| – Молчите, – говорит доктор строго. Но Вильгельм уже сел. Он видит испуганные лица товарищей – рядом стоят Куницын и француз Будри. Куницын о чем-то вполголоса говорит Будри, тот неодобрительно кивает головою. Энгельгардт, директор, растерянно сложил руки на животе и смотрит на Кюхлю бессмысленным взглядом. Кюхлю ведут в Лицей и укладывают в больницу. Ночью в палату к нему прокрадываются Пушкин, Пущин, Есаков. Есаков, застенчивый, румяный, улыбается, как всегда. Пушкин сумрачен и тревожен. – Вильгельм, что ты начудил? – спрашивает его шепотом Есаков. – Нельзя так, братец. Вильгельм молчит. – Ты пойми, – говорит рассудительно Пущин, – если из-за каждой шутки Яковлева топиться, так в пруду не хватит места. Ты же не Бедная Лиза. Вильгельм молчит. Пушкин неожиданно берет Вильгельма за руку и неуверенно ее пожимает. Тогда Вильгельм срывается с постели, обнимает его и бормочет: – Я не мог больше, Пушкин, я не мог больше. – Ну, вот и отлично, – говорит спокойно и уверенно Есаков, – и не надо больше. Они ведь тебя, братец, в сущности, любят. А что смеются – так пускай смеются. IV А впрочем, жизнь в Лицее шла обычным порядком. Обиды забывались. Старше становились лицеисты. После истории с прудом один Илличевский издевался над Кюхлей по-прежнему. У Кюхли даже нашлись почитатели: Модя Корф, аккуратный, миловидный немец, утверждал, что хоть стихи у Кюхли странные, но не без достоинств и, пожалуй, не хуже Дельвиговых. Учился Кюхля хорошо, у него появилась новая черта – честолюбие. Засыпая, он воображал себя великим человеком. Он говорил речи какой-то толпе, которая выла от восторга, а иногда он становился великим поэтом – Державин целовал его голову и говорил, обращаясь не то к той же толпе, не то к лицеистам, что ему, Вильгельму Кюхельбекеру, передает он свою лиру. У Кюхли была упорная голова: если он в чем-нибудь был уверен, никто не мог заставить его сойти с позиции. Математик Карцов записал о нем в табель об успехах, что он «основателен, но ошибается по самодовольствию». Хорошо его понимали трое: учитель французского языка Давид Иванович де Будри, профессор нравственных наук Куницын и директор Энгельгардт. |
| – Есаков. Есаков был тихий мальчик с румянцем во всю щеку, застенчивый, с особой походкой: он ходил вразвалочку, поматывая головой. Он очень любил Кюхлю и, после Дельвига, был первым его другом. Яковлев сжался, крякнул, стал меньше ростом, как-то особенно покорно начал поматывать головой и вдруг прошелся той особой застенчивой походкой, которая была у Есакова. Есаков улыбнулся. – Броглио. Это был быстрый номер. Яковлев скосил правый глаз, прищурил его, откинул назад голову и стал вертеть пальцами у борта мундира: он как бы искал ордена. (Броглио привезли недавно из Италии какой-то орден, он был итальянским графом.) – Будри. Яковлев выпятил вперед живот, щеки его надулись и обвисли, он нахмурил лоб, глаза полузакрыл и начал тихонько завывать, потряхивая головой. Давид Иваныч де Будри, учитель французского языка, любитель декламации, стоял перед лицеистами. – Попа, попа! – Дьячка с трелями! Яковлев вытянул шею, глаза его стали унылыми и при этом быстро и воровато забегали по сторонам, щеки втянулись, и дьячок, очень похожий на лицейского, начал выводить «трели»: – Господи, помилуй, Господи, помилуй, Господи, по-милуй. – Обезьяну. Для Яковлева этот номер был легче всего. Он и сам был похож на обезьяну. Он присел на пол, раскорячив ноги, и начал быстро, не по-человечьи, почесывать под мышками. Глазки Яковлева забегали по всем сторонам с тем бессмысленным и спокойным выражением, которое он уловил у обезьяны странствующего итальянца, как-то заглянувшего в Лицей. – Теперь новый. – Новый, – сказал Яковлев, – это Минхен и Кюхля. Вильгельм растерялся. Это была тайна, которую он доверил только