| Но есть разные определения, и я сейчас объясню, что имею в виду. В контексте какой-либо сложной системы (политической, социальной, но и в нашем смысле, литургической, богослужебной) кризис возникает, когда внешние формы продолжают существовать, но уже прекратили исполнять свою функцию или достигать своей цели или не функционируют по своему назначению. Такое положение дел означает некоторую потерю равновесия, но это означает и процесс трансформации или преображения данной системы. И это может, как я уже сказала, означать рост или, наоборот, распад, в зависимости от того, как подойти к этой ситуации. Теперь я назову некоторые примеры внешних форм в нашем богослужебном контексте, а наш контекст – это так называемый византийский обряд. Наш обряд, вся наша богослужебная “система” исходит из так называемого византийского обряда. Это не означает, что в этот обычай входит только константинопольский обряд, просто на все традиции, которые вошли в этот византийский синтез, влияла “Великая Церковь” Константинопольская. Мы сейчас говорить о сложной истории “византийского синтеза” не будем, но я хочу привести несколько примеров. Возьмем для примера службы Часов: есть определенный замысел за суточным кругом богослужения. Что у нас происходит, когда служатся, например, Часы 3-й и 6-й? Время чтения Часов не в будний великопостный день, а, скажем, в воскресение утром – это время, когда на деле происходит или исповедь, или ничего не происходит, потому что прихожане еще не пришли в храм, или ставятся свечки, даже священник обычно не занимается молитвой Часов, а делает что-то другое: или совершает проскомидию, или, если он один, старается и исповеди принять, и совершать проскомидию как-то одновременно. Хор очень часто (я это видела по всему миру) может устроить спевку в это время, уйти в подвал или в другое помещение, чтобы в последнюю минуту еще повторить Херувимскую, которую сегодня будут петь, или новую ектенью попробовать. Так что время чтения Часов – это время, когда можно заняться чем-то более полезным, нежели именно молитвой Часов. |
| Внешняя форма продолжает существовать, но попробуйте предложить на таком приходе: «А давайте как греки? Зачем нам вообще читать эти Часы, когда их никто не слушает?» Боже упаси! По уставу положено вычитать Часы! Настаивают на внешней форме: потому что как же без этого, когда это положено! Но идея суточных служб заключается в том, чтобы нас волновало это ежедневное переживание, интернализация памяти о страстях Христовых, или о Пятидесятнице (в 3-й Час), чтобы мы наше время могли соединить с Его временем. Евангелие нам указывает, что 3-й час – это не о страстях, а о сошествии Святого Духа на апостолов. Мы знаем по второй главе Деяний святых апостолов (2:15), что это было в 3-й час дня по солнечным часам, это примерно 9 часов утра. Так что эти службы существуют ради того, чтобы как-то слить нашу ежедневную жизнь с актуализацией, живым воспоминанием этого события и сделать его частью своего организма, своего ощущения, приблизить себя к этим событиям. А 6-й час, конечно, это час распятия, и 9-й час по нашей системе, которая не очень функционирует, где-то перед вечерней. Это пример того, что внешняя форма существует, но ее назначение не исполняется, не функционирует, так что получается некоторый вакуум, потому что данная богослужебная система не доходит до наших сердец. Но каким-то образом мы имеем нужду в этом, в том, чтобы “вспоминать” эти центральные моменты из истории спасения. Мы имеем нужду, например, Великим Постом пережить и приготовиться к памяти о Страстях Христовых. И это органически всё-таки происходит, но это не происходит из-за синодального указа, народ находит способ приготовить себя. У нас в местной церкви есть (не уставная) “Пассия”. В связи с этим возникает целый ряд вопросов. Ведь вот есть Великая Пятница, и есть очень торжественные Великопостные Часы, по уставу. Но все любят эту не уставную службу, Пассию. Она нам как-то более понятна, и мы, в любом случае, чувствуем в ней нужду. Я хочу, чтобы вы правильно меня поняли, я не критикую, я не считаю, что надо Пассию отменить. |
