| Показовано нам тогда в начале медведя белого безмернаго величия, шея, глава далече разна от обыклых медведей; посем белых медведков нашим обыклым медведем ровных; посем медведя обыклого из ларя псари Царского Величества выгнать хотели, которым было не в мочь, сеть на него яки матицу зделану заставив с толстых вервей, чтоб в ней запутался очам на потеху, но ни коею мерою не дался поднять и не вышел; посем иного на канате у столба посреди двора из ларя высадили, и некоторые окрест стоящие псари с вилами боролися потешно видению, только однако одного напужал и вилы не удержали; пустили потом и много на канате жь, но боротися уже не смел с людьми, для чего по два пса меделянских, которых было множество, и борзых на него пущали, которые с ним колико часов на переменах ломались, пущали потом на канатах волков и борзыми собаки их травили, на последок затравили две лисицы. Показывали нам и соболя живого, малым чем разна куницы, только чернейша и лютейша». 995 Посланники не говорят, где именно находился этот Потешный двор; ибо такие существовали в разных местах Москвы, как то: Львиный двор у Неглиненских, или Львиных ворот, на Ваганькове в Белом городе, Кречетный двор в Земляном городе, Красный двор в Красном селе на Воробьеве, Потешный двор в Коломенском и зверинец в подмосковном Государеве селе Измайлове. Но вероятно, описание этого Потешного двора относится Потешному Кремлевскому двору, который тогда состоял в ведомстве и в соседстве Конюшенного дворца. Когда же Москва стала более и более знакомиться с гражданственностью Европы и когда Русские послы к Европейским державам передали своим соотчичам понятие о драматических представлениях тогда и в Москве появились нового рода потехи – первые, хотя еще и грубые, опыты драматического искусства. С ними познакомили Русских выходцы из Германии в Польши, где тогда были в употреблении Мистерии, заимствованные из Св. Истории и житейского быта. А. Лизек в 1675 г. описывает нам виденных им в Москве фигляров и фокусников, которых народ почитал морочилами. |
| Ревность ко благу отечества, которую всегда питало сердце Платона, внушила ему мысли, с честною смелостью сообщённые им своему Государю, о следствиях Тильзитского мира с Францией и войны с Швецией, в которую тогда вовлечена была обстоятельствами Россия, а также о гибельных замыслах Наполеона и о духе правления его народами. Платон принимал Бонапарта за исполнителя уроков царства эпоптов 112 , которые, выдавая веру за суеверие, начальство – за тиранство, под видом равенства, свободы и всеобщего мира в целом мире, покушались уничтожить, вместе с Христианством, все средства к возвышению души человеческой. «Пятьдесят лет – писал Архипастырь» – как они во мраке таинств своих составили в основание такому царству уложение, коего правила рассеяли во всех народах, и между нами, через своих адептов, представленных в учителя и воспитатели юношеству, дабы учинить их нечувствительными ко благу отечества, благо их в себе содержащего, дабы лишить их отличительного характера отцов их, их славу и величие составляющего, дабы влиять в них разрушение всех союзов между отцом и сыном, между мужем и женою, между Государем и его подданными, между Богом и человеком. И десять лет, как Наполеон, соединяя в одном себе всю власть их, явил себя исполнителем сего их предположения и быстрыми шагами идёт от единого народа к другому, от другого к третьему, и далее, для совершения сего плана». Изобразив в живых и резких чертах все бедствия и ужасы политики Наполеона, он говорит, что «нет другого средства спасти себя и всех от порабощения, как только войну иметь с Французами и победить их, и потом общим согласием всех народов, населяющих Европу, наказать злоумышленников, разрушивших все союзы в народах и предположивших царствовать над вселенною истреблением всех именитых людей, ниспровергнуть во вселенной все изящные человеческого разума произведения, не оставив даже и памятников ни успеха в науках, ни храбрых дел, ни отличного благочестия в вере, разграбляя все имения общественные, царские, украшения Божиих храмов, уничтожая торговлю, прекращая всякое между людьми сообщение, которого они многими веками, тысячами многих лет достигали, истребляя алтари истинного Богослужения и подавляя самые семена познания о Боге, Они не преставали и не престают во вред нам действовать, вести войну с нами, доколе не покорят нас – нас, коих они наисильнейшими почитают врагами; действуют против нас руками своих союзников – Турок, Персов и пр. Когда же Наполеон соделает нас без всех средств к сопротивлению против нашего неприятеля, когда он покорит народы, теперь ещё ему противящиеся, тогда нападёт со всеми народами Европы на нас» 113 . |
