| Отсюда эти документы или любые другие бумаги при необходимости направлялись в дальнейшие инстанции для принятия решения. Если же министр считал необходимым сообщить Святейшему Синоду свое мнение по тому или иному вопросу, то все дела возвращались в Синод для нового обсуждения с учетом мнения министра. Министр мог высказывать Присутствию Святейшего Синода свои предложения непосредственно или через обер-прокурора. Только министр, и никто другой, имел право представлять государю доклады по делам церковного управления и судебным приговорам Святейшего Синода. Отчеты Синода докладывались царю также только самим министром. О делах, касавшихся отношений с различными ведомствами, обер-прокурор докладывал министру на заседаниях Святейшего Синода. В зале Присутствия для министра был установлен особый стол, за которым сидел и обер-прокурор. В остальном же инструкция обер-прокурору повторяла инструкцию от 1722 г. Единственное различие состояло в том, что теперь обер-прокурор был подчинен министру, так же как обер-прокуроры Сената подчинялись генерал-прокурору, т. е. министру юстиции. В руках обер-прокурора было сосредоточено все делопроизводство обоих столов. Особое значение имел тот факт, что обер-прокурору подчинялись также секретари духовных консисторий, поскольку вследствие этого епархиальные управления находились в самой тесной связи с обер-прокурором в Петербурге. Понятно, что секретари, полностью зависевшие от обер-прокурора, искали его благорасположения и прислушивались гораздо больше к его мнению, нежели к распоряжениям епископов. Тем самым реформа 1817 г. представляла обер-прокурору новые возможности влияния на епархиальное управление. Это положение было узаконено в 1841 г. Уставом духовных Однако власть чиновничества усилилась не только из-за реформы управления, гораздо большую роль играло необычайное рвение, с которым князь Голицын занимался церковными делами. Филарет Дроздов, впоследствии митрополит Московский, приобрел благосклонность князя еще до реформы 1817 г., в это время он был рукоположен во епископа и играл большую роль в Комиссии духовных училищ. |
| Синода старшим чиновником за обер-прокурорским столом на постоянное сим лицом управление той же канцелярией, под главным наблюдением обер-прокурора с теми же правами, какие на общем основании предоставлены управляющим канцеляриями. 55 С этого времени канцелярия Св. Синода, отдалявшись от непосредственного заведывания ей синодального обер-прокурора, поступила в управление особого начальника, занявшего посредство между канцелярией и синодальным обер-прокурором. Граф Протасов, указывая на благодетельность такого нововведения, во всеподаннейшем докладе 22 февраля 1839 года, между прочим, объяснял, что поручение одному из чиновников за обер-прокурорским столом непосредственного надзора за делопроизводством синодальной канцелярии ускорило течение дел для своевременного их решения; вследствие такой перемены, канцелярия Св. Синода достигла той цели, чтобы служить образцом и лучшим рассадником делопроизводителей для благоустройства подведомственных учреждений. 56 Строгий критик нововведений графа Протасова до духовному ведомству А. Н. Муравьев видел своего рода неудобство в подчинении синодальной канцелярии одному из чиновников за обер-прокурорским столом, именно в том, что он „не подписывает своего имени на протоколах, кои остались по прежнему на ответственности обер-секретарей, которых может заставлять действовать против убеждений“. Во время графа Протасова институт чиновников за обер-прокурорским столом в Св. Синоде получил особое развитие. 57 Докладывая в 1838 г. 30 января государю императору о перемещении статского советника Скрипицына из министерства внутренних дел чиновником за обер-прокурорский стол, где уже была два, граф Протасов с успехом при этом просил высочайшего соизволения на предоставление обер-прокурору назначать, смотря по надобности, не только одного, но и прочих чиновников за обер-прокурорским столом как порознь, так и совместно в члены хозяйственного комитета, и увольнять от оного, а равно и употреблять их на разные поручения и командировки по всем частям вверенного обер-прокурору управления. |