| Вопрос не в какой-то церковной политике, дело не в том, либерал ты или консерватор. Я хочу обратить ваше внимание на суть дела, хочу, чтобы мы не заняли какие-то позиции, которые только сбивают с толку. Дело не в церковной политике, а в самой сути нашей веры. Я вам дала такое определение кризиса, и вы можете с этим не согласиться, но мы можем еще об этом поговорить. То именно определение кризиса, когда внешние формы продолжают существовать, но перестали выполнять свои изначальные функции, свою цель. Давайте подумаем, какова цель Божественной Литургии. Но тут долго думать не надо, потому что Сам Господь говорит об этой цели: «сие творить в Мое воспоминание» (по гречески “Туто пиите ис тин емин анамнисин ”). Вот цель совершения Литургии: «в Мое воспоминание ». Что у нас происходит, что происходит с этим воспоминанием? Возможно ли каждое воскресение или еще чаще присутствовать на Божественной Литургии и не сотворить этого воспоминания, живого воспоминания всего соделанного нашего ради спасения Троичным Богом? Вполне возможно ни разу даже и не помыслить о всем том, что говорится в центральной молитве Божественной Литургии. А что это за центральная молитва? Анафора, т.е. Евхаристическая молитва. Почему мы это можем не заметить, как это может все пройти мимо? Мы не слышим этой молитвы, это внешняя форма (по разным причинам, это сложная история, тайное чтение евхаристической молитвы, тут мы можем об этом тоже поговорить, откуда это возникло и как Церковь с этим боролась). Эта функция, цель анафоры – совершить воспоминание, все это очень ясно и даже сжато излагается в молитве, но мы не слышим этого, – и мы как Церковь, как община верующих это допускаем. Находим ли мы суррогат, где мы можем вспомнить то, о чем нам следует творить воспоминание? Да, находим, это – Символ веры. Но так не было задумано, ведь Символ веры даже не присутствовал в чине византийской литургии от самого начала, но каким-то образом (хотя не в этом цель общего произнесения или пения Символа) стал заменять функцию анафоры, отнюдь не по изначальной задумке нашего Типикона. |
| Но я хочу сказать, что это замена того, что уже есть в уставе, потому что мы все как Церковь допускаем это и решили, может, несознательно, что есть форма, которая нам больше подходит. Есть и более проблематичные моменты, например, когда сразу же после Евхаристии служится благодарственный молебен. А что такое Евхаристия? Зачем нам нужен благодарственный молебен? Появился такой суррогат, и я часто бываю на приходе, где непременно после Евхаристии и еще до креста должен быть благодарственный молебен. И тут можно наблюдать, как активизируются вдруг верующие. Тут им понятно, что происходит. Потому что полслужбы я ждала своей исповеди, пришла на исповедь, исповедала грехи моего мужа, потом пошла причастилась. Мое внимание занято моей исповедью и причащением, а когда благодарственный молебен начинается, тут мы записочки сразу подаем, все бегут в центр храма, тут и батюшка вместе с нами стоит. Понимаете, это нам близко, мы понимаем, как здесь происходит благодарение и поминовение. А как это происходит на Евхаристии, за что мы там благодарим – не знаем, там мы каемся в своих грехах, мы думаем про это, мы идем с большим трепетом. Я не говорю, что это плохо, понимаете, но это не так, как задумано. Потому что Церковь знает, что нам действительно нужна Евхаристия, благодарение. Благодарение стоит в центре нашей духовной жизни, но раз мы этого не получаем в Евхаристии, то, значит, у нас там что-то другое происходит. Конечно, происходит таинство, я не про это говорю, но вся эта полнота благочестия, в центре которого стоит Евхаристия, благодарение, как задумано Типиконом и системой, у нас не осуществляется, и потому мы находим суррогаты, литургические суррогаты. Мы их находим в разных формах, потому что нам все равно это нужно, но сейчас прежние формы этого не исполняют. К этому привели разные причины, и дальше мы будем об этом говорить. Я хочу вам напомнить, прежде чем вы подумаете, что это вас удручает и что я хочу критиковать наши обычаи: дело совсем не в этом, дело в том, чтобы осмыслить то, что мы делаем, и как-то вместе задуматься над этим и вместе прийти к каким-то заключениям. |
