| сказывала мысль, что и в нём та же необходимость, какую он предполагает во внешнем мире. Человек легко усвояет взгляд на действительность, как на поток явлений, начало которого скрывается где-то там в недосягаемой бесконечности, отсюда каждый предмет, каждое существо, самого себя он начинает рассматривать как что-то серединное, промежуточное, что-то вполне определяемое предшествующим, просто явление, само по себе не имеющее значения, промежуточное звено между прошедшим и будущим. Но всё это легко и удобно только в теории, где можно игнорировать требования действительности, обходить трудности вопроса и формальными решениями, и бессознательными софизмами прикрывать ложь своего взгляда. На самом деле, если бы причинность была необходимостью, то в мире было бы только продолжение, но не было бы развития. И прогресс, и регресс в мире предполагают, что в причинности заключается свобода. Человек, собственно, и мыслит причину, как свободную силу. Мы не говорим и не мыслим, что причина существования стола в настоящее мгновенье есть существование его в мгновенье предшествующее, между тем, если бы причинность была необходимостью, то тогда всегда существовало бы одно и то же, но мы не ищем причины старого, мы ищем причины нового, причины возникновения того, что не существовало прежде. Причинность, как необходимость, не допускает ни приращения, ни умаления; но в мире постоянно наблюдаются явления того и другого характера. Вот почему под причиной в собственном смысле позволительно мыслить силу той или иной напряжённости, которая может свободно располагать собой в том или другом пространстве, в то или иное время. Я могу поднять три пуда, вот – моя сила, я не могу поднять более, но я могу свободно распределять эту силу – поднимать тяжесть в различных местах различными частями и в различное время. Противники свободы воли не хотят заметить, что в их учении о необходимости много и непонятного, и необоснованного. Само понятие о необходимости в приложении к духу требует разъяснения, которого доселе ещё не дано. В физическом мире для определения и вычисления механических движений, совершающихся с необходимостью, имеется закон па- |
| Это прямо подтверждается как полным молчанием современных ему языческих писателей, которые не могли бы не отметить такой крупный факт, как запрещение всего языческого культа, так и ясным свидетельством известного ритора Ливания, что Константин опустошил языческие храмы, но языческое богослужение и права официальной религии оставил неприкосновенными (См. примеч. Gotophred " a к цитированным выше распоряжениям Константина). – Возможно, что под влиянием убеждений со стороны окружавших его христиан, Константин, к концу жизни одряхлевший духом и телом, составил проект такого закона, но не опубликовал его, а Констанций, нашедший его потом в государственной скринии, воспользовался им, как авторитетным прецедентом для предпринятого им уничтожения языческого культа, тоже, впрочем, не осуществившегося на деле. 168 За время продолжительного путешествия Японского посольства к Римскому Папе, в Японии произошли крупные перемены. – В 1582 году Нобунага, на вершине своего всемогущества, сделался жертвой заговора. Изменнически захваченный заговорщиками, Нобунага сам лишил себя жизни. Вскоре – его брат и наследник принуждён был также кончить самоубийством. У Нобунаги оставался ещё малолетний внук. Мстителем за умершего и защитником прав малолетнего наследника выступил Хидэ который при возникших смутах достиг положения ещё более могущественного, нежели Нобунага. Его сильным конкурентом был Еясу, но после нескольких столкновений соперники сочли более благоразумным прийти к соглашению. – Еясу – уже после смерти Хидэ – стал Сьёгуном и законодателем Японии предпоследнего периода (до Императора Муцухито). – Но этому предшествовал период власти Хидэ – В 1585 году этот сын крестьянина, – стал истинным владыкой всей Японии. Не имея, по своему происхождению, права на титул Сьёгуна. он получил высший придворный чин „Компаку“, впоследствии же принял титул „Тайко“, под которым больше всего и известен в истории (Тайко–сама). – Со времён Хидэ – японская власть становится резко против христианства. Хидэ изменивший в этом отношении традиции Нобунаги, действовал точно также не из личных религиозных чувств, а потому, что изменившиеся обстоятельства уже не требовали какого-либо снисхождения к христианам. |
