| А раз так, не куплю тебе магнитофон до… двадцати одного года. Строга мать. Строга, но справедлива. Земляничная поляна Сегодня неоднократно приходится читать о женщинах, ушедших со своих малооплачиваемых должностей гувернантками в обеспеченные дома. Судьба одной из них сложилась удивительно: она фактически заменила мать девочке, которую воспитывала, обрела смысл в жизни, познала цену бескорыстной детской верности и любви. Открыли третью бутылку шампанского. Хлопка не было, но Таня догадалась об этом легко: будто льдышки налетели друг на друга, зазвенел хрусталь, сдвинули бокалы, голоса смех и — затихло. Закусывали. После третьей бутылки знала точно — домой ее сегодня не повезут. А ведь был уговор: субботы с воскресеньями — ее законные выходные. Так было определено условиями договора полгода назад, когда она только нанялась к Минаевым гувернанткой. Всю неделю Таня с девочкой, а уж выходные — это жизнь для себя. Но один раз уступила — Лида с Андреем вернулись из ресторана поздно: оставайся до утра, везти тебя сейчас через всю Москву, утром обратно — какой смысл, оставайся! Осталась. Вот и вошло в привычку, теперь как выходной — причина: то банкет, где необходимо встретиться с нужными людьми, то театр, а сегодня вот гостей позвали. Таня тихонько вывела Настеньку из спальни, включила свет в ванной. Настеньке ничего не надо объяснять, она уже давно смекнула: раз Таня повела ее в ванную, значит, остается. А остается, значит, они обязательно перед сном поговорят о чем-нибудь интересном, Таня много всякого знает. Настенька под душем смирно, а когда Таня закутала ее в махровую простыню и взяла на руки, девочка прижалась горячей распаренной щечкой к ее щеке: - Мама Таня… - Нельзя так меня называть, ты знаешь, — сказала Таня, — я Таня, просто Таня, а маму твою зовут Лида. - Знаю, — вздохнула Настенька, — а вот у одной девочки было две мамы… - Не фантазируй. Давай спать. - Не хочу, сначала расскажи про волшебную поляну. - Ты про поляну сто раз слышала. - Нет, Хочу про поляну. - Ну слушай… На опушке леса под жарким солнышком цвели на поляне синие цветы. А еще наливались соком ягоды земляники. Та поляна была волшебной, там никто никогда не сердился, не ссорился, не говорил плохих слов. Даже звери на той поляне не рычали, даже комары не кусались… |
| У Вас пока только одно послушание: обустраиваться, молиться и ждать. Чего и когда ждать, наместник так и не пояснил, а сел в автомобиль, который, тут же сорвавшись с места и обдав отца Никифора выхлопными газами, скрылся за воротами монастыря. Тот, понурив голову, побрел собирать вещи. Если бы отец Никифор знал, зачем так срочно был вызван в Епархиальное управление наместник, то не спешил бы со сборами. Но, к несчастью, а может быть, наоборот, к счастью, он этого не знал. Потому после обеда поехал к месту своего послушания. И вот сейчас отец Никифор стоял на поляне, предаваясь своим грустным размышлениям. Так он простоял с полчаса. Наконец спокойный и монотонный шелест деревьев и пение птиц низвели в его смятенную душу умиротворение. - Недельку как-нибудь здесь продержусь, а там меня наверняка заменят, - успокоил он сам себя. Достав из кармана молитвослов, отец Никифор решил тут же, на поляне, прочитать утреннее правило. Повернувшись навстречу солнцу, он громко, во весь голос, стал читать молитвы. Ему показалось, что в такт его молитвам забубнил лес. Птицы, вначале было приумолкнув от неожиданности, вновь запели свой гимн, прославляющий Творца, показавшего им солнечный свет. " Фью, фью, фью " , - пели они, а отцу Никифору слышалось, будто птицы повторяют за ним вслед: " Свят, Свят, Свят еси Боже " . Так уж устроен человек, что для него более страшны неопределенность и ожидание в неизвестности, чем сами события, пусть даже огорчительные. Сейчас наш герой настроен благодушно, так как определил для себя ожидание сроком в неделю, ну плюс-минус два дня - это терпимо. Надежда и упование на скорое избавление вселили в него бодрость духа и созидательный настрой. Он решил успеть чего-нибудь сделать положительное, чем можно было бы похвалиться перед отцом наместником, - вот, мол, я какой, недаром вы меня послали, знали, что не подведу. Надежды отца Никифора исходили из простой человеческой логики: нельзя больше недели здесь проторчать без достаточных запасов пищи, без элементарных условий жизни. |
