| Б. Н. Флоря. " О критике В. Г. Ченцовой сборника документов «Воссоединение Киевской митрополии с Русской Православной Церковью» " Изданный Церковно-научным центром «Православная энциклопедия» сборник документов «Воссоединение Киевской митрополии с Русской Православной Церковью» с исследованием событий, которые привели к воссоединению, вызвал обширный отклик В. Г. Ченцовой . Подвергнув критике ряд положений, выдвинутых в книге, исследовательница предложила ряд собственных реконструкций исторических событий. Что касается различных претензий к изданию и ряду важных положений исследования, то убедительный ответ был дан и в публикуемой рецензии на труд В. Г. Ченцовой украинских авторов, и в тексте, написанном К. А. Кочегаровым. На некоторых моментах хотелось бы остановиться подробнее. В построениях Ченцовой большое место занимает датировка 1675–1676-ми гг. грамоты Константинопольского патриарха Парфения, разрешавшей поставление Киевского митрополита в Москве. Следовало бы ожидать, что, придя к такому выводу, исследовательница предпримет изучение материалов архива Малороссийского приказа этих лет, о богатстве которого, особенно по историко-церковным связям, известно из исследования В. Эйнгорна . Однако, не проделав такого исследования, Ченцова сформулировала ряд отрицательных заключений о гетмане И. Самойловиче, главе Левобережного гетманства и его политике. По ее убеждению, никакой заботы о православных и их положении в Речи Посполитой гетман в течение долгих лет не проявлял. На этом фоне для читателя пропадает тот очевидный факт, что серьезное беспокойство о судьбе православных в Речи Посполитой в связи с гонениями на них и принуждением их к унии четко обозначилось еще до прихода Самойловича к власти . И это было беспокойство не только гетманской власти и православного духовенства, но и более широких кругов населения. Об этом свидетельствуют решения казацкой рады широкого состава в Батурине в 1671 г. К русскому правительству постоянно направлялись просьбы добиться от польско-литовской стороны соглашений, которые дали бы православным жителям Речи Посполитой гарантии, что гонений больше не будет. Действия Самойловича в этом плане явились прямым продолжением такой политики и, как видно из материалов, опубликованных в «Воссоединении...», пользовались поддержкой на Левобережье. Гонения усиливались, и гетман и общество Левобережья должны были на них реагировать. |
| Ведь если согласиться с этим предположением, пришлось бы сделать вывод, что эти деятели, во-первых, побоялись открыто написать то, что бесстрашно осмелился изложить патриарх Досифей, а во-вторых, сознательно ввели российскую делегацию в заблуждение относительно своих истинных намерений, в полной мере воспользовавшись при этом щедростью российских царей. Таким образом, если исходить из того, что Константинопольская Патриархия в 1686 г. всё же вполне сохраняла своё достоинство, следует отказаться как от оспаривания легитимности изданных ею в мае–июне указанного года грамот, так и от идеи подменить содержание этих грамот концепцией патриарха Досифея, которая в действительности так и осталась не более чем его личной позицией 60 и не была в итоге воплощена в жизнь 61 . 3. Содержание ответа Константинопольской патриархии Документы, изданные Константинопольской патриархией в конце мая – начале июня 1686 г. по вопросу о переходе Киевской митрополии в юрисдикцию патриарха Московского, включали: – деяние Синода Константинопольской Церкви о передаче Киевской митрополии под власть патриарха Московского 218); – деяние Синода Константинопольской Церкви о порядке избрания митрополита Киевского и его хиротонии патриархом Московским 219); – разрешительную грамоту патриарха Константинопольского Дионисия IV и Синода Константинопольской Церкви патриарху Московскому Иоакиму – грамоту