Дельвигу: обручение с Минхен. Он смотрел на Яковлева. Яковлев стал выше ростом. Шея его вытянулась, рот приоткрылся, глаза выпучились. Вихляя и вертя головою, прошел два шага и, брыкнув ногой, остановился. Верная и злая копия Кюхли. Лицеисты покатились со смеху. Пушкин хохотал отрывисто, лающим смехом. Дельвиг, забыв все на свете, стонал тоненьким голосом. Яковлев присел теперь таким образом, как будто под ним была скамеечка. Он сделал губки бантиком, поднял глазки к небу, головку опустил набок и начал перебирать пальцами воображаемую косу, свесившуюся на грудь. Потом «Кюхля» тянет шею, как жираф, вытягивает губы и, свирепо вращая глазами, чмокает воздух, после чего, неожиданно брыкнув, отлетает в сторону, точно обжегшись. «Минхен» вытягивает губки самым жалостным образом, тоже чмокает воздух и, дернув головкой, закрывает личико руками. |
| В противном случае ты пропал. И кособрюхий Василий Львович легко и свободно прошел в двери. По дороге он дал еще один совет Александру: не пускать петуха. Голос у Александра ломался. Представление министру длилось одно мгновение, но они с толпою кандидатов, сопровождаемых родными и воспитателями, дожидались министра в его приемной зале добрых два часа: Разумовский поздно спал. Александр был как в тумане: ранний час, длинная зала, множество сверстников поразили его. Дядя познакомил его между тем с каким-то новым товарищем, который тоже, казалось, был смущен и, посмотрев на Александра туманным взглядом, надолго задержал его руку в своей. Наконец важный миг наступил: его вызвал чиновник, и он предстал перед министром, едва посмотревшим на него. Потом все смешалось, все спустились вниз, где грузный швейцар с булавою отдал им приветствие, – и судьба его была решена. Ему казалось, что все заняло десять минут, никак не более, а между тем они опоздали к обеду. Дядя ворчал: – Свет, друг мой, ни в чем не переменился. Ночь напролет, верно, играл, а утром, созвав к себе людей почтенных, спит. Заедем, друг мой, в кондитерскую лавку – мочи нет как голоден. Хоть шоколату выпьешь. Все они таковы: сына в крепость посадил, из-за отца его дед твой сидел в крепости. Это у них в крови. Твой дед исполнял свой долг, а певчим, точно, не был. Выпив шоколаду в лавке, дядя поуспокоился. – Гора с плеч, – сказал он. – Экзамены, полагаю, пустая форма. Надо тебе написать домой, родителям, что принят в лицей. 10 И в самом деле, экзамен, который он держал двенадцатого августа, длился всего несколько минут: все уже было решено. Запоздали, кроме Александра, трое: Есаков – смуглый и тщедушный, все время беззвучно что-то лепетавший, видимо повторявший правила; белый, пухлый Корф и Гурьев, которого Александр уже знал. Их поодиночке вызывал чиновник в небольшую комнату, где за столом сидели министр и несколько чиновников, по всей вероятности профессоры. Дворец Разумовского на сей раз показался Александру сырым, неконченным зданием, вовсе не таким великолепным, он сам – скучным и старым. Чиновник, наглухо застегнутый, бесшумной тенью скользил по комнате и, изгибаясь, что-то говорил шепотом на ухо министру, который ничего не отвечал. Он пристально смотрел на отделку своих ногтей и только однажды рассеянно приложил к глазам лорнет и улыбнулся. Александру велели что-то прочесть. Маленький, немолодой уже француз, сидевший за столом, спросил с живостью, какого французского поэта знает он лучше всего, и, получив ответ: Вольтера, улыбнулся с неудовольствием. Спустя два дня министерский сторож принес форменный пакет, в котором было извещение, что Александр Пушкин принят за в Императорский лицей. Ему надлежало явиться на квартиру директора для обмундирования. Дядя был доволен. – Брата твоего директора я очень знаю: помогает Николаю Михайловичу читать все эти грамоты, летописи и родословия. Труд адский. Я встречал его. Молчалив, но полезен. Поклонись от меня своему директору. |