| Февраль (ударяет посохом о землю). Ветры, бури, ураганы, Дуйте что есть мочи. Вихри, вьюги и бураны, Разыграйтесь к ночи! В облаках трубите громко, Вейтесь над землею. Пусть бежит в полях поземка Белою змеею! В ветвях гудит ветер. По поляне бежит поземка, крутятся снежные вихри. Февраль. Теперь твой черед, братец Март! Март (берет посох). Снег теперь уже не тот, — Потемнел он в поле. На озерах треснул лед, Будто раскололи. Облака бегут быстрей. Небо стало выше. Зачирикал воробей Веселей на крыше. Все чернее с каждым днем Стежки и дорожки, И на вербах серебром Светятся сережки. Снег вдруг темнеет и оседает. Начинается капель. На деревьях появляются почки. Ну, теперь ты бери посох, братец Апрель. Апрель (берет посох и говорит звонко, во весь мальчишеский голос). Разбегайтесь, ручьи, Растекайтесь, лужи. Вылезайте, муравьи, После зимней стужи. Пробирается медведь Сквозь лесной валежник. Стали птицы песни петь, И расцвел подснежник! В лесу и на поляне все меняется. Тает последний снег. Земля покрывается молоденькой травкой. На кочках под деревьями появляются голубые и белые цветы. Кругом каплет, течет, журчит. Падчерица стоит, оцепенев от удивления. Что же ты стоишь? Торопись. Нам с тобой всего один часок братья мои подарили. Падчерица. Да как же все это случилось? Неужто ради меня весна среди зимы наступила? Глазам своим поверить не смею. Апрель. Верь — не верь, а беги скорей подснежники собирать. Не то вернется зима, а у тебя еще корзинка пустая. Падчерица. Бегу, бегу! (Исчезает за деревьями.) Январь (вполголоса). Я ее сразу узнал, как только увидел. И платочек на ней тот же самый, дырявый, и сапожонки худые, что днем на ней были. Мы, зимние месяцы, ее хорошо знаем. То у проруби ее встретишь с ведрами, то в лесу с вязанкой дров. И всегда она веселая, приветливая, идет себе — поет. А нынче приуныла. Июнь. И мы, летние месяцы, ее не хуже знаем. Июль. Как не знать! Еще и солнце не встанет, она уже на коленях возле грядки — полет, подвязывает, гусениц обирает. В лес придет — зря ветки не сломит. Спелую ягоду возьмет, а зеленую на кусте оставит: пусть себе зреет. |
| — Вы, отец Никифор, задаете слишком много вопросов. Вопросы задавать здесь могу только я. Ваше дело со смирением исполнять послушание, помня данные Вами при постриге обеты. У Вас пока только одно послушание: обустраиваться, молиться и ждать. Чего и когда ждать, наместник так и не пояснил, а сел в автомобиль, который, тут же сорвавшись с места и обдав отца Никифора выхлопными газами, скрылся за воротами монастыря. Тот, понурив голову, побрел собирать вещи. Если бы отец Никифор знал, зачем так срочно был вызван в Епархиальное управление наместник, то не спешил бы со сборами. Но, к несчастью, а может быть, наоборот, к счастью, он этого не знал. Потому после обеда поехал к месту своего послушания. И вот сейчас отец Никифор стоял на поляне, предаваясь своим грустным размышлениям. Так он простоял с полчаса. Наконец спокойный и монотонный шелест деревьев и пение птиц низвели в его смятенную душу умиротворение. — Недельку как-нибудь здесь продержусь, а там меня наверняка заменят, — успокоил он сам себя. Достав из кармана молитвослов, отец Никифор решил тут же, на поляне, прочитать утреннее правило. Повернувшись навстречу солнцу, он громко, во весь голос, стал читать молитвы. Ему показалось, что в такт его молитвам забубнил лес. Птицы, вначале было приумолкнув от неожиданности, вновь запели свой гимн, прославляющий Творца, показавшего им солнечный свет. «Фью, фью, фью», — пели они, а отцу Никифору слышалось, будто птицы повторяют за ним вслед: «Свят, Свят, Свят еси Боже». Так уж устроен человек, что для него более страшны неопределенность и ожидание в неизвестности, чем сами события, пусть даже огорчительные. Сейчас наш герой настроен благодушно, так как определил для себя ожидание сроком в неделю, ну плюс-минус два дня — это терпимо. Надежда и упование на скорое избавление вселили в него бодрость духа и созидательный настрой. Он решил успеть чего-нибудь сделать положительное, чем можно было бы похвалиться перед отцом наместником, — вот, мол, я какой, недаром вы меня послали, знали, что не подведу. |