| д. Перед столом стоит обер-секретарский пюпитр. Но так как первенствующий старец теперь тяжел на ухо и лучше слышит правым, чем левым, ухом, то он и садится поближе к докладывающим обер-секретарям. У пюпитра всегда стоит докладывающий обер-секретарь. Прочие обер-секретари, дожидающие очереди доклада, всегда жмутся к стенке, всегда стоя. Директор синодальной канцелярии, когда хочет, садится на одно из кресел, стоящих у стены. Обер-прокурор и его товарищи садятся, когда хотят, у своего обер-прокурорского стола, на первом кресле, стоящем во главе стола. Чиновники за обер-прокурорским столом при мне ни разу не садились. Вообще же обер-прокурор, его товарищ, директор В. К. Саблер и вице-директор С. В. Керский часто переменяют места; подходят к обер-секретарскому пюпитру, когда хотят разъяснить что-либо, чаще к самому уху митрополита, причем стараются выкрикивать каждое отдельное слово. Этим искусством, как и многими приятными искусствами, отличается особенно В. К. Саблер; он и не кричит, а как-то мягко внушает слова и понятия, начиная всегда ласкательным: «Владыка...» Обсуждение происходит так. Когда обер-секретарь доложит дело, старец-первенствующий почти всегда тут же и изрекает решение. Решение многих обыкновенных ходячих дел тем и оканчивается. Иногда же вставляются замечания, чаще всего обер-секретарями, иногда вице-директором, директором, товарищем обер-прокурора; из присутствующих чаще всего преосвященным экзархом иногда преосвященным как уже давними, привычными членами; я же, особенно в присутствии митрополита, больше помалчиваю. И молчание это не предосудительно, а даже похвально, так как рассуждения еще ни разу не касались догматических или же канонических моих воззрений; а дадут ли тому-то дьячку медаль или благословение с грамотою, мне какое дело. Да случается и так, что общее мнение всех членов Синода остается втуне». Архиепископ Никанор писал своему викарию: «Вся сила в Константине Петровиче (Победоносцеве.— И. С.) и В. К. Весьма метко сердитое замечание Киевского митрополита Платона Городецкого (1882–1891), часто выступавшего с протестами на заседаниях Святейшего Синода, которое он высказал архиепископу Никанору: «У нас ведь два Синода: Святейший один, а Правительствующий другой»; подразумевались послушные архиереи, с одной стороны, и обер-прокурор — с Еще в XVIII в. |
| Хотя Синод и исполнил предложение обер-прокурора, определив произвести тщательное и справедливое расследование дела, но члены московской духовной дикастерии, позволившие себе, в довольно резкой форме, нарушить права и полномочия обер-прокурорской власти, не были признаны виновными, так как следствие установило, что во время столкновения с Раевским они не имели от Синода никакого указа, который бы обязывал их принимать прокурорские предложения о перерешении дел, уже рассмотренных дикастерией 99 . Из цитируемого документа не видно, как отнесся св. Синод к нарушению обер-прокурорских прав со стороны московской синодальной канцелярии; можно только догадываться, что он нашел возможным ограничиваться одним запросом, сделанным канцелярии, и рассмотрением полученных от нее оправдательных объяснений, так как, по словам обвинявшегося учреждения, самовольное распоряжение служащими, вызываясь крайней и безотлагательной необходимостью в увеличении чиновничьего персонала, в то же время нисколько не противоречило и той инструкции, какая была дана ему самим же св. Синодом 100 . Несмотря на то, что Болтин, в доказательство неправильности самостоятельных распоряжений канцелярии, игнорировавшей обер-прокурорские права, ссылался на 4-й пункт 101 данной ему инструкции, где обер прокурору повелевалось держать в своей дирекции синодальную канцелярию и ее слушателей и выводил из него заключение, что и находящиеся в ведении св. Синода канцелярии и конторы должны быть «послушны» ему, обер-прокурору 102 , Синод далеко не охотно предоставлял обер-прокурору фактическую возможность распоряжаться по собственному усмотрению канцелярскими чиновниками. Мы уже видели, как он отнесся в требованию обер-прокурора наказать синодального секретаря, не признававшего авторитета за прокурорской властью и не считавшего себя обязанным в точности исполнять все приказания Болтина; знаем также, что практиковавшийся в московской духовной канцелярии порядок назначения и награждения служащих, нарушавший, по мнению Болтина, права и полномочия обер-прокурора, нисколько не противоречил инструкции, данной канцелярии св. Синодом. Но высший орган церковного управления не ограничивался только одними косвенными мерами, препятствовавшими развитию обер-прокурорского влияния на синодальных чиновников; он обнаруживал явные стремления поставить в непосредственную, ближайшую фактическую зависимость от себя всех служащих по духовному ведомству, не исключая и лиц, находившихся на службе у самого обер-прокурора, так что Болтин принужден был доказывать перед Синодом даже законность своего права представлять к наградам тех канцелярских чиновников, которые состояли в его собственной конторе. |