| Когда Наполеон, вооружив против России почти всю Западную Европу, двигал войска свои к пределам нашего отечества: тогда Император Александр I приказом из Вильны от 29 Мая, 1812 года назначил в Москву Главнокомандующим Графа Ростопчина, друга Суворова, любимца Императора Павла I, известного Государю по его патриотическим письмам об опасностях, грозящих России от Франции. Тогда Граф жил в Московском своем доме на Лубянке. Еще за несколько времени пред тем, он своими сочинениями вооружался против слепого пристрастия Русских ко всему Французскому и как бы приготовлял их к той године, которая потребовала жертв для спасения отчизны. Июня 12 неприятель переправился чрез Неман, 16 вступил в Вильну. В след за манифестом от 6 Июля и воззванием к Москве, Александр I явился в древнюю столицу. В эту грозную годину Ростопчин занимал важнейший пост в Государстве; Государем ему приказана была Москва – сердце России, где ему должно было охранять дух народный от обольщений завоевателя и внутренних врагов, беречь от упадка нравственных сил. (3) Тогда Московский Главнокомандующий обнаружил всю свою деятельность в изыскании способов к вооружению: им собраны были миллионы рублей и десятки тысяч ополчения, снабженного одеждою и провиантом. Первый округ этого ополчения был вверен его управлению. Пред отъездом из Москвы, Государь пожаловал Ростопчину свой вензель на еполеты, сказав: «Теперь я у тебя на плечах.» (4) В течение месяца собрано и отправлено Ростопчиным в армию 12 полков, так что уже потом числительная сила всего первого округа состояла из 121,537 человек. С самого вступления своего в должность Главнокомандующего, начав действовать на дух народа своим примером и воззваниями, писанными им в его тоне и вкусе, он приготовлял Русских к войне народной. В часы скорби и недоумения народа он пробуждает в нем бодрость, вызывая рогатины и тройчатки Московские и подмосковные на смертный бой с пушечными ядрами, гранатами и с палашами Наполеоновых солдат. Для предупреждения с одной стороны порыва народной ненависти к врагам, с другой для удаления из столицы шпионов, он отправил из нее на барках Французов, пребывавших в Москве. (5) |
| Ожидали сражения под Москвою и даже на улицах ее. Обнадеживаемый Кутузовым, Ростопчин призывал Москвичей именем Божией Матери иа защиту храмов Господних, Москвы, земли Русской. «Вооружитесь», писал он в афишке, «вооружитесь, чем кто может и конные и пешие; возьмите только на три дни хлеба; идите со крестом, возьмите хоругви из церквей и с сим знамением собирайтесь тотчас на Трех Горах. Я буду с вами и вместе истребим злодея.» Между тем Московский Главнокомандующий с Преосвященным Августином отправил на трехстах подводах в Нижний Новгород сокровища государственные и церковные и на Поклонной горе, в виду столицы, он, встретив Фельдмаршала Кутузова, имел с ним совещание и расстался в полной уверенности, что Москва не достанется врагам. Когда остальные жители ее готовились к битве, когда Ростопчин одушевлял их надеждою и мужеством: тогда на Филях в военном совете решено было Кутузовым сдать столицу неприятелям, чтобы тем приготовить им верную гибель. Вечером 1 Сентября прискакал в дом к Ростопчину курьер с письмом от Кутузова, который уведомляет его, что «Москва сдается Наполеону.» – Эта весть поразила Ростопчина; но опасность была близка; вокруг столицы уже пылали села и деревни; неприятельские полчища двигались к заставам Москвы, а Русская войска среда обозов с ранеными тянулись чрез пустившую столицу. Градоначальнику надобно было окончить свое дело. Он дает знать Преосвященному Автустину о скорейшем отъезде его во Владимир с чудотворными иконами Иверскою и Владимирскою, приказывает разбивать бочки с вином на винном дворе и в кабаках, отправляет из Москвы пожарную команду с заливными трубами и до 17 тысяч больных и раненых из гошпиталей, и освобождает из ямы и острога содержавшихся за долги. В тот же день Ростопчин посылает к Государю следующее донесение: «Адьютант Князя Кутузова привез мне письмо, в коем требует от меня полицейских офицеров для сопровождения армии на Рязанскую дорогу. Он говорит, что с сожалением оставляет Москву. Государь! поступок Кутузова решает жребий столицы и Вашей Империи. |