| К его удивлению, Бабы Яги он не увидел. Вдруг с печи раздались тихие звуки и Гномик увидел ее: скрюченная, несчастная, обмотанная шарфом, она тихо всхлипывала. «Не бойся меня,— промолвила Баба Яга,— я не сделаю тебе ничего плохого. Я заболела, потому что много суетилась по лесным делам: кому советом, кому лекарством помогала». Гномик сначала хотел убежать, но ноги его не слушались, и он остался. Постепенно он оправился от испуга, ему вдруг стало очень жалко бедную разболевшуюся Бабу Ягу и он ее спросил: «Чем я могу помочь тебе?» — Принеси мне пожалуйста, из лесу, еловых веток, сосновых шишек и коры березы, я сварю отвар и поправлюсь. Наутро Гномик исполнил просьбу старушки. Она была так благодарна Гномику, что вручила ему корзину с лесными орехами и волшебный клубок, который помог ему найти дорогу домой. Выходя из леса, Гномик оглянулся и увидел за собой много зверей, которые хором закричали: «Слава смелому Гному! Ты очень помог нам, потому что лесу не хватало добрых дел Бабы Яги. Спасибо тебе». Дома мама и Тролль встретили Гномика с радостью. Все вместе сели пить чай с тортом и с восхищением слушали приключения маленького путешественника. Мама нежно обняла сына и сказала: «Ты у меня самый любимый и самый смелый». Вопросы для обсуждения Почему Гномик отправился в лес один? Что бы ты сделал на месте Гномика, увидев Бабу Ягу? Помог бы ты ей? Почему Гномик перестал бояться Бабы Яги? Возраст: 5–10 лет. Направленность: Страх темноты, повышенная тревожность. Ночные кошмары. Общая боязливость. Ключевая фраза: «Мне страшно!» Я хочу рассказать один случай, который произошел не так давно и запомнился всем потому, что это был необычный случай… Как-то раз в одном лесу, где растут высокие деревья, щебечут птицы, а солнце наполняет приятным теплом землю, гулял Медвежонок. Он шел в гости к своим друзьям, но, обойдя весь лес, никого не смог найти. «Как странно. Куда все могли подеваться?— подумал Медвежонок. Может быть, они играют на поляне? Пойду посмотрю». И Медвежонок пошел дальше. Вскоре он оказался на большой поляне, но и там никого не нашел. Вдруг с ветки дерева к Медвежонку спрыгнула Белочка и спросила: «Ты ищешь своих друзей? Я знаю где они,— их спрятала Баба Яга. Если ты найдешь Бабу Ягу, тогда ты поможешь своим друзьям». |
| «Наш долг – защищать снежных цапель, диких кошек, упрямых носорогов, гордых павлинов, – думал Гель Иванович. – Защищать не от исконных врагов, с которыми они живут бок о бок, а от тех, кто действительно им опасен». А на поляне резвились оленята. Это была особая поляна душистой травы, вся в солнечных бликах, с зелено-золотисто-синим небом; как только олененок, отойдя от стада, вступал на нее, он валился на траву, кувыркался, вскакивал, мчался галопом, бодал кусты, ловил собственный хвост. Будто внутри каждого срабатывал невидимый механизм, призывавший играть, наслаждаться, радоваться, жить… Наблюдая резвящихся оленей, Громов повеселел. «Эх, ребята, эх, телята, до чего вы похожи друг на дружку! – смеялся он про себя. – Тот, кто не бегает, не сможет понять, какое это удовольствие, какая радость даже, казалось бы, бессмысленные прыжки». Оленята старались подпрыгнуть выше кустов. Сами того не подозревая, они учились обнаруживать крадущегося врага. А потом, когда прыжки надоели, игруны, смешно задирая ноги, принялись гонять по поляне какую-то деревяшку. – Удар! Еще удар! Ай-ай, какой промах!… – комментировал профессор. – Хорошо быть маленьким, – улыбнулся Радж Манас. – А наш укротитель тоже сейчас играет? – Инспектор вспомнил Электроника, так ловко пленившего тигра. – Он учит древний язык Индии – санскрит, – ответил Громов. – У него гора книг. Я запер Электроника в номере гостиницы, чтоб ему не мешали. – Классический санскрит таит много мудрости, – подтвердил инспектор. – У вас очень способный ученик. – К счастью, он лишен моих недостатков. – Профессор смущенно хлопал себя по карманам. – Я, как всегда, растяпа. Забыл специальные очки для дали! Поневоле позавидуешь Рэсси с его глазами. Радж Манас протянул ему бинокль. Сильные линзы приблизили горы. Сверкали в голубом просторе неба далекие вершины. Над одной из них искрились какие-то точки. «Неужели гуси забрались так высоко? – подумал удивленно профессор. – Впрочем, уже осень. И гуси летят теми же путями, что их предки…» Замба вошел в тень развесистого дерева, и профессор опустил бинокль. Он так и не разглядел летящего над горами Рэсси. |
