| 1, т. 1, стр. 434:435). Село Голятин – владение князей Четвертинских. В 16 веке оно было владением Голятинских, которые, как выше сказано, были выжиты отсюда князем Феодором Сангушко-Коширским, Владимирским старостою. В древних актах села Смолявы (Дубен. у.), – родины Дубецких, – встречаем, что Голятин в 15 веке и раньше носил имя Звенигород и имел укреплённый замок. Когда же замок пришёл в запустение и остались только голые (обнажённые) заборы, то прозвали эту местность Голятиным. Конечно, это было в 15 веке или даже раньше, ибо уже в 16 веке, как выше замечено, село это и замок носили название Голятин, хотя древнее имя Звенигород сохранилось среди местного населения. Ныне уцелели только валы замка. 428 Село Новостав, – как имение пани Якубовой Монтовтовичевой, – упоминается в акте от 1545 года в описи Луцкого замка, в числе городень которого упоминается «городня пани Якубовой Монтовтовичевой с имения ея, с Липой, с Новоставу, и с Бискупич» (Памятники, т. 4, отд. 2, стр. 87). 429 Село Дубляны, – как имение пани Якубовой Монтовтовичевой, – упоминается в акте от 1545 года в описи Луцкого замка, в числе городень которого упоминается «городня пани Якубовой Монтовтовичевой с Дублян» (Памятники, т. 4, отд. 2, стр. 78). Ещё оно упоминается в акте от 7 августа 1565 года в жалобе земянина Щасного Гесинского о том, что пан Пётр Загоровский, построив плотину в селе Ставищах, подтопил мельницу жалобщика и луга в селе Дублянах (Опись актовой книги Киевск. центр. архива 2,039, стр. 24, п. 10). Ещё оно упоминается в акте от 7 мая 1566 года в жалобе королевского маршалка Петра Загоровского об уничтожении межевых знаков между имениями: Дублянским, Лысянским и Свищовским и поорании его полей земянином Щасным Гесинским (там же – 2040, стр. 16, п. 8). Ещё оно упоминается в акте от 25 мая 1569 года в универсале Сигизмунда Августа о присоединении земли Волынской к короне Польской. Король, под угрозою конфискации имений, повелевает дворянам согласиться на соединение и подтвердить согласие присягою. |
| 42, п. 3). Ещё оно, – как имение королевского секретаря Василия Борзобогатого-Красенского, – упоминается в акте от 12 августа 1582 года в донесении возного Луцкого повета Франца Бромирского о том, что, когда возный ездил в имение Василия Красенского-Борзобогатого – Красное, Колчатичи и Ставров, чтобы произвести взыскание с них на 920 коп грошей Литовских – в пользу князя Андрея Михайловича Курбского, согласно приказанию короля, то Василий Борзобогатый-Красенский, пригласив к себе на помощь две роты ратных людей – Белявского и Василия Жоравницкого и разделив людей на три отряда, сам с одним отрядом загородил дорогу к имениям своим – Колнятичам и Ставрову, а жена его Ганна, урождённая княжна Сокольская, с двумя другими отрадами (из коих в одном была конница, а в другом – гайдуки) расположившись на долине, загородила дорогу к имению Красному, с пушками, гаковницами, ружьями и другим разнородным, употребляемым на войне, оружием; с такою вооружённою силою Красенский и жена его воспрепятствовали возному исполнить королевское приказание (Курбский, т. 2, стр. 78 и 79). 451 Село Бильча – под именем Больче, как присёлок села Красного, – упоминается в акте от 1545 года в описи Луцкого замка, где, между прочим, сказано: «Село Красное с приселками – Больче, Кольнятичи, Ставров, Перекладовичи, его милость, господарь старый (король Сигизмунд I) дал во владение Василию Енковичу» (Памямятники, т. 4, отд. 2, стр. 186). Ещё оно – под именем села Быльче – упоминается в акте от 6 апреля 1564 года в жалобе земянина Романа Красносельского о том, что когда он, возвращаясь с гостей, проезжал с. Быльче, то на него напал «москвитин» Семён Былецкий избил его самого и слугу и отнял бывшее при них имущество (Опись актовой книги Киевск. центр. архива 2,038, стр. 9, п. 4). Ещё оно – под именем Былча – упоминается в акте от 25 мая 1569 года в универсале короля польского Сигизмунда Августа о присоединении земли Волынской к короне Польской, причём король, под угрозою конфискации имений, повелевает дворянам согласиться на соединение и подтвердить согласие присягою. |