| России содрогнется от уступления города, где сосредоточивается величие России, где прах Ваших предков. Я последую за армией. Я все вывез; мне остается плакать об участи моего отечества.» Из сотен тысяч жителей в Москве оставалось не более десятка; между ими тогда должно предполагать шпионов Наполеона, вероломных, буйных и легкомысленных, которые могли воспользоваться отсутствовать властей и караулов. Но Граф Ростопчив так умел распорядиться, что в это смутное время, никто не предавался своеволию и буйству, какого должно было ожидать. Последняя его афишка, 2 Сентября утром в понедельник, раздавалась в его доме Правителем Канцелярии А. П. Руничем. Там на дворе, при стечении народа, собиравшегося в ожидании Графа на Три горы, произнесен в кончен суд над сыном пивовара, переводившим в распространявшим прокламации Наполеова. (6) Когда чернь устремилась за ввновным, тогда в 10 часов утра достопамятного понедельника Ростопчин выезжает верхом из своего дома; у Яузского моста встречается с Фельдмаршалом Кутузовым, который отвечал на вопросы его молчанием. У Дорогомиловской заставы Наполеон, ожидавший почетной встречи, тщетно спрашивал: «где Начальство? где Начальник Москвы?» Отзывом ему было пламя пожара, которое распространилось по Замоскворечью, потом по Китаю городу. С отступлением Наполеона в Кремль пожар забушевал в других частях города. «Москвы более нет!» воскликнул Наволеон, «войско лишилось обещанной мною награды. Русские сами зажигают! Какая чрезвычайная решимость!» – Войско его, утомленное и походами, и битвами, и голодом, ожидало найти в пространной и богатой Москве покойные квартиры, обильное продовольствие в роскошную поживу, а он мечтал предписать России в Москве выгодный и славный для себя мир. Мог ли Наполеон жечь город, для него необходимый, уничтожить добычу, приобретенную столькими жертвами? Зачем же ему и учреждать следственную Коммисию для открытия и наказания зажигателей? Ростопчина Наполеон и Французы призвала Геростратом Москвы; но Ростопчин, к общему удивлению, отрекся в Париже от этого великого подвига и приписывал его Наполеону, который, только пред выходом своим из Москвы, взорвал часть Кремлевских зданий и тем оправдал предположение Ростопчина, как увидим далее. |
| Мимо Русских, не боясь себе идет; Принимает, как друзей, в домах своих, Угощает, а не прячется от них. Грянем, грянем! дружно в громки голоса. Слава! слава! укротились небеса! Слава, слава Богу Господу! Слава, слава Царю–Ангелу! Слава, слава верноподданным, Православным, храбрым ратникам! О, хвала и вам, разумные Воеводы и начальники! О ура, ура, Святая Русь! О ура, Москва родимая. (8) Вскоре после этих празднеств, уволен был Граф Ростопчин от звания Московского Главнокомандующего и отправился в чужие крае для поправления здоровья своего, изнуренного трудами и напряжениями. Он поселился в Париже, а без него Московский его дом опустел. С возвращением Ростопчина из Парижа в Москву, хотя дом его оживился; но двор его свободен был от постоя блистательных экипажей. Немногие его навещали. Уже склонясь к закату дней своих, он, по собственным его словам, «ждал смерти терпеливо, без страха», и уединялся дома. Потеря дочери, угасшей в цвете лет и красоты, скоро сблизила отца с могилою. Конец свой Ростопчин встретил, как христианин, с живою верою и благочестием. За четыре дни до смерти своей, напутствовав себя к вечности Св. Тайнами Покаяния и Причащения, он, пред кончиною своей, потребовал портрет сына своего, отдаленного от него обстоятельствами, и благословив его, поцеловал; отпеть себя завещевал одному приходскому Священнику и похоронить без малейшей церемонии на Пятницком кладбище за Крестовскою заставой, где погребены были его дети. Января 18, 1826 года не стало Графа Ростопчина на 63 году от рождения. Тело его, отпетое Священником в приходской церкви Введения, проводили до самой могилы признательные граждане и друзья. На мраморной плите, покрывающей могилу Ростопчина, вырезана следующая надпись, сочиненная им самим незадолго до кончины: Посреди своих детей Покоюсь от людей. От судьбы владельца перейдем к судьбе самого дома его. В 1842 году он, как выше замечено, поступил от Графа Андрея Федоровича Ростопчина во владение к Генералу от Кавалерии, Графу Василью Васильевичу Орлову-Денисову. |
