| 61. Учение св. апостола Павла и книги Премудрости Соломоновой о происхождении и характере язычества//ХЧ, 1905, февр. 62. Учение св. апостола Павла о грехе, искуплении и оправдании//ХЧ, 1898, март, с. 301–343; апр., с. 471–516; май, с. 629–666; июнь, с. 793–840. 63. Учение св. апостола Павла о добрых и злых духах//ХЧ, 1900, янв. 64. Учение св. апостола Павла о загробной жизни и воскресении мертвых//ХЧ, 1888, янв. 65. Учение св. апостола Павла о предопределении по сравнению с воззрениями книги Премудрости Соломоновой//ХЧ, 1904, июль– авг. Эл. вариант: М.: Изд. КБ МДА и Фонда «Серафим», 2005. 66. Учение св. апостола Павла о христианской жизни в «Духе» и его самобытная независимость//ХЧ, 1904, апр., с. 751–787. Эл. вариант: М.: Изд. КБ МДА и Фонда «Серафим», 2005. 67. Хвала ученому мудрецу в Книге Иисуса сына Сирахова//ХЧ, 1910, авг., с. 892–910. 68. Хвалебная песнь Иисуса, сына Сирахова, Творцу и Промыслителю Вселенной//ХЧ, нояб., с. 1313–1331. 69. Ходатай Нового Завета: экзегетический анализ Евр. 1:1–15 . Сергиев Посад, 1915, 47 с. Эл. вариант: М.: Изд. КБ МДА и Фонда «Серафим», 2005. 70. Христово уничижение и наше спасение: библейско-экзегетический анализ Филип. 2:5–11 //ПМ, 1930, 2, с. 86–101. То же: София, 1929. Эл. вариант: М.: Изд. КБ МДА и Фонда «Серафим», 2005. 71. Христос и Ангелы: экзегетический анализ Евр. 1:6–14 . Пг., 1915, 43 с. Из: ХЧ, 1915. Эл. вариант: М.: Изд. КБ МДА и Фонда «Серафим», 2005. 72. Экзаменский конспект по предмету Священного Писания Нового Завета для переходных испытаний студентов СПбДА: • в 1895 году. СПб., 1895, 6 с.; • в 1896 году. СПб., 1896, 5 с.; • в 1898 году. СПб., 1898, 5 с. 73. Эллинская образованность апостола Павла//ХЧ, 1906, март–июль; 1907, февр.–март. II. Исторические, биографические и церковно-публицистические сочинения 74. Академик Борис Александрович Тураев как христианский учитель и ученый//Рус. Мысль, 1923, кн. 9–12, с. 387–398. То же//Воскрес. чтение (Варшава), 1929, 11, с. 169–173, 185–187. 75.Академик Е. Е. Голубинский . Рукопись. РНБ, ф. 194. Эл. текст: http://www.golubinski.ru/golubinski/glubokoeg.htm |
| Он вышел на крыльцо, подозвал к себе прохожего и что-то стал ему говорить. Мы даже немножко испугались, что С. А услышит какие-нибудь оскорбления. Но, к удивлению нашему, после слов Сергея Александровича мужичок заплакал, начал креститься. Сергей Александрович попросил нас вынести воды, мы вынесли ковш воды, прохожий напился и, крестясь, плача и благодаря за что-то Сергея Александровича, пошел своим путем. Был еще один случай, изумивший моего мужа. Как-то Сергей Александрович пригласил прогуляться моего мужа после чая. Видно, в этот день он чувствовал себя хорошо. Они отправились по дороге, рядом с которой был парк бывшего помещичьего владения. Парк этот был огорожен дощатым забором, местами проломанным. По дороге навстречу им показалась телега с двумя седоками. Один был пожилой мужчина, другой — подросток. Мой муж, опасаясь опять услышать какую-либо грубость, предложил Сергею Александровичу пройти в пролом забора и идти по другую его сторону, чтобы избежать столкновений. «Нехорошо, Левушка, людей бояться, пойдем прямо», — сказал С. А., и они пошли навстречу едущим. И вот, слышат они, что старший говорит младшему: «Смотри, смотри, вон навстречу отец Серафим идет», — и указывает на Сергея Александровича. Это — вместо ожидаемого моим мужем злословия! Они оба вернулись домой со слезами на глазах. Особенно был растроган Сергей Александрович, бывший большим почитателем Преподобного Серафима. Сергей Александрович и Елена Александровна занимали в нашем доме маленькую комнатку, бывший кабинет моего отца. Каждый день проходил у них по раз установленному порядку. Сергей Александрович вставал очень рано, часа в 4, и исполнял свое особое утреннее правило, затем, часов в семь, вставала Елена Александровна, и они уже вместе читали утренние молитвы. Затем, часов в 8, они шли на прогулку до завтрака. Сергей Александрович был тяжело больным человеком. Неоднократные аресты, пересылки из одного места в другое привели к тяжелому заболеванию сердца. Я помню, как-то раз он сказал моему дедушке: |