| Cедмица.RU Церковно-Научный Центр «Православная Энциклопедия» По Благословению Святейшего Патриарха Московского и Всея Руси Кирилла Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации Из наказа патриарха Гермогена и бояр послам к королю Сигизмунду под Смоленск. 17 августа 1610 г. Документ издан: СГГиД. М., 1819. Т. 2. 201. Приводится по изданию: А.П.Богданов. Русские патриархи (1589-1700): В 2 т. Т. 1. -- М.: ТЕРРА; Республика. 1999. С. 268-273 Значение последнего, отсутствовавшего в прежних договорах с тушинцами и городовыми воеводами пункта приведенного выше соглашения полностью раскрывается в наказе послам, которые должны были добиться принятия этого условия Сигизмундом III, упорно осаждавшим Смоленск. Переход королевича Владислава в православие был обязательным требованием патриарха, которого он неукоснительно держался и которое создало Гермогену славу истинного борца за веру. Патриарх не выдумал это условие, давно бродившее в умах его паствы. Еще во время похода поляков на Москву Жолкевский посылал в столицу списки договоров с тушинцами и городовыми воеводами, надеясь перетянуть служилых людей на сторону Владислава. Но вот что написали гетману брянские и смоленские воины московского гарнизона 14 июля, еще до свержения Василия Шуйского: «...Мы те грамоты, и ответныя речи , и запись сами прочитавши, дали читать в Москве дворянам, и детям боярским, и многих разных городов всяким людям. И они, прочитав, говорят: «Что де в записе не написано, чтобы государю нашему королевичу Владиславу Сигизмундовичу окреститься в нашу христианскую веру и крестившись сесть на Московском господарстве?! А польским людям и литовским людям не быть насильственно в городах Московскаго господарства, наипаче от господаря нашего королевича приближенных, кои с ним, господарем, будут находиться на Москве, чтобы (русским. — А. Б.) никакого утеснения не было» . Даже сторонников Владислава в Москве не удовлетворяли объяснения Жолкевского, что королевич обещает не нарушать православной веры, а о собственном вероисповедании будет «совещаться» с патриархом и боярами . |
| Филарет оставил осторожность и сам вышел к народу на Лобное место. «Не прельщайтесь королевским прелестным листом, — проповедовал Ростовский митрополит, — мне самому подлинно ведомо королевское злое умышление: хочет Московским государством с сыном к Польше и Литве завладеть и нашу непорочную веру разорить, а свою латинскую утвердить» . Но «прелестный лист», присланный Жолкевским и Салтыковым в Москву 31 июля, был тем самым договором с Сигизмундом, что заключило под Смоленском тушинское посольство по благословению Филарета… Задержать движение поляков к Москве и сговор с ними Семибоярщины удалось лишь на несколько дней. Уже 17 августа 1610 г. патриарх Гермоген с освященным собором (в коем видное место занимал Ростовский митрополит), бояре и московские чины утвердили договор с гетманом о призвании на престол Владислава на основаниях, выработанных ранее Филаретом (см. подробнее в рассказе о Гермогене). Вскоре столица и вся страна целовали крест новому царю — кроме городов и уездов Лжедмитриевых, а также непокорных никому или пребывающих в раздумье, куда податься. Весьма благоразумно не целовал крест Владиславу и Михаил Федорович Романов, отговорившись «малолетством». Краткий миг, когда Филарет мог достичь высшей власти для своего сына, миновал. За смелость немедленно предложено было расплатиться. 28 августа, в присутствии патриарха Гермогена, Ростовский митрополит принял присягу польско–шведскому королевичу, а вскоре сам же вынужден был отправиться под Смоленск, чтобы приглашать Владислава на московский престол… В посольство, отданное московскими боярами королю «в заклад», Филарет угодил не случайно: гетман Жолкевский проследил, чтобы опаснейший для польских планов (каковы бы они ни были) человек был лишен возможности активно действовать в столице. Разумеется, желание нейтрализовать Филарета было облечено в приличную форму. Никто–де из духовенства, утверждал гетман, не приличен для столь важного дела по достоинствам личным и родовитости, как митрополит Ростовский . Значение Филарета подчеркивалось тем, что в наказе посольству от патриарха и бояр имя его стояло на первом месте. Вторым главой посольства был, как нетрудно догадаться, князь В. В. Голицын. Оба виднейших участника борьбы за московский престол были нейтрализованы. Полагаю, что жесткие требования к королевичу и его отцу, направленные на защиту православной веры и российского суверенитета (на которых настаивал патриарх Гермоген), были одобрены боярами не без злорадных предчувствий судьбы великих и полномочных послов. |