патриарха Константинопольского Дионисия IV и Синода Константинопольской Церкви царям Ивану V и Петру I Алексеевичам о передаче Киевской митрополии под власть патриарха Московского 214); – грамоту патриарха Константинопольского Дионисия IV царям Ивану V и Петру I Алексеевичам и царевне Софье Алексеевне о передаче Киевской митрополии под власть патриарха Московского 210); – грамоту патриарха Константинопольского Дионисия IV патриарху Московскому Иоакиму о праве рукополагать митрополита Киевского и о канонической власти над ним 212); – грамоту патриарха Константинопольского Дионисия IV гетману Ивану Самойловичу о передаче Киевской митрополии под власть патриарха Московского 213); – грамоту патриарха Константинопольского Дионисия IV гетману Ивану Самойловичу, духовенству и мирянам Киевской митрополии с требованием хранить верность митрополиту Киевскому Гедеону 216); – разрешительную грамоту патриарха Константинопольского Дионисия IV митрополиту Киевскому Гедеону 217); |
| Вторая новость касается позднейшего обследования земли и документального подтверждения, что она является не островом, а совокупностью островов. Все известные автору данной статьи советские и российские исследователи пишут, что это сделала экспедиция Георгия Ушакова 1930-1932 годов. Тогда четверо отважных русских путешественников были высажены с ледокола на остров Домашний и оставались на архипелаге два года, проделав на собачьих упряжках тысячи километров пути и составив подробные карты островов. Их подвиг неоспорим, как и научная ценность полученных ими сведений об архипелаге. Однако иностранные авторы пишут, что честь открытия проливов между островами Северной Земли принадлежит другой экспедиции – на дирижабле «Граф Цеппелин». В июле 1931 года эта международная экспедиция пролетела над Землёй Франца-Иосифа и над Северной Землёй, и произвела маршрутную аэрофотосъёмку двумя фотоаппаратами. По этим аэрофотоснимкам были составлены карты. Участник полёта на дирижабле советский полярник Р.Л. Самойлович в своей книге «Путь к полюсу» пишет о четырёх крупных и множестве мелких островов, что совпадает с современными сведениями. Тут встаёт вопрос: что считать открытием? Выяснение факта, либо донесение знания о факте до общества? Четвёрка отважных ушаковцев первой достоверно узнала, что Северная Земля является не островом, а совокупностью островов. Но до мира они донесли это знание позже, чем участники полёта. Оставим пока этот вопрос открытым. Но отметим, что полностью замалчивать экспедицию на дирижабле «Граф Цеппелин» при рассмотрении истории архипелага и его названия, как это сделала, например, Российская академия наук в своём экспертном заключении от 30 ноября 2020 года для Законодательного собрания Красноярского края, ненаучно. Причины замалчивания о «Цеппелине» понятны. Решение разрешить пролёт иностранного дирижабля над нашей советской Арктикой было троцкистским, непатриотичным. Ошибочность этого решения проявилась в годы Великой отечественной войны, когда у немцев карты оказались лучше наших. Лишь после войны выяснилось, что в 1931 году немцы передали нам не все аэрофотоснимки. Советские участники экспедиции – Р.Л. Самойлович и иже с ним – не справились с задачей и не проследили за полнотой передаваемых материалов. Но это – не единственная ошибка советского руководства в те смутные годы начала борьбы против троцкизма, и это не повод полностью замалчивать исторический факт, имеющий непосредственное отношение к рассматриваемому вопросу. |