| Елена Михайловна Кузьмина, дочь профессора Граменицкого, рассказывала: " Мои родители были духовными чадами отца Серафима еще по Александро-Невской лавре... В 1937 году у папы случился обширнейший инфаркт миокарда. Его жизнь буквально висела на волоске. Собрался большой консилиум, но все врачи в безсилии разводили руками. Оставалось уповать только на Господа. Мама неотлучно находилась около отца, а мы с Пашенькой (близким человеком семьи Граменицких. - Прим. авт.) устремились в Вырицу. Тогда батюшка Серафим встретил нас словами: " Все знаю, молюсь. Поживет еще Михаил Иванович, поживет. Еще и сюда приедет, и не один раз " . После этого папа прожил еще почти шесть лет. Он очень сблизился с батюшкой, особенно во время оккупации. Они часами могли беседовать на серьезные научные темы (как и многие ленинградцы, выехавшие в отпуска и на дачи, Граменицкие не успели эвакуироваться из Вырицы при стремительном наступлении немецких частей. - Прим. авт.). Помимо высочайшего интеллекта и всеобъемлющей эрудиции отец Серафим поражал людей своими непостижимыми познаниями, дарованными ему от Бога. Перед ним преклонялись многие выдающиеся ученые " , - заключает Елена Михайловна, хорошо знавшая преподобного. Частыми гостями в Вырице также были русские ученые, академики с мировыми именами - физик Владимир Александрович Фок, известный своими трудами в области квантовой механики, теории распространения радиоволн, теории относительности, теории гравитации, радиофизике, математической физике, прикладной физике и философским проблемам физики, а также биолог Леон Абгарович Орбели, ученик и последователь Ивана Петровича Павлова, автор многих исследований по физиологии нервной системы и биохимии, известный также своими работами по физиологии органов чувств. Владимир Александрович Фок родился в 1898 году в Санкт-Петербурге. После окончания школы в 1916 году добровольно зачислился в Артиллерийское училище и после прохождения ускоренного курса был направлен на фронт, где не раз являл истинную храбрость. |
| Это был день отъезда. После молебна у мощей преподобного отправились в обратный путь, но по дороге посетили Дивеевскую обитель, где навестили игуменью Марию, побеседовали с блаженной Прасковьей Ивановной и повстречались с Еленой Ивановной Мотовиловой, хорошо помнящей батюшку Серафима. Впечатления переполняли! Дома, в Ильинском, ждал сюрприз — дети, догадываясь, в каком настроении приедут дядя и тётя, иллюминировали подъездную аллею. И они не ошиблись. Светлые, праздничные, радостные чувства долго не оставляли Великокняжескую чету. Все разговоры с родственниками и знакомыми неизменно сводились к рассказам о Саровских торжествах. Сергей Александрович приступил к их подробному описанию в отдельных тетрадях, заказал для окрестных храмов иконы преподобного Серафима, дарил окружающим привезённые из Сарова образки. Сильный душевный подъём переживала и Елизавета Фёдоровна. «Мы всё ещё будто во сне, — признавалась она вдовствующей императрице спустя неделю после возвращения. — О, какое время! Все эти разнообразные впечатления мало-помалу прорастают, и чувствуешь себя там, и жаждешь вернуться. И так трудно снова жить обыденной жизнью, когда часть тебя не здесь! Такое чувство, что душа твоя там, и хотя сердце и мозг не в состоянии работать, как всегда, но нечто пребывает в лучшем мире — ближе к Богу, чем прежде». Саровские торжества оставили в душе Великой княгини неизгладимый след, а образ святого Серафима стал для неё особенно дорогим и близким. К нему она будет часто обращаться в трудные минуты, на его поддержку станет уповать в тяжких испытаниях, его молитвам доверит своих родных в сложных и опасных ситуациях. То, что открылось в Сарове, всё увиденное и пережитое в те дни, помогло ей ещё выше подняться в духовном росте, но время обретения нового небесного заступника оказалось промыслительным в её дальнейшей судьбе. Ибо с этого момента Елизавета Фёдоровна вступала на свой тернистый путь. 3. На краю бездны Новый век начался с потерь. 