| Самый арест был произведен обер-секретарем незаконно, по простому письму обер-прокурора, без доклада св. Синоду; своей шпаги арестованный секретарь не отдал дежурному капралу на том основании, что если бы даже он и действительно совершил какое-нибудь преступление, то его шпагу следовало бы снять по синодальному определению, или хотя бы и по обер-прокурорскому приказу, но во всяком случае не простому солдату, а офицеру, так как он, Тишин, подобно сенатским секретарям, имеет майорский ранг и не может отдать своей шпаги простому капралу без всякого указа и «без высших командиров». Никакого непослушания и никаких дерзостей перед обер-прокурором он никогда не позволял себе и не намерен позволять, если же Болтин требует сатисфакции, то и обвиняемый, со своей стороны, просит у Синода беспристрастного рассмотрения дела, потому что самое поручение незаконно было возложено на него обер-прокурором. В доказательство своих прав не исполнять некоторых распоряжений обер-прокурора, Тишин ссылался на Адмиралтейский Регламент, утверждая, что, по данному регламенту, обер-секретарь и секретари должны быть послушны прокурору только в тех случаях, когда последний приказывает им или произвести известные выписки, пли показать какие-либо дела; для всевозможных же сообщений членам Синода или различным присутственным местам, по мнению Тишина, обоснованному на 46 главе Генерального Регламента, существуют низшие служители. Оправдывая свой поступок и обвиняя в превышении власти самого обер-прокурора, Тишин стремился в своем объяснении затронуть и интересы св. Синода, представляя свой арест, произведенный без синодального определения, одному обер-прокурорскому приказу, как несомненное проявление пренебрежения Болтина к законным правам высшего церковного учреждения 96 . К сожалению, архивный документ не заключает в себе прямых и положительных указаний на то, чем кончилось интересное дело, вызванное своевольным поступком синодального секретаря, и как отнесся Синод к требованию своего обер-прокурора и объяснению Тишина; он только оставляет место весьма вероятному предположению, что отсутствие решения в рассмотренном «деле» обусловливалось тем, что его совсем не существовало и в действительности. |
| Перечень поименованных дел показывает, что вновь учрежденное министерство имело обнять все дела Святейшего Синода и притом в высшей и окончательной стадии. Чтобы яснее понять и правильнее судить, какое значение по всем перечисленным делам мог иметь департамент духовных дел вновь учрежденного министерства, для сего необходимо принять в соображения те отношения, в какие министр духовных дел и народного просвещения ставился к Святейшему Синоду. В особом наказе министерству духовных дел и народного просвещения эти отношения определены так, что вообще министр духовных дел и народного просвещения, по званию своему, находится в том же отношении к Святейшему Правительствующему Синоду, в каком генерал-прокурор-к правительствующему сенату; впрочем, «сие разумеется только о правительственной части дел Синода, а не о судебной». Министру безотлагательно представляются обер-прокурором Синода надлежащие мемории по делам, заслушанным в Синоде: при чем если по представленной министру мемории, он признает нужным по какому-либо делу, до правительственной части относящемуся, предложить свое мнение для соображений Синода, в таком случае дело снова предлагается Святейшему Синоду для рассмотрения оного совместно с мнением министра. В случае разномыслия членов Синода, не смотря на предложенное обер-прокурором согласительное мнение, последний немедленно представляет министру подлинный протокол, со своим заключением. Министр в таком случае действует по силе 2 п. инструкции, данной обер-прокурору Синода 13 июня 1722 г. 337 . Министр входит в сношение с Синодом или непосредственно-через собственные предложения, или через обер-прокурора-по предложениям последнего. Доклады Синода по всем делам подносятся государю императору через министра, который доводит до сведения государя о всем, что ему представляется от Синода. Высочайшие повеления объявляются Синоду через министра, который и сноситься с министрами и главноначальствующими по делам Синода. Для сего обер-прокурор Синода представляет министру копии с синодальных определений. Министр представляет государю и отчеты по делам Синода и присутственных мест ему подведомственных. Министр для заседания имеет в Синоде особый стол, за которым присутствует и обер-прокурор. Прокуроры синодальных контор находятся в непосредственной зависимости от министра, а секретари духовных консисторий доводят до его сведения о всех чрезвычайных происшествиях, или делах особенной важности, независимо от донесений обер-прокурору. |