| Между тем как Московский Градоначальник действовал на умы народа своими воззваниями, массы Наполеоновых войск нагрянули на Смоленск; 8 Августа Граф Кутузов, полководец – дипломат, питомец Румянцева в Суворова, назначенный Главнокомандующим 22 Августа, остановился на полях Бородинских в ожидании решительной битвы. Ростопчин спрашивал Кутузова: «что будет с Москвою?» Сей отвечал: «что с потерею столицы соединена потеря России». Но Ростопчин, чем ближе видел опасность, тем более вооружался мужеством и твердо стоял на страже Москвы, принимая деятельнейшие меры к сохранению в ней благоустройства и тишины, одушевляя жителей ее отрадною надеждой и бодростью. Спокойствие в столице не прерывалось. После Бородинской битвы, Московские улицы наполнились обозами раненых; Ростопчин с обывателями Москвы поспешил к ним с утешением и помощью, как посредник между народом, напрягающим все свои гражданские силы, и между воинами, подвизающимися против врага многочисленого и отчаянного. Между тем отправляются из Москвы Присутственные места и Учебные заведения в Казань, Архив Коллегии иностранных дел и 175 пушек в Нижний Новгород. Оставался один Сенат, не прекращавший своих действий до 29 Августа. «Жители требуют оружия», писал Ростопчин, «и оно готово; но я им вручу его накануне того дни, который должен решить участь Москвы. Если Провидение определило Наполеону в нее войти, он не найдет ничего для удовлетворения своего корыстолюбия. Деньги будут вывезены; вещи зарыты; армия и Москва соединятся во едино для спасения России.» В таком положении внимание всей Москвы устремлено было на дом Ростопчина; в него съезжались на совещание Преосвященный Августин и сановники столицы, другие стекались сюда с вопросами, на кои получали обоюдные ответы. Казалось, в нем жила тогда судьба Москвы, которая высказывалась народу в гадательных афишках. Близка была развязка этой драмы. Столица день-ото-дня пустела; но оставшиеся в ней жители не робели и толпились у Арсенала, откуда Ростопчин велел выдавать им оружие. |
| Таким образом, Петровская эпоха, можно сказать, оборвала нить развития русской иконописи и является границей, на которой удобно остановиться в изучении иконописания. За то в предшествовавшие века движение иконописи не подлежит сомнению, особенно XVI и XVII столетия (несмотря на заветы Стоглаваго собора 1 отличаются в этом отношении необыкновенным стремлением к усовершенствованию, к изменениям и новшествам в сфере композиций, красок, даже внешней формы икон. Эти два столетия дают ряд пошибов, вытекающих друг из друга, но соотношение которых при наличном материале проследитъ пока еще довольно трудно. Один из старейших наблюдателей русских икон Н. Иванчин-Писарев («Утро в Новоспасском монастыре». М.1841) делил русское иконописание на три школы – Византино-Русскую, Суздальскую и Новгородскую. Это общее деление на периоды без указания даже Москвы, не удовлетворило последующих изследователей. И. М. Снегирев в «Писъме» к графу А. С. Уварову разделил искусство иконописания на – Византийское, Корсунское, Новгородское, Московское, Фряжское, Строгановское. И. Сахаров в «Исследованиях о русском иконописании» (кн. 2-я. Спб. 1849) возражал против этого деления такими словами: «С принятием этого мнения, я тогда бы выпускал Киевское, где впервые образовалось Русское иконописание, где началась первая наша школа; я упустил бы письмо Устюжское, из которого в XVI веке возникло Строгановское; я допустил бы школу Корсунскую, никогда несуществовавшую на самом деле». И. Сахаров предложил деление на следующие школы: 1) Византийскую, 2) Киевскую, 3) Новгородскую, 4) Московскую, 5) Устюжскую, 6) Строгановскую, 7) Фряжскую и 8) Суздальскую. В объяснение своего деления он говорит: «Такое разделение иконописания по школам я заимствовал из уст Русского народа, из суждений опытных знатоков и любителей наших древностей. Но верно ли это разделение? Соответствует ли оно своему значению? Основано ли оно на исторических и археологических данных? Это другое дело; это должна решитъ историческая критика. Я принял господствующее мнение нашего народа за неимением другого, как более вероятное» (стр.8). И. Сахаров, воспользовавшись наблюдениями любителей и иконников, не вполне точно передал их разграничения «писем». Всю схему старообрядческих иконников и любителей почти целиком воспроизвел Д. А. Ровинский в знаменитой книге: « Обозрение иконописания в России до конца XVII века» (Спб. 1856) 2 , до сих пор служащей основным источником при изучении иконописания. Отметив, насколько смутны представления любителей относительно писем Греческого и Корсунского, Ровинский справедливо указывает однако на историческую основу в словах священника Сильвестра: «греческое и корсунское письмо и здешних мастеров». Оставив в стороне Киевскую школу, памятников которой до нас не дошло («Царь царем» в Успенском соборе автор считает переписанной вновь), Ровинский подробно описывает затем, с указаньем признаков, все прочии русские «письма». |