| Когда протестанты настаивают на “ sola scriptura ” но и на своём понимании Священного Писания, они совершенно забывают, что канон книг Священного Писания – это то, о чем сначала веками рассуждала Церковь и то, что наконец приняла именно Церковь, но и сама интерпретация того, что сказал Спаситель и чему Он учил, тоже прошла сначала через призму церковной рецепции, через тех, кто поверил, через то, как они поверили, что они считали важным передать, потому что церковное восприятие – это продукт церковного ума и церковной веры. Так что есть изменяемая часть нашего предания, и поэтому мы обязаны заниматься не только повторением того, что мы приняли, но и, пропустив сначала эту веру через себя, передавать и делиться этой верой в нашем культурном контексте и в наше время, в контексте теперешней Церкви и на основе того, какие у нас есть в том числе и технологические возможности. Сказанное выше очень важно для того, о чем я сейчас буду рассуждать с вами. Что предполагает наше византийское богослужебное предание? Во-первых, образ передачи нашей веры и сотворения этой анамнезы предполагает, что богослужение понятно , что язык самого богослужения вразумителен . Это обязательно. Почему? Слово стоит в центре Откровения – «И Слово плоть бысть». Мы самого Спасителя называем Словом Божьим, так что сказать, что восточное христианство не очень заинтересовано в слове, нельзя, мы ведь ставим слово в центре нашей веры. Это не рационализация, я дальше объясню, что я имею в виду. Очень важно, чтобы это центральное слово было понятным, и особенно в литургическом контексте. Апостол Павел в в 14 главе первого Послания к Коринфянам долго рассуждает о том, что недопустимо и не созидательно для Церкви говорить языками, что дар говорения языками не полезен в церковном собрании. Он говорит: «Ты хорошо благодаришь, но другой не назидается. Благодарю Бога моего: я более всех вас говорю языками; но в церкви хочу лучше пять слов сказать умом моим, чтобы и других наставить, нежели тьму слов на незнакомом языке». То есть владение иностранными языками хорошо, но он не видит в этом пользы для церковного собрания, пускай это и вдохновлено Духом Святым, — если другие не назидаются. |
| Теперь мы перейдем к объяснению того, что имеется в виду под воспоминанием, анамнеза , воспоминание , о котором говорит Господь как о цели Евхаристии. Анамнеза – это то, чем занимается, или то, что творит предание, когда мы передаем что-то из поколения в поколение, ежедневно. Эта анамнеза , воспоминание, содержание нашей веры – это общая история. Мы разделяем определенную версию определенного повествования. То, что, взирая на надежду будущего века, перечисляется в Символе веры, который глубоко историчен, где объясняется наша вера во единого Бога, Отца, Вседержителя, мы говорим о творении мира от самого начала до самого конца, до жизни будущего века. Аминь. Так что тут сразу и прошлое, и настоящее, и будущее приходит нам на ум, и совершается анамнеза . Эта анамнеза включает в себя неизменяемую часть, то есть само откровение Божие, откровение Бога о Себе, вечные неизменяемые истины о Боге: что Бог всегда был Отцом и имел Свое Слово, и всегда был Троичным, и всегда было исхождение Духа Святого, Который предвечно исходит от Отца. Это неизменная истина. Но есть и изменяемая часть. Об этом мы часто забываем. Предание включает в себя также и изменяемую часть. Что именно изменяется? Исторический контекст, технологии и другие явления того, что мы называем культурой, культурный контекст. Как Предание передается? Изменяемая часть – тот способ , каким передается неизменяемое содержание церковного предания в культурном и историческом контексте, то, как осуществляется анамнеза в обществе верующих, как она передается от человека к человеку. Все начинается с языка человеческого. Анамнеза передается на языке. Язык – это медиум, способ передачи. Апостол Павел говорит, что вера от слуха, то есть мы слышим слово Божие. Слышим ли мы его непосредственно из уст Спасителя? Мы даже не слышим на Его языке, Он не говорил с апостолами по-гречески. Мы знаем, что даже оригинальный текст Нового Завета нами принят уже в переводе на греческий язык. Я не говорю, что это плохо, но это уже некоторая интерпретация. |