22 января 1901 года в Осборне скончалась королева Виктория. Как и положено, при Дворе в Петербурге объявили траур, носивший, впрочем, формальный характер — по случаю военно-морского праздника император даже посетил Мариинский театр. Давали «Евгения Онегина», и, пользуясь возможностью вновь услышать одну из своих любимых опер, к Государю присоединился Сергей Александрович. Елизавета Фёдоровна не поехала на спектакль. Она искренне переживала смерть дорогой бабушки, с которой теперь, увы, не могла попрощаться. Нахлынули воспоминания о детстве, о ранней юности, о родителях и о милом Осборне, где всегда было так уютно, так спокойно, так радостно. И надо же, именно там, в доме свадьбы бедной мамы, в этой бухте утешения для юных гессенских сирот, остановилось сердце той, кто уделял им столько внимания и дарил столько любви! |
| Сомнительно, знал ли он, сколько получал от хозяйства, сколько ему возвращали долгов и сколько он сам уплачивал по векселям вместе с процентами. Между тем семейство увеличивалось, старшие дети начинали учиться. В доме постоянно был народ. Ночевали приезжие священники, гостили кто-нибудь из многочисленных матушкиных сестер или братьев с семьями. На Рождество и на лето приезжал брат батюшки, Евгений Егорович, тоже с семьей. Евдокия Александровна тяготилась этой сутолокой, ей не под силу были заботы о гостях. Она постоянно прихварывала и все домашние дела передоверила старой няньке Авдотье. Вдобавок многосемейному отцу ее в свое время впору было только просодержать в семинарии троих сыновей, об образовании дочерей и думать не приходилось, и красавица Душенька осталась едва грамотной. Это ее очень тяготило, она терялась перед матушками-епархиалками, перед женой деверя, Серафимой Серапионовной, окончившей Казанское окружное училище (Вед. Импер. Марии), считавшееся чуть ли не аристократическим. Впрочем, у отца Сергия, ежегодно, до самого рукоположения, гостившего в семье дяди, осталось воспоминание о ласковой, приветливой тете. Особенно об одном случае, когда он, семинарист Сергей, с товарищей Васей Поповым пешком, по колено в воде, перемешанной со снегом, прибрели на пасхальные каникулы в Яблонку. С опасностью для жизни перебрались они тогда через овраг, наполненный рыхлым снегом, под которым бежала вода, и явились на мельницу за селом. Оттуда их, закутав в тулупы, развезли по домам и уложили, под тулупами же, отогреваться. Сергей лежал, наслаждаясь отдыхом и теплом, а тетя Евдокия Александровна, охая и ужасаясь, поила его малиновым чаем с медом и растирала спиртом. Младшую дочку родители хотели назвать Екатериной, но приглашенный в качестве крестного Евгений Егорович, уже несколько лет как овдовевший, взбунтовался: «Если не назовете Серафимой, ищите другого крестного. Пусть будет вторая Серафима Серапионовна». Так появилась третья, предпоследняя, Серафима Сва. Симе было года три, когда Евдокия Александровна заболела воспалением легких. |