| Филипп II обошёлся с послами чрезвычайно запросто и называл их своими кузенами. Он засыпал их вопросами об их стране, рассматривал с любопытством их парадные шёлковые одежды, их богатые перевязи и в особенности усыпанные жемчугом и алмазами шпаги, такой тонкой закалки, что во всей Европе не было им подобных. Во время одного из их визитов король около часу беседовал с ними стоя, что чрезвычайно удивило весь Двор. Другой раз Филипп II послал им свои собственные кареты для посещения Эскуриала, Арсенала, его конюшен, королевской сокровищницы и всех драгоценностей короны. Чрезвычайно предупредительно относились к послам также все знатнейшие лица в королевстве и в особенности французский посланник. Он предложил им от имени своего государя Генриха III всё, что от него зависело и пригласил их на обратном пути из Италии заехать во Францию, объявив, что они доставят этим большое удовольствие Христианнейшему Монарху. Когда был окончательно решён их отъезд, Испанский король приказал дать им для переезда в Италию —128— большой и прекрасный корабль, принял их содержание на свой счёт и велел окружить их роскошью. Затем он написал графу Оливарецу, своему посланнику в Риме, поручая встретить их как коронованных особ. К довершению милостей Его Величество почтил послов своим посещением у отцов Иезуитов, где они оставались. Его сопровождали кардинал Толедский и все гранды. Знаменитый Алкальский университет встретил японских послов с почестями, какие по его обычаям воздаются коронованным особам. Мурция, Олигера и множество других городов устроили празднества в честь их приезда. В порте Картахены, Аликанте, они видели часть громадного флота, непобедимой Армады, предназначавшейся для наказания Англичан и Голландцев, но которой предстояло погибнуть скорее от ярости стихий, чем от силы врагов. Отплыв из Валенции, послы были вынуждены противным ветром два раза возвращаться в порт. На третий раз они выдержали страшную бурю, занёсшую их к острову Майорке. Отдохнув здесь немного, они снова отплыли и прибыли в Ливорно 1-го марта 1586 года. Можно было подумать, что буря застала японских послов в море по особому Промыслу Божиему, так как она вынудила алжирских корсаров и турецкие суда, во множестве бороздившие Средиземное море, укрыться в портах. Если бы не этот шторм, то избежав счастливо столько опасностей, путешественники непременно попались бы в руки пиратов Средиземного моря. |
| 13-го получил я письмо из села Орехова-Зуева от товарища своего по Владимирской семинарии, протоиерея Льва Егорова Левшина, о котором я сейчас упомянул в письме к Преосв. Иакову. – Вот что писал мне старый мой товарищ: „Считаю для себя приятным долгом повергнуть пред —383— 1881 г. Вашим Высокопреосвященством, как скудное приношение, свои сочинения. Питаюсь надеждой, что скудные сочинения мои Вы передадите на рассмотрение кому следует, – и считал бы себя счастливым, если бы поучения мои оказались мало-мальски пригодными для пастырей Тверской паствы. Занимательные сочинения Ваши „Воспоминания о Высокопреосв. Леониде“ и „Прощание Ваше с Полоцкой паствой“ мной приобретены и с услаждением часто мной перечитываются“. На товарищеское письмо это я отвечал от 24-го числа: „Получив экземпляр Ваших проповеднических трудов, я велел напечатать о них объявление в Тверских Епарх. Ведомостях. Будет ли иметь успех ваша книга в пределах вверенной мне епархии, заранее сказать ничего не могу. Вы напрасно умаляете предо мной цену ваших речей и поучений. Я прочитал несколько страниц вашей книги и скажу Вам не обинуясь, что под некоторыми из ваших поучений и речей я охотно бы подписал своё имя: так они мне понравились! Если бы, думается мне, наши приходские пастыри более занимались составлением подобных вашим проповедей, они не подверглись бы таким сильным нареканиям, каким подвергаются ныне со всех сторон. Мне помнится, что мой покойный друг Мих. Дм. Граменицкий 250 очень усердно занимался проповедничеством и, без сомнения, оставил после себя много проповедей и катехизических поучений. Сохранились ли эти его письменные труды и где они теперь? Много также по смерти Мих. Дмитриевича осталось моих писем к нему. Письма эти, как мне известно, в руках его сыновей, из коих один мой крестник. Мне очень хотелось бы видеть и перечитать эти письма, так как я в свободные часы занимаюсь составлением записок (мемуаров) о моей протёкшей жизни, но где искать настоящих владельцев моей корреспонденции? Я слышал, |