| С разрушением древнего, из развалин его созидалось новое. Так из материалов стен и башен разобранного Белого города сооружен был на месте Васильевских садов, Пороховых палат и Гранатного двора Воспитательный дом в 1764 г. и другие казенные здания; последний остаток этого города, башня у Арбатских ворот сломана была в 1792 году. Из материалов Пушечного литейного двора построен каменный Яузский мост. На берегу Неглинной воздвигнуто огромное здание Петровского театра, на Тверской Дом Главнокомандующих, на Пречистенке Пречистенский дворец, что дом ныне Князя С. М. Голицына, и многие другие казенные и частные здания, коими украсили столицу Архитекторы К. Бланк, М. Ф. Козаков, и В. Баженов 290 , Карин, Гваренги и пр. Что прежде был для Москвы Мичурин, тем сделался Козаков 291 ; не было ни одного значительного казенного и даже частного строения, в коем бы он не участвовал самым делом и советом 292 . Памятниками царствования Елисаветы остались триумфальные Красные ворота, воздвигнутые в 1742 г. для коронации ее, по образцу Римских, Князем Д. Ухтомским на иждивение Московского купечества; также каменный Запасный двор у Красных ворот, где производилось сиденье водки и спиртов, варение медов и устройство морсов и провесной рыбы, продел разной крупы, печение хлебов, делание восковых свеч и копчение дров. Не начисляем здесь здания того века в Земляном городе и за валом Земляным, который срыт был в начале XIX века и замещен садовыми улицами; но не можем умолчать, сколько Москва обязана была внешним своим устройством и украшением Главнокомандующему Графу 3. Г. Чернышеву. Основание Академии художеств Елизаветою и преобразование оной Екатериною II служат свидетельствами покровительства сих Государынь изящным искусствам, из коих литейное, ваяние и живопись посвящаемы были на украшение церквей и казенных зданий. Хотя в иконном писании и держались еще Византийского стиля; но Академики и чужестранные художники, украшая храмы произведениями в стиле Италианской и Фламандской школ, распространили этот стиль в России до того, что даже образа стали писать не с древних Греческих и Русских подлинников, но с иностранных оригиналов и эстампов. |
| Руководством в писании икон разного содержания служили подлинники, о коих выше нами сказано, и прориси, или эскизы 217 . В XVII веке появляются многие такие сборники, где показаны приметы лиц, их одежды, положения и атрибуты, с какими предписывалось изображать Святых всего церковного круга; самые краски, где какие налагать, назначены были сими Подлинниками. Подобно иконописцам, Подлинники различаются и по месту, на Киевские, Новгородские, Устюжские, Московские, в коих встречаются местные прибавления и отмены, замечательные в художественном и историческом отношении. Соборными деяниями, бывшими в Москве 1667 году определено: на Деисусе, вместо Господа Саваофа, ставить Распятие Господне. С Никона Патриарха переменены символы Евангелистов: вместо льва, Иоанну присвоен орел, а лев Марку; при Св. Луке и Матфее оставлены прежние знамения тельца и человека 218 и пр. Отделка частей не менее занимала иконописцев, как и отработка целого; в лицах отживка, или блики, на высоких местах подпробелки, заменявшие прежнюю костоватость, в отделах волос подрусинки и просединки, в доличном, или в драпировке гвенты, иногда с золотою иконопотью; наконец с половины XVII века на иконах появляется затинка, соответствующая светлотени. Лица писали, по большей части, прямолично, т. е. без профиля; в группировке недоставало перспективы, так что отдаленные предметы представлялись в увеличенном, а ближайшие в уменьшенном, виде; рисунок был неправилен и груб, но тверд и силен, колорит сух, без рельефа и темен, но резок и подчинен высшим целям. Как дух преобладал в сих изображениях, истина и предания предпочитались изяществу: то лики на иконах не всегда соединяют в себе чувственную лепоту с духовным выражением. Но в сих произведениях иконописного искусства, которое в Царской и Патриарший период было в цветущем состоянии, заметна важность и выразительность, так что и при недостатках искусства они возбуждают предчувствие божественного и высшего существа, внушая невольное благоговение. XVII веке Царские и Патриаршие иконописцы составляли род Академии иконописи, из коей вышли отличные мастера по бойкости кисти, отменной тщательности в отделке и выдержке характера лиц. Хотя они отчасти и держались прежних образцов; однако умели сообщить изображениям более жизни и выражения, так что некоторые из них приближаются к живописи и не чужды изящества. |
|
|