| – Нет, – сказал унтер-офицер, вглядываясь в Вильгельма, – конная артиллерия в городе стоит, а тут Прага. А вам на какой предмет? – Мне тут необходимо зайти к одному офицеру. Он артиллерийской ротой командует. Его зовут Есаков, – сказал Вильгельм и сам удивился своей словоохотливости. – Можно проводить, – сказал, сдвинув брови, унтер-офицер. – Благодарю покорно, – ответил Вильгельм, глядя в маленькие серые глаза. «Бежать, уйти сейчас же». Он быстрыми шагами пошел прочь. «Не оглядываться, только не оглядываться». И он оглянулся. Рыжеусый унтер стоял еще с солдатом на месте и смотрел пристально, как Вильгельм, сутулясь, переходил площадь. Потом он быстро сказал несколько слов солдату и, увидев взгляд Вильгельма, закричал: – Подождите! Вильгельм быстро шел по улице предместья. Унтер, отдав папку солдату, побежал за ним. Он схватил за руку Вильгельма. – Стой, – сказал он Вильгельму строго. – Ты кто такой? Вильгельм остановился. Он посмотрел на унтера и спокойно, почти скучно, ответил первое попавшееся на язык: – Крепостной барона Моренгейма. – Ты говоришь, тебе в конную артиллерию нужно? – сказал унтер, приблизив веснушчатое лицо к лицу Вильгельма. – Пойдем-ка, я тебя сейчас провожу в конную артиллерию. Вильгельм посмотрел на унтера и усмехнулся. – Стоит ли вам беспокоиться по пустякам, – сказал он, – я сам найду дорогу в город. Он сказал это и тотчас услышал собственный голос: голос был глухой, протяжный. – Никакого беспокойства, – строго сказал унтер, и Вильгельм увидел, как он знаками подзывает солдата. Он не чувствовал страха, только скуку, тягость, в теле была тоска да, пожалуй, втайне желание, чтобы все поскорее кончилось. Так часто ему случалось думать о поимке, что все, что происходило, казалось каким-то повторением, и повторение было неудачное, грубое. Он пошел прочь, прямыми шагами, зная, что так надо. – Стой! – заорал унтер и схватил его за руку. – Что вам нужно? – спросил Вильгельм тихо, чувствуя гадливость от прикосновения чужой, жесткой руки. – Уходите прочь. |
| (5) Бунина – Анна Петровна (1774–1828), поэтесса, член «Беседы любителей русского слова», пользовавшаяся покровительством А. С. Шишкова. (6) «Венчанье Шутовского», т. е. драматурга князя Александра Александровича Шаховского. «Венчанье» его происходило в доме А. П. Буниной 24 сентября 1815 г., на следующий день после первого представления его пьесы «Урок кокеткам, или Липецкие воды». Комедия, в которой был осмеян В. А. Жуковский, дала повод для основания общества «Арзамас», деятельность которого была направлена против А. С. Шишкова и «Беседы любителей русского слова». Автор гимна «Венчанье Шутовского» – Д. В. Дашков. (7) Творец затей – намек на комедию А. А. Шаховского «Полубарские затеи». (8) Гроза баллад. – А. А. Шаховской в комедии «Липецкие воды» высмеивал баллады В. А. Жуковского. (9) Хлыстов – граф Д. И. Хвостов, член шишковской «Беседы», бездарный поэт-эпигон. (10) «Шубы» – «Расхищенные шубы», «ироикомическая поэма» А. А. Шаховского. (11) Старик седой – А. С. Шишков. (12) Поэтов бледный строй, т. е. поэтов – членов «Беседы». (13) «И воды я пишу водой», т. е. «Липецкие воды» А. А. Шаховского. (14) «Еврей мой написал „Дебору“». Речь идет о Л. Н. Неваховиче, драматурге и переводчике (1776–1831), жившем в доме А. А. Шаховского. Для пьесы Шаховского «Дебора, или Торжество веры», в 5 действиях (1811), часть сцен Невахович написал прозой, а Шаховской переложил их стихами. (15) Макар – слуга А. А. Шаховского. (16) Ежова – Екатерина Ивановна, петербургская комическая актриса, сожительница А. А. Шаховского. (17) Запись 29 ноября касается юношеской любви Пушкина к сестре его лицейского товарища Екатерине Павловне Бакуниной (1795–1869). (18) Цитата – из стихотворения В. А. Жуковского 1811 г. «Певец» («В тени дерев, над чистыми водами…»). (19) «Фатам, или Разум человеческий» – несохранившийся роман Пушкина. (20) С. С. – надзиратель по учебной и нравственной части в Лицее Степан Степанович Фролов или, вероятнее, товарищ Пушкина С. С. Есаков. (21) «Жизнь Вольтера» – вероятно, написанная Антуаном Кондорсе (1787). |