| Преосвященный Иаков писал мне от 10-го числа: „Устав нашего приюта для неизлечимо больных утверждён. Впрочем новости наши Вы знаете из Епарх. Ведомостей. Имеете ли Вы книжку о „Белом Духовенстве“ Елагина? На неё набросились и Поповицкий и Православное Обозрение; этим только споспешествуют её распространению. Есть много правды в книжке. Одно нехорошо. Это резкость, на что указал я Елагину. Но издатель не смущается нападками. Пусть пишут, говорит. Идут ли у Вас сочинения Преосв. Феофана 247 ? Он скорбит, что нет денег на продолжение изданий. Мы плохо ему помогаем. Желаю Вам здравствовать о Господе“... —382— 1881 г. В ответ на это писал я от 18-го числа; „Книжку о „Белом духовенстве“ я также получил от её редактора и содержание её, за исключением последних двух глав, нахожу вполне справедливым. О тоне изложения я не говорю. Шум и гам, возбуждённые появлением на свет этой маленькой книжки в пустых Петербургских газетах, напоминают о статье покойного Архиеп. Агавангела 248 , по поводу проекта духовно-судебной реформы. Спрашиваете, идут ли у меня, в епархии, сочинения Преосв. Феофана? Едва ли. Наше белое духовенство не любит тратить своих денег на книги, особенно серьёзного содержания, а выписывать их на церковные суммы старосты не дозволяют. О многих из наших иереев, даже просвещённых, можно, по справедливости, повторить старую пословицу: „умён как поп Семён, книги продал, да карты купил“. Картёжная игра – денежная между нынешним духовенством развита до последней степени. Мне об одном из иереев уездного городка (Калязина) передавали, за верное, что он в одну ночь проиграл 1000 рублей!.. И жалуются после сего на скудость средств к жизни?!.. О tempora, о mores!.. На днях получил я в дар от своего товарища по семинарии, Ореховского протоиерея Льва Левшина 249 экземпляр его слов и поучений. Произведения, по моему мнению, очень дельные и назидательные. Он просит меня содействовать к распространению его книги в моей епархии. Я велю напечатать объявление о ней в Епарх. Ведомостях, но за успех распространения не ручаюсь“. |
| На высшие гражданские и военные должности империи он ставит по преимуществу христиан и, чтобы не соблазнять их совесть, отменяет языческие обряды, соединённые с прохождением их 159 . В своей домашней и личной жизни он стремится осуществить христианские начала и своим сыновьям – наследникам империи – даёт христианское воспитание, правильно усматривая в этом самое верное ручательство за дальнейшее продолжение его политики 160 . Все эти новые идеи и стремления, охватившие Константина, своё документальное подтверждение получают в монетах этого времени. Языческие символы на них совсем исчезают, монограмма получает ясно выраженный христианский характер и сами надписи становятся исповеданием новых надежд императора. „Слава войска“, „благополучие и надежда республики“, „победа и мир августов“, „радость римлян“ – вот знаменательные слова, сопровождающие монограмму на лабаруме или на монетах взамен прежних: солнцу непобедимому спутнику или Марсу охранителю. Сам Константин изображает себя на монетах, уже не с лучами, окружающими голову на подобие солнца, а в виде молящегося, с руками, распростёртыми вверх, и взором, устремлённым на небо 161 . Но как ни страстно он желал теперь окончательного торжества христианства, как ни глубоко было его презрение к язычеству, он ни одну минуту своей жизни не думал о каких-либо насильственных мерах против него. Сцены гонения на христиан, запеча- —93— тлевшиеся кровавыми пятнами в его памяти, когда он в своей юности находился ещё при дворе Диоклитиана, поселили в нём отвращение ко всяким принуждениям в делах веры. „Хочу, – говорит он в одной грамоте, разосланной всем правителям областей, – хочу для общей пользы мира и всех людей, чтобы подобно верующим приятности мира и тишины вкушали и заблуждающиеся..., пусть никто не беспокоит другого, пусть каждый делает то, что хочет душа“ 162 . Ещё в 337 г., накануне своей смерти, он особым указом подтвердил привилегии языческих жрецов Африки, где многочисленное христианское население, по-видимому, сделало попытку лишить их обычных привилегий 163 . |