| В конце концов, пришлось уступить. Исчерпав всякие предварительные меры, Сигизмунд прибег к более решительным средствам: волонтерам дан был приказ немедленно разъехаться; за ослушание им пригрозили суровой карой, а именно: признанием их мятежниками и врагами государства. Приказ короля, помеченный 7 сентября, должен был доставить во Львов коморник. Сообщая эту новость своей свите, Рангони лукаво дал понять окружающим, что, быть может, коморник и не поспеет вовремя во Львов. И действительно, когда королевский посланец прибыл в город, оказалось, что волонтеры уже давно оставили его. Главная часть армии двинулась в поход в конце августа — 25-го, кое-как преодолев последние препятствия, покинул Самбор и Дмитрий. Он уносил с собой лучезарные воспоминания о Марине, всю тяжесть своих обещаний и, за неимением лучшего, одни только смелые надежды. 29 августа он на короткий срок появился во Львове, присутствовал при церковной службе в соборе и прослушал там проповедь иезуита. Когда проповедник пришел к нему с приветствием, он еще раз заверил его в преданности своей Святому Престолу и в симпатиях к ордену иезуитов. Кампания начиналась при хороших предзнаменованиях. В первые же дни похода к Дмитрию явилась депутация от донских казаков. Она вновь предложила свои услуги и представила письма своих товарищей. Делегация привезла с собой несчастного Хрущева, о котором мы уже упоминали. Приведенный в цепях к царевичу, он пал на землю и с плачем признал его за истинного сына Ивана IV — только по сходству Дмитрия с покойным царем. Этим признанием он заслужил себе прощение: тогда язык Хрущева развязался. В конце концов, выяснилось, что в Москве он пробыл всего 5 дней. Но по дороге и в самой столице ему пришлось узнать много интересного. По его словам, вокруг Годунова царит глубокое и мрачное молчание. Северская область громко заявляет о своей готовности примкнуть к царевичу. Некоторые бояре осмелились было высказаться в том смысле, что трудно бороться против законного государя, но, терроризированные Годуновым, они поклялись больше не раскрывать рта. Другие были злодейски умерщвлены за то, что на одном пиру подняли чары в честь Дмитрия. Царские войска совершают подозрительные передвижения: под предлогом защиты от татарского нашествия их направляют к Северской земле. Ко всему этому Хрущев добавил уже известные нам подробности относительно Смирного-Отрепьева, а также некоторые сведения о родне Дмитрия и даже о посольствах, которыми обменялись Москва с Персией. Как воевода, так и царевич, крайне довольные полученными сообщениями, поспешили передать их нунцию Рангони. Все известия такого рода быстро разглашались и, пройдя через нунциатуру, легко принимались на веру. Однако возникает вопрос, насколько были правдоподобны рассказы Хрущева. Что они были выгодны для тех, кто их распространял, это стоит вне всякого сомнения. |
| Ч. 1. Т. 7. С. 632). Таким образом, по-видимому, не К. Острожский вызвал к жизни массовое движение против унии, скорее, движение побудило князя к действиям. Как показывает анализ грамоты Сигизмунда III, предпринятый П. Жуковичем, король, удовлетворив пожелания относительно укрепления власти епископов и положения их в православном обществе, по ряду важных для них вопросов не занял определенной позиции. Так, по вопросу о предоставлении православному духовенству прав и привилегий Римской Церкви и о включении его представителей в состав Трибунала король предложил договариваться с латинским духовенством; на просьбу об освобождении православного духовенства от налогов ничего не ответил (Жукович. Сеймовая борьба. С. 143–146). О впечатлении, которое произвели на епископов, вступивших в переговоры с Римом, выступления виленских мещан говорит опубликованное П. Жуковичем письмо Полоцкого архиеп. Григория Загоровского Н. Х. Радзивиллу Сиротке от 12 августа 1595 г. Напуганный архиепископ просил Н. Х. Радзивилла и его брата-маршалка взять и его, и митрополита, под свою охрану от виленских мещан и ходатайствовать об их защите у короля (Жукович. Сеймовая борьба. С. 587). В описании сношений кн. К. Острожского с протестантами, собравшимися на свой синод в Торуни, допущены некоторые неточности: посланцем К. Острожского был его дворянин К. Лушковский, заседания синода имели место 21–26 августа 1595 г. В работах исследователей истории протестантизма в Польше, которым был доступен дневник съезда в Торуни, содержатся важные сведения об этой акции кн. К. Острожского. Так, выясняется, что на синоде К. Лушковский выступал от имени сенаторов и шляхты воеводств Киевского, Волынского, Русского и Подольского. Шляхта Подляшского воеводства была представлена особым послом (£ukaszewicz Y. Dzieje Ko?scio³?ow wyznania helweckiego na Litwie. Pozna?n, 1843. T. 1. S. 96). На синод был прислан также текст статей для чтения на планируемом Соборе. Хотя предложение о сотрудничестве со стороны кн. К. Острожского протестантами было воспринято с удовлетворением, но никакого решения синод в Торуне не принял, и в этом смысле миссия К. |