| Вот краткая история этого креста. Уже более десяти лет вдовствующая, Мария Александровна твердо хранила жизненные принципы покойного протоиерея отца Константина, не только духовно опекавшего в свое время большую часть верующих города Оренбурга, но и, по возможности, поддерживавшего их материально. Отец Константин трагически скончался от опухоли мозга, развившейся вследствие автокатастрофы. Страдая от головных болей, он умер в военном госпитале имени Бурденко в Москве после семимесячного лечения. Мария Александровна погрузилась в дела благотворительности и помогала, чем могла, страждущим и нуждающимся людям. Ее хорошо знали в писательских кругах как человека, обладавшего литературным даром. Она вела обширную переписку со многими поэтами и писателями России. После смерти отца Константина у нее осталось много верных и преданных памяти батюшки друзей, с которыми она была связана многолетней дружбой. В 50е годы прошлого уже ХХ-го века матушка Мария Александровна Плясунова, часто бывая в единственном в то время оренбургском храме, обратила внимание на тихую пожилую женщину монашеского вида, углубленно и трепетно молящуюся. Что-то было в ней необычное при всей скромности внешнего облика — какой-то аристократизм и необыкновенная сдержанность. Молилась она, как сестры Марфо-Мариинской обители — при поясном поклоне касаясь головой пола. Они познакомились. Их знакомство перешло в глубокую дружбу до конца дней. Матушка Серафима, а это была именно она, о себе почти не рассказывала. Можно было лишь догадаться по нескольким невольно оброненным словам, что в жизни ей выпали сложные испытания, и где-то она, очевидно, близко соприкоснулась с Императорским домом Романовых. В Оренбург, скорее всего, она приехала совсем недавно, а уж потом поселилась в нем постоянно. Об этом — неизвестно. Кто она была ранее в миру, Мария Александровна могла только догадываться, но это никогда не обсуждалось. Возможно после, когда они стали очень дружны, матушка Мария узнала о ней много больше, но только ведь и Мария Александровна была очень сдержанным человеком. |
| Вот такой человек приходил на исповеди и беседы к иеросхимонаху Серафиму (Муравьеву). Промыслом Божиим Ивану Петровичу Павлову суждено было состоять в духовной близости и с митрополитом Серафимом (Чичаговым) . По пятницам владыка читал акафист преподобному Серафиму в Знаменской церкви, где был придел, посвященный Саровскому чудотворцу. В миру владыка Серафим немало времени посвятил углубленному изучению медицинских наук и имел медицинскую практику. Все это, безусловно, также роднило Ивана Петровича с митрополитом Серафимом. Оба они глубоко чтили смиренного духовника Александро-Невской Лавры... Иеросхимонаха Серафима почитали выдающийся астроном своего времени, один из основателей Русского астрономического общества, академик Сергей Павлович Глазенап, а также один из создателей современной фармакологической школы, профессор медицины Михаил Иванович Граменицкий. Частыми гостями в Вырице также были выдающиеся русские ученые, академики с мировыми именами – физик Владимир Александрович Фок, известный своими трудами в области квантовой механики, распространения радиоволн и теории относительности, и биолог Леон Абгарович Орбели, ученики последователь Ивана Петровича Павлова, автор многих исследований по физиологии нервной системы и биохимии, известный также своими работами по физиологии органов чувств. За чашкой чая вел с ними отец Серафим долгие душеполезные беседы о мироздании; о той дивной гармонии, которую вложил Премудрый Творец всяческих в окружающую нас природу и самого человека; о мире духовном, невидимом; о Духе Святом и Животворящем, наполняющем всю бесконечную Вселенную. Светила науки многому учились через богомудрые наставления смиренного старца. Этот старец-монах был воистину гражданином иного мира – Сам Дух Божий говорил его устами. То, что оставалось скрытым и от великих ученых, было открыто батюшке Серафиму по словам Спасителя: «Славлю Тебя, Отче, Господи неба и земли, что ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл младенцам» ( Лк.10:21 ). Одним из любимейших воспитанников отца Серафима был известный во всей России профессор-гомеопат Сергей Серапионович Фаворский, которого называли «светилом Петербурга». Он был чистейшей души человеком и талантливым медиком. В кабинете доктора Фаворского можно было встретить государственных мужей и иерархов Церкви, знаменитых артистов и военачальников, известных спортсменов, и, конечно же, простых тружеников, которым Сергей Серапионович оказывал, чаще всего, помощь бескорыстную. |