| Вызванное частным случаем, распоряжение это имело общеобязательную силу 404 . По другому, позднейшему, определению Святейшего Синода того же года, должны быть изъяты из употребления старопечатные книги, находившиеся в частных домах и книжных лавках 405 , в обмен на вновь исправленные с обязательством не держать и не продавать старых. Распоряжение это было в связи с общей мерой церковно-гражданской власти об изъятии из употребления для искоренения раскола «продававшихся на Спасском мосту в Москве листов, письменных и печатных разных изображений, служб, канонов и молитв» 406 . Распоряжение это относилось к раскольникам и прилагалось к ним с большой строгостью. По определению Святейшего Синода от 28 февраля 1722 года, записные раскольники не должны были книг раскольнических, печатных и письменных у себя держать, и где ведают книги потаённых раскольников, объявлять без всякой утайки 407 . В 1724 году, по случаю открытия у старца Сергия (в Сибири, из терской пустыни) раскольнических книг и писем, противных благочестию, богохульных и плутовских, церковно-гражданской властью строго предписано было по всем местам, «чтоб, ежели у кого такие и тем подобные раскольнические рукописные книги есть, те люди объявляли оные в городе духовным управителям неукоснительно, без всякой боязни, и никто у себя таких о расколе сомнительных и подозрительных книг и тетрадей ни тайно, ни явно, ни под каким видом, держать не дерзали, под опасением жестокой казни». Отобранные книги должны были пересылаться в Святейший Синод 408 . В книгах, давших повод к такому строгому определению, заключались «многие плутовские бредни, непотребные слова, касавшиеся до чести Его Императорского Величества». Можно думать, что содержание означенных книг касалось вопроса об антихристе, которого раскольники олицетворяли в Петре I. В то время такое мнение о Петре получило широкое распространение; было оно и в Сибири 409 , наполненной беглецами и каторжниками со всей России. С вопросом о книгах полемических – раскольнических и старопечатных богослужебных, подлежавших изъятию из употребления и преследованию, тесно связывался вопрос и о других богослужебных принадлежностях, требоисправлениях, обрядах и действиях, существовавших и могших совершаться под условием и в зависимости от наличности гонимых книг. |
| —230— Определили: 1) Поручить академическому врачу И. К. Соколову подвергнуть 17 августа надлежащему медицинскому освидетедьствованию всех прибывших для поступления в состав нового академического курса. 2) 18, 19 и 20 августа назначить письменные упражнения: по Священному писанию Ветхого Завета (18), словесности (19) и по истории и разбору западных исповеданий (20). Тему для первого сочинения поручить дать И. д. доцента В.Н. Мышцыну , для второго – экстраординарному профессору И.А. Татарскому и для третьего – экстраординарному профессору В.А. Соколову . Чтение и оценку сочинений поручить, кроме преподавателей, дающих темы, следующим членам Совета: первого – экстраординарному профессору А. П. Смирнову , второго – экстраординарному профессору Г.А. Воскресенскому и третьего – экстраординарному профессору Η.Ф. Каптереву. Все темы должны быть предварительно представлены о. Ректору Академии. 3) 22, 23 и 24 августа произвести испытания по введению в круг богословских наук посредством комиссии из и. д. Инспектора иеромонаха Сергия, профессора Д. Ф. Голубинского и и. д. доцента С.С. Глаголева . 4) 25, 26 и 27 произвести испытания по греческому языку посредством комиссии из ординарного профессора И.Н. Корсунского и и. д. доцента А.А. Спасского. 5) 31 августа произвести испытания по новым языкам посредством комиссии из о. Ректора Академии, ординарного профессора М.Д. Муретова , доцента А.П. Голубцова и лектора немецкого языка В.П. Лучинина. 6) 1, 2 и 3 сентября произвести испытания по начальным основаниям и краткой истории философии посредством комиссии из о. Ректора Академии, и. д. ординарного профессора П.И. Казанского и доцента А.И. Введенского . 7). 5 сентября произвести испытания студентов Академии, которые не держали их в конце минувшего учебного года посредством комиссий из преподавателей Академии, назначенных в утвержденном 12 апреля сего года Его Высокопреосвященством расписании. На сем журнале резолюция Его Высокопреосвященства: «Авг. 14. По статье пятой согласен; прочее утверждается». 6-го сентября 1894 года |
