисма). Статий, статион – 1) районная нотарильная контора, кафедра тавуллария; 2) лимен. Стафмос – мерный сосуд для вина. См.: ангии. Стеатит – мягкий камень бледно-зеленого или сероватого оттенка, на пластинах которого вырезали иконы. Ромеи называли его амиантос лифос – «камень без пятен», «незапятнанный камень» и особенно широко использовали в X-XII вв. Стела – дословно с греч. «колонна, надгробие», вертикальная, как правило, прямоугольная каменная плита, украшенная орнаментом, рельефами, иногда живописными изображениями и надписями. Вид С.: надгробная, памятная, посвящения. Стемма – священный царский венец в виде металлического обруча, украшенного золотом, драгоценными камнями и эмалями. С конца VI в. С. венчал крест, который устанавливали на золотом полусферическом перекрестии, а по бокам свисали жемчужные подвески – катасесты (пропендулии) (см.: корона). Ср.: маниак. Стемматогирон – венец деспота (см.: корона). Стефан Византиец – греческий грамматик VI в. В правление императора Юстиниана I (527–565 гг.) составил географический лексикон «Описание народов», часть которого дошла до нас в оригинале, а остальное в цитатах, использованных в произведениях других авторов. Несмотря на ограниченность познаний автора в области географии, его труд является единственным в своем роде нарративным источником сведений об античной географии, оракулах, волшебных историях и т. д. С. В. заботился о точности географических терминов; последующие географы, ученые писатели опирались на его труд (например, Константин Багрянородный). Стефан Новый (ум. 765–767 гг.) – один из убежденных монахов, лидеров иконопочитания, был растерзан константинопольской толпой. Его Житие – ценнейший памятник агиографии по истории иконоборства. Стефан Сурожский – согласно разным редакциям Жития, Стефан родился в Каппадокии около 700 г. Примерно в возрасте 15–18 лет оказался в Константинополе и через некоторое время стал монахом. В правление василевса Константина V (741–775 гг.) был назначен главой Сугдейской епархии в Крыму, где активно занимался христианизацией населения и умер приблизительно в 70 лет, в конце 60-х гг. VIII в. Первоначальный вариант Жития С. С. следует датировать временем между 770 г. и первой половиной 80-х гг. VIII в. В конце IX-X вв. появились еще две редакции Жития, а в конце Х – начале XI вв. – третья. Уже с Х в. С. С. приобрел черты покровителя и защитника Сугдеи. Его культ с XIV в. был воспринят на Руси (2), где он стал российским святым. |
| 7:2—4. В преданиях палестинских евреев неизменно подчеркивалась исключительность земли Израиля, и некоторые учителя даже утверждали, что Бог явил Себя только на этой земле. Здесь же Бог, призывая Авраама идти в обетованную землю, является патриарху в Месопотамии, далеко на востоке. 7:5—7. Хотя Авраам был идеальным человеком Божьим, его потомки в течение четырех столетий не могли завоевать обетованную землю. 7:8—16 Экскурс в историю: Иосиф Самаряне рассматривали Иосифа и Моисея как величайших вождей прошлого. В еврейской литературе они также почитались очень высоко. 7:8,9. Патриархи, которые противостояли Иосифу, Божьему человеку, были предками большинства иудеев. Таким образом, Стефан приступает ко второму ключевому моменту своей проповеди: вы противостоите тем вождям, которых вам дает Бог. 7:10. Бог возвысил и благословил Иосифа в Египте, а не в Палестине. 7:11—13. Иосиф спас свою семью, но сначала братья не узнали его. 7:14. Цитируя Ветхий Завет по-гречески для еврейских слушателей, у которых греческий был первым языком, Стефан говорит о семидесяти пяти членах семьи Иосифа, следуя Септуагинте, а не традиционному древнееврейскому тексту, где фигурирует цифра семьдесят (Свитки Мертвого моря согласуются в этом с Септуагинтой). 7:15,16. Иаков, Иосиф и его братья умерли на чужбине, хотя их кости были перевезены в Святую землю (см. коммент. к 6:1). В Писаниях не сказано, что все они были погребены в Сихеме. (Иаков был похоронен близХеврона — Быт. 23; 49:29—32; 50:13; Иосиф — в Сихеме — Нав. 24:32. Согласно Иосифу Флавию, некоторые сыновья Иакова были похоронены в Хевроне, но, поскольку они умерли после Иакова, все же более вероятно, что их похоронили в том же месте, где и их брата Иосифа.) Но Стефан опирается здесь на самарийскую традицию, которая отдает эту честь Сихему, поскольку он стал главным городом самарян (см. коммент. к 8:5). 7:17—34 Экскурс в историю: Моисей Стефан строго придерживается Ветхого Завета, не используя разнообразные предания о жизни Моисея, популярные в тот период. Здесь он объединяет две предыдущие темы: Бог являет Себя вне пределов Святойземли, и Израиль отвергает своих избавителей. |