| И просил, чтобы все, все в Серафимовой-то пустыни спаслись бы сироточки, батюшка! И обещала Матерь Божия убогому Серафиму сию неизреченную радость, батюшка! Только трем не дано, три погибнут, рекла Матерь Божия! – при этом светлый лик старца затуманился. – Одна сгорит, одну мельница смелет, а третья... сколько ни старался я вспомнить, никак , не могу, видно уж так надо». Благодатная сестра Евдокия Ефремовна, удостоившаяся быть при следующем посещении Царицы Небесной о. Серафима в 1831 году, сообщила свой разговор с батюшкой о том же посещении, которое только что передал о. Василий (тетрадь 6, рассказ 21). «Вот, матушка, – сказал мне батюшка Серафим, – во обитель-то мою до тысячи человек соберется, и все, матушка, все спасутся, я упросил, убогий, Матерь Божию, и соизволила Царица на смиренную просьбу убогого Серафима; и кроме трех, всех обещала Милосердная Владычица спасти, всех, радость моя! Только там, матушка, – продолжал, немного помолчав, батюшка, – там-то, в будущем, все разделятся на три разряда: сочетанные, которые чистотою своею, непрестанною молитвой и делами своими, через то и всем существом своим, сочетованы Господу; вся жизнь и дыхание их в Боге, и вечно они с Ним будут! Избранные, которые мои дела будут делать, матушка, и со мной же и будут в обители моей. И званые, которые лишь временно будут наш хлеб только кушать, которым темное место. Дастся им только коечка, в одних рубашечках будут да всегда тосковать станут! Это нерадивые и ленивые, матушка, а которые общее-то дело да послушание не берегут и заняты только своими делами, куда как мрачно и тяжело будет им; будут сидеть все, качаясь из стороны в сторону, на одном месте!» И, взяв меня за руку, батюшка горько заплакал. «Послушание, матушка, послушание превыше поста и молитвы! – продолжал батюшка. – Говорю тебе, ничего нет выше послушания, матушка, и ты так сказывай всем!» Затем, благословив, отпустил меня». Ксении Васильевне о. Серафим так рассказал (тетрадь 6, рассказ 30): «Скажу тебе, посетила Царица-то Небесная убогого Серафима и вот что, скажу тебе, радость моя, рекла Матерь Божия: «Любимиче Мой! Проси у Меня, чего хощеши!» Слышишь ли, матушка, как возрадовала Матерь-то Божия убогого Серафима, как неизреченно возрадовала! А я-то, убогий, молил Владычицу, да спасутся все, кто в обители моей будет! И задумалась Царица-то Небесная, матушка, и излила всю благодать Своей милости на убогого Серафима! И все спасутся, матушка, обещала нам Сама Пречистая Владычица; только три погибнут: одна сгорит огнем, другую мельница смелет, а третью...» (забыла, странно, видно не нужно нам помнить!). |
| Как-то мы — отец Рафаил, дьякон Виктор, еще один наш друг, подслеповатый монах Серафим, инок Александр и я — шли поздним вечером по Пскову. Наши монашеские одежды привлекли внимание пьяной компании. Сначала нас принялись осыпать насмешками, потом перешли к оскорблениям и угрозам. Отец Рафаил физически был необычайно сильным. Такой немного неуклюжий молодой медведь. Отец Виктор тоже был не слабак, да и после тюрьмы он хорошо понимал, как ответить в подобной ситуации. Серафим — просто гигант, несмотря на свою подслеповатость. Наконец, инок Александр, самый выдающийся из нас в бойцовском смысле, имел высокий разряд по карате. Я со своим чахлым третьим юношеским по боксу в этой компании в расчет не