| Современный кризис литургического благочестия. Лекция инокини Вассы (Лариной) 20 апреля, 2015. Инокиня Васса (Ларина) Когда мы не знаем внутреннего содержания, мы хватаемся за внешность. Как мы можем это переосмыслить? 21 марта в Лектории «Правмира» совместно с Татьянинским творческим содружеством состоялась открытая лекция инокини Вассы (Лариной) «Современный кризис литургического благочестия». Инокиня Васса – доктор богословия, преподаватель Института литургических исследований Богословского факультета Венского университета, автор и ведущий знаменитого шоу «Кофе с сестрой Вассой». «Правмир» предлагает читателям текст лекции, а также её видеозапись. Я очень рада, что в Москве возможно читать доклад в 11:30 в субботу, и даже кто-то появился. Сегодняшняя тема: кризис литургического благочестия. Обычно первый вопрос возникает, когда кто-то видит такое название темы: какой там кризис? Я не хочу вас пугать или удручать этой темой, а предлагаю вместе подумать о том, как можно это понять. Что я имею в виду под словом «кризис»? Нужно сначала определить термины, чтобы мы друг друга понимали. Слово «кризис» происходит от греческого κρνω – «рассуждаю» или «отличаю», и слово «кризис» (“решение” или “суд” по-гречески) может означать нечто вроде решительного или решающего момента или момента, который требует какого-то решения или разрешения, какого-то выбора. Это тоже своего рода суд, то есть происходит суд в любом случае над чем-то, над какой-нибудь системой или над определенным человеком, то есть происходит нечто определяющее. Из-за этого любой кризис, такой определяющий момент, может вести к положительному росту, к возрастанию, или же наоборот, в зависимости от того, как на этот вызов ответить. И из-за этого это явление не есть, само по себе, нечто отрицательное. Я хочу это подчеркнуть. И дальше объясню, определю этот термин, расскажу, что бывают разного рода кризисы, например, в контексте психологии личный кризис или кризис веры. Так или иначе, в англоязычной литературе слово «кризис» можно встретить именно в таком контексте. |
| Кризис литургического благочестия Почему бытие Церкви во времени предполагает её изменение 23 марта, 2015 Почему бытие Церкви во времени предполагает её изменение 21 марта в Лектории «Правмира» совместно с Татьянинским творческим содружеством состоялась вторая открытая лекция инокини Вассы (Лариной) «Современный кризис литургического благочестия». Инокиня Васса – доктор богословия, преподаватель Института литургических исследований Богословского факультета Венского университета, автор и ведущий знаменитого шоу «Кофе с сестрой Вассой». «Правмир» предлагает читателям краткое изложение этого выступления. Кризис литургического благочестия Слово «кризис» происходит от греческого κρσις – поворотный пункт, решающий момент. Любой кризис может привести как к росту, так и к распаду, в зависимости от того, как мы отвечаем на этот вызов. Богослужебный кризис возникает, когда внешние формы продолжают существовать, но перестают исполнять свои функции. Примеры внешних форм в богослужебной системе византийского обряда: Часы – богослужение суточного круга. Когда служатся часы, например, 3-й и 6-й перед литургией, то обычно в это время священник совершает исповедь, люди ставят свечи, хор устаивает спевку и так далее. Внешняя форма продолжает существовать, но перестает исполнять свои функции, свое назначение. Казалось бы, можно предложить не совершать часы, как, например, они не совершаются у греков, но мы настаиваем на исполнении внешней формы. При этом ежедневное переживание памяти о страстях Христовых у нас отсутствует. Пассия. Замена того, что уже есть в уставе – службы Страстной пятницы. Благодарственный молебен. Сразу после Евхаристии служится благодарственный молебен. Зачем, когда только что была Евхаристия? Причем в это время можно наблюдать, как активизируются верующие, для многих это благодарение понятнее Евхаристии. Анамнеза (anamnesis) В чем цель божественной литургии? Сам Господь говорит об этой цели: «сие творите в Мое воспоминание». Цель – воспоминание, анамнеза. Но возможно ли каждое воскресение быть в храме за литургией и не сотворить этого живого воспоминания, соделанного ради нашего спасения Троичным Богом? |