| Ознакомимся хотя в общих чертах с этим интересным исследованием. Первый том (XXVI+782 стр.) имеет своею целью критически обозреть все бесчисленные источники агиологии восточной и западной в древнейшем периоде её, помочь разобраться в этом чрезвычайно сложном и запутанном комплексе сырого материала и обосновать все главные выводы касательно истории её, происхождения различных печатных и рукописных памятников и их взаимного отношения. После обстоятельного введения, рассматривающего существующую на западе, в современной Греции и России литературу по агиологии, общего перечня рукописных хранилищ у нас на Руси и подробного очерка главных периодов восточной агиологии (I–XX; 1–21), автор в самостоятельных отделах, из которых каждый, можно сказать, образует из себя целую диссертацию, обозревает главнейшие источники для построения истории и современного состава восточной агиологии. Первый отдел (22–48 стр.) занимается критическим разбором т. е. определением подлинности, времени написания и научной значимости древнейших западных календарей‚– так как таковые сохранились только на западе: – Бухерианского IV в., Карфагенского V в., Готского V–VI вв. и т. д., и мартирологов, где особенное внимание автора вызывает к себе недавно открытый сирский восточный мартиролог 411–412 г.г., древнейший агиологический документ востока. Во втором отделе рассматриваются: a) восточные месяцесловы при евангелиях и апостолами по 18-ти памятникам из VIII – XI в.в. (49–88); б) греческие месяцесловы XI–XII век.‚ числом 15 (89–106); в) древнейшие славянские месяцесловы при евангелиях и апостолам‚–4 экземпляра‚ – (106–114); г) греческие месяцесловы XII в. (7 экзем.‚ 114–118 стр.); д) славянские месяцесловы XII (8 экз.), XIII (8 экз.) и последующих веков, при чем обозрение этих памятников повсюду сопровождается сравнительным анализом упоминаемых в них дней праздников и памятен святых (118–183). Отдел третий трактует об уставах–великой константинопольской церкви, студийском, евергетидском, иерусалимском и славянских редакциях их и определяет значение их для агиологии (184–194). В четвертом отделе речь идет о минеях и других богослужебных книгах, заключающих в себе весьма богатый материал для истории агиологии, который здесь извлекается и проверяется критически (195–227). Дальнейшие три отдела посвящены обзору аналогичных памятников: четий–миней, синаксарей или прологов и святцев (237–386). Первый том заканчивается двумя прибавлениями и 21 приложениями, (20 по неизвестной причин опущено), обсуждающими различные специальные вопросы из области агиологии (342–732!!). |
| I 522/273). В этом же году состоялось распоряжение Св. Синода об отобрании в Приказ Церковных Дел продававшихся на Спасском мосту в Москве и в других местах разных священных изображений, а также служб, канонов и молитв, сочиненных и напечатанных без надлежащего дозволения и о присылке из таковых по одному экземпляру в Св. Синод, «приобща обыкновенный тому реэстр». (Собрание постан. и распоряжений, т. I 44). В 1722-м году Св. Синод требовал, чтобы присылались в оный древние книги. (Собрание постан. и распоряжений, т. I I 412). В 1723-м году присланы были в Св. Синод из Сената при особом ведении конфискованные сибирским вице-губернатором Петровым-Солововым из Тарской пустыни у старца Сергия рукописные книги (в количестве 39-ти) и письма, в коих, по рассмотрении, явились «многие плутовския бредни и между тем богохульные и касающиеся чести Его Императорского Величества непотребные слова». Св. Синод 11-го сентября 1724 г. определил: «Обретающиеся две книги, писанные, одну в десть (разумеется книга под 24, озаглавленная в реэстре так: Книга в переплете (в десть), в которой написано в первой строке собрание святого евангелия и от апостола и от правила седьми вселенских соборов обличение, 157 лл.), другую в полдесть (разумеется книга под 25, озаглавленная в реэстре так: Книга в переплете (в полдесть), в которой толкование в лицах от создания мира и о отпадении Рима и о антихристе; да писано уставом о браке, 247 лл.) для знания, или наипаче когда случится с такими ж противники в разговорах обличения их безумных хулений, запечатав, содержать в Синодальном Архиве, а прочие письма для публичного сожжения возвратить паки в Сенат при ведении, в котором объявить Синодальное рассуждение: дабы из Правит. Сената во все губернии и провинции посланы были крепкие с подтверждением указы, чтоб, ежели у кого такие и тем подобные раскольнические рукописные книги есть, те люди объявляли оные в городе духовным управителям, где надлежит, неукоснительно, без всякой боязни, и никто у себя таких о расколе сумнительных и подозрительных книг и тетрадей ни тайно, ни явно, ни под каким видом, держать не дерзали, под опасением жестокой казни; а ежели кто не объявит и после такия о расколе рукописные книги, чрез чье объявление у кого сыщутся, тоб таким преслушателем чинено было по указу. |
|
|