| Как видите, и здесь – то же… Грибовский В.М. Государственное устройство и управление Российской Империи (из лекций по русскому государственному и административному праву). – Одесса: Типография " Техник " , 1912. Отдел XI. Различные отрасли управления. § 45. Управление в области духовной жизни, г) Ученые установления. Памятная книжка Императорской Академии Наук на 1914 г. - СПб., 1914; Тютюкин С.В. Санкт-Петербургская Императорская Академия Наук.// Россия 1913 год. Статистико-документальный справочник. – СПб.: ИРИ РАН, 1995. Более подробные сведения о жизненном пути и трудах действительных членов Императорской Академии Наук см.: Материалы для биографического словаря действительных членов Императорской Академии Наук, ч. 1-2. - Пг., 1915-1917 гг.; Басаргина Е.Ю. Научно-организационная деятельность Императорской Академии наук в 1889-1917 гг.//Автореф. докт. дисс. – СПб., 2009. Ср. ст.64 Основных Законов (первый том Свода Законов Российской Империи) об отношении Императора к Православной Церкви. Например, Академия наук в решениях Политбюро ЦК РКП(б)-ВКП(б)-КПСС 1922-1991/1922-1952. Сост. В.Д. Есаков. - М.: РОССПЭН, 2000. Басаргина Е.Ю. Императорская академия наук на рубеже XIX-XX веков (Очерки истории). – М., 2008. С. 455. Кривоносов Ю.И. Партийные комитеты в системе политических отношений советского государства и науки.//Институализация отношений государства и науки в истории России. Сборник статей. - М.: БФРГТЗ «Слово», 2007. Козлов Б.И., Савина Г.А. Коммунистическая академия ЦИК СССР в системе отношений науки и власти (1924 – 1936).//Институализация отношений государства и науки в истории России. Заметили ошибку? Выделите фрагмент и нажмите " Ctrl+Enter " . target="" > Поделиться РНЛ работает благодаря вашим пожертвованиям. Комментарии Закрыть Закрыть Сообщение для редакции Закрыть Закрыть Организации, запрещенные на территории РФ: «Исламское государство» («ИГИЛ»); Джебхат ан-Нусра (Фронт победы); «Аль-Каида» («База»); «Братья-мусульмане» («Аль-Ихван аль-Муслимун»); «Движение Талибан»; «Священная война» («Аль-Джихад» или «Египетский исламский джихад»); «Исламская группа» («Аль-Гамаа аль-Исламия»); «Асбат аль-Ансар»; «Партия исламского освобождения» («Хизбут-Тахрир аль-Ислами»); «Имарат Кавказ» («Кавказский Эмират»); «Конгресс народов Ичкерии и Дагестана»; «Исламская партия Туркестана» (бывшее «Исламское движение Узбекистана»); «Меджлис крымско-татарского народа»; Международное религиозное объединение «ТаблигиДжамаат»; «Украинская повстанческая армия» (УПА); «Украинская национальная ассамблея – Украинская народная самооборона» (УНА - УНСО); «Тризуб им. |
| В другой раз, летом, царь вызвал Энгельгардта и холодно сказал ему, чтобы лицеисты дежурили при царице, – Елизавета Алексеевна жила тогда в Царском Селе. Энгельгардт помолчал. – Это дежурство, – сказал, не глядя на него, Александр, – приучит молодых людей быть развязнее в обращении. Чувствуя, что сказал какую-то неловкость, он добавил торопливо и сердито: – И послужит им на пользу. В Лицее сообщение о дежурстве вызвало переполох. Все лицеисты разбились на два лагеря. Саша Горчаков – князь, близорукий, румяный мальчик с прыгающей походкой и той особенной небрежностью манер и рассеянностью, которые он считал необходимыми для всякого аристократа, – был за дежурства. Надо было начинать карьеру, и как было не воспользоваться близостью дворца. – Это