| Так что, мы можем думать о реформе нашей практики, например практики отчуждённости духовенства во время Евхаристии, но это надо делать в духе осознания и несения “креста истории”. – Что может сделать один человек, что может сделать приход, чтобы конкретно в нем произошло возрождение? – Мы ничего не можем сделать, если не изменится наше отношение к авторитету Церкви. Я стараюсь подчеркнуть всё время контекст Церкви, у нас кризис нашего литургического благочестия связан с кризисом церковного авторитета. Почему? Это связано вообще с нашим личным отношением ко Христу, т.е. с нашей христологией. Я сейчас объясню. Имею в виду мое отношение к своему собственному человечеству, к моим человеческим недостаткам, исходящее из моего отношения к человеческой стороне Спасителя. Наше богословское возрастание, приближение наших сердец к этой тайне происходит не сразу, и мы всю жизнь врастаем в истины нашей веры. Это не абстракция и это не только для богословов: это относится ко всем нам в определенном смысле. Наше вероучение не существует для каких-то учебников, оно существует для всех нас. Невозможно постичь до конца, что Он – совершенный Бог, совершенный человек. И тот факт, что Он – совершенный человек, а не только совершенный Бог, мне что-то говорит о потенциале моего человечества, и говорит мне, почему возможна Церковь. Потому что и антропология, и екклезиология, неразрывно связаны с христологией. Ведь Церковь в конечном итоге, на уровне, который мы видим, принимает решения в лице определенных человеческих личностей, и мы видим этих личностей. В интернете очень много информации, мы обычно слишком хорошо знаем всех этих деятелей, например епископов, и мы начинаем этим смущаться. Но надо придерживаться сосредоточенности на этой тайне, что человечество имеет это избранничество, что Бог стал именно человеком, а не мухой и не картошкой, что именно человечество имеет это высокое призвание, и потому мы не должны ничем смущаться. Ведь если меня не смущают мои согрешения, я не понимаю, что это бревно у меня в глазу, то мне видится щепинка в глазу кого-нибудь из церковных деятелей или иерархов, то я не знаю, чем мы сегодня призваны заниматься, как Церковь. |
| Вы сами знаете, что начиная с Евангелия, начиная с Самого Спасителя было некоторое пренебрежение к некоторым старым обычаям. Не ко всем, конечно, Христос сказал: «Я не пришел разорить, но исполнить». И тем не менее Его все время обвиняли, что Он нарушает привычные благочестивые обычаи. Для Него внешность не была главной, Он не призывал следовать всем внешним проявлениям тогдашнего благочестия. Он в основном говорил, что надо переродиться, надо все это понять глубже. В древней Церкви крестились в зрелом возрасте. В этом есть много плюсов, но мы все знаем, что, если мы сознательно проходим путь своего спасения, когда проходит первоначальная ревность, то ты продолжаешь эти внешние движения и в какой-то момент это перестает иметь силу, потому что тут нужен более глубокий уровень, и мы можем открыть для себя, что где-то я выгорел , так может показаться. И тут открывается следующий этап нашего духовного роста. Когда мы были детьми, нас «питали молоком», потом надо переходить уже на пищу для взрослых, нужно углубление. Мы не стоим на месте, и не надо бояться этих изменений, надо фактически заново познакомиться со Христом, так, чтобы теперь уже внутрь себя принять Христа, чтобы этот обряд, эти обычаи проходили через сердце, из сердца исходили, и не надо бояться, если это нарушает некоторые формальности. Есть некоторые формальные установления Типикона, которые уже много лет Церковь не исполняет без всяких указов или реформ. Я знаю, что об этом пишут, но понимаете, что невозможно по-другому. Когда мы не знаем внутреннего содержания, мы хватаемся за внешность. Как мы можем это переосмыслить? Нужно подойти творчески. Как Церковь, в единомыслии “возлюбим друг друга” и подумаем в единомыслии об этих вещах без разделения на какую-то церковную политику, потому что это неинтересно. Интересна суть дела, наше церковное бытие. Христос говорит: «Найду ли Я веру на земле, когда Я приду во второй раз»? Предсказано, что иссякнет любовь. Нам очень трудно говорить об этих вещах, ведь сразу нет любви, есть какая-то политика, есть обвинение в обновленчестве, но это все нам ничего не дает. На самом деле люди, которые это говорят, может быть, не очень болеют этим, они очень стараются исполнять каждое слово Типикона, а интересует их что-то другое. |
|
|