| зап. МГПИ. М., 1967. Ч. 1. С. 45–46). 367 Нын, де, кресты целуютъ в Росийском государъств многиелюди. Иза то нын царства, и городы, и волости погибаютъ, и храмы от молния за то погорают. – По-видимому, эти слова отражают в неточной, неконкретной форме событие августа 1610 г., когда правительство «семибоярщины», боясь восстания низов в столице, заключило договор о приглашении на российский престол польского королевича Владислава, сына Сигизмунда III; 27 августа в Москве в Успенском соборе бояре принесли присягу – целовали крест Владиславу. Заметим, что к общим бедам Российского государства Евфимий Чакольский прибавляет и существенное для пинежской земли «погорение от молнии храмов». Эта беда часто постигала пинежан, грозы с молниями здесь очень опасны, так как почва в пинежском регионе имеет сильное магнитное поле. Напомним, что именно убиенным молнией был и отрок из села Веркола, прославившийся как общерусский святой Артемий Веркольский. 368 ...почали город глиною мазать высоко, а сами говорят: «Надоб, де, город на весну крепить крпко и высоко». – См. текст к сноске 22. 369 ...начали пти ирмос четвертые псни. – Ирмос – первый тропарь в ряду прочих тропарей, образующих одну песнь канона, состоящего обычно из 9 песен. Ирмос является образцом для остальных тропарей песни. 370 «Надоб на Двин Архангельской город крпить накрепко и надоб глиною мазати высоко!» – Призыв укреплять Архангельск, строить оборонительные сооружения вокруг города вполне понятен в общем контексте видений Евфимия Чакольского, происходивших во времена интервенции на Русском Севере. Надо сказать, что Архангельск, как и многие другие города и остроги Поморья, действительно был хорошо укреплен и его не постигла участь Новгорода и Вологды. 21 ноября 1613 г. после поражения под Андомским острожком польско-литовские отряды двинулись к Холмогорам, сильно укрепленным и имевшим значительный военный гарнизон. Не овладев Холмогорами и потеряв значительные силы при его осаде, отряды интервентов двинулись мимо Архангельска по Летнему и Поморскому берегам к Сумскому острогу, где также потерпели поражение. |
| Предварительный текст договора об условиях избрания русским царем Владислава был подписан через месяц после свержения Шуйского – 17 августа. Но подписан он был с польской стороны не королем, а гетманом Жолкевским (король Сигизмунд продолжал осаждать героически сопротивлявшийся Смоленск). Через несколько дней, 27 августа, не дожидаясь подписи короля под договором, население Москвы было приведено к присяге (крестному целованию) на верность Владиславу, а еще через месяц, 21 сентября польский гарнизон был введен в российскую столицу, хотя, повторяю, окончательного договора с Сигизмундом, отцом Владислава, еще не было достигнуто. Началась фактическая оккупация Москвы поляками. С этого момента события «Смутного времени» приобретают характер борьбы за «национальную» независимость. В стране стали собираться силы для освобождения Москвы от поляков. В начале октября 1610 г. в городах Казанского края была получена окружная грамота архимандрита Троице-Сергиева монастыря Дионисия с призывом ко всем городам присоединиться к ратным людям для освобождения Москвы от поляков (готовилось т. н. Первое ополчение). Между тем переговоры «Великого посольства» Семибоярщины с Сигизмундом в стане польского войска под Смоленском все более заходили в тупик. Польский король, ссылаясь на молодость своего сына (ему в 1610 г. было 15 лет) и на сложность общественно-политической обстановки в России, высказывал сомнения в целесообразности отправки Владислава в Москву и все увереннее, все более твердо выражал намерение самому занять московский престол. В этой ситуации мужественную позицию занял патриарх Гермоген. Он наотрез отказался идти на переговоры на новых, нарушающих положения договора от 17 августа, условиях, выдвинутых Сигизмундом, и обратился к народу с грамотой, призывающей поддержать национальное достоинство России. Он заявил, что силой своей патриаршей власти освободит русских людей от присяги, данной Владиславу, если тот не примет православия и если польские военные люди не покинут Москву. Мужественного старца (ему было около 80 лет) не смутили угрозы расправы с ним поляков и русских бояр-изменников, и он открыто стал говорить и писать в своих грамотах в другие города, что если Владислав не крестится и литовские люди не уйдут из Москвы, то «королевич не государь нам!». Агитация Гермогена сыграла большую роль. |