| На самых первых порах в Синоде был только один обер-секретарь, а секретарей не было. Обер-секретарь, иеромонах Варлаам Овсяников был вместе с тем и асессор Синода. Он получил свое назначение в самый день открытия Синода, но еще до открытия, утром 14 февраля 1721 года. Назначение его было сделано, по избранию членов Синода, Сенатом. Члены Синода избрали Варлаама в асессоры и обер-секретари на собрании 9 февраля и об этом избрании отправили мемориал в Сенат. Об этом было уже сказано 1045 . Сенат утвердил избрание 14 февраля утром и прислал ведение, гласившее, что «по требованию Синода» иеромонах Варлаам Овсяников «определен в Сенате в Синод асессором и обер-секретарем», «был у присяги», и «Правительствующему Синоду о том ведать» 1046 . Варлаам не долго оставался обер-секретарем. Неудобство ли совмещения асессорской и обер-секретарской должностей, или непривычка духовной особы к канцелярской работе, или же, наконец, тут имели влияние причины, касавшиеся лично Варлаама, только 1 октября 1721 года государь, будучи в Синоде, указал быть обер-секретарем, на место Варлаама, светскому лицу, дьяку Палехину. Тимофей Осипович Палехин в это время состоял дьяком в Москве, в счетной рекрутских дел канцелярии, под ведением известного мастера всевозможных розыскных дел Андрея Ивановича Ушакова 1047 . Это было временное служебное поручение для Палехина, а постоянная его служба была в тайной канцелярии, бывшей под ведением Ушакова 1048 . Дела именно этой канцелярии он сдавал пред переходом в Синод 1049 . Порядок определения Палехина в должность был следующий. После высочайшего повеления 1 октября Синод, от 18 октября, послал о нем ведение в Сенат. А Сенат, «слушав, приговорил»: «быть» Палехину обер-секретарем в Синоде, и для этого вызвать Палехина из Москвы в Петербург 1050 . Однако вызов этот не состоялся. Первое время Палехин был, очевидно, занят сдачею дел по прежней своей службе, а потом выяснилось, что сам Синод переезжает в Москву. Наконец, 1 января 1722 года, в Москве, в ответной палате Синода, в присутствии государя, Палехину был сказан указ и Синод сделал постановление: «определить» Палехина к синодальным делам 1051 . |
| Как видно, обер-прокурор не имел даже возможности собственными средствами наказать провинившегося секретаря, хотя последний, в силу инструкции, и был подчинен его власти; такое явление, без сомнения, обусловливалось тем обстоятельством, что виновный чиновник состоял в то же время в непосредственном ведении самого св. Синода, почему Болтин и был поставлен в неприятную необходимость обратиться к вему с известным требованием «сатисфакции». Не менее характерно и отношение Синода к «требованию» обер-прокурора; Синод, видимо, не придавал должного значения показаниям Болтина о непослушании и «противности» подчиненного ему секретаря и не спешил удовлетворить оскорбленное самолюбие обер-прокурора; напротив, он начал формальное судебное следствие с неизбежным допросом и объяснениями обвиняемого и тем самым как бы поставил в положение подсудимого и самого обвинителя – обер-прокурора Болтина. Незначительность и слабость фактического влияния обер-прокурора на высшее церковное учреждение, обуславливавшие собой возможность таких явлений, как открытое неповиновение синодальных чиновников своему законному начальнику, не могли не отразиться и на положении, непосредственно подчиненных Болтину, низших органов прокуратуры, поставленных верховной властью в такие же отношения к второстепенным синодальным учреждениям, какие были установлены инструкцией между самим обер-прокурором и св. Синодом. В 1723 году синодальный обер-прокурор получил доношение от Раевского, исполнявшего обязанности прокурора в монастырском приказе; в своем доношении Раевский сообщал Болтину, что в октябре 1723 года он принужден был сделать московской духовной дикастерии предложение о пересмотре двух неправильно решенных дел, но члены московского синодального учреждения не признали за ним права обращаться к дикастерии с подобными предложениями и решительно отказались от исполнения требований прокурорской власти. Прокурор продолжал энергично настаивать на своем требовании, но когда, после двух безрезультатных письменных предложений, он лично явился в дикастерию, то председательствовавший в ней синодальный советник, архиепископ Леонид, выслушав его желание, открыто заявил перед всем собранием членов, «чтобы впредь он, Раевский прокурор, и дикастерию не приходил» 98 … Получив донесение Раевского и лично убедившись, на основании представленных им экстрактов из дел, решенных дикастерией, в действительном нарушении требований закона московским синодальным органом, Болтин сделал вполне правильное, логичное заключение, что в столкновении Раевского с преосвященным Леонидом нарушены права и затронута честь его, обер-прокурора, и предложил св. Синоду произвести расследование данного дела, чтобы «прокурорскому чину напрасного уничижения не было». Вместе с тем, Болтин обратил внимание Синода на то, что и другое учреждение – московская синодальная канцелярия нарушает его обер-прокурорские права, так как самостоятельно награждает чинами своих служащих и назначает новых чиновников. |