| Семьи делились от ней, и каждая семья, если бы и сознавала связь с другою, то не была зависима одна от другой. Покорение Древлян, если не вносило в жизнь Южно-русских Славян рабства вновь, то усиливало его, распространяло, упрочивало те начатки его, которые существовали исстари, ибо целый народ объявлен был в рабстве. И это возвысило высший класс. Отсюда-то эти боляре, сильные, подобно князьям, имевшие свои дружины в Киеве, о которых осталась память даже в песнях (например, Иван Годинович, Чурило Пленкович). По происхождению своему, эти боляре, как они назывались, были, во-первых, Руссы – пришельцы и, во-вторых – Руссы-Поляне, с массою которых совершилось порабощение Древлянского народа. Поляне, и прежде ставшие уже в уровень с пришельцами, скоро усваивавшими их народность – теперь еще более сливались; они пользовались равенством господских прав над покорённым народом: и пришлец-Русин и Полянин-Русин равным образом были господа, высший класс в отношении Древлян. Часть пора-бощённого народа переведена была в Землю Полян – Русскую, другая осталась на месте, и Руссы с Полянами сделались владельцами в Земле Древлян. Иначе не могло быть: надобно же было держать в покорности порабощённый народ. Слово становища, которое упоминается в летописи разом со словом ловища, указывает на учреждение новых жилых мест, назначенных быть административными пунктами. Они именно могли быть поверены только Руссам или Полянам, но никак не Древлянам. О становищах говорится, что то были её (Ольги) становища; следовательно, здесь идёт речь о такой части покорённой земли, которая досталась собственно на долю княгини и её семейства. Если принять во внимание, что в то время другим отданы были в рабство Древляне, то открывается, что в Древлянской Земле явилось два рода господ: одни – владельцы тех, которых отдали в рабство, другие – в качестве должностных лиц, находившиеся на становищах. Ольга установила уставы и уроки, следовательно определённые обязанности. Последнее слово (уроки) указывает на обязательные работы; надзирать над уроками и собирать дань по уставам, должны были конечно те, которые поставлены были на становищах. |
| Однако нужно было набраться терпенья – облавщики, гнавшие зверя к крыльям облавы и на поляну, оцепили в бору огромное пространство и шли издалека, так что даже лай собак, спущенных со смычков по первому сигналу рога, не долетал до слуха охотников. На поляне показалась одна из собак; спущенная, должно быть, раньше времени или отбившаяся от своры, она увязалась за курпами; водя по земле носом, она пробежала через поляну и проскользнула между охотниками. И снова пусто и глухо стало кругом, только облавщики по-прежнему каркали, как вороны, давая таким образом знать, что скоро начнется работа. Прошло еще немного времени, и вот на краю поляны появились волки; самые чуткие из всех зверей, они первыми попытались уйти от облавы. Их было несколько. Однако, выбежав на поляну и учуяв, что кругом люди, они снова повернули в лес, чтобы попытаться найти другой выход. Затем из лесной чащи вынырнули кабаны и длинной черной цепью побежали через занесенное снегом пространство, похожие издали на стадо домашних свиней, которые, тряся ушами, несутся к хате на зов хозяйки. Но цепь останавливалась, прислушивалась, принюхивалась, поворачивала назад, снова прислушивалась; бросившись к тенетам и почуяв тенетчиков, снова с храпом пускалась к стрелкам; она подходила все осторожней, но вместе с тем все быстрей, пока не щелкнули наконец железные запоры самострелов, не запели стрелы и первая кровь не обагрила белую снежную пелену. Раздался визг, и стадо рассеялось, как от удара грома: одни сломя голову помчались вперед, другие кинулись к тенетам, иные в одиночку или кучками заметались по поляне, мешаясь с другими зверями, которые ринулись уже из чащи на поляну. До слуха охотников явственно доносились звуки рожков, лай собак и далекий гомон – это главная лава двигалась сюда из недр. На лужайке, куда зверей загоняли с боков через широко раскинутые крылья облавы, уже было полным-полно всякого зверья. Ничего подобного нельзя было увидеть не только в иноземных странах, но и в других польских землях, где не было таких пущ, как в Мазовии. |