| Весною 1687 года сто тысяч великорусского войска двинулось в южные степи; предводительствовал им князь Василий Васильевич Голицын, друг царевны Софьи, носивший чин дворового воеводы большого полка и большие печати и государственных великих дел посольских сберегателя; к нему присоединился на Самаре гетман Самойлович со всеми своими полками; казаков было до пятидесяти тысяч. 14 июня перешло войско через Конку, прошло Великий луг и, дошедши до речки Карачакрана, встретилось с нежданным препятствием. Вся степь была выжжена; травы не было; продовольствия для лошадей не везли с собою; не было дров; русские лошади стали падать; люди страдали от недостатка пищи и безводья: слышно было, что впереди до самого полуострова все таким образом выжжено. Идти далее оказалось невозможным. Военный совет предводителей решил отправить берегом вниз по Днепру отряд тысяч в двадцать: к ним Самойлович присоединил три казацких полка под начальством своего сына. Этот отряд должен был прикрывать отступление остальной армии, а если будет можно, то сделать нападение на турецкие крепости, построенные на Днепре. Затем - все остальное войско двинулось назад. Тогда сильное подозрение у великороссиян пало на гетмана и вообще на казаков: не по их ли предостережению и наущению татары сожгли степи, чтобы помешать успехам русского войска? Один из служивших в московских войсках иноземцев (Гордон) уверяет, что подозрение имело на своей стороне вероятность. Казаки - говорит он - сами вооруженною рукою освободились от польского ига и просили у москвитян только помощи: они называли себя подданными, а не холопами царскими. Мир с поляками, уступившими Москве свои права над казаками, страшил их; они опасались, чтобы Москва не стала обращаться с ними, как с природными подданными, и не ограничила их привилегий и вольности. Гетман и другие благоразумные люди предвидели, что выйдет для них из того, если Москве удастся покорить Крым. Татары считали себя также вольным народом; падишах имел над их ханом слабую власть и относился к нему более с просьбою, чем с повелениями. Естественный инстинкт сближал казаков с татарами, и благоразумие побуждало тех и других понимать, что порабощение одного из двух народов будет пагубным для другого. |
| Дом принадлежал семье Заксов: глава семьи Отто Самойлович, супруга Анна Бернардовна и дети – Анна, Берта, Борис (Буська) и мать хозяина дома Эмма Самойловна. Анна уже была студенткой, Берта только закончила школу, Буська – мой ровесник. Отто Самойлович работал главным инженером какого-то завода, Анна Бернардовна была домохозяйкой с двумя консерваторскими образованиями. В доме говорили по-немецки, но русский знали хорошо. Моему папе очень понравился дом, хотя объявления о сдаче квартиры не было. Анна Бернардовна потом рассказывала маме, что она не собиралась сдавать комнаты, тем более русскому офицеру. Когда услышала звонок, то послала прислугу сказать, что она принимает ванну, на что папа ответил, что подождет. Пришлось ей замотать голову полотенцем и через какое-то время выйти в прихожую. Но поговорив с папой, она уже не могла отказать ему; ее покорило в нем все Вся семья Заксов и родственники погибли в октябре 1941 года в гетто. В один из дней мы едем за покупками, покупаем подарки к отъезду всем брянским родным, а мне два красивых шерстяных платья: зеленое и синее. 18 июня я с новой подружкой ушла в кино, а когда вернулась домой, мама сказала, что папа забегал с работы, забрал свой полевой чемоданчик, хотел попрощаться со мной, но не пришлось. Часть передвинулась к границе. 22 июня мы проснулись с мамой. Мама вышла на кухню. Анна Бернардовна сказала ей, что немцы передали по своему радио о том, что они перешли границу. Наше радио молчало. И только в 12 часов после речи Молотова мы убедились, что началась война. Буквально через полчаса завыла тревога, появились немецкие самолеты, но их отогнали за город и бой шел там. Эти первые дни войны бомбежки Риги были только ночью, и потому начиная со второй ночи мы спали в подвале. Семьи военных начали вывозить в тыл. 26 июня мама узнала в части, что уходит последний эшелон и мест уже нет, поэтому решили ехать на вокзал самостоятельно. Мне мама собрала рюкзак. Я очень хотела забрать своего Валерика-пупса, с которым не расставалась с раннего детства и спала с ним, но мама не разрешила (он был большой). Взяли два небольших чемодана маме и Наде. Анна Бернардовна сунула маме деньги (дома денег было очень мало, мы потратились на подарки в Брянск). Плача, она сказала: «Не отказывайтесь от того, что вам будут давать – вы теперь беженцы. Я знаю, что это такое». |