| Но обер-секретарь мог доставить Шаховскому только один духовный Регламент, об указах же и реестре нерешенных дел заявил, что, хотя они и существуют в синодальной канцелярии, но находятся в беспорядочном состоянии, почему и просил дать ему срок в несколько дней, чтобы привести в надлежащий порядок требуемые документы. Относительно же документов, специально касавшихся обер-прокурорской должности, обер-секретарь доложил, что ни инструкций, ни каких-либо других бумаг, имеющих отношение к деятельности обер-прокуроров, в св. Синоде невозможно отыскать, потому что от них не сохранилось ни одной строки; в объяснение такого неожиданного для Шаховского сообщения, обер-секретарь ссылался на бывшие пожары и различные «приключения», результатом которых явилась утрата многих дел синодальной канцелярии, и на то, что синодальные документы содержатся в самом первобытном, патриархальном порядке, без всяких описей, в ящиках и сундуках, так как учрежденного для их хранения архива в действительности не существует. Не удовлетворившись полученным объяснением, настойчивый обер-прокурор, заявив, что примет, с своей стороны, все меры к упорядочению канцелярского делопроизводства, дал письменный приказ синодальному экзекутору, чтобы последний отобрал подписки от секретарей, архивариуса и канцеляристов об имеющихся у них обер-прокурорских делах и, составил реестр найденным документам, на следующий день представил бы их ему при своем рапорте. По словам самого Шаховского 246 , в первый же день своего вступления в новую должность он обнаружил явное стремление заставить весь чиновный персонал синодальной канцелярии почувствовать над собой не номинальную, а действительную власть внимательного и энергичного начальника; обер-прокурор посетил все помещения, где находились секретари и различные канцеляристы, внимательно осмотрел порученные им дела и приказал исправить и уничтожить замеченные недостатки. Распоряжение, отданное экзекутору, не привело, однако, ни к каким положительным результатам; чрез два дня обер-прокурор получил при рапорте подписки от секретарей и прочих канцелярских чиновников, что в их распоряжении нет ни инструкции, ни указов, ни каких бы то ни было дел, касающихся обер-прокурорской должности. |
| Но секретарь позволил себе критически отнестись к распоряжению Болтина и, побывав только у некоторых членов Синода, рассудил, что ему нет никакой необходимости являться с докладом в обер-прокурорский дом, так как данное ему поручение, без сомнения, дело канцелярское, а не домашнее. Оскорбленный обер-прокурор хотел было должным образом наказать строптивого, непочтительного чиновника, поручив обер-секретарю арестовать Тишина и отослать его в синодальную канцелярию под караул. Хотя обер-секретарь и исполнил поручение своего начальника, но отослал виновного в Синод при шпаге, и здесь арестованный, несмотря на все требования дежурного капрала, обнаружил решительное нежелание расстаться со своим оружием, заявив, что простой капрал не имеет права снимать с него шпаги. Увидев свое бессилие собственной властью расправиться с непослушным секретарем и поставить его в должные отношения к себе, обер-прокурор предложил Синоду обсудить поступки Тишина и, заявив, что, при существовании таких чиновников, он не имеет никакой возможности успешно выполнять высочайше порученное ему дело, потребовал у Синода «сатисфакции о непослушании и противности» канцелярского чиновника 95 . Для нас представляет значительный интерес самые объяснения, данные Тишиным по поводу происшедшего инцидента; они могут служить прекрасной иллюстрацией к тем фактическим отношениям, какие существовали в первое время между обер-прокурором и синодальными служащими, подчиненными, по смыслу инструкции, обер-прокурорской власти. Призванный к допросу, провинившийся секретарь объяснил св. Синоду, что приказание обер-прокурора отобрать сведения у синодальных членов о получаемых ими доходах было исполнено, несмотря на то, что выполнение подобных поручений не входит в круг секретарских обязанностей; правда, он доложил Болтину о полученных сведениях уже на другой день и притом в помещении канцелярии, но являться с своим докладом в обер-прокурорский дом он и не считал себя обязанным, так как «то дело канцелярское, а не домовное, и никакого в том пред обер-прокурором непослушания не было». |
|
|