| В другой раз привелось мне несколько дней прожить в Праге. Оказалось, что и с чехами нужно говорить по-немецки. Здесь несравненно хуже, нежели в Белграде: по-русски совсем не говорят. Просто не могу забыть того неприятного чувства бессильной досады, которое невольно приходилось переживать все время пребывания в Праге. Прислуга в гостинице и ресторане, продавцы и продавщицы в магазинах, люди на улице - все ведь чехи, родные по крови славяне. Слышишь в их разговоре отдельные славянские слова, без особенного труда понимаешь чешские книги и газеты, а вздумаешь заговорить - будто завеса какая падает между нами, и сразу становимся как-то чуждыми друг другу. Скажешь или прочитаешь что-нибудь по-чешски - чехи улыбаются; не так произнес. И опять не могу забыть, как в Праге одна девица по-немецки объясняла мне, как нужно читать и правильно произносить чешские слова. Нужно, Друг мой, попасть в такой большой славянский центр, как Прага, чтобы почувствовать, насколько тяжело и неприятно по-немецки говорить со славянами. Еще воспоминание, последнее. Русская граница. Калиш. Что сталось с ним теперь? Вокзал по русскому обычаю далеко от города. В омнибусе отправляюсь в город. Сидящая против меня полька обращается ко мне с вопросом, а я понимаю из ее вопроса только слово " пан " . Что ж? Опять за немецкий язык - и друг друга поняли. Это уж в России! Поляки, ведь это - " поляне " , по летописцу. Я, вероятно, " вятич " . Неужели " поляне " с " вятичами " по-германски говорили? Вот, Друг мой, Тебе ряд мелочных воспоминаний о встречах со славянами на Западе. Видишь - везде одна подробность: друг друга не понимаем и принуждены между собою говорить на языке чужой и враждебной славянству нации. Мелкая подробность, но заставляет меня порою крепко призадумываться. Да и одного ли меня? Помнится, покойный А.И. Введенский останавливался своим вниманием на этой вынужденной необходимости говорить со славянами по-немецки. Что за странное явление? Язык наших врагов служит для нас средством общения и единения! Посмотри на этнографическую карту Австрии. " Лоскутная империя " сшита более чем наполовину из славянских кусков. Вот уж немецкая государственная власть соединяет славянские народности в одно политическое целое. |
| Сказавши о расселении племен славянских, о народах чужих, которые в его время платили дань Руси, летописец сообщает известия о нашествии разных степных народов с востока на славян - единственные события в жизни последних; здесь источниками служат для него отчасти греческие летописи, отчасти туземные, славянские предания и пословицы. Так, из византийских источников он знает, что угры белые явились при царе Ираклии и ходили на Хозроя, царя персидского; из славянских преданий знает он о притеснениях, которым дулебские женщины подвергались от аваров; из пословицы: погибоша аки обры, заключает о гибели этого народа без племени и наследка. Потом летописец переходит к описанию нравов и обычаев племен славянских. Сведение об этом предмете, разумеется, он мог получить из разных преданий и песен; но он сам указывает на другой, верный источник, старинные нравы и обычаи племен, сохранившиеся в его время: " Это делают вятичи и ныне " , - прибавляет он, говоря о древних языческих похоронных обрядах; должно заметить и здесь, что о северных, отдаленных племенах летописец знает мало, говорит неопределенно, вообще: " Си же творяху обычаи кривичи, прочии погании " . Подле описания славянских нравов и обычаев вставлено описание нравов и обычаев различных народов из греческой хроники Георгия (Амартола). Известия о дорюриковском быте восточных славян оканчиваются известием о притеснениях, которым подвергались поляне от древлян и других окрестных племен и потом известием о нашествии козар, которые принудили полян платить себе дань; здесь вставлено сказание о дани по мечу с дыма, сказание, очевидно, позднейшее, сочиненное уже в то время, когда козары пали под ударами русских князей: " Нашли козары полян, сидящих по этим горам в лесах, и сказали козары: платите нам дань. Поляне, подумавши, дали по мечу от дыма; понесли эту дань козары к князю своему и старейшинам и сказали им: вот мы нашли дань новую. Те спросили их: откуда вы это взяли? В лесу, на горах, над рекою Днепровскою, отвечали они. Старцы козарские сказали тогда: не добра эта дань, князь! мы доискались ее оружием, которое остро только с одной стороны, саблями, а у этих оружие обоюду острое, меч; будут они брать дань на нас и на других странах " . Так и случилось, прибавляет летописец: владеют козарами русские и до сего времени. |
|
|