| Когда в 1677 году Голицын поссорился с Ромодановским, Самойлович стоял на стороне последнего. Но современник и очевидец событий, которому мы имеем полное право верить, Гордон, настаивает, что главною причиною падения Самойловича была всеобщая ненависть, которую он возбудил в Малороссии; летописец малороссийский подтверждает слова Гордона; следовательно, для нас вопрос об отношениях правительства и Голицына к Самойловичу теряет свое значение; на первом плане является то обстоятельство, что Самойлович был дурной правитель, возбудивший всеобщую ненависть, что заступиться за него правительству было нельзя. 7 июля в обозе старшина Войска Запорожского обозный Василий Бурковский, судья Михайло Воехеевич, писарь Савва Прокопов, Василий Кочубей, есаул Иван Мазепа, полковники Константин Солонина, Яков Лизогуб, Степан Забела, Григорий Гамалея подали Голицыну донос на Самойловича: «Гетман старался препятствовать миру с поляками; узнав об его заключении, сильно огорчился и говорил окольничему Неплюеву: «Увидите, что не все из ваших московских чинов будут вам благодарны за то, что разорвали мир с государством Турским и Крымским хитростию польскою»; при старшине говорил: «Купила теперь Москва себе лиха за свои деньги, ляхам данные; увидите, что в этом миру с поляками сыщут и что против хана сделают! Пожалели малой дачи татарам давать, а будут большую казну давать, что только татары захотят». Гетман не велел служить по церквам благодарственных молебнов по случаю мира. Известий о победах союзников не хотел слышать, поражениям радовался. Жена гетмана однажды говорила женам особ генеральных: «Сердит теперь и великие похвалки чинит Иван мой на Москву: пожалуй, то же сделает, что и Брюховецкий». Когда король польский в прошлом году отступил из Волошской земли, то бунчужный после разговора с гетманом наедине говорил: «Рад был бы господин гетман, если б поляки, утесненные татарами в Волошской земле, помирились с ними; тогда Москва узнала бы нас и стала бы уважать за то, что мы надежную дружбу с государством крымским имеем». |
| Софья решилась отправить в обозы Шакловитого, который должен был предложить Голицыну: «Если возможно как ни есть, наготовя конских кормов и озапасясь своими запасами, идти на Крым в промысл, а к донским козакам, которые на море, послать, чтоб они с моря Крым тревожили и по возможности промышляли. Если того ныне учинить вскоре невозможно, велеть наготовить судов и сверху, откуда пристойно, препроводить и Казикерменские (городки) взять и из них велеть окольничему Неплюеву и гетманскому сыну со всеми их полками идти плавною (ратью) на Крым, а в то время от себя послать товарищей с обозами, а с ними конницы по рассмотрению стройных людей, да пехоты и пушек и гранат побольше, и промышлять, а запасы и пушки и на конницу конский корм везти на волах и назначить срок, чтоб с обеих сторон придти на Крым вместе. Если того учинить нельзя, то построить на Самаре и на Орели города и всякие тягости и запасы и ратных людей по рассмотрению оставить, чтоб вперед было ратям надежное пристанище, а неприятелям страх». Шакловитый должен был ратным людям сказать милость государскую пространно, а Самойловича похвалить за его радение и сказать ему в присутствии Голицына: «Великим государям известно, что в степи, позади и по сторонам ваших обозов, жители малороссийских городов, ехавшие с