| Предварительный текст договора об условиях избрания русским царём Владислава был подписан через месяц после свержения Шуйского – 17 августа. Но подписан он был с польской стороны не королём, а гетманом Жолкевским (король Сигизмунд продолжал осаждать героически сопротивлявшийся Смоленск). Через несколько дней, 27 августа, не дожидаясь подписи короля под договором, население Москвы было приведено к присяге (крестному целованию) на верность Владиславу, а ещё через месяц, 21 сентября, польский гарнизон был введён в российскую столицу, хотя, повторяю, окончательного договора с Сигизмундом, отцом Владислава, ещё не было достигнуто. Началась фактическая оккупация Москвы поляками. С этого момента события «Смутного времени» приобретают характер борьбы за «национальную» независимость. В стране стали собираться силы для освобождения Москвы от поляков. В начале октября 1610 г. в городах Казанского края была получена окружная грамота архимандрита Троице-Сергиева монастыря Дионисия с призывом ко всем городам присоединиться к ратным людям для освобождения Москвы от поляков (готовилось т. н. Первое ополчение). Между тем переговоры «Великого посольства» Семибоярщины с Сигизмундом в стане польского войска под Смоленском всё более заходили в тупик. Польский король, ссылаясь на молодость своего сына (ему в 1610 г. было 15 лет) и на сложность общественно-политической обстановки в России, высказывал сомнения в целесообразности отправки Владислава в Москву и всё увереннее, всё более твёрдо выражал намерение самому занять московский престол. В этой ситуации мужественную позицию занял патриарх Гермоген. Он наотрез отказался идти на переговоры на новых, нарушающих положения договора от 17 августа, условиях, выдвинутых Сигизмундом, и обратился к народу с грамотой, призывающей поддержать национальное достоинство России. Он заявил, что силой своей патриаршей власти освободит русских людей от присяги, данной Владиславу, если тот не примет православия и если польские военные люди не покинут Москву. Мужественного старца (ему было около 80 лет) не смутили угрозы расправы с ним поляков и русских бояр-изменников, и он открыто стал говорить и писать в своих грамотах в другие города, что если Владислав не крестится и литовские люди не уйдут из Москвы, то «королевич не государь нам!». Агитация Гермогена сыграла большую роль. |
| И. Курлятев, члены его семьи и стрелецкий голова Т. И. Тетерин; насильственное пострижение в монахи противоречило принципу добровольного принятия иноческого чина (см. наст. изд. и коммент. к нему). 37 ...детми своими паче же Кроновых жерцов дйствуют. – Кронос – согласно греческой мифологии, кровожадный титан, пожиравший своих детей. Был отцом верховного олимпийского божества Зевса. «Кроновы жерцы» – это служители Кроноса. В комментируемом пассаже речь, очевидно, идет о новых царских приближенных, которые с помощью своих детей губят тело и душу царя. Одним из таких «губителей» являлся, очевидно, влиятельный боярин А. Д. Басманов, сын которого Федор состоял в противоестественных любовных связях с царем, благодаря чему Федор обладал возможностью подводить «всех под гнев тирана» (см.: Новое известие о России времени Ивана Грозного. Сказание Альберта Шлихтинга/Пер. А. И. Малеина. Л., 1934. С. 17; ср. Гваньини Александр. Описание Московии/Пер. с лат., вводная статья и коммент. Г. Г. Козловой. М., 1997. С. 97; Штаден Генрих. О Москве Ивана Грозного. С. 96). Одной из жертв любимого царем Ф. А. Басманова стал молодой воевода князь Д. Ф. Овчинин, происходивший из знатного боярского рода князей Оболенских. Этот князь был задушен псарями Ивана IV за то, что он «среди ссор и брани с Федором, сыном Басмана ... попрекнул его нечестным деянием» (Новое известие о России времени Ивана Грозного. Сказание Альберта Шлихтинга. С. 17; ср.: Гваньини Александр. Описание Московии. С. 97). 38 Писано во граде Волмре... – Вольмер, или Вольмар (ныне Валмиера в Латвии) – город в Ливонии, который вместе с территорией Ливонии в 1561 г. перешел под власть Польши. В Вольмере Курбский находился начиная с первых чисел мая 1564 г., после своего побега из Юрьева ночью 30 апреля 1564 г. 39 ...государя моего Августа Жигимонта короля, от негоже надюся много пожалован быти... милостию его государъскою... – Август Жигимонт – польский король Сигизмунд II Август (1520–1571), с 1548 г. являвшийся также и великим князем Литовским. |
|
|