удачная мысль, – сказал он снисходительно, одобряя не то царя, не то Энгельгардта. Корф, миловидный немчик, который тянулся за Горчаковым, и Лисичка-Комовский решительно заявили, что новая должность им нравится. – Я лакейской должности не исполнял и не буду, – спокойно сказал Пущин, но щеки его разгорелись. – Дело идет не о лакеях, но о камер-пажах, – возразил Корф. – Но камер-паж и есть ведь царский лакей, – ответил Пущин. – Только подлец может пойти в лакеи к царю, – выпалил Кюхля и побагровел. Корф крикнул ему: – Кто не хочет, может не идти, а ругаться подлецом низко. – Иди, иди, Корф, – улыбнулся Есаков, – там тебе по две порции давать будут. (Корф был обжора.) – Если от нас хотят развязности в обращении, – заявил Пушкин, – лучше пусть нас научат ездить верхом. Верховая езда лучше, чем камер-пажество. Горчаков считал совершенно излишним вмешиваться в спор. Пускай Корф спорит. Для Горчакова это было прежде всего смешно, ridicule. Он вскидывал близорукими глазами на спорящих и спокойно улыбался. Обе партии пошли к Энгельгардту. Энгельгардт, видя, что в Лицее есть какие-то партии, опять пошел к царю. Царь был на этот раз рассеян и почти его не слушал. – Ваше величество, – сказал Энгельгардт, – придворная служба, по нашему верноподданнейшему мнению, будет отвлекать лицеистов от учебных занятий. |
| Центром производства предметов по-прежнему оставалась Италия. Крупными мастерами-резчиками XVII в. были англичане Т. Роулинс (портрет Карла I, ок. 1659, ГЭ), Т. Саймон (портреты О. Кромвеля, 1658-1659, ГЭ). Во 2-й трети XVIII в. в европ. обществе появилась мода (отчасти в связи с новым увлечением античностью) на камеи, к-рая продолжалась до сер. XIX в. Покровительство камнерезному искусству оказывала фаворитка франц. кор. Людовика XV - маркиза Помпадур, сама занимавшаяся резьбой, геммы собирали англ. кор. Георг III, прусский кор. Фридрих II, австр. имп. Мария Терезия. В эпоху неоклассицизма и ампира возродилось увлечение камеями, подражавшими рим. образцам (многочисленные геммы с портретами Наполеона). Главным центром собирательства и источником коллекций античных гемм оставался Рим - предметы Г. вывозились из Италии в качестве сувениров и стали обязательными в любой коллекции. Популярными в XVIII в. были копии с древних камей, воспроизведения знаменитых античных статуй, картин художников Возрождения, портретов монархов, знатных особ, пасторальных, мифологических сценок. На 2-ю пол. XVIII в. приходится высший расцвет Г., особенно во Франции, в Англии, в Италии и отчасти в Германии. Известными резчиками XVIII в. были: в Италии - Антонио (1697-1779) и Джованни Пихлеры (1734-1791), А. Пассалья (работал ок. сер. XVIII в.) и др., в Германии - И. К. Дорш (1676-1732), И. A. Наттер (1705-1762) (работал также в С.-Петербурге), Г. Б. Теттельбах (1750-1813), в Австрии - Филипп и Соломон Филипп Абрахамы, в Англии - H. Марчант (Маршант; 1755-1793), Уильям и Чарлз (1749-1795) Брауны, Э. Бёрч, во Франции - Ж. Юэ (1715-1793), Ж. М. Симон (1788-1834), К. А. Леберехт (1749-1827; с 1799 главный медальер С.-Петербургского монетного двора) и др., в России - И. К. Егер, Г. Кёниг, Д. Цёльнер, Д. Тетенев, имп. Мария Феодоровна, учившиеся в медальерном классе имп. АХ, А. А. Есаков, И. А. Шилов, П. Е. Доброхотов, Ф. Краюхин, Г. Якимов. 1-я пол. XIX в. характеризуется почти полным исчезновением франц. |