| 6:11. Казалось бы, лучше, если бы их судили люди, равные им по статусу (судья в местном суде); критика со стороны собратьев эллинистов может быть более весомой, чем со стороны тех, кто меньше знал Стефана. «Богохульство» здесь не означает непочтительное произнесение имени Бога, но, в более общем смысле — намеренно неуважительное отношение к Богу. 6:12. Маловероятно, что «синедрион мог благосклонно отнестись к Стефану; еврейский закон предписывал в подобных случаях строгое предупреждение, но синедрион уже предупреждал лидеров этого движения (5:40), и потому считал себя вправе перейти к действиям. 6:13—15. Древние рассматривали лжесвидетельство как оскорбление божества, чьим именем клялся лжесвидетель. Лжесвидетельство о преступлениях, требующих смертного приговора, каралось смертью (Втор. 19:18,19; как и в римском законе), но в данном случае Стефан практически подтвердит половину предъявленных ему обвинений, отвечая на вопрос первосвященника (7:1). Он не против закона (как явствует из множества цитат в гл. 7), но в некотором смысле — против храма (гл. 7). Иудаистская традиция восхваляла тех, кто страдал во имя сохранения древних преданий, основанных на Писании; вероятно, ее защитники считали Стефана отступником. Обвинители всегда выступали первыми на процессе. 7:1. Первосвященник начинает допрос обвиняемого; его вопрос, поставленный в общей форме, дает Стефану возможность опровергнуть предъявленное ему обвинение. 7:2—7 Экскурс в историю: Авраам Краткий пересказ ключевых моментов истории Израиля встречается как в Ветхом Завете, так и в других источниках (напр. 1 Цар. 12:7—12; 1 Мак. 2:49—69; Сир. 44—50), и не требуется долго изучать Деян. 7:2—53, " чтобы понять: Стефан возражает на обвинения (6:11,13,14) и опровергает представление о том, что в обозримой исторической перспективе деяния Бога сосредоточены только на храме или даже только на Израиле. Хотя ветхозаветные пророки говорили о том же самом (напр.: Иер. 7; Ион.), Стефан обязанпоказать, — по меньшей мере, так же ясно, как они, — что Израиль по-прежнему противится Богу. Там, где его формулировки не совпадают с нормативным древнееврейским текстом, они согласуются с самарийским текстом или с Септуагинтой. |
| На следующий день, после обеда, отец Стефан надел спортивный костюм, кроссовки и взял увезенный из советской армии штык-нож. Завел свой видавший виды жигуленок и отправился в город, в двадцати пяти километрах от его прихода находящийся. Каждый новый их десяток машина настоятеля ломалась, а уже перед самым въездом в объятия цивилизации батюшка умудрился пробить заднее колесо. Пока менял да качал камеру, день потихоньку подошел к вечеру, и к большому городскому парку, на берегу Донца находящемуся, отец Стефан приехал, когда начало смеркаться. Естественно, у священника, уже уставшего после столь дальнего маршрута с автодорожными приключениями, вид был немного босяцкий: спортивный костюм в пятнах, кроссовки грязные, борода, хоть и небольшая, всклочена. Данный неординарный вид пастыря овец православных дополняли раздраженное голодное лицо и лохматые длинные волосы. Машину батюшка оставил у въезда в парк, достал свой внушительный нож и быстрым шагом направился к соснам и елкам, чтобы успеть до темноты смолы наковырять. Зря он торопился. Да и то плохо было, что не заметил батюшка, как влюбленную парочку со скамейки парковой как ветром сдуло, когда они этого запыленного, косматого верзилу с ножом увидели… Минут двадцать ковырял отец Стефан стволы и ветки хвойные, смолу с них добывая и в пакетик целлофановый складывая, пока не услышал оклик сзади: — Молодой человек, вы что тут делаете? Обернулся батюшка. В отдалении, там, где света от заходящего солнца было больше, стояли два милиционера. Изначально стояли, пока батюшка всей статью к ним не повернулся. Вздрогнули и замельтешили стражи порядка, увидев пред собой лохматого верзилу с огромным ножом. Один дубинку сразу же выхватил и перед собою выставил, а второй рвал с пояса рацию, дабы помощь вызвать… Да и как не вызывать, если уже и до отца Стефана дошло, что с таким ножом его как минимум за преступника принимают. Чтобы объясниться, батюшка сделал шаг навстречу представителям силовых структур. Те отпрянули, но, видимо, решили сражаться до победы. |
|
|