принимался. Но мы, не отвечая хулиганам, продолжали себе спокойно идти. Даже когда в нас полетели комья земли, камни и какие-то палки, старались не обращать на это внимания. Каждое успешное попадание отмечалось смехом за нашей спиной и самой пошлой бранью. Инока Александра так и трясло от негодования. В конце концов он не выдержал и срывающимся голосом кротко попросил отца Рафаила благословить ему задержаться и побеседовать с заблудшими молодыми людьми. Но отец Рафаил лишь беззаботно шагал как ни в чем не бывало. Наконец безобразники совсем остервенели. Видя, что ни оскорбления, ни комья грязи на нас не действуют, они стали поносить Господа Бога и Божию Матерь. Отец Рафаил остановился. — Мне нельзя, — вздохнул он, — я священник. Отец Виктор — дьякон, ему тоже нельзя. Отец Серафим и Георгий Александрович — в резерве. Ну, что же делать, остаешься только ты, отец Александр! Второй раз инока Александра просить не требовалось. Он рванул с себя монашеский пояс, скинул подрясник и в длинной рубахе, шароварах и кирзовых сапогах развернулся к хулиганам. Те — их было несколько человек — удивлением приостановились. В следующее мгновение инок Александр издал дикий, варварский визг, взвился в воздух и врезался ногами в пьяную компанию. Далее совершилось жестокое побоище. Несчастные хулиганы только расползались в разные стороны, утирая кровь и выплевывая выбитые зубы. Мы кинулись оттаскивать Александра, но и нам от него досталось сгоряча. Не без труда успокоив нашего героя, как бультерьера после схватки, и убедившись, что «скорую» для безобразников вызывать не обязательно, мы снова облачили инока Александра в подрясник и продолжили свой путь. |
| Взаимные отношения между Макарием, в бытность его бакалавром Киевской духовной Академии, и студентами, его учениками, были самые наилучшие и светлые. По свидетельству одного из учеников Макария, за серьезное отношение его к своему делу, за прекрасные чтения и за необыкновенно благородное обхождение с студентами во время спрашивания их на уроках, студенты платили Макарию искренним уважением и вниманием к его лекциям, какого не показывали в отношении к иным старейшим профессорам. Сам Макарий относился к студентам с сердечным расположением, которое сохранил и по переводе в С.– Петербургскую духовную Академию. В своем письме от 24 сентября 1842 г. Макарий писал С.А. Серафимову: «всем, всем господам наставникам, всем даже студентам обоих отделений мое почтение» 133 . Среди своих сослуживцев, из которых почти все были вместе с тем и наставниками его, иером. Макарий пользовался таким же расположением и уважением, как и среди студентов. Макарий, в свою очередь, относился к своим сослуживцам с глубоким почтением и добрую память о них хранил долго по выходе из Киевской дух. Академии. В первом из своих писем к С.А. Серафимову Макарий, между прочим, писал: «теперь дошло до засвидетельствования почтении, и я, засвидетельствовавши одно из них вам, прошу передать от меня глубочайшее уважение и преданность добрейшему и незабвенному наставнику и начальнику о. ректору Димитрию: о, как об нем здесь все высоко отзываются, начиная от графа 134 и митрополита Ионы до нижайших, с какими только мне приходилось говорить: и я рад, рад от сердца! Всенижайшее почтение и уважение достоуважаемым мною о. инспектору 135 и Фотию, Якову Козьмичу, Василию Николаевичу, Петру Семеновичу, Ивану Петровичу 136 , Димитрию Ивановичу 137 , Сильвестру Сильвестровичу 138 , Андрею Демьяновичу 139 , Венедикту Павловичу 140 , Виктору Ипатьевичу 141 , Александру Лукьяновичу, Давиду Александровичу 142 ... и мое глубочайшее уважение Ивану Михайловичу 143 . Второе письмо Макария к Серафимову заканчивалось таким же засвидетельствованием почтения его веем бывшим наставникам и сослуживцам по Киевской духовной Академии. |
|
|