харчами за обозом, сожгли конские кормы; ты бы, гетман, про тот пожог велел розыскать со всяким радением и виноватых наказал немедленно, потому что то дело великое, чтоб от таких поступков немногих воров, дерзостных и бесстрашных, малороссийским жителям не нанеслось какого-нибудь неудобного слова». Но еще до приезда Шакловитого люди, ненавидевшие Самойловича, а таких было много в Малороссии, воспользовались случаем и начали хлопотать, чтоб неудобное слово нанеслось одному гетману. За объяснением причин ненависти к Самойловичу обратимся к малороссийскому летописцу. «Этот попович, – говорит летописец, – сначала был очень покорным и до людей ласковым; но когда разбогател, стал очень горд не только пред козаками, но и пред духовенством. |
| 327 Пахтусов П. К., Моисеев С. А. Дневные записки Π. К. Пахтусова и С. А. Моисеева. М., 1956. С. 206. 333 Самойлович Р. Л. Краткие сведения об экспедициях на Новую Землю 1921, 1923, 1924, 1925 и 1927 годах//Труды Института по изучению Севера. М., 1929. Вып. 40. С. 27. 337 Чулков Н. Экспедиция на Новую Землю под начальством Розмыслова в 1768–1769 гг. Архангельск, 1898. С. 53–55. 340 Чулков Н. Экспедиция на Новую Землю под начальством Розмыслова в 1768– 1769 гг. Архангельск, 1898. С. 168–169. 343 Боярский Π. В. Культурное наследие//Новоземельский полигон. Обеспечение общей и радиационной безопасности ядерных испытаний. Факты, свидетельства, воспоминания. М., 2000. С. 45–46. 347 Боярский Π. В., Гусев С. В., Доронина Н. А. и др. Физико-географический и исторический очерк//Ядерный архипелаг. М., 1995. 348 Дневник Г. Я. Седова, веденный во время экспедиции к Северному Полюсу (8 декабря 1912 г. по 12 августа 1913 г.) – Архив Географического общества СССР. СПб. Ф. 93 Оп. 1. Ед. хр. 3. Л. 88. 350 Самойлович Р. Л. Краткие сведения...//Труды Института по изучению Севера. М., 1929. Вып. 40. С. 112. 354 Среди основной литературы по данному вопросу следует отметить следующие: Дмитриева С. И. Мезенские кресты//Памятники культуры: Новые открытая. М., 1986.; Овсянников О. В. Старинные поморские кресты по исследованиям 1982– 1984 гг.//200 лет арктической археологии. М., 1990.; Овсянников О. В., Чукова Т. А. Северные деревянные кресты. К вопросу о типологии//Язычество восточных славян. Л., 1990.; Овсянников О. В., Чукова Т. А. Крест в культуре Русского Севера XVIII – начала XX века//Семантика культуры: Тезисы доклада Всесоюзной школы-семинара по семиотике культуры. Архангельск, 1989; Овсянников О. В., Ясински М. О. О деревянных крестах Русского Севера//Резные иконостасы и деревянная скульптура Русского Севера. Архангельск, 1995; Значительная подборка статей о северных крестах содержится в альманахе «Наука и бизнес на Мурмане», серия «История и право», 2. 1997. 355 Основная функция любого креста – быть объектом поклонения христиан, напоминать о крестной жертве Христа и призывать к покаянию. Эта функция достаточно изучена и в святоотеческой, и в научной литературе, поэтому мы ее здесь не рассматриваем. Все кресты, имеющие отношение к промысловой культуре, мы условно называем промысловыми. |
| 29 мая в Сумах гетман Самойлович с старшиною в присутствии князя Ромодановского и царского посланца, стряпчего Алмазова, дал такой ответ: «Соединяться нам с поляками всеми нашими войсками опасно по многим причинам: прошлою зимою, когда король был на Украйне и Аджи-Гирей салтан там недалеко стоял в шести тысячах войска, то поляки с этою ордою никакого бою знатного не имели, а все ссылались с салтаном и Дорошенком о мире, и носились слухи, что король пришел на Украйну не для отпора туркам, но чтобы каким бы то ни было образом отобрать ее и Киев себе. Поэтому мы не только не желаем соединяться с польскими войсками, но и в других малейших вещах не хотим с ними ссылаться; у нас один защитник – православный монарх, его царское