| Между петрашевцами были, в большинстве, люди, вышедшие из самых высших учебных заведений — и из самых высших специальных заведений. — Согласно сведениям, почерпнутым В. Р. Лейкиной из «подлинных дел» петрашевцев, университетское образование получили: Д. Д. Ахшарумов (1823–1910), П. И. Белецкий (1819-после 1859), И. М. Дебу (1824–1890), Н. А. Кашевский (1820—?), П. Н. Латкин, А. П. Милюков, А. М. Михайлов (1822—?), Н. А. Мордвинов, А. А. Сидоров (1821—?), К. И. Тимковский, В. В.Толбин (1823—?), Б. И. Утин, А. Д. Щелков (1825—?), Иван-Фердинанд Львович Ястржембский (1814-1880-е гг.). Александровский лицей окончили: Н. Д. Ахшарумов (1819–1893), А. П. Беклемишев (1824–1877), Н. Я. Данилевский, A. И. Европеус (1826–1885), Е. С. Есаков (1824—?), В. И. Кайданов, Н. И. Кайданов, Н. С. Кашкин (1829–1914), Е. И. Ламанский, О. Ф. Отт (1828—?), М. В. Петрашевский (1821–1866), М. Е. Салтыков-Щедрин. Училище правоведения окончили: А. Н. Барановский (1824—?), B. А. Головинский (1829 — после 1874). «Высшие специальные заведения» (инженерные училища, Институт корпуса путей сообщения, Институт корпуса инженеров, Педагогический институт) окончили соответственно: братья М. М. и Ф.М.Достоевские, К. М. Дебу (1810 —после1862), П. И. Ламанский, Ф. Г. Толль (1823–1867) (см.: там же. С. 345–355). 42 Было много преподающих… — В «Биографическом алфавите…», составленном В. Р. Лейкиной, отмечается, что П. И. Белецкий преподавал всеобщую историю во 2-м кадетском корпусе; Б. Е. Бернардский (род. 1819), окончивший Академию художеств, был учителем рисования и гравировал иллюстрации А. А. Агина к «Мертвым душам»; Ф. Н. Львов до ареста был репетитором химии в Павловском кадетском корпусе; А. П. Милюков «в 1849 году преподавал русскую словесность во 2-й петербургской гимназии и в Сиротском институте и до июня — в дворянском полку»; Ф. Г. Толль преподавал «русскую словесность в Главном инженерном училище»; И.-Ф. Л. Ястржембский с 1843 г. преподавал политическую экономию и был помощником инспектора классов в Технологическом институте (там же. С. 346–357). 43 |
| Евгений Костиков 26 ноября 2015, 06:42 Поправить Дениса хотелось бы. Тут или невнимательное чтение, либо непонимание. Пересчитывать на исповеди весь свой " песок морской " на восемь листов бедному батюшке, боясь пропустить песчинку, как раз и есть та самая прелесть. Сокрушение же от понимания своего недостоинства, не соответствия образу христианина, недостатка любви, веры - и есть то самое вожделенное видение своих грехов. Что же касается т. н. " экстаза " и " опьянения " - то, например, перечитайте житие, а вернее шествие на смерть другого св. Игнатия, называемого Богоносцем. Придираться к словам проще, чем понудить себя к пониманию. Простите. olga 26 ноября 2015, 00:58 Денису Калиниченко: Архимандрит Андрей используя поэтические приёмы (метафоры, гиперболы) возвышенным высоким, как говорили в старину, " штилем " говорит о любви. Мы все заскорузли, окаменели в " собственной правильности " .Как ветхозаветные фарисеи.Умничаем, друг другу завидуем и не можем простить самой малости, разумеется, от " великой праведности " .Прельщение бывает у подвижников на определённом этапе аскезы.Это очень хорошо описано в книге - Старец Силуан. Нам с Вами это, в ближайшем времени, не грозит.Прелесные состояния и мысли( как и помыслы)в современном мире почти у всех. Если Вы постараетесь найдёте их и у себя.Это когда всё хорошее приписывается себе - евангельское: " молюсь, пощусь, даю десятину " или " вот хорошо помолился и поэтому... " .Также соответственно и неприятности являются не следствием и результатом нераскаянной жизни и грехов, а происками недоброжелателей и колдунов: " я такой хороший, а меня взяли и обидели " .От " этого " освободиться можно только одним путём - всё, что с нами происходит воспринимать, как черезвычайную и попечительную о нас - МИЛОСТЬ БОЖИЮ. СПАСИБО за статью.ГОСПОДИ СЛАВА ТЕБЕ! Наталья 25 ноября 2015, 22:44 Какая я все таки недостойная, осуждаю, доказываю свою правоту, не люблю людей. Это статья про меня. Александр Есаков 25 ноября 2015, 13:27 Поразило не содержание текста, а то, что прочитал на одном дыхании. Обычно у меня так не получается. Отвлекаюсь. |
|
|