величество; если же государю угодно дать помощь полякам, то послать некоторую часть московских и козацких войск, а не все. Аманатов давать полякам страшно: в прошлых годах они дали туркам аманатов из Львова, духовенство, шляхту и мещан, знатных людей, и в правде своей не устояли, усмотря время, турок побили. Да и потому нам нельзя соединяться с поляками: поляки народ гордый, станут нас бесчестить и называть своими подданными, козаки станут стоять за свои нрава, и пойдет ссора. Если неприятель подступит всеми силами под Киев, то мы с боярином будем отпор чинить, сколько милосердый Бог помощи подаст. В этом и будет королю великое вспоможение, а соединяться с поляками мы не хотим, чтобы чрез соединение большей ссоры не было». Генеральный писарь Савва Прокопов говорил: «Хотя поляки и толкуют о соединении войск, но лукавым сердцем, верить им нельзя: нынешнею зимою сенаторы Яблоновский и Сенявский приезжали в Киев проведать про войска и крепости городовые и про иные московские вести, а сказывались простой шляхтою, будто приезжали для покупок, и этим умысел свой объявили». Ромодановский и Самойлович говорили в один голос: " Если великий государь укажет идти нам в Крым, то надеемся учинить там великое разорение». Бывший Дорошенков есаул Яков Лизогуб рассказывал Алмазову: «Был тайный съезд у визиря с Дорошенком, съезжались только трое – Дорошенко, визирь да я: визирь говорил: мы хотим Запорожье и Киев взять. Когда разговоры кончились, то Дорошенко, вышедши из шатра, сказал мне: слышал, что говорил визирь? Нашею кожею торгуют! – и стал плакать: не дай Боже, чтобы замысел их исполнился!» |
| Легко понять, как эти события должны были обеспокоить последнего; он обратился к Матвееву, «своему благодетелю милостивому». «Не раз, – писал Самойлович, – был я предостережен добрыми людьми насчет шатости и замыслов Ивана Серка. Писал я уже к твоей боярской милости, как он добивал челом царскому величеству, чтобы ему несколько козацких полков дать, будто Крым воевать, потом чтоб ему из слободских городов жену выдать, потом чтоб Кереберду-город дать в Полтавском полку; но в то же самое время открыл он тайну писарю своему, говорил: только бы мне в тот уголок залезть, знал бы я, что делать! Только об одном и заботится: как бы собрать войско да войти в города и завести там смуту. Дорошенко, видя, что не над кем гетманить (потому что от Днестра до Днепра нигде духа человеческого нет, разве где стоит крепость польская), призвал к себе в Чигирин Серка и 10 октября встречал его с духовенством, разгласивши между народом, что хочет жить под рукою царскою. Но здесь явный обман, как дал нам знать один близкий к нему человек. От турок и татар помощи ему нет, а тут ляхи в гостях, да и мы недалеко; вот он, чтобы как-нибудь перезимовать, получить съестные припасы с нашей стороны и перезвать к себе опять людей, такую молву и распустил о подданстве. Завидуя особенно нашей Украйне, в мире живущей, хлопочут они завести здесь смуту. И в прошлом 1674 году Серко нам помешал в добрых делах; теперь при мне Мазепа и Кочубей, которые тогда были при Дорошенке; так они сказывают, что Серко присылал к Дорошенку с такою речью: если на тебя Москва наступит, то Войско Запорожское тебе поможет, клейнотов войсковых ни за что Москве на отдавай». К Ромодановскому Самойлович писал: «Рассуди, благодетель мой, дело этих крутоголовых! Перед нами не хотели сделать ничего доброго, а перед каким-то Фролом да Миюском, что самозванца с Дону к Серку привел, какую-то присягу дали! Какова совесть у Дорошенка? Нам раз десять присягал и по-прежнему солгал! Мы узнали, благодетель мой, что там между собою усоветовали: попытаться через своих послов у царского величества: если им позволит черновую раду собрать, то и эту Украйну туда же потянуть, смуту здесь завести и нам не поддаться». |
|
|
